Какую роль У. Оккам и Мейстер Экхарт сыграли в подготовке реформационного движения?

Разрушение гармонии разума и веры приводят У. Оккама к важным вы­водам. Если разум не может ничего ни прибавить, ни убавить для торжества веры, то отсюда следует приоритет Священного Писания как непосредствен­ного Откровения Бога, данного Его волей, перед Священным преданием как рациональным истолкованием Писания отцами и учителями церкви, церковными соборами и папами. Именно этот вывод подчеркивал У. Оккам, когда заявлял: «Я больше испытываю уважения к Христу и апостолам, нежели к традициям людей, пребывающих в нынешней быстротечной жизни»². Но если Священное предание, основанное на постановлениях церкви, является чем-то весьма маловажным для веры и для спасения человека по сравнению со Священным Писанием, следовательно, и сама церковь имеет весьма отда­ленное отношение к спасению человека. Вот почему Оккам и делает вывод о том, что церковь является просто собранием верующих, а не небесно-земным посредником между Богом и человеком и не инструментом спасения. Верую­щего, таким образом, спасает не принадлежность к организации церкви, а его собственная вера. Поэтому вера является личным делом каждого человека, а не следованием догматам и канонам, установленным церковью.

Хотя Мейстер Экхарт по многим вопросам расходится с главой поздних номиналистов У. Оккамом, однако по вопросу о соотношении веры и разума и по вопросу о роли церкви в спасении человека их взгляды удивительно схожи. С точки зрения Экхарта, «человек вообще не может познать, что есть Бог». Поэтому главное в вере не внешнее соблюдение обрядов и пок­лонение внешним культам (что можно понять разумом и что может чрез­вычайно жестко контролироваться церковью), а внутреннее переживание, мистическая связь с Богом через индивидуальную духовную жизнь. Она предусматривает отречение от всего внешнего, показного или, как утверж­дает Иоанн Рейсбрук, только отказ от всего, что не ведет к Богу. Вот почему одним из главных положений учения мистиков XIV в. является отрицание так называемых внешних дел как пути спасения верующего. В таком случае церковь как организация системы обрядов и внешнего поклонения может рассматриваться не только как совершенно излишняя ступень на пути к Богу, но даже как нечто отвлекающее человека от прямого слияния с божеством. Поэтому Экхарт четко заявляет, что «человек, постигший Бога, готовый к внутреннему делу, должен отбросить все запреты и обязательства, даже если они исходят от самого папы».

Таким образом, номиналисты и мистики, делая веру личным делом, лич­ным усилием самого человека, освобождают его от всестороннего контроля со стороны церковных институтов. Но религиозное освобождение человека предшествует в Средние века его освобождению в социальном, экономичес­ком и духовном, отношении от традиций феодального общества. Оккамисты и мистики разрушали иерархизированную гармонию средневековой картины мира, рассматривали человеческих индивидов как единственную реальность социального бытия и ставили этих индивидов без всяких посредников лицом к лицу с Богом. Тем самым они высвобождали личную энергию и инициати­ву личности и в то же время делали эту личность ответственной как за свое спасение, так и за свое мирское благополучие. Если номиналисты и мистики высокого Средневековья, прежде всего, рассуждали по общим вопросам он­тологии и гносеологии, избегая касаться и социальных проблем в целом, и положения церкви в обществе в частности, то их последователи эпохи заката средневековой Европы четко ставили эти проблемы, не боясь подвергнуть жесткой критике как высших церковных иерархов, так и церковь вообще. Они чувствовали за собой молчаливую (а иногда и высказываемую) поддержку со стороны новообразовавшихся национальных государств и совершенно сознательно пользовались этой поддержкой в борьбе с духовной диктатурой церковной иерархии. Если церковь не обладает сакральной природой, кото­рая позволяет играть роль посредника между Богом и мирянами, а является собранием верующих, то основные вопросы, касающиеся как вероучения, так и организации самой церкви, должны решать не папа и даже не церков ный собор, а собрание всех верующих. Если церковь - собрание как мирян, так и духовенства, следовательно, согласно У. Оккаму, духовенство должно подчиняться светской государственной власти, которая управляет всеми собраниями и объединениями людей на своей территории. Если Священное Писание, а не Священное предание является главным источником веры, то, следовательно, по Священному Писанию, церковь должна строить и свою проповедническую деятельность, и свою организацию. Поэтому церковь должна отказаться от своих богатств и вернуться к бедности евангельских времен, а так же, как об этом говорят немецкие мистики, широко распро­странять Священное Писание через переводы его на национальные языки и проповедническую деятельность. Наконец, если естественный закон, со­гласно которому должно функционировать светское государство и который является следствием божественного закона, открывается не церковью, а ес­тественным разумом человека, то светский государь является ответственным перед подданными, а не перед церковью. И нарушения этого естественного закона, отмеченные разумом подданных, ведут к восстаниям и ликвидации режима нарушителей закона.

Таким образом, в недрах поздней схоластики и в рамках теоцентричес-кой картины мира уже подготавливалась теоретическая база реформацион-ного движения. Поэтому такие ранние долютеровские реформаторы, как Джон Уиклиф и Ян Гус в своих программах коренной реформации церкви и христианского вероучения опирались на теоретические изыскания У. Оккама, И. Дунса Скотта и немецких мистиков XIV в. Резкость и бескомпромиссность программных заявлений Дж. Уиклифа и Я. Гуса, их убежденность в правоте своего дела, которая позволила им смело бросить вызов всё еще могущест­венной иерархии католической церкви, объясняется, на наш взгляд, прежде всего, тем, что поздними схоластами была подготовлена теоретическая база для их реформаторской деятельности.