Международная торговля при Алексее Михайловиче и его преемниках

В середине XVII в. объем торговли России со странами Западной Европы через Архангельск удвоился и далее оставался примерно на одном и том же уровне в 800 тысяч рублей в год (4 млн гульденов). Число кораблей, прибывавших из Западной Европы в Архангельск, в разные годы бывало различным: от 20 до 80, из них от 13 до 62 были из Нидерландов[794]. Суда чаще всего курсировали по двум маршрутам: Амстердам–Архангельск–Амстердам или Амстердам–Архангельск–Италия.

Характерной чертой русско-западноевропейской торговли времен Алексея Михайловича (1645–1672) было дальнейшее ослабление позиций Английской (Лондонской) Московской компании. Роковым для британцев стал 1649 г. Пораженный казнью Карла I, Алексей Михайлович издал указ, по которому все английские купцы с 1 июня 1649 г. должны были приостановить свою торговлю в России, продать свои дворы и дома в Москве, Ярославле, Вологде. Правда, им вскоре дозволили вести оптовую торговлю в Архангельске и иметь незначительное представительство в Москве. Но в целом число англичан в России резко сократилось. Если в 1640-х гг. их было 124 человека, то в 1650-х гг. — 20 человек, в 1681 г. — 31, 1698 г. — 20[795], 1700 г. — 6[796]. Не вернуло былой мощи русско-британской торговле преобразование Московской компании из акционерного общества в «регулярную» компанию в 1669 г., хотя английские власти оставили за ней монопольное право торговли английских подданных с Россией.

Радуясь неудачам английских купцов в России, голландские карикатуристы изображали Англию в образе плешивого льва с обрезанным хвостом и ушами. Придворный врач Алексея Михайловича Самуэль Коллинс, вернувшись из России в 1667 г., говорил, что голландцы скачут по Московии, как «полчища саранчи, лишая британских купцов последнего куска хлеба»[797]. В это время Нидерланды и Англия вели между собой Морские войны.

После реставрации Стюартов английские купцы надеялись на «реставрацию» своих льгот в России. Среди московской политической элиты были почитатели Англии — А.Л. Ордин-Нащокин к примеру. По версии англичанина С. Коллинса о войне Нидерландской республики с Англией боярин сказал: «Удивляюсь, как эти два короля (датский и французский. — Прим. авт.) так неблагоразумны и поддерживают таких мужиков против английского государя! Лучше бы им соединиться с остальными европейскими государями, чтобы разрушить все республики, которые есть не что иное, как матери ересей и бунтов»[798]. В другой раз царский любимец якобы говорил: «…Для царя выгоднее поддерживать связи с королем английским, нежели со всеми другими христианскими государями»[799]. Но всякие сентенции отходили у Ордина-Нащокина на второй план, если не было практической выгоды от них. Этот «не глупый подражатель наших обычаев»[800], как назвал Афанасия Лаврентьевича в свое время имперский посол А. Мейерберг, мог заявлять: «Да что нам за дело до иноземных обычаев: их платье не по нас, а наше не по них»[801].

Вернуть былые привилегии британцы не смогли. Пребывавшее в России с этой целью в 1663–1664 гг. английское посольство Карла-Готварда Карлейля завершилось дипломатическим скандалом. В России английское посольство сразу стало натыкаться на различные препоны: то вмерз в лед плот-дощаник, на котором ехали англичане по Северной Двине до Вологды (русские отправили его из Архангельска слишком поздно осенью), то в Вологде оказалось лишь 3 пристойных саней из нужных посольству 200. В итоге свита посла добиралась до Москвы на крестьянских дворнях и в купленных за свой счет шубах, а в московском подворье для посольства не оказалось кроватей. На негодование английских дворян, что они не привыкли спать «скопом на полу», дьяк Посольского приказа Алмаз Иванов ответил: «Если они будут спать скопом, то их не унесут крысы»[802]. Самым комичным был спор посла Карлейля с встречающим его боярином Иваном Афанасьевичем Прончищевым: кому первому вылезать из саней? Решили вылезать одновременно, но «коварный русский» обманул «честного британца». Карл-Готвард вылез сам, а боярина под мышки выносили его слуги. Они держали Прончищева в воздухе, пока ноги англичанина не коснулись земли. В итоге получилось, что боярин вылез вторым. На языке дипломатического протокола того времени это означало, что британский посол воздал ему честь первым. Все эти досадные для англичан мелочи с юмором описал член их посольства швейцарец Гвидо Льеж в своей «Реляции о трех посольствах»[803]. Англичанам явно давали понять, что их просьбы о прежних торговых привилегиях не желательны. Однако англичане всё равно об этом поставили вопрос и получили официальный отказ. Раздраженный Карлейль вернул назад царские подарки, а царь Алексей Михайлович возвратил ему подарки короля Карла II Стюарта. На этом и разъехались.

Между тем «победа» голландцев и «поражение» англичан в России были относительны на фоне тех торгово-промышленных тенденций, которые формировались в мире во второй половине XVII в. Уже к середине столетия наметилась переориентация международной коммерции на прямые связи между производителем и потребителем. Голландцы же были прежде всего крупнейшими международными торговыми посредниками. Они попытались перейти на поставку из России сырья для голландских мануфактур, работающих на внутренний рынок, но этого было мало. В целом изменение мировой конъюнктуры вело Нидерланды к потере их прежней роли в мировой экономике. Кроме того, теряя в России, Англия приобретала в Новом Свете, где Новый Амстердам вскоре превратился в Нью-Йорк.

Россия на фоне новых международных торговых тенденций лишь укрепляла свою роль поставщика Западу необходимых ему сырьевых товаров, менялись лишь акценты в ассортименте русского экспорта.

Таблица 4

Изменения в составе экспортных русских товаров [804]

Как видно из представленной таблицы, к 1670-м гг. резко снизился вывоз из России меха, сказывалась конкуренция с мехами из Нового Света. Незначительной в процентном отношении оказалась также торговля черной икрой, медом, соленым мясом, свиной щетиной, москательными товарами, тканями. Зато вырос вывоз хорошо выделанных коровьих кож (юфти), поташа и пеньки. К началу XVIII столетия резко пошел в гору экспорт мачтового леса и смальчуга (густой смолы).

С середины XVII в. все чаще предметом экспорта из России на Запад становится хлеб. Многие западноевропейские страны, втянутые в промышленный бум и развитие международной торговли, сократили свой аграрный сектор. Кроме того, войны, постоянно гремевшие в Европе в век «борьбы всех против всех», вынуждали правительства искать, где бы закупить большие объемы провианта для своих наемных армий. Вывоз хлеба из России жестко контролировался Кремлем. Каждый раз западным купцам приходилось получать царскую жалованную грамоту, которой обычно предшествовала просьба правительства их страны к русскому монарху. В 1658–1659 гг. так был оформлен контракт голландцев ван Кленка и семи его компаньонов на покупку 80 тысяч четвертей ржи (примерно 7 680 тонн)[805]. Посредником при фрахте судов для этой сделки выступил англичанин, переводчик Английской Московской компании Джон Хебдон[806].

Во второй половине XVII в. торговое сальдо России оставалось положительным. При этом вдвое вырос объем импорта. Россия покупала огромные партии (в десятки тысяч предметов) западноевропейского огнестрельного и холодного оружия, военного снаряжения, металла (железа, меди, серебра в монетах и слитках), бумаги, стекла, зеркал, тканей (шерстяных, шелковых различных сортов, тонкого льняного полотна, бархата), а также золотых и серебряных кружев, позументов, нитей, драгоценностей, пищевых продуктов (пряностей, сахара, патоки, вина, уксуса, растительного масла, сельди, соли).

Приоритет во внешней торговле приходился на Западную Европу. Через Архангельск и Белое море шло ¾ торгового оборота России. Правительство Софьи в 1680-е гг. заключило новые торговые договоры с рядом европейских стран (Пруссия, Швеция, Польша), а также с дальневосточным Китаем[807].

5. Заведение отечественной крупной промышленности