Деррида (derrida) жак

(р. 1930) франц. философ, один из крупнейших представителей постструктурализма. Преподавал в Сорбонне (1960-64), в Эколь Нормаль, сотрудничал в литературно-критическом журнале "Тель-Кель", организовал "Группу исследований в области философского образования", соучредитель Международного философского колледжа (с 1983). В последние годы преподает в Высшей школе исследований в социальных науках (Париж), читает лекции в ряде европ. и амер. ун-тов. Оказал большое воздействие на современное амер. литературоведение в его постструктуралистском варианте (Миллер, П. де Ман, Блум). Испытал влияние Гегеля, Ницше, Гуссерля, Хайдеггера, Фрейда, литературного авангарда (Арто, Батай, Бланшо, Клоссовски и др.).

Д. ставит вопрос об исчерпанности ресурсов разума в тех формах, в которых они использовались ведущими направлениями классической и современной западной философии. Главные объекты критического рассмотрения Д. тексты западноевропейской метафизики с характерным для нее "онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризмом", основанным на понимании бытия как присутствия. Условие преодоления метафизики Д. видит в таком способе философской работы, как деконструкция, а именно, в выявлении в текстах опорных понятий и слоя метафор, указывающих на несамотождественность текста, на следы его перекличек с другими текстами. Философский язык, согласно Д., многослоен, и его претензия на строгость и однозначность необоснована. Поскольку опорой всех категориальных расчленений является понятие бытия как присутствия, исследования Д. сосредоточены прежде всего на этом понятии. "Живого настоящего" как такового не существует: прошлое оставляет в нем свой след, а будущее набросок своих очертаний. Следовательно, настоящее не равно самому себе, не совпадает с самим собой. Оно затронуто "различием" и "отсрочкой" (differance). В самом деле, ведь первое может быть "первым" только потому, что за ним следует второе: именно "второе" своим запаздыванием создает возможность "первого". Значит, начальное несамотождественно: изначальны повтор, копия, след, "грамма" и т.д. Возникает своеобразное движение дополнения и замещения, внешне чем-то напоминающее диалектику: дополнение не добавляется извне к самодостаточной целостности, но присоединяется к тому, что уже испытало нехватку: только потому, что целое не есть целое, к нему вообще что-либо может добавляться. Метафизическое мышление склонно стирать следы отсутствия, которые и создают присутствие как таковое. И это вполне понятно: ведь мыслить о неприсутствии очень трудно, поскольку всякий опыт мысли это испытание, переживание чего-то в настоящем. Именно поэтому никакой частный опыт различия еще не опровергает философию наличия-присутствия. Для того чтобы указать границы метафизической мысли, нужен некий обобщенный опыт испытание текста как такового.

Текст это само воплощение принципа гетерономности, "разнозакония", отсутствия единого направляющего принципа: это образование, на теле которого видны следы многих "прививок", знаки "включенности" в этот текст текстов, не сводимых ни к какому синтезу. Это в особенности относится к словам-меткам, указывающим на места разрывов в текстах, таким, как "фармакон" у Платона (это одновременно и зло, и благо, и яд, и лекарство), "замещение-дополнение" у Руссо (внешняя угроза вторжения культуры в естество природы и то, без чего невозможна вообще никакая природа); "гимен" у Малларме (парадоксальная несоединимость девственности и брака как состояния, нарушающего девственность) и т.д. В игре этих значений ткется ткань текста. Так, Сократ в диалоге Платона это "фармакевс" (колдун, маг), чья смертьот "фармакона" (яда) сделала его "фармакосом" (козлом отпущения) ("Платонова аптека"). То, что обычно считается делом искусства, становится здесь философским предприятием. Обоснованию "деконструктивного" подхода посвящены тексты, собранные в книгах "О грамматологии", "Письмо и различие" (1967), где показано, как следы "письма" в текстах Ницше и Фрейда, Гуссерля и Хайдеггера, Арто и Батая, Фуко и Левинаса намечают выход за рамки классического логоса; "Поля философии" (1972), где философия, привыкшая считать себя независимой и самодостаточной, принуждена звучать как "тимпан", вторя отзвуком другим текстам; "Рассеяние" (1972), где подвергается отрицанию сама форма и принцип книги, а процедура семантического различения предстает как бесконечное "рассеяние семени" в духовном и телесном смысле; "Позиции" (1972) сборнике интервью, поясняющих основные идеи Д. Ряд текстов Д. носит собственно экспериментальный характер, не отсылая ни к чему, кроме самих себя. Это "Похоронный звон" (1974) наглядное на двух разворотах листа столкновение текстов Гегеля с текстами Ж. Жене; "Шпоры. Стили Ницше" (1978) трудное размышление о женщине и стилях в соответствии с идеей критики "фалло-логоцентризма"; "И подписано: Понж" (1988) текст не о литераторе Ф. Понже и не о его произведениях, а о головокружительном наборе ассоциаций, порождаемых звуками его имени. Среди наиболее значительных работ 80-х годов "Почтовая открытка. От Сократа к Фрейду и далее" (1980): ее тема соотношения между близким и отдаленным, "здесь" и "там" (по Фрейду Fort/Da) и соответственно удачи и провалы человеческого общения прямого или опосредованного; и "Психея: изобретения другого" (1987), где произведения разных жанров объединены вокруг общей темы: что такое дух и душа? как возможно и кем свершается событие изобретения? как вообще возможна сама философия? В начале 90-х годов Д. ведет семинар, посвященный различию национальных традиций в философском мышлении, а также обращается к текстам Маркса.

«СОСТОЯНИЕ ПОСТМОДЕРНА» («La condition postmoderne») — доклад франц. философа Ж.-Ф. Лиотара о знании в наиболее развитых обществах, представленный наСовете ун-тов при правительстве Квебека. Опубликован в 1979 г.; рус. пер. — СПб., 1998. Под«постмодерном» Лиотар представляет состояние современности — общее направление современнойевропейской культуры, сформировавшееся в 1970—80-е. Это слово обозначает состояние культуры послетрансформаций, которым подверглись правила игры в науке, литературе и искусстве в конце 19 в. Модернприбегал эксплицитным образом к тому или иному великому рассказу, — как, напр., диалектика Духа,герменевтика смысла, эмансипация разумного субъекта или трудящегося, рост богатства. Суть постмодерна— осознание разнообразия и плюрализма форм рациональности, активности жизни, а также признаниеэтого разнообразия как естественного и позитивного состояния. В постмодерне нашло выражение общеесостояние духовной культуры западного общества — падение престижа науки, утрата веры в социальныйпрогресс, дегуманизация общественных отношений.

Оценка науки Лиотаром, несомненно, определена постмодернистской философией. Однако присущеемыслителю чувство меры способствовало тому, что образ современной науки не только не был искажен, а,наоборот, четко и ясно прописан.

Первые главы работы посвящены истории нарративов. Научный дискурс вытеснил некий большойрассказ, суть которого состояла не в раскрытии истины, а в восхвалении общества, со ссылками навышестоящие инстанции — Бога, Разум, Природу, Мораль и т.п. Особое внимание Лиотар уделяетрассказам эпохи Просвещения, когда герой познания работает ради великой этико-политической цели.Здесь можно видеть, как, легитимируя знание через метарассказ, включающий философию истории,приходят к тому, чтобы задаться вопросом о законности институций, ведающихсоциальной связью,поскольку эти последние также нуждаются в легитимации. Наука с самого начала конфликтовала срассказами, так как большинство из них является вымыслом. По мере распада нарративной функциитеряются ценности, забываются герои, которые их отстаивали, и великие деяния, которые они совершали.

Лиотар указал, что наука, отказавшаяся от ссылок на авторитетные инстанции, нуждается влегитимации. На первый план философии науки вышла проблема доказательства оснований. Собственно,постмодерн — это состояние признания теоремы Геделя о неполноте, принципов, относительности идополнительности, индетерминизма, синергетики, особенно теория катастроф, концепции Л. Витгенштейнао различии и равноправии языковых игр.

Лиотар рассмотрел два основных вида легитимирующего рассказа, имеющие большое значение длясовременной истории, в частности истории знания и его институтов. Первый имеет субъектом человечествокак героя свободы. Все народы имеют право на науку. Если социальный субъект не является все ещесубъектом научного знания, значит, ему помешали в этом духовники или тираны. Право на науку должнобыть отвоевано. Мы встречаем обращение к рассказам о свободах всякий раз, когда государствонепосредственно берет на себя заботу об образовании «народа» под именем нации и его наставлении напуть прогресса. Рассмотрение др. вида легитимирующего рассказа — связи между наукой, нацией игосударством — дает совершенно иную картину. Это проявилось во время создания Берлинского ун-та в1807—1810. Он оказал значительное влияние на организацию высшего образования в молодыхгосударствах 19— 20вв. Один из разработчиков миссии ун-та — В. Гумбольдт — утверждал, что наукаподчиняется своим собственным правилам игры, но добавлял, что ун-т должен привнести свой материал —науку — для «духовного и морального строительства нации». Кризис национального государства снеизбежностью приводит к кризису классической науки и образования, оборотной стороной которых всегдабыла служба государству. Наука постмодерна характеризуется междисциплинарностью,неопределенностью, открытостью, парадоксальностью. В чем же может заключаться легитимность в эпохупосле мета-рассказа? Критерий оперативности технологичен, он не подходит для суждения об истинностиили ложности. Старый принцип, по которому получение знания неотделимо от формирования разума,устаревает и выходит из употребления. Знание производится и будет производиться для того, чтобы бытьпроданным; оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом продукте, и в обоихэтих случаях, чтобы быть обмененным в форме информационного товара, необходимого для усиленияпроизводительной мощи. Знание уже является и будет оставаться важнейшей, а может быть самойзначительной, ставкой в мировом соперничестве за власть. Так же как национальные государства боролисьза освоение территорий, а затем за распоряжение и эксплуатацию сырьевых ресурсов и дешевой рабочейсилы, они борются за освоение информации. Сегодня вопрос о знании более чем когда-либо становитсявопросом об управлении.

В критике большого нарратива Лиотаром проявляется ограниченность постмодернизма какфилософской установки. Это критическая и в целом разрушительная, а не утвердительная установка.Именно она и не позволила положительно оценить риторикуи функции эпической речи, а главное —показать необходимость ее сохранения в современной культуре. Иммунная функция такого рода речейочевидна: они не только укрепляли веру в превосходство собственной культуры, но и достигалиидентичности на основе узнаваемых мелодий. Наши дискурсы, как научные, так и философские, приобрелиапокалипсический характер (наиболее пессимистично, пожалуй, выражался о существе современнойтехнонауки М. Хайдеггер).