Формы отражения в природе

Форм отражения в природе три: это а) отражение в неживой природе, б) в живой природе, и в) в обществе. Последнее и есть человеческое сознание, мышление, включающее в себя эмоционально-волевые моменты.

В неживой природе постоянно возникают модели различных предметов в виде структурных изменений, возникающих в других под воздействием первых, и они (эти модели) никак и никем не используются. Идеальные стороны этих моделей представляют собой целый мир идеального, разлитый в природе (не платоновский ли это мир идей – эйдосов-первообразов?) Идеальное в неживой природе аморфно, не сконцентрировано, оно, как и телесно-модельная сторона предметов совершенно не нужно этим предметам. Последним достаточно самих себя, они никак не сопротивляются своему предметному, минерально-физикохимическому существованию и потому они никак не используют своих модельных качеств.

В живой материи, у животных возникает способность использовать материальную сторону тех моделей, которые возникают в их организмах (нервной системе) для сопротивления разрушающим влияниям внешней среды – для самосохранения. Животное своим поведением «обманывает» свою физико-химическую природу и противопоставляет ей нечто «сверхприродное» - свою биологическую сущность. Им удаётся встроиться в телесно-модельный мир природы, сконцентрировать его в себе и тем самым поднять природу с неорганического уровня существования на более высокий – биологический.

При этом животным чужд, абсолютно неведом идеально-информативный уровень собственной организации. Считывать информацию с возникающих в их организмах моделей и вести себя в соответствии с ней, а не с телесной формой её носителей, животные принципиально неспособны. Поведение, психика животных буквально замкнуты внутри их организмов. Внешний раздражитель, воздействуя на тело животного (на нервную систему через органы чувств), вызывает изменение состояний этого тела, этой нервной системы, и в дальнейшем сами возбуждённые состояния нервной системы автоматически включают поведение, генетически запрограммированное у данного вида животных. Остановить нервный импульс от возбужденного двигательного центра мозга к мышце, животное не в состоянии, у него нет механизмов такого торможения, они были бы бессмысленны, противоестественны для целей выживания и размножения, более того, они могут стать даже вредными, жизненно опасными.

Подчиняясь в своём поведении тем или иным возбуждениям нервной системы, животное реагирует на сами эти состояния, а не на предметы, их вызвавшие. По существу можно сказать, что животное не видит внешних предметов, оно «видит» лишь собственные глаза, ощущает не предметы, а лишь собственные ощущения. Животное не знает, не предвидит эффекта, результата своего поведения. Оно действует вслепую, автоматично, оно субъективно, субъектно не участвует в своём поведении, не отличает себя от своей жизнедеятельности, вопрос об эффекте поведения решается не на уровне животного, а на уровне естественного отбора. Зайчики будут бежать навстречу рычанию волка до тех пор, пока из их популяции не будут «вымыты» естественным отбором (гибелью десятков поколений тех, кто бежит навстречу волчьей пасти) индивиды с генотипом, обрекающим их на движение навстречу рычанию хищника. Оставшиеся будут бежать только прочь, но это будет не потому, что они понимают, куда надо бежать, а потому, что в иную сторону они бежать будут просто не в состоянии.

Здесь описана, безусловно-рефлекторная, картина поведения животных, возникающая в результате эволюции. Схема условных рефлексов принципиально картину не меняет. Дело лишь усложняется, опосредствуется сигнальными раздражителями, которые, в конечном счете, возбуждают, безусловно-рефлекторные, реакции.

Представить себе поведение животных мы можем, например, обратившись к ситуациям наших собственных безусловно-рефлекторных реакций. Например, мы погружены в чтение, отвлеклись от внешнего мира, и в это время нас кто-то щекочет травинкой, слегка к нам прикасается и т. п. Мы вначале реагируем не на человека, вызывающего наши ощущения, и даже не на предмет, непосредственно вызывающий ощущение, а на само это ощущение. Отдёргиваем руку, меняем позу, и лишь потом, как бы проснувшись, замечаем реальную ситуацию и тогда уже ведём себя в соответствии с ней. Или более того, во время сна нас кто-то будит. Сначала мы реагируем точно так, как бодрствующее животное: на звук, на прикосновения, но не на будящего человека. Пробуждение – воскрешает нас к человеческому состоянию, мы выходим за рамки поведения обусловленного автоматизмами функционирования чисто телесной стороны нейродинамических моделей нашей нервной системы и начинаем вести себя по-человечески. Правда, животные тоже спят. Ситуация усложняется. Но принципиально поведение животного подобно нашему сну: неосмысленные врождённые, либо приобретенные рефлексы, реакция не на предмет, а на ощущение, вызываемое предметом.

У человека в обществе (последнее обстоятельство чрезвычайно важно, вне общества это не появляется) возникает способность подавить реакцию на возбуждённые состояния своей нервной системы, то есть способность отвлечься от стимулов, идущих от материальной стороны тех моделей, которые возникают в его организме под воздействием внешней среды и включить поведение в соответствии с самим предметом, вызвавшим ощущение, то есть в соответствии с идеальной информацией, заключенной в нейродинамических моделях – возбуждённых состояниях собственной нервной системы. Тем самым человек начинает видеть внешние предметы, для него раскрывается, распахивается внешний мир.

Одновременно, соответственно, возникает и обнаружение, осознание самого себя, погружённого в бесконечный мир природы. Психологически это наверняка давало ошеломляющее чувство радости присутствия в бытии, которое мы несём в себе до сих пор и утрата которого для нас едва ли не равна смерти («Не дай мне бог сойти с ума...»). Этим люди отличаются от животных, этим мы преодолеваем свою биологическую природу и возвышаемся до состояния носителей новой, человеческой сущности. Не выживание и размножение составляют теперь задачу существования, а сама эта новая жизнь в открывшейся для человека природе. Человек живёт не реакциями на физические воздействия окружающей среды, но акциями по концентрации идеальной информации о ней, и эти акции представляют собой перекомбинацию обнаруженных природных связей в варианты, удобные для человека. Животные существуют, приспосабливая свои потребности к возможностям их удовлетворения в условиях, предъявляемых средой, человек – приспосабливает среду к возможности удовлетворения его человеческих, социальных потребностей. Животные живут материально в материальном мире, человек – идеально в мире идеальной информации, разлитой в мире. Животное реагирует на окружающий предметный мир на основе возможностей своего организма, по логике этого организма, по логике возможностей своей физиологии. Человек вырывается из-под власти собственного тела, собственной физиологии и действует по логике внешних предметов.

Физиология человека – уже не условие, а следствие его поведения, человеческие функции становятся первичными по отношению к физиологическим структурам. Тело балерины – следствие её танца, тело боксёра – его спорта. Животное несвободно в своём поведении, его поведение безвариантно, безальтернативно, оно «задано» его физиологией. Человек свободен в выборе вариантов поведения, он строит их сам, подчиняя их задачам своего человеческого существования. Психика животного непосредственна, материальна, животное ведет себя лишь по формам (программам) своей собственной физиологии. Психика человека идеальна, опосредствована знанием логики внешних предметов. Психика животного («животная душа», по Аристотелю) – это лишь форма его физиологии. Психика («душа») человека – это, по Аристотелю, «форма форм» потенциально всех внешних предметов. Если животное (живая материя) уровнем своего бытия противостоит стремящейся разрушить живое неорганической среде, то человек (общество) стремится преодолеть животное состояние, биологические программы, стремящиеся «смыть» с человечества его сверхбиологические, специфически человеческие способы самоосуществления. Мы живём не для того, что бы выжить и размножится, а для того, чтобы преодолеть животное состояние и жить по-человечески. Это симметрично тому, как животные живут не для того, чтобы обеспечить в себе протекание физико-химических процессов, а вопреки им, для реализации целей сверхминерального, биологического существования. Эти последние абсолютно неведомы и чужды минералам, макротелам природы. Так же и человеческие цели абсолютно неведомы и чужды живой природе. Без минеральной физико-химической природы живая материя существовать не может, но живая материя не является средством решения каких-либо физико-химических проблем. Они в живой материи решены уже раз и навсегда, неорганическая природа не способна уничтожить жизнь, и даже поставить перед ней проблему её существования. Жизнь существует, раз и навсегда «победив» неживую природу.

Подобным образом и человеческая, сознательная, социальная жизнь не является средством решения, каких бы то ни было биологических задач – выживания, размножения, расселения по планете или в космосе. Биологическая материя не в силах поставить перед обществом такую проблему. Проблемы и закономерности борьбы за выживание, внутривидовой или межвидовой борьбы, естественного отбора, органической эволюции решены для общества (человечества) раз и навсегда. Да, мы едим, пьём, размножаемся, расселяемся по территории Земли и Космоса, но это не цели нашей жизни и не высшие ценности. Это протекает у нас автоматично, как дериваты нашей сущности – социальной жизни. Сознание, идеальное мышление, организация человеческого поведения идеальными формами всех предметов не решают никаких биологических проблем, не являются средствами борьбы за выживание ни сегодня, ни в каком угодно далёком прошлом. Труд, социально организованная, опосредствованная идеальным воображением его будущих результатов деятельность ни сегодня, ни в каком угодно далёком прошлом не является и не являлся средством выживания. Слишком несопоставимы масштабы, калибры этих двух задач: биологическое выживание и человеческое существование по законам истины, добра и красоты. Использовать разум, идеальное мышление для организации выживания – это даже не то, что стрелять из пушек по воробьям. Предметы усилий здесь просто несопоставимы. Выжить и размножиться можно и сегодня, не прибегая к разуму, совести, любви, красоте и другим подобным идеальным формам опосредствования своей деятельности. Ведь и сегодня выживают и размножаются братья наши меньшие самых различных калибров и уровней организации. И условия их существования эпоха от эпохи становятся всё более суровыми, и многие из них, верно, вымирают. Но жизнь неучтожима на планете, несмотря на то, что она не вооружена сознанием, идеальным мышлением. Для выживания и размножения достаточно механизмов телесно-модельного реагирования. А вот для человеческой жизни, для организации общественной жизни людей, для построения «тела цивилизации» - постоянно совершенствующихся искусственных условий жизни, для человеческой жизни по законам истины, добра, красоты – для этого абсолютно недостаточно биологических рефлексов, и без вторжения в сферу идеального, без разумного мышления здесь совершенно не обойтись.

Итак, мы дали принципиальную, статичную картину форм отражения в природе, соотношения материально-структурных и идеально-функциональных моментов, характеризующих отражение на различных этапах его осуществления в природе. Теперь перед нами стоит задача проследить, как, каким образом, при условии действия каких факторов возникает высший, идеальный вариант отражения. В принципе всем сегодня ясно, что общим условием возникновения человеческого сознания является общество, социальное окружение человека, социальная система, в которую он должен быть погружён. Трактовки сознания как внеобщественного феномена (религиозная, априористическая, антропологически-онтологическая и т. п.) не выдерживают научной критики, на них не стоит останавливать внимание.

В рамках социальной доктрины возникновения сознания, вслед за марксизмом (Ф.Энгельс. «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Соч. т. 20), современные теории антропосоциогенеза отмечают факторы труда и членораздельной человеческой речи как важнейшие в процессе становления идеального мышления. Не отвергая этой позиции, мы заявляем, что сами эти факты являются не исходными, не базовыми, а производными от некоторых других, более фундаментальных. Среди них – сам факт системной организации социальной материи, система общества и производный от неё факт – личностное состояние индивида этой системы – человека. При этом существенным признаком социальной системы должна быть её устремлённость к человеку, человечность, гуманистичность. Социальная система – это не молох, пожирающий жизнь своих частей, не гегелевская абсолютная идея, по выражению Л. Фейербаха, осуществляющая себя, «лишь высосав мозг из отдельного», а именно гармоничная, гуманистически организованная система, живущая жизнью своих частей, являющая собой наиболее совершенный вариант соотношения целого и частей, общего и отдельного. На популярном религиозном языке такое соотношение называется любовным, или, на языке В. Соловьёва, «софийным», соединяющем любовь и мудрость. На более адекватном, диалектико-материалистическом языке это и есть гармоническая система общества как «осуществлённый гуманизм природы».