Возрастающее преобладание органической солидарности и последствия этого

О разделении общественного труда.

Глава У1

Возрастающее преобладание органической солидарности и последствия этого

Механическая солидарность, существующая вначале одна, или почти одна, постепенно утрачивает почву; мало-помалу берет верх органическая солидарность: таков ис­торический закон. Но если изменяется способ, которым люди солидаризируются, структура обществ не может не измениться. Форма тела непременно изменяется, когда молекулярные свойства уже не те, что прежде. Следова­тельно, если предыдущее положение верно, то должны существовать два социальных типа, соответствующих этим двум видам солидарности.

Если попытаться мысленно установить идеальный тип общества, сплоченность которого проистекала бы исклю­чительно от сходств, то надо представить его себе как аб­солютно однородную массу, части которой не отличаются друг от друга и, следовательно, не прилажены друг к другу,— словом, лишены всякой определенной цели и организации. Это была бы настоящая социальная протоплаз­ма, зародыш, откуда возникли все социальные типы. Мы предлагаем назвать охарактеризованный таким образом агрегат ордой.

Правда, еще не наблюдали доподлинно общества, ко­торое бы во всем соответствовало этим признакам. Одна­ко можно постулировать его существование, так как низ­шие общества, т. е. те, которые наиболее близки к этой первобытной стадии, образованы путем простого повто­рения агрегатов этого рода. Почти совершенный образец этой социальной организации мы находим у индейцев Северной Америки. Например, всякое ирокезское племя состоит из некоторого числа частных обществ (самое боль­шое охватывает 8 таких обществ), которые все представ­ляют указанные нами черты. Взрослые обоих полов там равны между собой. Находящиеся во главе каждой из этих групп сахемы и вожди, совет которых управляет общими делами племени, не пользуются никаким преиму­ществом. Само родство тоже не организовано, ибо нель­зя применить этого названия к распределению массы по поколениям. В ту позднюю эпоху, когда стали наблюдать эти народы, существовали, правда, некоторые специаль­ные обязанности, связывавшие ребенка с его родствен­никами по матери; но эти отношения сводились к весьма немногому и не отличались заметно от тех, кото­рые он поддерживал с другими членами общества. В прин­ципе все индивиды одного возраста были родственниками друг другу в одной и той же степени '. В других случаях мы еще ближе подходим к орде; Файсон и Хауитт описывают австралийские племена, которые содержат только два из этих делений 2.

Мы называем кланом орду, которая перестала быть самостоятельной и стала элементом более обширной груп­пы, и называем сегментарнылш обществами с плановой основой народы, образовавшиеся из ассоциации кланов. Мы говорим об этих обществах, что они сегментарны, чтобы указать, что они образованы повторением подобных между собой агрегатов, аналогичных кольцам кольчатых;

а об этом элементарном агрегате — что он клан, таккакэто слово прекрасно выражает его смешанную природу, семейную и политическую одновременно. Это — семья в том смысле, что все составляющие его члены смотрят на себя как на родственников, и на самом деле они в боль­шинстве случаев единокровные родственники. Именно по­рождаемые общностью крови связи главным образом со­единяют их. Кроме того, они поддерживают между собой отношения, которые можно назвать семейными, так как мы встречаем их в обществах, семейный характер кото­рых неоспорим. Я говорю о коллективной мести, о кол­лективной ответственности и—с тех пор как появляется индивидуальная собственность — о взаимном наследова­нии. Но, с другой стороны, это не семья в собственном смысле слова, ибо, чтобы составить часть ее, не обяза­тельно иметь с другими членами клана определенные от­ношения единокровности. Достаточно обладать внешним признаком, который обычно состоит в наличии одного и того же имени. Хотя предполагается, что этот признак указывает на общее происхождение, подобное граждан­ское состояние составляет в действительности весьма ма­лодоказательное и легко имитируемое свидетельство. По­этому клан включает многих чужаков, и это позволяет ему достигнуть размеров, которых никогда не имеет соб­ственно семья; очень часто он насчитывает несколько ты­сяч человек. Кроме того, это основная политическая еди­ница. Главы кланов — единственные общественные вла­сти 3.

Итак, эту организацию можно было бы также назвать политико-семейной. Но не только клан имеет в основе единокровность; весьма часто различные кланы одного народа рассматривают друг друга как родственников. Ирокезы — смотря по обстоятельствам — обращаются меж­ду собой как братья или двоюродные братья4. У ев­реев, которые, как мы увидим, принадлежат к тому же социальному типу, родоначальник каждого из кланов, со­ставляющих племя, считается происходящим от основате­ля этого последнего, который, в свою очередь, рассматриваётся как один из сыновей отца всех людей. Но это наи­менование имеет перед предыдущим то неудобство,чточетко не выделяет особую структуру этих обществ.

Но, как бы ни назвать эту организацию, она, точно так же, как организация орды, продолжение которой она составляет, не несет в себе, очевидно, другой солидарно­сти, кроме вызываемой сходствами. Ведь общество обра­зовано из сходных сегментов, а последние, в свою оче­редь, состоят только из однородных элементов. Несомнен­но, каждый клан имеет собственный облик и, следователь­но, отличается от других; но солидарность тем слабее, чем они разнороднее, и наоборот. Для того чтобы сегментарная организация была возможна, требуется, чтобы сегменты были сходны между собой, без чего они бы не соединились, и в то же время чтобы они различались, без чего они потерялись бы друг в друге и исчезли бы. В разных обществах эти противоположные требования удовлетворяются в разных пропорциях, но социальный тип остается тем же.

На этот раз мы вышли из области доисторического и догадок. Этот социальный тип не только не представляет собой ничего гипотетического, но является едва ли не самым распространенным среди низших обществ; а изве­стно, что они наиболее многочисленны. Мы уже видели, что он получил широкое распространение в Америке и Австралии. Пост отмечает, что он весьма часто встреча­ется у африканских негров 5. Евреи на нем остановились, и кабилы не вышли за его пределы ". Поэтому Вайц, же­лая дать общую характеристику структуры народов, ко­торые он называет Naturvolker, обрисовывает их следую­щими словами, в которых мы найдем общие черты опи­санной нами организации: «Вообще семьи живут рядом и независимо друг от друга, развиваются мало-помалу, об­разуя небольшие общества (читай: кланы) 7, не имеющие внутренней организации, пока внутренние усобицы или внешняя опасность, например война, не выделят одного или нескольких человек из массы и не поставятих воглаве ее. Их влияние, основанное исключительно на лич­ных заслугах, не простирается и не продолжается далее границ, отмеченных доверием или терпением других. Вся­кий взрослый по отношению к такому вождю остается в состоянии полной независимости... Вот почему мы видим, как такие народы, не имея другой внутренней организа­ции, держатся вместе только в силу внешних обстоя­тельств и вследствие привычки к общей жизни»8.

Расположение кланов внутри общества и, следователь­но, конфигурация этого последнего могут, правда, изме­няться. То они просто расположены друг подле друга, об­разуя как бы линейный ряд: это мы встречаем у многих племен североамериканских индейцев. То каждый из них — и это уже печать более высокой организации — заключен в более общей группе, которая, образовавшись через соединение нескольких кланов, имеет собственную жизнь и особое имя; каждая из этих групп, в свою оче­редь, может быть заключена вместе со многими другими в еще более обширный агрегат, и из этого ряда последо­вательных включений складывается единство общества в целом. Так, у кабилов политическая единица — это клан, устроенный в форме деревни (djemmaa или thaddart); не­сколько djemmaa образуют племя (arch'), а несколько племен образуют конфедерации (thak' ebilt), высшее по­литическое общество, известное кабилам. Точно так же у евреев клан — это то, что переводчики довольно неточ­но называют семьей,— крупное общество, включавшее тысячи лиц, произошедших, согласно традиции, от одного предка. Известное число семей составляло племя, а соединение двенадцати племен составляло все еврейское общество. С другой стороны, включение этих сегментов одного в другой более или менее герметично, вследствие чего сплоченность этих обществ изменяется от состояния почти абсолютно хаотического до совершенного мораль­ного единства, которое представляет еврейский народ. Но эти различия никак не сказываются на отмеченных нами основополагающих чертах.

Указанные общества — излюбленное место механиче­ской солидарности, и именно от нее проистекают их глав­ные физиологические черты.

Мы знаем, что религия здесь проникает во всю соци­альную жизнь, но это потому, что социальная жизнь здесь состоит почти исключительно из общих верований и обычаев, получающих от единодушной связи совершен­но особую интенсивность. Посредством анализа одних классических текстов, дойдя до эпохи, совершенно анало­гичной той, о которой мы говорим, Фюстель де Куланж открыл, что первобытная организация обществ была се­мейной по природе и что, с другой стороны, устройство первобытной семьи имело основой религию. Только он принял причину за следствие. Положив в основу религи­озную идею, не выводя ее из ничего, он вывел из нее наблюдаемые им социальные структуры, тогда как, на­оборот, последние объясняют могущество и природу ре­лигиозной идеи. Так как все эти социальные массы были организованы из однородных элементов, т. е. коллектив­ный тип был в них очень развит, а индивидуальные типы рудиментарны, то неизбежно вся психическая жизнь приняла религиозный характер.

Отсюда же происходит коммунизм, столь часто отме­чавшийся у этих народов. Действительно, коммунизм — необходимый продукт этой особой сплоченности, погло­щающей индивида в группе, часть в целом. Собствен­ность, в конце концов, это только распространение лич­ности на вещи. Значит, там, где существует только кол­лективная личность, собственность также не может не быть коллективной. Она сможет стать индивидуальной только тогда, когда индивид, выделившись из массы, ста­нет также личным, отдельным существом, не только в ка­честве организма, но и как фактор социальной жизни 12.

Этот тип может даже измениться, не вызывая при этом изменения природы социальной солидарности. Дей­ствительно, первобытные народы не все представляют отмеченное нами отсутствие централизации; есть, наобо­рот, такие, которые подчинены абсолютной власти. Зна­чит, там появилось разделение труда. Однако связь, сое­диняющая в данном случае индивида с вождем, тождест­венна той, которая в наше время соединяет вещь с лич­ностью. Отношения между варварским деспотом и его подданными, как и отношения господина с рабами, рим­ского отца семейства с детьми, не отличаются от отно­шений собственника с владеемой им вещью. В них нет ничего от той взаимности, которую производит разделе­ние труда. Справедливо утверждали, что они односторон­ни 13. Выражаемая ими солидарность остается поэтому механической; вся разница в том, что они связывают ин­дивида не прямо с группой, но с тем, кто является обра­зом ее. Но единство целого, как и прежде, исключает ин­дивидуальность частей.

Если это первое разделение труда — как бы важно оно ни было в других отношениях — не делает более гибкой социальную солидарность, как можно было бы ожидать, то в силу особенных условий, в которых оно происходит. Общий закон в действительности состоит в том, что важному органу всякого общества присуща часть природы представляемого им коллективного существа. Следовательно, там, где общество имеет этот религиоз­ный и, так сказать, сверхчеловеческий характер, источ­ник которого мы показали в строении коллективного со­знания, он необходимо сообщается вождю, который им управляет и таким образом возвышается над остальными людьми. Там, где индивиды суть простые принадлежности коллективного типа, они вполне естественно становятся принадлежностями воплощающей его центральной власти. Точно так же право нераздельной собственности общины над вещами переходит целиком к высшей личности, кото­рая таким образом устанавливается. Итак, собственно профессиональные услуги, которые оказывает последняя,

образную, проявляющуюся не в обменах и договорах, но в изоби­лии общих верований и обычаев. Эти агрегаты являются сплочен­ными не только вопреки однородности, но именно благодаря одно­родности. Группа в них не только слишком слаба, но можно ска­зать, что только она и существует. Кроме того, они образуют опре­деленный тип, порождаемый их однородностью. Следовательно, нельзя рассматривать их как ничтожные величинц, ч cm,: Tarde, iiois de 1'imitation, p. 402-412,

играют незначительную роль в необычайном могуществе, которым она облечена. Управляющая власть имеет в этих обществах такой авторитет не потому, что они, как эти утверждали, более нуждаются в управлении, чем другие; эта сила—целиком продукт коллективного сознания, и если она велика, то потому, что само общее сознание весьма развито. Предположите, что оно слабее, или толь­ко, что оно охватывает меньшую часть социальной жизни. От этого нужда в высшей регулирующей функции не ста­нет меньше, однако остальная часть общества не будет по отношению к тому, на кого она возложена, в том же состоянии подчиненности. Вот почему солидарность вес еще механическая, пока разделение труда не развилось более. Именно в этих условиях она достигает даже мак­симума энергии, ибо действие коллективного сознания сильнее, когда оно осуществляется не диффузно, но через посредство определенного органа.

Существует, стало быть, определенная социальная структура, которой соответствует механическая солидар­ность. Характеризуется она тем, что представляет собой систему однородных и сходных между собой сегментов.

II

Совсем иная структура свойственна обществам, где пре­обладает органическая солидарность.

Они строятся не повторением однородных и подобных сегментов, но посредством системы различных органов, каждый из которых имеет специальную роль и которые сами состоят из дифференцированных частей. Социальные элементы здесь не одной природы, и в то же время они расположены неодинаково. Они не расположены в линей­ный ряд, как кольца у кольчатых, не вложены одни в другие, но скоординированы и субординированы вокруг одного центрального органа, оказывающего на остальную часть организма умеряющее воздействие. Сам этот орган не имеет уже того характера, что в предыдущих случаях, ибо, если другие органы зависят от него, то и он, в свою очередь, зависит от них. Несомненно, он также находит­ся в особом и, если угодно, привилегированном положе­нии; но оно порождено сущностью исполняемой им роли, а не какой-нибудь внешней по отношению к его функци­ям причиной, не какой-нибудь сообщенной ему извне силой. Поэтому он вполне человеческий и мирской;

между ним и другими органами различия только в сте­пени, Таким же образом у животного преобладание нервной системы над другими системами сводится к праву — если так можно выразиться — получать отборную пищу и брать свою долю раньше других; но нервная система нуждается в них, как и они в ней.

Этот социальный тип по своим принципам настолько отличается от предыдущего, что может развиваться толь­ко в той мере, в какой этот последний исчез. Индивиды в самом деле группируются здесь уже не в соответствии со своим происхождением, по в соответствии с особой природой социальной деятельности, которой они себя по­свящают. Их естественная и необходимая среда — это уже не родимая среда, а профессиональная. Не реальная или фиктивная единокровность отмечает место каждого, а исполняемая им функция. Несомненно, когда эта новая организация появляется, она пытается использовать и ас­симилировать существующую. Способ разделения функ­ций повторяет тогда как можно более точно уже суще­ствующее разделение общества. Сегменты или, по край­ней мере, группы сегментов, соединенных особыми сход­ствами, становятся органами. Таким именно образом кланы, совокупность которых составляла племя левитов, присвоили себе у евреев жреческие функции. Вообще классы и касты, вероятно, не имеют ни другого происхож­дения, ни другой природы: они происходят от смеше­ния возникающей профессиональной организации с пред­шествовавшей семейной. Но это смешанное устройство не может долго длиться, ибо между двумя организация­ми, которые оно берется примирить, существует антаго­низм, непременно завершающийся взрывом. Только весь­ма рудиментарное разделение труда может приспособить­ся к этим жестким, твердым, не созданным для него, формам. Возрастать оно может, только освободившись от заключающих его рамок. Как только оно переступило из­вестную ступень развития, нет более соответствия ни между неподвижным числом сегментов и постоянно рас­тущим числом специализирующихся функций, ни между наследственно закрепленными свойствами первых и но­выми способностями, которых требуют вторые 14. Нужно, стало быть, чтобы социальное вещество вступило в со­вершенно новые комбинации и организовалось на совсем других основаниях. Но пока остается прежняя структура, она этому противится; вот почему необходимо, чтобы она исчезла.

История этих Двух типов показывает, что действитель­но один прогрессировал только в той мере, в какой дру­гой регрессировал.

У ирокезов социальное устройство с плановой основой находится в чистом состоянии, и таково же оно у евре­ев, как это видно из Пятикнижия, помимо отмеченного нами небольшого отклонения. Поэтому организованный тип не существует ни у первых, ни у вторых, хотя, по­жалуй, можно заметить первые следыего в еврейском обществе.

Не так уже обстоит дело с франками эпохи салического закона; тут организованный тип появляется со своими характерными чертами, без всякого компромисса.

Действительно, мы находим у этого народа помимо регу­лярной и устойчивой центральной власти целый аппарат административных, судебных функций; а с другой стороны, существование договорного права, весьма мало, правда, развитого, также свидетельствует, что сами экономи­ческие функции начинают разделяться и организовывать­ся. Поэтому политико-семейная организация серьезно потрясена. Несомненно, последняя социальная молекула, а именно деревня, все еще представляет собой видоизме­ненный клан. Доказывается это тем, что между жителя­ми одной деревни существовали отношения, очевидно, семейного характера и, во всяком случае, характерные для клана. Все обитатели деревни имеют по отношению друг к Другу право наследования при отсутствии собст­венно родственников ". Один текст, находящийся в Capi­ta extravagantia legis salicae (§ 9), свидетельствует, что в случае совершенного в деревне убийства соседей объ­единяла коллективная солидарность. С другой стороны, де­ревня представляет собой систему, гораздо более герме­тично закрытую от внешнего мира и замкнутую на себе самой, чем простое территориальное разделение, ибо ни­кто не может поселиться в ней без единодушного согла­сия, молчаливого или явного, всех жителей 16. Но в этой форме клан потерял некоторые свои существенные чер­ты; не только исчезло всякое воспоминание об общем происхождении, но он почти полностью лишен всякого по­литического значения. Политическая единица — это сот­ня. «Население,— говорит Вайц,— обитает в деревне,нооно и его область распределяются по сотням, которые во всех делах войны и мира образуют единицу, служащую основой всех отношений» ".

В Риме это двойственное движение прогресса и ре­гресса продолжается. Римский клан — это gens 51*, а из­вестно, что gens был основой древнего римского устрой­ства. Но с основанием республики gens почти совсем пе­рестал быть общественным институтом. Это уже не опре­деленная территориальная единица, как деревня франков, и не политическая единица. Его не находят ни в конфи­гурации территории, ни в строении народных собраний. Comitia curiata 52*, где он играл социальную роль18, за­менены или comitia centariata'13*, или comitia tribute54*, которые были организованы на совсем других началах. Это уже только частная ассоциация, сохраняющаяся си­лой привычки, но обреченная на исчезновение, потому что она не соответствует ничему более в жизни римлян. Но начиная с законов XII таблиц разделение труда так­же продвинулось дальше в Риме, чем у предыдущих на­родов, и организованное строение стало более развитым:

там находят уже значительные корпорации чиновников (сенаторов, всадников, коллегий жрецов и т. д.), ремес­ленные цехи 19 и в то же время рождается понятие о светском государстве.

Так оправдывается иерархия, установленная нами по другим, менее методическим критериям, между социаль­ными типами, которые мы ранее сравнили. Если мы мог­ли сказать, что евреи эпохи Пятикнижия принадлежали к социальному типу менее высокому, чем франки времен салического закона, и что последние, в свою очередь, стояли ниже римлян эпохи XII таблиц, то потому, что вообще чем явнее и сильнее у народа сегментарная ор­ганизация с клановым основанием, тем ниже он находит­ся. Подняться он может, только пройдя эту первую ста­дию. Поэтому же афинская община, принадлежа к тому же типу, что и римская, представляет, однако, более примитивную форму ее: политико-семейная организация исчезала там гораздо медленнее. Она сохранялась там почти до самого наступления упадка 20.

Но когда исчез клан, организованный тип существует далеко не один, далеко не в чистом виде. Организация с плановым основанием — только частный вид более обшир­ного рода — сегментарной организации. Распределение общества на сходные части соответствует потребностям, которые остаются даже при новых условиях социальной жизни, но производят свои действия в других формах. Масса населения не делится более согласно отношениям единокровности, реальным или фиктивным, но согласно разделению территории. Сегменты более не семейные агре­гаты, но территориальные округа.

Впрочем, переход от одного состояния к другому со­вершается путем медленной эволюции. Когда воспомина­ние об общем происхождении исчезает, когда семейные отношения, происходящие от него, но часто (как мы ви­дели) переживающие его, тоже исчезают, тогда клан соз­нает себя как группу индивидов, занимающих одну и ту же часть территории. Он становится собственно деревней. Так все народы, переступившие фазу клана, состоят из территориальных округов (марка, община и т. д.), кото­рые, подобно римскому gens, заключавшемуся в курии, заключаются в других округах, таких же по природе, но более обширных, называемых в одном месте сотнями, в другом кругами или округами, которые, в свою оче­редь, часто состоят в других, еще больших (графства, провинция, департамент), соединением своим образую­щих общество21. Заключение может быть, впрочем, бо­лее или менее герметичным; точно так же связи, соеди­няющие между собой самые обширные округа, могут быть или очень тесными, как в централизованных стра­нах теперешней Европы, или более слабыми, как в про­стых конфедерациях. Но принцип строения тот же, и вот почему механическая солидарностьсохраняется вплоть до высоких обществ.

Однако она не преобладает в них более, и точно так же сегментарная организация не представляет собой уже, как прежде, ни единственный, ни даже существенный каркас общества. Во-первых, территориальные разделе­ния непременно носят несколько искусственный характер. Связи, вызванные совместным жительством, не имеют в человеческом сердце такого глубокого источника, как те, что происходят от единокровности. Поэтому они го­раздо менее прочны. Кто родился в клане, тот может сме­нить только, так сказать, родственников. Перемене горо­да или провинции не противятся те же основания. Не­сомненно, географическое распределение обычно и в общих чертах совпадает с известным моральным распре­делением населения. У каждой провинции, каждого тер­риториального деления существуют особые нравы и обы­чаи, своя собственная жизнь. Они оказывают, таким об­разом, на проникнутых их духом индивидов притяжение, стремящееся удержать их на месте, а других, наоборот, отталкивают. Но внутри одной и той же страны эти раз­личия не могут быть ни очень многочисленными, ни очень резкими. Сегменты поэтому более открыты друг другу. И действительно, начиная со средних веков и «пос­ле образования городов иноземные ремесленники обра­щаются так же легко и далеко, как и товары» 22. Сег­ментарная организация потеряла свою рельефность.

Она ее теряет все более и более по мере развития обществ. В самом деле, это общий закон, что у частных агрегатов, составляющих часть более обширного агрега­та, индивидуальность становится все менее различимой. Одновременно с семейной организацией безвозвратно ис­чезли местные религии; остаются только местные обычаи. Мало-помалу они сливаются между собой и объединяют­ся; в то же время диалекты и наречия сливаются в один национальный язык, а областная администрация теряет свою автономию. В данном факте видели простое следст­вие закона подражания. Но это, по-видимому, скорее нивелирование, подобное тому, которое происходит между приведенными в сообщение жидкостями. Поскольку пере­городки, отделяющие различные ячейки социальной жизни, менееплотны, то через них чаще переходят; их про­ницаемость увеличивается еще больше потому, чтоихчаще переходят. Вследствие этого они теряют свою плот­ность и постепенно разрушаются; и в той же мере сме­шиваются среды. Но местные различия могут сохранять­ся только до тех пор, пока существует различие сред. Итак, территориальные деления все менее и менее осно­вываются на природе вещей и, следовательно, теряют свое значение. Можно даже сказать, что народ тем даль­ше продвинулся вперед, чем более поверхностный харак­тер в нем имеют территориальные деления.

С другой стороны, в то время как сегментарная орга­низация исчезает сама собой, профессиональная органи­зация все полнее покрывает ее своей сетью. В начале, правда, она устанавливается только в пределах самых простых сегментов, не простираясь далее. Каждый город вместе с непосредственно прилегающими к нему окрест­ностями образует группу, внутри которой труд разделен, по которая стремится быть самодостаточной. «Город,— говорит Шмоллер,— становится, насколько возможно, ду­ховным, политическим и военным центром окрестных де­ревень. Он стремится развить все отрасли промышлен­ности, чтобы снабжать их продуктами деревню, и ста­рается сконцентрировать на своей территории торговлю и транспорт» 24. В то же время внутри города жители группируются по профессиям, каждый ремесленный цех представляет как бы город, живущий своей собственной жизнью 25. В этом состоянии оставались античные города до сравнительно позднего времени; из него вышли хри­стианские общества. Но последние прошли эту стадию очень рано. Начиная с XIV в. развивается разделение труда между местностями. «Каждый город вначале имел столько суконщиков, сколько ему было нужно. Но базельские фабриканты серого сукна уже до 1362 г. разоряются под давлением эльзасской конкуренции; в Страсбурге, Франкфурте и Лейпциге прядение шерсти рухнуло около 1500 г.... Промышленная универсальность прежних горо­дов безвозвратно погибла».

Впоследствии движение непрерывно распространялось. «В столице теперь более, чем прежде, концентрируются активные силы центрального управления, искусство, ли­тература, крупные кредитные операции; в больших гаванях более, чем прежде, концентрируются ввоз и вывоз. Сотни маленьких торговых местечек, торгуя хлебом и скотом, благоденствуют и возрастают. В то время как прежде всякий город имел рвы и валы, теперь несколько больших крепостей берут на себя защиту всей страны. Подобно столице, главные провинциальные города растут, благодаря концентрации провинциальной администрации, благодаря провинциальным учреждениям, коллегиям и школам. Сумасшедших или больных определенной катего­рии, которые прежде были разбросаны, собирают со всей провинции и всего департамента в одно место. Различные города все более стремятся к определенным специаль­ностям, так что мы теперь различаем города универси­тетские, чиновничьи, фабричные, торговые, города с ми­неральными водами, города-рантье. В некоторых местах или странах концентрируется крупная промышленность:

машиностроение, прядильные, ткацкие мануфактуры, ко­жевенные заводы, чугуноплавильные заводы, сахарная промышленность; они работают для всей страны. В них завели специальные школы, рабочее население к ним приспосабливается, машиностроение концентрируется, а пути сообщения и организация кредита приспособляют­ся к частным обстоятельствам» 26.

Без сомнения, эта профессиональная организация стремится в некоторой степени приспособиться к той, ко­торая существовала до нее, как она первоначально это сделала с семейной организацией, что вытекает уже из предшествующего описания. Впрочем, тот факт, что но­вые институты отливаются вначале в формы старых, весьма распространен. Территориальные деления стремят­ся, стало быть, специализироваться в форме различных тканей, органов или аппаратов, как некогда и кланы. Но как и последние, они не в состоянии фактически ис­полнять эту роль. Действительно, город всегда заключает или различные органы, или различные части их; и наобо­рот — почти не бывает органов, которые были бы цели­ком заключены внутри определенного округа, какова бы ни была величина его. Он почти всегда выходит за их пределы. Точно так же, хотя довольно часто, наиболее солидарные органы стремятся сблизиться, однако вообще их материальная близость лишь весьма неточно отражает степень близости их отношений. Некоторые, прямо зави­сящие друг от друга, находятся между собой на большом расстоянии; другие, отношения которых опосредованны и отдаленны, очень близки друг к другу. Следовательно, способ группирования людей, вызываемый разделением труда, весьма разнится от того, который выражает рас­пределение населения в пространстве. Профессиональная среда не более совпадает с территориальной, чем с семей­ной. Это новые рамки, заменяющие старые; поэтому за­мена возможна только постольку, поскольку последние исчезли.

Если же этот социальный тип не наблюдается нигде в абсолютно чистом виде, точно так, как нигде не встре­чается одна органическая солидарность, то, по крайней мере, она все более освобождается от всякой примеси и становится все более преобладающей. Этот перевес тем более сильнее и полнее, что в тот самый момент, когда эта структура еще более утверждается, другая становит­ся незаметной. Определенный сегмент, составлявший клан, заменяется территориальным разделением. Вначале, но крайней мере, последнее соответствовало, хотя и неопре­деленным и приблизительным образом, реальному и мо­ральному делению народонаселения, но мало-помалу те­ряет этот характер и становится только произвольной л условной комбинацией. Но, по мере того как понижаются эти перегородки, они покрываются все более развитыми системами органов. Таким образом, если социальная эво­люция остается подчиненной действию тех же опреде­ляющих причин, а далее мы увидим, что это единственно допустимая гипотеза, то возможно предвидеть, что это двойное движение будет продолжаться в том же направ­лении и что настанет день, когда вся наша социальная и политическая организация будет иметь исключительно, или почти исключительно, профессиональное основание.

Впрочем, дальнейшие изыскания установят 27, что эта профессиональная организация теперь не то, чем она должна быть; что анормальные причины помешали ей до­стигнуть той степени развития, которой требует теперь состояние нашего общества. Благодаря этому можно оце­нить, каково будет ее значение в будущем.

* Morgan. Ancient society, p. 62—122.

2 Kamilaroi and Knrnai. Это состояние, впрочем, вначале про­шли американские инденцы. См.: Morgan. Op. cit

3 Если в состоянии чистоты - мы, по крайней мере, думаем так — клан образует нераздельную, сметанную семью, то позже появляются на первобытно-однородном фоне отдельные, отличные друг от друга семьи. Но это появление не изменяет существенных черт описываемой нами социальной организации; вот почему не­зачем на этом останавливаться. Клан остается политической еди­ницей, и так как эти семьи подобны и равны между собой, то об­щество остается состоящим из подобных и однородных сегментов, хотя внутри первоначальных сегментов начинают вырисовываться новые сегментации, но того же рода.

4 Morgan. Op. cit., p. 90.

5 Afrikanische Jurisprudenz, I.

6 См.: Hanoteau et Letoarneax. La Kabylie et les coutumes kaby-les, II; Masqueray. Formation des cites chez les populations sedentai-res de 1'Algerie. P., 1886, ch. V.

7 Вайц ошибочно представляет клан как производное от семьи. Истина заключается в обратном. Впрочем, если это описание важ­но по причине компетентности автора, то ему недостает немного точности.

8 Anthropologie, I, p. 359.

9 См.: Morgan. Op. cit., p. 153 etc.

10 Так племя рувимов. включавшее всего 4 семьи, насчитыва­ло, согласно Числам (XXVI, 7) более 43 000 взрослых свыше 20 лет. Ср.: Числа, гл. III, 15 и след.; Иисус Навин, VII, 14. См.: Munch. Palestine, p. 116, 125, 191.

" «Мы написали историю верования. Устанавливается оно — устанавливается человеческое общество. Изменяется оно - обще­ство проходит ряд революций. Исчезает оно — общество меняет облик» (Cite antique, in fine).

12 Уже Спенсер сказал, что социальная эволюция, как и все­общая, начала со стадии более или менее полной однородности. Но это положение в том виде. как он его понимает, ни в чем не похоже на развиваемое нами. Для Спенсера в самом деле совершен­но однородное общество не было бы обществом, ибо однородное неустойчиво по природе, а общество — главным образом сплоченное целое. Социальная роль однородности весьма второстепенна; она может проложить дорогу позднейшей кооперации (см.: Sociologie, III, p. 368), но она не составляет специфический источник социаль­ной жизни. Временами Спенсер, по-видимому, усматривает в опи­санных нами обществах лишь недолговечную сумму независимых индивидов, нуль социальной жизни (см.: Ibid., p. 390). Мы, наобо­рот, видели, что Они ведут коллективную жизнь, хотя жизнь свое-

14 Основание этого мы увидим ниже, кн. II, гл. IY

15 См.: Glasson. Le droit de succession dans les lois barbares, p. 19. Факт, правда, оспаривается Фюстель де Куланжем, каким бы ясным ни казался текст, на который опирается Глассон.

16 См. титул De Migraniibus салического закона.

17 Deutsche Verfassungsgeschichte. II. Aufl., II, S. 317.

18 В этих комициях голосовали по куриям, т. е. по группам ро­дов. Судя по одному тексту, внутри каждой курии голосовали по родам. См.: Gell., XV, 27, 4.

19 См.: Marqaardt. Privat Leben der Romer, II, S. 4. Первые ре­месленные коллегии были основаны Нумой.

20 До Клисфена; два же столетия спустя Афины потеряли независимость. Кроме того, даже после Клисфена, афинский клан, •yavvfi55*, хотя и потерял политический характер, сохранил довольно сильную организацию. Ср.: Gilbert. Handbuchder Griechischen Staatsalthumer. Leipzig, 1881, I, S. 142, 200.

21 Мы не хотим сказать, что эти территориальные округа -простое воспроизведение прежних семейных организаций; этот но­вый способ группирования происходит, наоборот (по крайней мере, отчасти), от новых, нарушающих прежний способ группирования причин. Главная из них — это образование городов, становящихся центром концентрации населения (см. ниже кн. II, гл. II, § 1). Но каково бы ни было происхождение этой организации, она сегментарна.

22 Schmoller. La division du travail etudiee au point de vue his-torique. Revue d'economie politique, 1890, p. 145.

23 См.: Tarde. Les lois de 1'imitation, passim.

24 Ibid., p. 144.

25 Levasseur. Les classes ouvrieres en France jusqu'ft Id revolu­tion, I, p. 195.

гв Schmoller. La division du travail etudiee au poiot de me

bistorique, p. 145-148.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: