Возвращение риска 1 страница

Инстинкт самосохранения в финансовом мире — это инстинкт сбережения на будущее, ведь никто не знает, что оно несет. Прожить жизнь — значит пройти полный опасностей путь. Мало кому удается одолеть его, ни разу не оступившись. Кто-то падает и встает лишь затем, чтобы снова упасть. Просто потому, что оказался в гиблом месте в гиблое время — например, в дельте Миссисипи в августе 2005 года, когда ураган «Катрина» не ограничился одним ударом. Сперва жутко завывающий ветер на скорости 225 километров в час пропорол город насквозь, оторвав от бетонных фундаментов чуть ли не все деревянные постройки. А два часа спустя нагнанная штормом десятиметровая волна прорвала три дамбы, укрывавшие Новый Орлеан от озера Поншартрен и злополучной Миссисипи, — и в город хлынула вода, миллионы литров воды. Неудачное место, неудачное время. Как Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года. Как Багдад — выбирайте любой день после вторжения американских войск. Как Сан- Франциско в тот день — а рано или поздно он наступит, — когда сокрушительной силы землетрясение случится на месте разлома Сан-Андреаса.

Отвечая на вопрос журналиста о чудовищном мародерстве, захлестнувшем Багдад после свержения Саддама Хусейна, незабвенный Дональд Рамсфелд бросил: «Бывает и так».

Бытует мнение, что сегодня так бывает чаще, чем раньше, — в силу ли климатических изменений, усиления террористов или просто потому, что американская внешняя политика, подобно бумерангу, всегда возвращается назад, чтобы ударить нас по голове. Неизменна постановка вопроса: как нам совладать с риском и неопределенностью, связанными с будущим? Ложится ли бремя ответственности на каждого человека? Или в черный день нам стоит ожидать помощи от других людей? А может, государство или, если называть вещи своими именами, налогоплательщики нехотя подставят нам плечо, когда в дверь постучится беда?

История управления рисками — это история о том, как самоуверенные люди желали стать финансово защищенными, — ну, скажем, как шотландская вдова, — но раз за разом убеждались: у «будущего» нет единственного числа. Будущих много, они неповторимы и едва ли когда перестанут застигать нас врасплох.

Большое беспокойство

В детстве я любил фильмы про ковбоев, особенно меня завораживали городки-призраки, опустевшие раньше, чем они успели расцвести, — так быстро раздвигались американские границы. Уже взрослым человеком, побывав в Новом Орлеане после нашествия «Катрины», я впервые в своей жизни столкнулся с настоящим городом-призраком. Или мне это привиделось?

Я плохо помнил «Большого гуляку», но помнил только хорошее. Выпорхнув из школы, я жаждал наполнить воздухом свободы свои семнадцатилетние легкие — целиком — и обрел здесь едва ли не единственное в стране место, где наливали пиво недорослям, так что звуки, издаваемые в местном клубе ветеранами первой джазовой войны, стали для моих юных ушей пением райских птиц. Четверть века спустя я вер­нулся, но за два года до того город навестила безжалостная «Катрина», и меня встречало лишь жалкое его подобие. Приходу Сен-Бернар досталось чуть ли не больше всех. Из примерно 26 тысяч домов вода пощадила пять построек. Жертвами «Катрины» стали 1836 американцев, главным образом жителей Луизианы. С жизнью расстались 47 обитателей Сен-Бернара. Если приглядеться, дверь каждого брошенного дома скажет, находили ли в нем тела погибших. Похожие отметины оставляла на жилищах средневековых англичан черная смерть — чума.

В июне 2007 года я вернулся; Джоуи Дифатта и другие члены муниципального совета ходили на работу в автоприцеп — потоп выпотрошил здание совета. Во время бури Дифатта не покидал рабочее место, а когда вода начала подниматься — отступил на крышу. Оттуда он вместе со двоими сослуживцами мог лишь наблюдать, как дорогие сердцу дома скрываются под массой грязной бурой воды. Разозленные неспособностью Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям совладать с этой самой чрезвычайной из всех ситуаций, они поклялись вернуть все, что было потеряно. Они тосковали по дружному сообществу, каковым был Сен-Бернар до катастрофы, и немедленно принялись за работу (многие, как Дифатта, ведут свой род от поселенцев, прибывших в Луизиану с Канарских островов). Но для тысяч беженцев вернуться оказалось куда сложнее, чем бросить свой дом; спустя два года после визита непрощеной гостьи население прихода составляет треть от прежнего. Оказывается, многим путь назад перекрывает страхование. Сегодня застраховать дом в Сен-Бернаре или любом другом низко расположеном округе почти не представляется возможным. А если имущество не застраховано, то ждать ипотечный кредит на его покупку — зря тратить время.

Почти каждый, кто ушел от «Катрины» живым, стал бездомным — ураган разрушил три четверти городского

Новый Орлеан после «Катрины»: их никто не застраховал.

жилищного фонда. Свыше 1,75 миллиона страховых требований, касающихся собственности и просто несчастных случаев, — и «Катрина» обрела титул самой дорогостоящей катастрофы в новейшей истории Америки: Совокупная выплата по всем требованиям составляла свыше 41 миллиарда долларов¹. «Катрина» потопила не только Новый Орлеан. В столкновении с ней проступили все недостатки системы страхования, созданной в 1965 году после нашествия урагана «Бетси»: ответственность делилась между частными страховыми компаниями, что предлагали возместить нанесенный ветром ущерб, и федеральным правительством, которое бралось защитить граждан от затопления. Тысячи и тысячи оценщиков из частных фирм облепили побережье Луизианы и Миссисипи в первые дни после трагедии 2005-го. Местные скоро поняли: те пришли не помочь им, а свалить все на государство, доказав, что ущерб собственности нанесен водой, а не ветром*. Страховые компании просчитались: в

Если вы живете на северном побережье Мексиканского залива и желаете оформить страховой полис на свое жилище, в тексте обязательно будет упомянут ураган: «при прямом физическом ущербе означенной собственности, нанесенном ветром, порывом ветра, градом, дождем, торнадо или циклонами, так или иначе связанными с ураганом», заранее определенная доля компенсации ущерба ложится на собственника. Впрочем, всегда есть

ряды держателей их полисов затесался бывший пилот ВМС США и знаменитый юрист Ричард Ф. Скраггс — Король Деликта.

Впервые Дики Скраггс заявил о себе в конце 1980-х — он представлял в суде рабочих судостроительного завода, получивших хронические заболевания легких из-за того, что им постоянно приходилось иметь дело с асбестом, и добился, чтобы им выплатили 50 миллионов долларов. Но то были семечки по сравнению с 200 миллиардами, которые табачные компании обязались распределить между Миссисипи и сорока пятью другими штатами в качестве возмещения медицинских расходов на связанные с табакокурением заболевания. Скраггс проснулся богатым, а затем, благодаря фильму «Свой человек», стал и знаменитым. За свои услуги он, точнее его фирма, получил 1,4 миллиарда долларов, или около 22 500 долларов за каждый рабочий час. На эти деньги он приобрел роскошный особняк на берегу моря в Паскагуле, неподалеку от города Оксфорд, Миссисипи, где располагался офис, — неподалеку, если летишь на частном самолете. Но прошла «Катрина» — и от дома остался лишь бетонный фундамент да обломки пары стен — на снос. Ему-то страховая компания (благоразумно) выплатила все до цента, но Скраггс не мог спокойно слушать рассказы о мытарствах других жертв стихии и страховщиков. Он вызвался помочь среди прочих собственному

и исключения, вроде таких: «Мы не страхуем... от потерь, не случившихся бы в отсутствие одного из нижеперечисленных исключительных событий»: например, сюда подходит «урон, нанесенный водой, то есть... наводнение, поверхностная вода, волны, воды прилива, цунами, сейш (колебание уровня воды в водоеме), разлив того или иного водоема и любые брызги, вне зависимости от наличия ветра». Читаем дальше: «"Мы не предоставляем страховку в указанных случаях вне зависимости от а) причины исключительного события; б) иных причин понесеного ущерба и в) без оглядки на то, воздействовали ли иные причины одновременно с исключительным событием или до или после него; наконец, г) вне зависимости от того, наступает ли указанное событие моментально или постепенно...» Это — классический пример того, как страховщик старается сбросить с себя ответственность так, чтобы держатель страхового полиса не мог ничего разглядеть, а разглядев — не смог бы понять.

ГЛАВА IVВОЗВРАЩЕНИЕ РИСКА

НАЙЛ ФЕРГЮСОН ВОСХОЖДЕНИЕ ДЕНЕГ

свояку Тренту Лотту, бывшему руководителю республиканского большинства в Сенате, и конгрессмену от штата Миссисипи Джину Тейлору — оба почтенных мужа отдали урагану свои дома, и теперь об них только что не вытирали ноги страховщики². Скраггс представлял потерпевших сразу в нескольких исках, утверждая, что страховщики (прежде всего компании State Farm и All State) пытались увильнуть от своих законных обязательств³. Сколоченная на ходу Scruggs Katrina Group проделала подробнейшие метеорологические исследования, призванные показать, что основной урон городам вроде Паскагулы нанес ветер, а вовсе не добравшиеся сюда лишь несколько часов спустя волны. В какой-то момент к Скраггсу в гости пожаловали двое оценщиков размера страхового убытка, пожелавшие разоблачить своих сотрудников — те в попытке обвинить во всем потоп не остановились и перед подтасовками в отчетах. Ну а новость о рекордных прибылях страховой отрасли в 2005 и 2006 годах лишь разожгла аппетит Скраггса[30]. Когда мы встретились на пустыре, где раньше стоял его дом, он сказал: «Пятьдесят лет я жил здесь [в этом городе], здесь женился и вырастил детей и гордился этим. Теперь я гляжу по сторонам и с трудом сдерживаю чувства». К тому моменту State Farm уже удовлетворила 640 исков Скраггса от имени отверженных страхователей и согласилась не только расстаться с 80 миллионами долларов, но и пересмотреть еще 36 тысяч решений⁴. Казалось, страховщики стали отступать. Казалось до ноября 2007 года, когда Скраггса с сыном Закари и еще тремя подельниками признали виновными в попытке подкупа суда штата по делу об адвокатском вознаграждении, связанном с «Катриной»[31]. Скраггсу светит до пяти лет тюрьмы⁵.

Может статься, ничего тут такого и нет и перед нами лишь еще один пример нравственной расхлябанности южан или доказательство незыблемой истины «кто деликтом живет, от деликта погибнет». Скраггс проделал путь от славного парня до ужасного уголовника, но факт остается фактом: State Farm и All State единодушно объявили большую часть побережья залива «зоной, свободной от страхования». Зачем портить себе нервы, если стихийные бедствия там случаются через два года на третий и сопровождаются извержениями людей-вулканов вроде Дики Скраггса? Если развивать эту мысль, частным компаниям вообще незачем связываться с обитателями Паскагулы и Сен-Бернара и им подобными. Вот только вовсе не факт, что американские законодатели захотят и дальше увеличивать роль государства в страховании граждан. Совокупные незастрахованные убытки от ураганов в 2005 году и так висят на его шее: 109 миллиардов помощи пострадавшим плюс 8 миллиардов налоговых льгот — всего примерно втрое против предполагаемых потерь страховщиков⁶. А что еще ожидать от недееспособного «капитализма катастроф», вопрошает Наоми Кляйн, что сказочно одаривает избранных и заставляет налогоплательщиков разгребать завалы за свой счет?⁷ И как поступить, если предъявленный счет непомерно велик? Когда страховщики не справляются, есть ли еще варианты, кроме как национализировать все природные бедствия и поставить государство перед практически бездонным ящиком с. обязательствами?

«Кроме нас, во всем мире это знает еще только один человек —Дик, — убеждал судью красноречивый Бальдуччи.— Мы, ээ, ну в общем, никто не знает, только три человека... два из них сейчас сидят в этой комнате, а третий — это, мм, Скраггс... Мы с ним... мм.. как бы это... за пять или шесть лет там схоронили много народу, и мы с Диком знаем, где они лежат». Первого ноября 2007 г. Бальдуччи по телефону сообщил Скраггсу, что судья «чуток поближе познакомился с обстоятельствами дела» и по-Б просил товарища «еще немного напрячься, ну кусков еще десять, наверное». Скраггс обещал «заняться этим».

Не будем забывать, что испокон веков человеческая жизнь была полна опасностей. Бушевали ураганы; люди воевали, голодали и умирали от чумы. Одно несчастье оказывается исключительно личным делом, другое — трагедией всего общества. Каждый день люди заболевают или получают травмы, теряя способность работать. Каждый из нас рано или поздно состарится и не сможет больше зарабатывать на хлеб насущный. Есть и бедняги, которые рождаются неспособными к труду. Рано или поздно мы умираем, зачастую оставляя после себя беззащитных родственников, которым нужно на что-то жить. Тут надо понимать, что беда не приходит случайно. Ураганы навещают нас с определенной закономерностью, подчиняются ей и болезни, и даже сама смерть. В каждое десятилетие начиная с 1850-х на США обрушивалось от одного до десяти ураганов большой разрушительной силы (в эту категорию попадают штормы со скоростью ветра свыше 177 километров в час и штормовым нагоном воды от 8 метров). Скоро мы узнаем, обновит ли текущее десятилетие печальное достижение 1940-х годов, когда страну истязал десяток подобных ураганов ⁸. Данные охватывают полтора века и вполне позволяют прикинуть вероятность появления урагана и оценить его возможную силу. По оценкам Инженерного корпуса армии США, ураган «Катрина» был из разряда «1 на 396», иными словами, они считают, что ураган должен достигать такой мощи в 0,25% случаев⁹. Эксперты компании Risk Management Solutions придерживались иного мнения: за несколько недель до трагедии они уверенно сообщили, что такие ураганы проходят раз в сорок лет¹⁰. Уважаемые люди выносят совершенно различные суждения, и, может статься, уже одного этого достаточно, чтобы прекратить разговоры о риске появления урагана (землетрясения, войны) и признаться, что здесь мы имеем дело с полной неопределенностью[32].Каждый день люди сталкиваются с массой рисков, и именно в силу их частоты мы можем разглядеть какую- никакую статистическую закономерность и провести более точ­ный подсчет вероятностей. К примеру, вероятность гибели среднестатистического американца после столкновения с силами природы, включая все возможные виды бедствий, составляет 1 из 3288. Аналогичный показатель для смерти в результате пожара в помещении — 1 из 1358. Смерть от огнестрельного ранения — 1 из 314. Но куда вероятнее, что наш Мистер Смит наложит на себя руки (1 из 119), погибнет в автомобильной аварии (1 из 79), а вернее всего — скончается от рака (1 из 5)¹¹.

Ранние общества всецело зависели от прихотей урожая, и продолжительность жизни соответствовала окружающим условиям — люди погибали от недоедания и болезней, не говоря уже о гибели на войне. Наши предки не умели предупреждать заболевания так, как это делаем мы. А посему старались умиротворить богов или Бога, которые — так они думали — и решали, послать ли на землю голод, чуму или, на худой конец, войну. Очень постепенно люди стали замечать своеобразный порядок там, где подозревали умысел божеств, — в погодных явлениях, урожайности злаков и инфекционных заболеваниях. И уж совсем недавно — в XVIII—XIX веках — начали записывать наблюдения за осадками, урожаями и смертностью, проложив путь для статистического анализа этих и иных феноменов. Но еще раньше человечество познало прелести бережливости, на собственной шкуре почувствовав, почему хорошо откладывать деньги на тот самый черный — а в сельском хозяйстве дождливый — день. Большинство первобытных обществ старательно сберегали еду при любой возможности — чтобы выжить, когда станет туго. Наши сородичи сбивались в племена, спинным мозгом чуя, что им стоит объединять усилия, что безопаснее жить сообща. Они вечно страдали от самых разных недугов, и неудивительно, что впервые эта склонность к взаимопомощи проявилась в похоронных обществах, которые собирали средства, чтобы достойно проводить соплеменников в последний путь. (В особенно бедных областях на востоке Африки эти общества и по сей день являются единственными в своем роде финансовыми учреждениями.) Основной закон страхования — «сбереги сегодня, чтобы выбраться из передряги завтра» — с тех пор не изменился, и не важно, идет речь о смерти, тяготах преклонного возраста, болезни или несчастном случае. Главное — знать, сколько отложить и куда, чтобы не оказаться в положении жителей Нового Орлеана, беззащитных перед лицом «Катрины» и страховых компаний. Одной житейской смекалки тут не хватит. Кажется, страхование зародилось там, где только и могло появиться на свет. Где же еще, как не в упитанной, осторожной Шотландии?

От беды меня укрой

Говорят, мы, шотландцы, — мрачный народец. Может, дело в погоде, в тянущихся целую вечность унылых, дождливых днях. Может в хронической неспособности выиграть хоть какой-нибудь спортивный трофей. А может — кто знает, — все от того, что мои предки и другие уроженцы Шотландской низменности в эпоху Реформации приняли учение Жана Кальвина близко к сердцу. Конечно, разумно предположить, что коли Бог есть, он знает, кому из нас суждено вознестись в Рай (их так и называют — «богоизбранные»), а кому — отправиться в ад (число этих безнадежных грешников безнадежно велико), но при всем при этом предначертанность земного пути едва ли побуждает людей радоваться жизни. Так или иначе, у истоков первого страхового фонда, созданного более двух с половиной столетий назад, в 1744 году, стояли два священника Церкви Шотландии.

Трудно спорить с тем, что страхование как таковое появилось задолго до того. Первый бодмерейный договор — он позволял капитану брать заем под залог корпуса своего торгового судна — сделал страхование одним из видов коммерческой деятельности. Считается, что первые договоры страхования были заключены в Италии в начале XIV века — они то и дело попадали в деловые бумаги в виде платежей за securitas (это латинское слово обозначает состояние «душевного спокойствия»). И все же такие договоры по сути своей являлись займами на определенных условиях — например, они могли быть отменены в случае неудачи предприятия, — но не страховыми полисами в нынешнем понимании¹²; Антонио из «Венецианского купца» как будто нарочно не страхует свою флотилию и становится легкой добычей кровожадного Шейлока. Долгожданная премьера состоялась в 1350-х: сначала премия составляла от 15% до 20% страховой суммы и лишь к концу столетия снизилась до 10%. Типичный полис из архивов купца Франческо Датини (ок. 1335- 1410) оговаривал, что страховщики соглашаются принять на себя риски, связанные с «богом, морем, враждующими армиями, огнем, выбросом груза за борт, задержанием страхователя государями, городами или любыми иными людьми, с репрессалиями, заключением под стражу, с любого рода потерями, опасностями, несчастьями, помехами и кознями, что могут встать на его пути, исключая затруднения на таможне и при упаковке груза», до тех пор пока груз в целости и сохранности не будет выгружен в порту назначения¹³. Шаг за шагом контракты эти приобретали все более стандартный вид и просуществовали так несколько веков, пока наконец не были включены в торговое законодательство (lex mercatoria). Страхование как отдельное ремесло еще не оформилось — купцы занимались им в свободное от основных забот время.

Лишь в последние десятилетия XVII века ростки настоящего рынка страхования начали пробиваться сквозь лондонскую почву. Думать могли еще долго, если бы не Великий пожар 1666 года, в котором исчезло более 13 тысяч домов[33]. Че­тырнадцать лет спустя Николас Барбон первым принялся страховать горожан от пожара. Примерно тогда же кофейню Эдварда Ллойда на Тауэр-стрит облюбовали участники зарождавшегося рынка морского страхования (позднее они перебрались на Ломбард-стрит). В 1730- 1760-е годы встречи и обмен сведениями у Ллойда стали привычным делом, и в 1774-м в здании Королевской биржи было учреждено Общество Ллойда, изначально получившее по 15 фунтов взноса от каждого из 79 пожизненных членов. Будучи свободным объединением участников рынка, Lloyd's выглядел простовато в сравнении с торговыми монополиями былых эпох. Ответственность андеррайтеров — они ставили свои имена под договорами страхования (от англ. underwrite — «подписаться под чем-либо») и стали известны как «Имена Ллойда» — была ограниченной. Общество жило, как сказали бы мы сегодня, по принципу «предоплаты» — в его задачи входил сбор средств в объеме, достаточном, чтобы расплатиться с обязательствами текущего года и оставить немножечко себе. В 1710 году компания Sun встала на защиту англичан от пожаров и обогатила мир страхования идеей ограниченной ответственности, а спустя еще десятилетие, когда пузырь Компании Южных морей раздулся до предела, ее почин поддержали Страховая компания Королевской биржи и Лондонская страховая компания, сосредоточившие свое внимание на страховании жизни и морских приключений. Ни одна из них не смогла уйти от «предоплатного» образа жизни — одной рукой они засовывали в рот то, что собирали другой. По данным Лондонской страховой, в сумме премии почти всегда превышали страховые выплаты, а в годы войн с Францией и те и другие многократно возрастали. (До 1793 года французские купцы запросто страховали свое имущество в Лондоне¹⁴. В мирное время эта практика возобновилась: накануне Первой мировой войны большинство немецких торговых судов были застрахованы Lloyd's

Страхование жизни также получило известность еще в Средние века. Учетные книги флорентийского купца Бернардо Камби упоминают договоры о страховании жизни папы римского (Николая V), венецианского дожа Франческо Фоскари и Альфонсо V, короля Арагона. Похоже, то были лишь рискованные пари вроде тех, что Камби заключал на скачках¹⁶. И то правда, в период становления страховое дело даже в своих наиболее развитых проявлениях (таких, как страхование кораблей) до боли напоминало игорный бизнес. Первопроходцы обходились без сносного теоретического обоснования рисков. И вдруг людей как будто озарило: первый камень желанного фундамента заложили в 1660 году, и после этого работа шла на удивление споро. Важнейшие открытия тех лет состоялись в шести областях:

1. Вероятность. Французский математик Влез Паскаль признавал: обитатели монастыря Пор-Рояль первыми поняли, что «страх перед несчастьем должен быть соразмерен не только тяжести ущерба, но и вероятности неблагоприятного исхода» (в каковом виде эта догадка перекочевала на страницы трактата «Логика, или Искусство мыслить» Антуана Арно и Пьера Николя, 1662). Паскаль многие годы обсуждал увлекательные задачи теории вероятностей со своим другом Пьером Ферма, но именно этот прорыв стал ключевым для дальнейшего развития страхования.

2. Ожидаемая продолжительность жизни. В год выхода «Искусства мыслить» лондонский галантерейщик Джон Гронт опубликовал свой труд «Естественные и политические замечания по поводу таблиц смертности», где попытался оце­нить вероятность смерти от разных причин на основе официальных данных по Лондону. Увы, сводки Гронта не отмечали возраст усопших, заведомо связывая руки статистикам будущего. Довершить дело соотечественника выпало члену Королевского научного общества астроному Эдмунду Галлею, который опирался на данные, поступившие в Общество из прусского города Бреслау (ныне Вроцлав в Польше). Галлеева таблица смертности свела воедино сведения о 1238 рождениях и 1174 смертях и шансы человека избежать смерти в каждый отдельный год: «Сто против одного, если это мужчина двадцати лет, и всего 38 против 1, если ему исполнилось пятьдесят...» Так зародился математический аппарат страхового дела¹⁷.

3. Определенность. В 1705 году Яков Бернулли предположил, что «в схожих условиях то или иное событие будет происходить (или не происходить) с той же частотой, что была установлена ранее». Его Закон больших чисел позволил, среди прочего, делать заданной наперед точности выводы о содержимом большой банки с шарами двух разных цветов по небольшой выборке. Отсюда растут ноги понятия «статистическая значимость» и современные способы оценки вероятностей в пределах доверительных интервалов (утверждение «доверительный интервал 95% для доли белых шаров в банке — от 35% до 45%» означает, что истинное значение с вероятностью 95% попадет в указанный промежуток).

4. Нормальное распределение. Аврааму де Муавру удалось нащупать закон, которому подчиняются исходы многократно повторяемого опыта, и он открыл миру кривую, отражающую распределение этих исходов вокруг среднего значения. «Случай порождает беспорядок, — писал де Муавр в 1733 году, — и все же почти наверняка с течением времени эти неровности будут значить все меньше и меньше на фоне порядка, каковой следует из первоначальных установлений». Колоколообразная кривая из третьей главы — графическое

отображение нормально распределенной случайной величины, при этом 68,2% всех наблюдений за такой величиной находятся в пределах одного стандартного отклонения вверх или вниз от среднего значения.

5. Полезность. «Стоимость предмета должна задаваться не его ценой, но той полезностью, что он доставляет» — так говорил в 1738 году швейцарский математик Даниил Бернулли и добавлял: «Полезность от увеличения богатства находится в обратной зависимости от богатства уже имеющегося», иными словами, 100 долларов больше пригодятся кому-нибудь со средней зарплатой, чем управляющему хедж-фондом.

6. Выводы из данных. В своей «Попытке разрешить одну задачу о случае» (увидевшую свет в 1764 году, уже после смерти автора) Томас Байес задался следующим вопросом: «Допустим, что дано количество опытов, когда неизвестное событие случилось, и число попыток, когда оно не произошло; требуется сказать, во скольких случаях вероятность его будет лежать между двумя наперед заданными числами». Его ответ предвосхитил современную формулировку, согласно которой ожидаемая полезность того или иного события равна произведению его вероятности на количественный исход (выигрыш или убыток)¹⁸.

Истинными прародителями страхования были не купцы, а математики. Чтобы претворить теоретические построения в действительность, не хватило и математиков — понадобились священники.

На холме в самом сердце Эдинбурга расположилось кладбище Грейфраерз; сегодня оно не забыто лишь благодаря Бобби из Грейфраерз — верному скай-терьеру, не желавшему покидать могилу хозяина, да «похитителям трупов», которые в начале XIX века навешали святое место в поисках материала для исследований студентов-меди ков столичного университета. Исключительная важность Грейфраерз для развития финан­сов объясняется тем, что священник Роберт Уоллес в юности увлекался математикой и кое-чего в ней достиг, а потом повстречал здесь своего друга Александра Вебстера, начальника эдинбургской таможни. Объединив усилия с профессором математики Колином Маклореном, мужчины создали первый современный страховой фонд и не уповали на милость игральной кости, а основывались на разумных соображениях актуарного и финансового рода.

Обитатели Старого Вонючки — тогдашнее прозвище былосовершенно заслужено пахучей шотландской столицей — Уоллес и Вебстер лучше других чувствовали всю хрупкость человеческого существования. Сами они пожили вволю — семьдесят четыре и семьдесят пять лет соответственно. Маклорену повезло меньше: в 1745 году, спасаясь бегством от сторонников Якова II, он упал с лошади и умер от переохлаждения в возрасте сорока восьми лет. В середине XVIII века с

Святой дух страхования: Александр Вебстер проповедует эдинбуржцам.

эдинбуржцами случались вещи и пострашнее нашествия папистов с высокогорья. Дела здесь вряд ли обстояли лучше, чем в Англии, — тамошние новорожденные вплоть до начала нового века могли рассчитывать в среднем на тридцать семь лет жизни. А новоиспеченные лондонцы — на двадцать три года, и не факт, что Эдинбург с его отвратительными санитарными условиями дотягивал и до этого уровня¹⁹. Уоллес и Вебстер почувствовали, что скоропостижная смерть ранит одну категорию населения куда больнее, чем всех остальных. По закону, изданному королевой Анной в 1672 году, вдовы и дети скончавшихся священников Церкви Шотландии в год смерти отца семейства получали половину его жалованья. Затем нужда раскрывала им свои объятья. В 1711 году стараниями епископа Эдинбургского они начали получать небольшое вспомоществование, но хватало его лишь на самое необходимое. Уоллес и Вебстер решили, что так это оставлять просто нельзя.

Мы привыкли думать о шотландских священниках как о самом благоразумии и бережливости — как о людях, что вечно осторожничают, ни на миг не забывая о божественной каре за малейший проступок. Так вот, Роберт Уоллес не только был математиком от бога, но и тяжело пил и был не прочь поддать кларету в окружении своих дружков-алкашей из Клуба ранкенианцев, почтенные члены которого собирались в бывшем трактире Ранкена[34]. Александр Вебстер прославился как «большой добряк»; поговаривали, что «спиртное не властно над доктором Вебстером». Этот человек трезвее всех подходил к подсчету продолжительности жизни. Поистине остроумная задумка Уоллеса и Вебстера могла зародиться разве что в головах шотландцев, вслед за кальвинистской Реформацией переживших расцвет своего собственного шотландского Просвещения. Спокойную жизнь вдове и детям после смерти кормильца обеспечивали сделанные взносы, но не только они, — изобретатели намеревались прибыльно использовать полученные страховые премии. Вдовам и сиротам, рассуждали они, не просто вернутся премии, но и достанутся доходы от сделанных вложений. Чтобы все заработало, предстояло прикинуть, сколько примерно удастся выручить денег, и спрогнозировать количество нуждающихся. Точность вычислений Вебстера и Уоллеса и по сей день поражает знатоков страхового дела²⁰. «Лишь опыт да подсчет покажут, какого количества средств вдове следует ожидать после смерти супруга,— писал Уоллес в самом начале предприятия, — но для начала предположим, что это сумма, втрое превышающая [ежегодные] взносы покойного в течение его жизни...» Вместе с Вебстером они собрали данные по пресвитериям во всей стране — в них-то Уоллес и углубился. Выяснилось, что в среднем каждый год было около 930 священников.