Взаперти

Уходя в это утро из дому, она заперла все двери на ключ. Я могла передвигаться только по кухне, по коридору, в подвале и в саду. Может быть, она боялась, что я что-нибудь украду, буду без спроса заглядывать в ее шкафы или отдыхать на шелковом диване. У нее все слуги были людьми, не заслуживающими доверия, подлецами, посягающими на ее богатство. Если она со всеми обращалась так, как со мной, то не удивительно…

Кухня была сделана из сияющего белого мрамора. Она одна была больше, чем весь дом моих родителей в Манпуре, и оснащена совершенно по-современному. Тут было два холодильника, множество кухонных комбайнов, микроволновая печь, просто печь, в которой можно было приготовить поросенка целиком, и даже стоял телевизор. Поверхности плит из нержавеющей стали соперничали в блеске с темной стеклянной поверхностью электрической печи. Я беспомощно стояла посреди всего этого. Затем открыла один из ящиков и заглянула внутрь. Все ящики открывались сами по себе и закрывались точно так же. Я пару раз открыла и закрыла их. Затем я нажала на кнопку телевизора и испугалась, потому что внезапно чужой мужской голос заорал на всю кухню. Я инстинктивно присела, но это всего лишь были новости, в которых какой-то политик что-то прогнозировал и при этом дико жестикулировал. Его голос гулко разносился по огромному пустому дому. Было жутко. Я чувствовала себя бесконечно одинокой. Одинокой в этом доме, в этом городе, на этой планете.

Через пару минут я выключила телевизор, потому что боялась, что меня может услышать сторож или тетка это как-то заметит и рассердится.

Снаружи уже потеплело. Конечно, будет жаркий день. Но внутри дома всегда было холодно, потому что там почти постоянно был включен кондиционер. Тетке нравилось жить в холодильнике. Как только выключался вентилятор, она тут же жаловалась, что ей слишком жарко.

Итак, я пошла в сад. Он был большим и красивым. С цветочными клумбами, посыпанными гравием дорожками и мягким газоном. Установка, поливающая газон, была включена почти целый день. Как чудесно было чувствовать солнце и ветер на своем лице! Я посмотрела на цветы: некоторые из них я никогда не видела. У тетки были прекрасные розы, которые, наверное, требовали очень много ухода, потому что какой-то из садовников постоянно был занят тем, что подвязывал кусты роз, подрезал или удобрял их и всячески ухаживал за ними.

Кроме того, я обнаружила грядку, на которой тетка выращивала лекарственные растения для своего здоровья и красоты. Алоэ вера, салат джамара, кунжут, огурцы, дыни, мяту, кориандр, ромашку. Этой грядкой должна была заниматься я. Я выдернула пару сухих лепестков и цветов и притащила сюда пару леек с водой. Я выполнила все, что мне было поручено, и на этом работа закончилась. Просто сесть на траву или на террасу я не решилась, потому что сторож или садовник могли доложить об этом тетке. Я снова потащилась на кухню. Я уже стала скучать по работе у Зиты и ее родни. Считать минуты — это еще хуже, чем иметь слишком много работы.

И огромные железные ворота на улицу тоже были всегда на замке. Никто не должен был зайти сюда, но и я не могла выйти на улицу. Я чувствовала себя взаперти. Меня заперли, как тигра в клетке.

Ее превосходительство, моя новая махарани, имела взрывной темперамент и тяжелый характер. Это я узнала довольно быстро. У нее на все была своя особая точка зрения, свои представления, и она не терпела никаких возражений.

Она тщательно следила за своим здоровьем и красотой. Хотя ей было около пятидесяти с небольшим, она все еще действительно выглядела очень хорошо. Этим она очень гордилась и делала все, чтобы предупредить появление новых морщин и всегда оставаться в форме.

День начинался со сложного, долгого и трудоемкого ритуала наведения красоты: утром в четыре часа она просыпалась и для начала долго лежала в ванне. Когда я слышала, как бежит вода в ванной комнате наверху, это означало, что мне нужно вставать. Затем она причесывалась, намазывалась кремом и несколько часов ухаживала за своей кожей. Затем делала утреннюю зарядку и тщательно выбирала одежду.

Иногда она спрашивала меня, что ей лучше подходит. В конце концов, я была единственным человеком в округе, с которым она могла поговорить. Тогда мне приходилось быть очень осторожной в своих словах и советах. Если я всегда говорила ей, что все очень хорошо, она выходила из себя и только орала:

— Ах, зачем я спрашиваю какую-то приблудную девчонку-тхару, ты же ничего не соображаешь!

Но когда я однажды сделала ошибку и честно сказала ей свое мнение, например, что синий цвет нравится мне больше, она тут же набросилась на меня:

— Как ты смеешь так говорить со мной? Ты просто служанка в доме!

Это было как ходьба по канату. Главное — не разозлить ее. Так что я пыталась как можно быстрее исчезнуть из ее комнаты.

Утренние часы были четко расписаны: в шесть утра она хотела пить свежий сок из цветков джамары. Ее зеленые и желтые листья я до сих пор знала только в качестве жертвоприношений для богов и украшений для волос на религиозных праздниках. В праздники Дассаин или Тихар мы часто украшаем себя ими. Но она каждое утро пила сок из них, поскольку он, как она говорила, очень полезен для кожи.

Растения в саду я должна была беречь как зеницу ока. Тетка очень подробно объяснила мне, когда и сколько воды я должна выливать на них. Я должна была срывать только самые верхние листочки и затем в блендере превращать их в пюре.

В семь часов утра я должна была подавать ей свежий сок из огурцов. В восемь утра она принимала фруктовый сок — яблочный, ананасовый или апельсиновый, но теперь уже из бутылки. К девяти утра я нарезала ей тарелку свежих фруктов: папайю, манго, яблоки, а из овощей — дыню.

Пока она приводила себя в порядок, она успевала созвониться с множеством разных людей. У нее было шесть различных телефонных аппаратов, и горе было мне, если я недостаточно быстро снимала трубку, чтобы ответить на звонок. Как только звонил один из телефонов, я должна была все бросать и мчаться к телефону. Иногда она одновременно говорила по двум или даже трем аппаратам. Тогда она кивала мне с нервным раздражением, чтобы я — я оставляла стакан и исчезала так быстро и беззвучно, насколько возможно.

В зависимости от того, кто был на линии, ее голос мог звучать даже очаровательно и мелодично. Тогда она много смеялась, отбрасывала волосы на затылок, играла со своим браслетом или наблюдала за собой в зеркале во время разговора. Однако чаще всего ее голос был повелительным и высокомерным и она орала ругательства в телефон. Тогда она бегала взад и вперед во время разговора и дико жестикулировала.

Ее слугам было не до смеха. Она была человеком настроения, эгоцентричной персоной, которой невозможно угодить и которая заставляла каждого почувствовать, что она считает себя лучше всех. Конечно, за исключением тех случаев, когда она имела дело с могущественными и богатыми людьми этой страны или всего мира — тогда она демонстрировала себя со своей любезной и духовно богатой стороны. В ней, как я думаю, и на самом деле жили две души.

Вскоре я поняла, почему так мало людей могут выдерживать ее общество. Последние слуги или когда-то сбежали от нее, или же она сама выгнала их. Она гордо рассказала мне, что выгнала последнего сторожа вместе с его женой потому, что он якобы был недостаточно внимателен. Его вещи она просто приказала выбросить на улицу.

И своего мужа она тоже прогнала из дому. Она принадлежит к одной из самых старых и могущественных семей в Непале. По политическим причинам она вышла замуж не внутри своей касты, то есть ее муж был по происхождению не из той касты, что она сама, а из более низкой. Когда он ей надоел, она выставила его из дому. Двое ее взрослых сыновей учились в Америке. Один из них должен был стать кинорежиссером, другой — модным дизайнером, как с гордостью рассказала она мне. Ее дочь была уже замужем за человеком, унаследовавшим гостиницу, — отпрыском одной из самых богатых семей страны.

Раньше она вроде бы несколько лет жила в Сингапуре. Там же родились ее дети. Она также рассказала, что там она работала учительницей в одной из средних школ.