2015-09-06
556
Многогранности языческого мировоззрения, сложившегося из наслоений многих эпох, соответствовало многообразие форм культы и мест обращений к потусторонним силам, родившимся в сознании древнего человека.
Моление об урожае, различные заклинательные действия, обращения к силам природы и к духам добра и зла, повсеместно рассеянным в природе, производились тоже повсеместно: пунктом обращения к этим силам и принесения им жертв («треб») могло быть и отдельное жилище, и срединная площадь селения, и ключ-родник, и луг за околицей, и берег реки, и лесная поляна, и возделанная земледельцами нива.
Одни ритуальные действия не требовали почти никакого реквизита, кроме венка из цветов, свежесорванной ветки березы или разведенного на берегу реки костра. Таковы хороводы, игры, пляски, резко осуждаемые церковью. Естественно, что от этого разряда языческих игрищ не уцелело никаких подлинных археологических следов и мы можем компенсировать их отсутствие только обращением к этнографии. Для другого вида ритуальных действий требовались те или иные сооружения, то временные на одно празднество, то постоянные «капища», «кумирни идольские», снабженные деревянными или каменными изображениями славянских божеств.
Различны были и радиусы притяжения ритуальных пунктов: одни обряды замыкались только внутри дома и усадьбы одной семьи, другие собирали на «пиры идольские» всех мужчин села в общесельскую «контину», а женщин в «беседу». Были и такие святилища, к которым стягивались люди на «событие» (т. е. на совместное пребывание «со бытие») со всего племени или даже из нескольких соседних дружественных племен. Такие особо почитаемые ритуальные пункты просуществовали несколько тысяч лет и в конце концов были восприняты церковью (как православной, так и католической) с целью использование давней традиции религиозных молений в данном месте.
Западнославянский материал дает нам образцы значительных культовых мест, имевших общеплеменное значение. Таковы, например, святилище Лады и Лели в Сандомирских горах, священная гора Собутка (от событие, собрание) в Силезии и огромное, огражденное каменным валом святилище под открытым небом на вершине горы Радуни (близ Собутки), вмещавшее несколько тысяч молящихся. Датируются эти грандиозные «требища» (мест для совершения треб) началом I тысячелетия до н. э., но совершение языческих обрядов там продолжалось, несмотря на построенные церкви и монастыри, вплоть до XV в. н. э., т. е. на протяжении двух с половиной тысяч лет от времени их возникновения как языческих сакральных центров.
Рассмотрим славянские святилища того времени, когда римские авторы впервые заговорили о далеких славянах - венедах, т. е. святилища зарубинецкой культуры. Примером зарубинецкого культового места внутри поселка может служить селище «Грудок» близ Почепа в бассейне Средней Десны, куда в первые века н. э. направилась славянская колонизация из Среднего Поднепровья.
В середине раскопанного пространства, среди большого количества прямоугольных жилищ со следами мощных печных столбов обнаружена круглая в плане постройка. Диаметр ее - 5 м. Ф. М. Заверняев справедливо считает ее святилищем. Среди вещевого материала там найдена редкостная для этой культуры вещь - египетская печать I-III вв. н. э. из голубой пасты с интереснейшей посудой в нем. В одном и том же доме найдены миска со знаком плодородия и горшок с четырьмя знаками, которым А. К. Амброз посвятил специальную работу, продолжив на очень широком фоне сделанные ранее наблюдения. Дом в раскопе являлся только местом хранения священной посуды, а сама церемония варки первых плодов производилась, судя по раскопкам, в соседнем круглом помещении. Вход в круглое строение, оформленный двумя подпорами и ступенькой, находился как раз против дома со священными сосудами, в 12-15 шагах от него. Внутри круглое святилище, судя по данным раскопок, было устроено так: в центре было какое-то круглое глинобитное сооружение, укрепленное в нижней части столбами; глина обожжена. Автор раскопок назвал его просто кострищем. По всей вероятности, это или большой очаг или очаг-жертвенник, предназначенный для разведения огня, ближе ко входу - следы столбов и массивные остатки обгорелого дерева, что естественно расценивать как остатки главного идола, занимавшего срединное положение во всем святилище. В глубине ротонды, слева и справа от жертвенника-очага и центрального идола были устроены две большие ниши, около которых на окружности здания стояли столбы, очевидно, являвшиеся идолами меньшего значения. При круглой форме постройки и при центральном положении большого очага вполне естественно предполагать широкое дымовое отверстие в конической кровли. Оно давало выход пламени и дыму к небу и одновременно освещало весь храм сверху естественным дневным светом.
В русской вышивке очень част мотив богини в храме, но храм бывает представлен в трех видах: во-первых, в виде дома с двухскатной крышей (в этом случае богиня - рожаница), во-вторых, как постройка в виде овина с подвышенной средней частью и пышно украшенной замкнутой кровлей. На таких вышивках в середине, во всю высоту показанного как бы в разрезе здания, изображался огромный идол Макоши с опущенными к земле руками; календарно эта поза богини может быть приурочена к купальской обрядности (23-29 июня), ко времени начального созревания колосьев и появления первых плодов этого года (горох, бобы). Макошь указывает на землю, уже произрастившую растения, тогда как в вышивках, связанных с весенними обрядами, Макошь воздевает руки к небу, к верховному божеству с мольбой о солнце и дожде для только что посеянных семян.
Большой центральный идол Макоши сопровожден двумя идолами рожаниц - Лады и Лели, стоящими по сторонам «Матери Урожая» - Макоши. Совпадение с почепским храмом полное - один идол в середине и два по бокам. Вышивка дает то, что археология редко может дать - все три идола - женские.
Вышивки отразили более позднюю стадию развития языческой храмовой архитектуры, чем та, которую дает нам селище зарубинецкой культуры. Но есть в русских вышивках еще третий вид храмовых построек, внутри которых тоже помещен идол Макоши, но крыша над головой богини не сомкнута и оставляет значительный проем. Идол Макоши помещен в середине под проемом крыши. По сторонам огромной Макоши находятся не идолы рожаниц, а изображения всадников (или всадниц?). Верхняя часть пространства здания на вышивке обычно занята изображениями птиц и звездообразных знаков. Это приводит к мысли о том, что древнеславянские храмы могли не иметь крыши. Однако возможно и иное предположение, что вышитый храм Макоши со срезанной крышей представляет собой как бы разрез святилища почепского типа. Небесные знаки этому не противоречат, так как небо было хорошо видно из колибы. Наличие всадников по сторонам главного идола противоречит такому предположению, но, учитывая сезон («макушка лета»), можно допустить. Что святилище не было закрытым помещением, а представляло собой навес со столбами, шедшими по кругу (сохранились следы 9 столбов), внутри которого находились три идола и жертвенник. В этом случае все внутренние элементы храма были видимы поселку извне. Возможно, что конников не следует воспринимать слишком реально - весенние боги Лада и Леля на обрядовых полотенцах, предназначенных для празднеств встречи весны, изображались верхом, с сохами за седлом. Наличие верховых вокруг Макоши могло быть всего лишь изображением привычного символа, а не подтверждением реальных всадниц внутри храма.
В этих же самых лесах днепровского бассейна, спустя почти две тысячи лет после существования почепского святилища, расположенного посреди славянского поселка, П. Бессоновым записан интереснейший цикл купальских песен.
Песни на Купалу (ночь с 23 на 24 июня, солнцеворот) составляют особый, четко выделяющийся и очень архаичный цикл. Они сопровождаются припевом «то-то!» или «ту-ту-ту!» (свойственным только купальским песням) и обязательным притопыванием и стуком в это время. Очевидно, это остатки ритуального танца. Праздник Купалы, пишет Бессонов, - «высший летний пункт древнейших священных обрядов, сказаний и песен… Как бы истощившись в разгуле Купалы, песнотворчество отселе надолго умолкает…».
Купалу называют «соботкой», т. е. «со-бытием», совместным сборов. Сюжеты купальских песен связаны с традиционной эротикой на игрищах, с обязательным купаньем и с отголосками жертвоприношений девушек божеству реки, «Дунаю», со сбором целебных зелий и пр. Одна из песен повествует о приготовлении ритуального зелья (дягиля) в горшке; каким-то образом это связано со смертью женщины («дягилю у горшок, дядину у пясок»). Ритуальная еда на празднике - растительно-молочная.
Главным в купальной обрядности был, как известно, костер, через который прыгали попарно. Отголоском обряда является игра в горелки («гори, гори ясно, чтобы не погасло…»). Этнография знакомит нас с любопытными деталями обряда. Во-первых, сооружение костра поручалось женщине («молодая молодица, разложи купальницу!»). Во-вторых, основой будущего костра был столб или кол, вбитый в землю: «как Купала сама изображалась столбом, а голова у нее в золоте или же вся она в зелени, так по образу ее в обряде делается кол (в другом месте - «остов столбом или колом»), втыкается в землю, обвивается соломой, вымолоченными колосьями, конопляником, а наверху пук соломы, который и называется Купалой и который зажигают в купальскую ночь. На этот знак сбегается народ, разгорается известный купальский костер». Важную роль в песнях играет дуб; дубовые сучья идут и в костер.
Связь купальских обрядов с аграрной магией «макушки лета» несомненна. Анализ русской вышивки показал, что к этому сезону относятся ритуальные полотенца с изображением Макоши-Купалы, где богиня окружена солнечными знаками и всегда показана с опущенными к плодоносящей земле руками; голова Купалы нередко увита колосьями, колосья изображались и у ног богини. Если в весеннем цикле по сторонам богини изображались женщины-всадницы с сохами за спиной, то на полотенцах купальского цикла вышивали всадников-мужчин.
Макошь, богиня земного плодородия, была посредницей между небом и землей (в весеннем цикле она всегда изображалась с воздетыми к небу руками). С этой двойственностью можно сопоставить любопытную деталь купальской одежды белорусских женщин: «В убранстве празднующих главное внимание обращено на женскую голову и обувь». Девушки, кроме венков из зелени, надевали на голову «войник» из ткани обязательно голубого, небесного, цвета; на ногах разукрашивались чулки и подвязки. Налицо внимание к символике неба (голубой войник) и земли (обувь, чулки).
Археологическое изучение разного рода святилищ со временем может дать значительно более полную картину. Многое должна дать и этнография, без данных которой ретроспективное изучение славянского язычества невозможно. В частности, этнография может полностью раскрыть весь годичный календарный цикл молений и обрядов, что так необходимо для понимания религиозной сущности язычества.
Археология же по ряду счастливых обстоятельств может углубить на полторы тысячи лет этнографические сведения и представить календарь древнего славянина из Среднего Поднепровья с указанием сроков молений о дожде и важных языческих празднеств.
