Цари как главнокомандующие спартанской армией

Цари в Спарте прежде всего являлись верховными главнокомандующими. Об этой стороне их деятельности наиболее подробно рассказал Ксенофонт в небольшом трактате под названием "Лакедемонская полития", где речь идет о государственном устройстве Спарты и воспитании ее граждан.

В архаический период спартанские цари обладали неорганической военной властью. Как руководители войска, они имели право по собственному усмотрению объявлять набор в армию и отправляться в поход в любую землю и в любом направлении, не советуясь с прочими спартанскими властями. Как свидетельствует Геродот, "ни один спартанец не смеет им противодействовать, в противном же случае подлежит проклятию" (VI, 56). Таким образом, в Спарте существовали религиозные санкции против оппозиции авторитету царей как военачальников. Их призыву, как призыву гомеровских царей, должны были повиноваться все военнообязанные (Her. VI, 56). Во время похода цари обладали всей полнотой власти и даже имели право карать смертью без какого-либо судебного разбирательства любого воина, проявившего трусость или недисциплинированность (Thuc. V, 66; Xen. Lac. pol. 13, 10; Arist. Pol. III, 9, 2 p.1285a). Они имели право заключать с врагом перемирие, вырабатывать предварительные условия мира и уводить армию домой (Thuc. V, 60, 1; 63, 1; Xen. Hell. III, 4, 5; 5, 23; 5, 34).

Вплоть до конца VI в. до н. э. цари в военное время, как правило, вместе руководили войском (Her.V, 75). Но почти непрерывная и продолжительная вражда обоих царских домов отрицательно сказывалась на эффективности их совместной деятельности и, в конечном счете, нарушала интересы всей общины. Ведь конечный успех любой военной кампании был связан с принятием ответственных совместных решений. По крайней мере, один царь не мог отдавать распоряжений, имеющих законную силу, против воли другого царя. Случаи неэффективного и даже "провального" коллективного руководства привели к тому, что в конце VI в. до н. э. был отменен сам принцип, диктующий царям совместно руководить армией.

Непосредственный повод для такого рода решения дали сами цари. Именно их поведение привело к принятию нового закона, который можно рассматривать как серьезное ограничение царской власти в военной сфере. Как рассказывает Геродот, конкретным поводом для изменения старого обычая послужила распря двух спартанских царей, Клеомена I и Демарата (Her. VI, 74 - 76). Их соперничество привело к провалу всей военной кампании 506 г. до н. э., направленной против Афин. Дело в том, что согласно обычаю, они вместе выступили в поход, но в самый решительный момент перед сражением с афинянами Демарат дезертировал и, бросив Клеомена, удалился домой. Геродот говорит, что именно "из-за этой распри в Спарте был издан закон, запрещающий обоим царям вместе идти в поход" (VI, 75). Поскольку вся полнота военной власти принадлежала обоим царям вместе, то спартанцы, приняв подобный закон, на деле, если не формально, ослабили позиции спартанских царей не только в сугубо военной, но и, возьмем шире, - в общеполитической сфере. Почти непрерывная продолжительная вражда обоих царей и так негативно сказывалась на всей их деятельности, а запрет на совместные военные походы должен был еще сильнее отдалить царей друг от друга и углубить пропасть между двумя царскими домами.

Закон 506 г. до н. э. можно считать первым серьезным ударом, который община нанесла своим царям. Раскол между Агиадами и Еврипонтидами был, таким образом, закреплен и в дальнейшем большинство правительственных кризисов в Спарте так или иначе было связано с враждой двух царских родов. Разногласия между царями культивировали и использовали в своих интересах разные политические силы. Как правило, цари являлись партийными лидерами противоборствующих политических группировок, отстаивающих интересы различных слоев спартанского гражданства. ⁹ В целом перманентное состояние соперничества и вражды между двумя царскими родами было в интересах олигархического спартанского полиса.

Благодаря принятому в 506 г. до н. э. закону к началу V в. до н. э. позиции царей в военном сфере несколько ослабли. Постепенно все большее значение в принятии решений и организации всей военной деятельности Спарты начинает приобретать народное собрание, возглавляемое эфорами. В классическое время процедура посылки царей в поход была следующей: народное собрание объявляло войну, а эфоры проводили военный набор. Для руководства армией спартанская апелла назначала одного из двух царей (Xen. Hell. IV, 2, 9; VI, 4, 18; 5, 10), который получал, таким образом, carte blanche для ведения данной военной кампании.

Дальнейшее ограничение власти царей, в том числе и в военной сфере стоит в непосредственной зависимости от усиления эфората. Этот институт к началу V в. до н. э. набирает такую силу, что берет на себя уже цензорские функции и начинает осуществлять надзор за военными руководителями страны во время нахождения их в действующей армии. Правовой основой такого рода деятельности эфоров послужил принятый во время Греко-Персидских войн новый закон (точная дата его принятия неизвестна), согласно которому царя должны были сопровождать в походе два эфора (Her. IX, 76; Xen. Hell. II, 4, 36; Lac. pol. 13, 5). При царях они исполняли роль цензоров и соглядатаев, собирающих изобличающий царей материал с тем, чтобы по окончании военной кампании донести властям о поведении своих подопечных. Но непосредственно вмешиваться в распоряжения царей, находящихся в действующей армии, эмиссары из числа эфоров еще не могли. Однако неблагоприятный отзыв эфоров мог служить основанием для привлечения царя к суду. Таким образом, если в поле царь продолжал оставаться почти абсолютным владыкой, то по возвращении домой он превращался в подотчетного "чиновника", обязанного давать отчет в своих действиях народному собранию и эфорам. Нередко после такого доклада царь привлекался к суду и осуждался. Причем степень наказания простиралась от денежного штрафа до смертной казни.

К концу V в. до н. э. происходит новое изменение в схеме руководства спартанской армией, имеющее в своей основе те же тенденции, что и два предыдущих установления. Около 418 г. до н. э. принимается закон, ставящий царей как военачальников под непосредственный контроль общины (Thuc. V, 63, 4). Этот очередной виток нажима на царей был спровоцирован, как это часто бывало, поведением самих спартанских царей. В 418 г. до н. э. царь Агис II (427 - 399) отправился в поход против старинного врага Спарты в Пелопоннесе Аргоса. Поведение Агиса под стенами Аргоса показалось спартанским властям настолько подозрительным, что они по возвращении царя домой предприняли расследование. Оказалось, что Агис по неизвестной причине, может быть даже получив крупную взятку, вместо того, чтобы дать аргосцам генеральное сражение, внезапно, ни с кем не посоветовавшись, снял свой лагерь и ушел в Спарту. В армии Агиса вопреки правилам находился только один эфор,¹⁰ который также, возможно, был подкуплен аргосцами. Этот поступок царя вызвал такое возмущение у сограждан, что сразу по возвращении домой он был привлечен к суду. Судьи сначала вынесли решение срыть его дом до основания, а на него самого наложить огромный штраф в сто тысяч драхм. Далее, по словам Фукидида (V, 63), когда страсти немного улеглись, Агис как-то сумел оправдаться и добился помилования. Но для самой царской власти в Спарте этот случай имел самые неприятные последствия. Хотя Агис и не был отстранен от командования, но в дальнейшем он мог принимать только такие решения, которые были предварительно санкционированы чрезвычайной коллегией (Thuc. V, 63, 4). Фукидид в связи с этими событиями упоминает о введении нового закона, лишившего военачальника права принимать самостоятельные решения (V, 63, 4: "Лакедемоняне отказались от наложения штрафа и разрушения дома царя, но приняли по этому случаю постановление, какого еще никогда не было у них: они приставили к царю десять спартиатов советниками, без согласия которых он не имел права выступать с войском из города"). Судя по отдельным примерам, это новое установление касалось не только царей, но и любых других военачальников, включая руководителей флота (Thuc. II, 85, 1; ср.: III, 69, 1). ¹¹ Эта чрезвычайная коллегия, в отличие от прежних эмиссаров-эфоров, была ответственной. Без нее царь не мог принимать никаких важных решений. Десять советников представляли собою, таким образом, штаб царя, где все вопросы решались уже только коллегиально.

Итак, во-видимому, начиная с 418 г. до н. э. было введено новое ограничение военной власти царей (Thuc. V, 63, 4; Xen. Ages. I, 7; Diod. XII, 78, 6; XIV, 79, 1; Plut. Lys. 23; Ages. 6). Однако некоторая двусмысленность текста Фукидида не дает возможности окончательно решить вопрос о том, стал ли этот штаб из десяти советников обязательным для всех царей или только для Агиса. В дальнейшем мы не раз встречаемся с подобными советникам при спартанских царях и полководцах. Так например, при Агесилае II в Малой Азии в 395 г. до н. э. находился штаб из тридцати советников (Xen. Hell. III, 4, 20; IV, 1, 5; 30; 34; Diod. XIV, 79; Plut. Lys. 30). Столько же сопровождало царя Агесиполида I в его походе против олинфян в 381 г. до н. э. (Xen. Hell. V, 3, 8). Но эта свита весьма существенно отличалась от военных советников при царе Агисе. Их, скорее всего, выбирали сами цари из своего ближайшего окружения, и во время военных действий они составляли штаб царя и использовались в качестве его заместителей и помощников.

Агис II, во многом благодаря своим неудачам на военном поприще, способствовал ослаблению позиции царей как главнокомандующих. После него цари частично утрачивают стратегическую инициативу: они лишаются права самостоятельно принимать решения о начале военных действий и о маршруте похода (Xen. Lac. pol. 15, 2). Для этого уже требовалась санкция народного собрания, возглавляемого эфорами. Цари также утрачивают право заключать мир по своему произволу. Эта прерогатива полностью переходит к эфорату. Так Агис II направляет явившихся к нему афинских послов к эфорам в Спарту, ссылаясь на то, что он не имеет полномочий на заключение мира (Xen. Hell. II, 2, 11 - ouj ga;r eijnai kuvrio" aujtov").

Несмотря на общую тенденцию в сторону уменьшения власти спартанских царей и передачи части их функций эфорам и другим полисным магистратам, тем не менее удачливые цари-полководцы приобретали в Спарте подчас огромное влияние и силу. Конечно, верно то, что дома царь был лишь одним из геронтов и политическое руководство в народном собрании принадлежало эфорам. Но совет авторитетного полководца имел большой вес в народном собрании, тем более что цари имели преимущество постоянства над их потенциальными соперниками. Так например в период Пелопоннесской войны и спартанской гегемонии цари получили возможность значительно усилить свои позиции, особенно в сфере внешней политики. Как рассказывает Фукидид, царь Агис, не пользующийся особым авторитетом в Спарте, тем не менее, на тот период, пока он с армией находился в Декелее, получил мандат от спартанских властей действовать вполне самостоятельно как стратег-автократор: "При этом Агис действовал без ведома властей в Лакедемоне. Ведь пока царь стоял с войском в Декелее, он имел право посылать куда ему угодно отдельные отряды, собирать налоги и взыскивать деньги" (Thuc. VIII, 8, 5). Как видно из этого свидетельства, царь имел не чисто военные, но и политические полномочия. Он также вполне самостоятельно распоряжался союзниками. По словам Фукидида, "в этот момент союзники были больше в его подчинении, чем спартанского государства". В этом предложении Фукидид употребляет характерный для такого рода отношений глагол - uJphvkouon. Это глагол большого формального смысла. Само его появление в подобном контексте свидетельствует об обычном для периода войны росте автократических тенденций в среде высшего военного руководства.

Еще более характерный пример - царь Агесилай. По словам Ксенофонта, после малоазийской кампании слава и могущество Агесилая II увеличились настолько, что он мог добиться для себя любых благ, каких бы ни пожелал (Xen. Ages. 1, 36). Агесилай, обладающий особенными дарованиями, в течение своего долгого правления (399 - 360) сумел сохранить всю полному военной власти, в том числе оставив за собой и право формировать штаб из нужных ему людей (Xen. Ages. I, 7; Diod. XIV, 79, 1; Plut. Lys. 23; Ages. 6). Вся первая половина IV в. до н. э. в Спарте прошла под влиянием Агесилая. В этом же ряду сильных правителей стоит и Агис III (338 - 331), который боролся против македонского владычества в Греции. Он ведь выступал вполне самостоятельно как руководитель общины.

Спарта знала многих талантливых царей-полководцев, и, по словам Плутарха, остальные эллины "просили не кораблей, не денег, не гоплитов, а единственно лишь спартанского полководца и, получив, встречали его с почтением и боязнью…" (Lyc. 30).