Рубенс. Терей, Прокна и Филомела
Андрей Тюков – карельский поэт.
Называет себя: сторож.
Свободного времени уйма.
Купается в мировой культуре.
Вот его стихи:
Пускай бахвалится Кощей
иглой своей просроченной.
Мы вытолкнуты из вещей,
мы приняты обочиной.
А он, в кипящей скорлупе,
войдя в круговращение,
своё бессмертие толпе
вверяет в обращение.
Отличные строки!
Чудится мне здесь акмеистическая выучка – или неоакмеистическая: Арсений Тарковский почему-то вспомнился.
Не знаю.
Это субъективное.
Имею в виду взвешенность и выверенность слова.
Стихи самостоятельные – пронзительные – точные.
Рифмы – будто колёсики в часах: безукоризненно сцеплены друг с другом – обеспечивают красивый ход ритма.
А вот ещё – о камнях:
Забытые строителями, мы
краеугольности, как статуса, лишимся.
И во главу, что храма, что тюрьмы,
угла, – дано: на дно, – ложимся.
Что верхние! Земные пузыри.
А мы – внизу, без имени, без званья...
Не для того ли рушат алтари,
|
|
чтоб посмотреть – что там, у основанья?
Классная философская лирика!
Оказывается, Андрей Тюков – видная фигура в Карелии.
Грешен: ничего о нём не ведал.
А узнал на днях так: позвонил друг – и как-то растерянно сообщил о том, что Андрей Тюков опубликовал в «Лицее» резко отрицательный отзыв на мой венок сонетов «Юрий Дмитриев».
Открыл, посмотрел.
Конечно, стало обидно.
Мой опус получил такую оценку: «Махровое графоманство в гомерических масштабах. Топорно, напыщенно, нелепо».
Мне не понравилось?
Ну да.
А нужно терпеть.
Свобода мнений – это абсолютное.
Что покоробило и насторожило?
Лучше бы Андрей Иванович обругал какой-нибудь другой мой текст.
Этот венок я рассматривал не столько в литературном, сколько в гражданском плане: поддержал оклеветанного человека.
Сделав свой выпад, Андрей Иванович – так тогда примнилось – подговнял и мне, и «Лицею».
Поэтому сгоряча я написал две непотребных эпиграммы:
АНДРЕЮ ТЮКОВУ, ХОРОШЕМУ ПОЭТУ
***
Тюк, да на крюк.
И без всяких кунштюков!
Merda из брюк
Мощно вывалил Тюков.
***
Ужель вернётся время стуков?
Не внове нам поэт-стукач.
Родился ты, Андрюха Тюков,
Для перманентных неудач.
Иди-ка со своей вампукой
В зловонный большевистский зад!
Не тюкай, Тюков. И не пукай.
Несёшь внутри себя разлад.
Виноват: люблю низовой юмор – являясь убеждённым раблезианцем.
Сдуру поставилэти стишата на стену оппонента ВКонтакте.
Но быстро стёр.
Причины этой самоцензуры следующие:
1/ Мне показалось, что отзыв Андрея Ивановича смахивает на донос – ещё и повела рифма тюк–стук: отсюда очевидная благоглупость. Извиняюсь!
|
|
2/ Я всегда старался быть исключением из того правила, которое так чётко сформулировал Дмитрий Кедрин:
У поэтов есть такой обычай –
В круг сойдясь, оплёвывать друг друга.
Нет, я не в их числе!
А вот здесь на плевок ответил плевком.
Плохо это.
3/ Наконец, главная причина: поначалу Андрей Иванович показался мне человеком утончённым, элитарным – пукающее тело, о котором писал Михаил Бахтин, должно резать его благородный слух.
Чистюля!
Я устыдился – и снял свои шалости.
Но тут я ошибся.
Есть у моего критика великолепное стихотворение «Словоблудие» – вот строки оттуда:
В одной яме под сортиром вычищенным,
обесчещенным – говном...
В частотном словаре Андрея Тюкова это слово занимает далеко не последнее место.
Сие нормально – я не пуританин.
Андрей Иванович всё-таки засёк мою стихотворную реплику – сегодня друзья указали мне на его запоздалую реакцию:
Жаль, конечно, что "филомельник" и доктор философских наук решил удалить свои вирши с моей "стены". Я-то их, впрочем, сохранил – на память... Интересно то, что все подобные, литературно-оформленные беснования (а я их читал в свой адрес уже немало) построены на обращении к телесному низу, как и у Линника в "стихах". Видимо, один бес шепчет, оттуда... Я тоже с ним знаком.
Делал я в эти дни кой-какие дневниковые заметки – заинтересовал меня Андрей Иванович.
А вот теперь – после прочтения вышеприведённого комментария – решил оформить свои мысли в виде эссе.
Импульс получил!
Чисто творческий, эвристический.
Андрей Иванович прав на 100%: моей рукой действительно водил бес.
Точнее, бесёнок.
Шаловливый, вздорный.
И всё же не очень подлый – ведь отходчивый.
Вы, Андрей Иванович, признаётесь, что тоже знакомы с этим искушением – но это почти норма для любого стоющего поэта.
Почему большевисткий зад?
Наверно, в бессознательном как-то крутилось имя достойного коммуниста Бориса Тюкова – возможно, вашего родственника.
Соскоблил, подумав: ну зачем я так грубо?
Однако цитирую признание из ваших стихов:
А коммунизма – жаль…
Уверен, что Вы это не очень серьёзно – и всё же: вот система, где крупные бесы, предсказанные Ф.М. Достоевским, получили полную волю.
Они ответственны за расстрелы в Сандармохе.
Юная Филомела, изнасилованная Тереем – и Юрий Дмитриев, обвиняемый в педофилии: желая уличить меня в чём-то нехорошем, Вы поставили эти события в тонкую ассоциативную связь.
И не совестно Вам?
Тут работает бес большого калибра.
Вообще с Филомелой у Вас получился прокол, весьма странный и постыдный для русского поэта.
Читатель «Лицея» Вам на это указал.
Еще добавлю несколько отсылок.
Можно не добраться до стихов Николая Ивановича Гнедича, но уж «Евгения Онегина» Вы должны были прочесть – а там в примечаниях цитируется бесподобная идиллия поэта «Рыбаки»:
Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песни заводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры;
Роса опустилась…
Вряд ли у Вас дошли руки до трагедии Ивана Андреевича Крылова «Филомела» – вот её заключительные строки:
В месть беззаконью зря пролиты крови реки,
Страшитесь раздражать бессмертных, человеки!
Это ко всем нам обращено!
А Владимир Набоков?
Перелистайте его «Дар» – там щёлкает Филомела.
Автору дивного метаромана я посвятил гиперсонет – уж совсем графоманская штука.
Мели, филомельник!
Кстати, это удачный неологизм, свидетельствующий о том, что чувство слова у Вас на высоте – талантливо играете.
Но мне в этой вашей ловкой придумке чудится не то пошловатость, не то ущербность.
И не потому, что меня хотите уколоть, а потому, что люблю в поэзии высокую ноту.
|
|
Будет досадно, если Вы посчитаете, что нелицеприятные вещи я говорю как бы в отместку – око за око, зуб за зуб.
Мне эта симметрия противна.
Пытаясь Вас понять, я и себя познаю – быть может, это главное.
Случай с Филомелой заставил меня задуматься о природе вашей эрудиции.
Ваши тексты кишат аллюзиями.
Любите античность.
Вводите в текст цитаты, не раскрывая источника – не каждый смертный поймёт, что это Гомер, а это Софокл.
Не гневайтесь, но есть тут что-то похожее на самолюбование или щегольство – амбициозностью веет.
Впрочем, для поэта это допустимо – и меня не очень раздражает, хотя иногда смешит.
Поверхностность!
Встретили незнакомое слово – посмотрели в Википедию – одно значение выловили и выпятили, а другое упустили.
Боюсь, что и свой богатейший цитатник почерпнули оттуда – хотя ваша начитанность не вызывает сомнений.
Всемирная отзывчивость присуща не только Александру Пушкину, но и Андрею Тюкову.
Побродил на Вашей странице ВКонтакте.
Увлекаете!
Незаурядность бьёт ключом.
Скажу откровенно: ваши философские штудии смущают.
Что Вы хотите сказать этой эскападой?
Ср. у Хайдеггера: структура "для" чего составляет "вещность" того, что он называет zuhandenen Zeug. Я и Хайдеггер. Ха, ха.
Философ утверждает: сподручное (Zuhandenen) направляет бытие к самопроявлению – как бы выводит его на свет (Zeug).
Что тут смешного?
Почему надо хохотать над гениальным мыслителем?
Вы и Хайдеггер: это несоизмеримо.
Кстати, у меня есть книжечка «Хайдеггер» – это восемь венков сонетов.
Вот где могли бы порезвиться!
Столь же непонятно ваше обращение с Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем.
Цитирую:
Гегель пишет: "Мышление по своему существу является отрицанием того, что нам непосредственно дано". Эту мысль можно выразить проще: человек мыслит от непонятного, от неизвестного, а следовательно – отрицаемого как "не моё".
Андрей Иванович!
Нельзя выразить проще!
Любая попытка такого упрощения убивает бездонную диалектику отрицания.
|
|
Оно тотально.
Отрицается и «не моё», и «моё» – всё отрицается ради того, чтобы утвердиться на новом уровне.
«Моё» поначалу ещё более непонятно, чем «не моё».
Подлежит ещё большему отчуждению!
Далее Вы переходите – через кусачего жука, найденного Гегелем-ребёнком в песке – к изложению Курта Левина с его различением полевого и волевого (я почему-то предпочитаю говорить – целевого) поведения.
Мы помним: поле – предметный мир.
Ребёнок действительно сильно привязан к этому миру.
Но он трансцендирует!
А значит – отрицает поле.
Я сейчас попытался сделать связку между Гегелем и Левиным – она у Вас туманно просматривается.
Может, не получилось – каюсь: очень трудно следить за вашей торопливой и неряшливой мыслью.
Вы так заканчиваете свою философическую крохотку:
Жук всё-таки съел Гегеля.
Опять хохочете?
Зря позволяете себе амикошонство с великими.
Не посетуйте, но это отдаёт и провинциализмом, и дилетантизмом – а пуще всего малоприятным, кричащим о себе чувством собственного превосходства над малыми мира сего.
Поскромнее чуток.
Помягче.
Мы живём в очень злом и жестоком социуме.
Вот отзывы обывателей о Иосифе Кобзоне, которые я нашёл в «Столице на Onego»:
Кабзон в музее восковых фигур лучше выглядит. Хватит пугать население.
На Фантомаса смахивает, только не зелёный.
Кабыздох зачем ты припёрся в Карелию.
Ну почему так?
Мир полон сверх края агрессивным недоброжелательством.
Грядущий хам – уже настоящее.
Не хочется в его фарватере видеть Андрея Тюкова.
Кошек любит, а людей – не очень.
Неприятие другого у него какое-то взвинченное, экзальтированное.
Свой отзыв на мой венок наш гуманный кошатник заключает такой сентенцией:
Если же мои слова покажутся кому-то непочтительными и неуместными – здесь, где трактуют об Аиде, то – вот, напомню: "Равен для всех Эниалий"...
Попробуй догадайся кто такой Эниалий!
Благо, что я сейчас по почину Максима Амелина занимаюсь анализом русских переводов Гомера – поэтому быстро вышел на 309 строку XVIII песни «Илиады».
Вот она в полном контексте:
Завтра же рано с зарёй, в боевые облекшись доспехи,
Мы пред судами ахейцев возбудим свирепую сечу
Если и впрямь близ судов поднялся Ахиллес богоравный,
Хуже придётся ему же, раз так пожелал он. А я уж
Не побегу перед ним, а навстречу пойду,— и увидим,
Он ли меня одолеет, иль я его, если сойдёмся.
Равен для всех Эниалий: и губящих также он губит.
Перевод В.В. Вересаева
В микенскую эпоху Эниалий – самостоятельное божество.
У Гомера – эпитет Арея (Ареса).
В Риме Арей станет Марсом, богом войны.
Любит Андрей Иванович задираться?
Любит бороться?
Уж больно кровожадно он заканчивает разгром моего венка.
А ведь настоящий поэт!
И ещё то замечательно, что поэт – развивающийся: наращивает совершенство стиха.
Моё знакомство с поэзией Андрея Тюкова началось с того, что открыл сайт Национальной библиотеки – увы, там он представлен не лучшим образом.
Приведу пример:
Cтруится с крыш сухое молоко,
На подоконник прыгнувшая кошка, –
Послушать, как весна стучит горошком
По стёклам, –
С перепугу,
Кувырком,
Обратно под тулуп...
Эх, март-бродяга!
Ты заплутал в расстеленных снегах,
Скрипучих, как хорошая бумага
На дорогих писательских столах.
Ужасно это!
Из рук вон плохо!
Но Андрей Иванович упорно работает.
В Интернете только на одном сайте у него выставлено 2863 произведений.
В заключение приведу поразившее меня стихотворение «Кенотаф»:
Ты так смотришь, как будто, от слов неизбежных устав,
и щадя самолюбие, словно и вправду успела
убедиться, услышать, узнать – ну, насколько сумела,
догадаться, что тело моё – кенотаф.
Холодеет внутри, оттого, что и ты пустоты не согрела,
безымянному, имя ему не дала.
Не печалься и так не смотри, и не ты собрала
кенотаф моего постоянного тела.
Просто, холодно здесь. Просто, здесь не хватает тепла.
Браво!
5+.
03–04.09.2017