Эпизод 3). Круг замкнулся

Яркое, переливающееся серебристыми лучами солнце восходит над восстановленным и реконструированным Иркастаном, озаряя окутанные светло-зеленым туманом леса и долины мира, который некогда звался Йилфом, но теперь носил уже совсем иное имя… Пение длиннохвостых, с радужным оперением птиц встречает новою зарю, встающую не только над Йяканом и Иркастаном, но и над всей новорожденной Вселенной. Блестящие солнечные зайчики скачут по влажным от росы лазоревым листьям и голубоватой траве, играют на гонимых ветерком волнах изумрудных морей. Среди заросших девственными лесами гор Варн-Герира и некогда пустынных равнин Каир-Ворга, ныне превратившихся в степи с рощами из гигантских тропических цветов, и блестящими разливами озер, высоко над этим миром поднимается восстановленный Мор-Тегот, Дом Мертвых.

Его испещренные странными и малопонятными символами стены выложены из хрусталя, полупрозрачного мрамора и великолепнейших горных кристаллов. На изогнутых арках и просторных балюстрадах отраженным светом горят хрустальные светильники и светоносные соцветия иномировых, переливчатых растений, чьи толстые стебли густо оплетают резные колонны.

Бледные лучи далекого, голубоватого солнца пронизывают полупрозрачные занавески и бросают неровные, колыхающиеся тени на черный и холодный мраморный пол. Лучащиеся отсветы пробираются между гигантскими, испещренными иероглифами колоннами и изваяниями, изображающими зверей с человеческими телами. Свет вырывает из густого мрака столбы, обвитые каменными змеями и стены, такие же черные и холодные, как и пол, с ледяным металлическим блеском на врезанных в мрамор глифах. Падает свет и на бассейн в центре зала, с гладкой темной водой. Она всегда холодна и бассейн тот не имеет дна. Перед бассейном стоит трон, вырубленный из цельного куска черного бриллианта, украшенный драгоценными камнями и серебристыми узорами. Трон пуст, подлокотники и витые рога, оплетает вековая паутина. Она повсюду, на потолке, между гигантскими колоннами и на полупрозрачных, серебристых занавесках. Со скрипом и стальным лязгом распахиваются двери, и из непроглядного мрака в зал входит Он. Отсветы лунного света отбрасывает блики на его короткую, черную, лоснящуюся шерсть, покрывающую все тело и на мягкие черные волосы, спадающие на грудь. Он – существо из плоти и крови, но он, как и все, в этом пустынном месте, не подвластен ни Жизни, ни Смерти. Его преследует шепот потерянных в бездонной тьме душ, и на колоннах гигантского зала зажигаются бледно-голубым светом тысячи факелов. Этот свет вырывает из мрака Властелина Мор-Тегота, становится заметно его полностью обнаженное, за исключением опоясывающих бедра чешуйчатых полосок с кристаллической лапкой, изящное тело с небольшими плечами и узкой талией, шакалья голова с длинными заостренными ушками и вытянутой мордой. Глаза, подведенные серебристой краской, тускло сверкают желтоватым блеском. Он проходит по залу, задержавшись возле бассейна с темной водой и несколько долгих мгновений смотрит на свое отражение в воде. Во взгляде янтарно-желтых глаз чувствуется грусть и полузабытый, потаенный страх, что странно для бога. В сиянии факелов видна узкая и влажная полоса, рассекающая его левую щеку и бровь, чудом не задевая глаз. Из этой раны уже не идет кровь, но она никогда заживет, навсегда оставшись печатью доисторического кошмара, о котором запрещено и говорить, и вспоминать. Тени, следующие за ним по пятам, шепчут его имя – непроизносимое для человеческого языка, состоящее из серии высокочастотных звуковых колебаний, но которое можно произнести и иначе – Селкер.

Шакал садится на мраморный пол, неотрывно глядя в толщу кристально-чистой воды и на мраморные стены бассейна, уходившие в непредставимую глубину. Память – ужасная вещь и сейчас она оживает. Здесь, в этом неподвластном времени месте, в сумрачной цитадели Крэллов Иркастане, носящей еще имя Мор-Тегот.

Сколько тысячелетий, сколько событий… сколько всего произошло в этих базальтово-мраморных стенах. Сейчас это место пустынно, но оно совсем не всегда было таким… И скоро вновь наполнится жизнью.

Селкер один в темном зале со свисающей со стен паутиной и витающими в воздухе облачками пыли. Он обходит вокруг трона, и лучи солнца серебрят его черную, блестящую шерстку, искристой кромкой обозначая каждый изгиб его тела. Легким движением руки, отстраняя спадающие занавеси, он выходит на балкон, бесшумно ступая по плитам из черного мрамора. Этот зал оставался неизменным в течении миллионов лет. Видно, настала и его пора, потому что все вокруг уже изменилось. Селкер прикрывает глаза, делая едва заметное движение рукой. По мрачному залу пробегают волны изумрудного сияния, под лучами которого меняются стены, пол и колонны, черный мрамор становится прозрачно-голубоватым, а трон вспыхивает соцветием причудливых кристаллов.

Потому что все изменилось. Все стало новым. И Вселенная, и Дом Мертвых… и, наверное, да и более всего, сам Селкер.

Ангел Смерти смотрит в небо, уже не черное, а лазурное, цвета морской волны. В нем, куда дальше, солнца видны парящие среди космического мрака серебрящиеся галактики. Это только кажется, что их около десятка. На самом деле их бесчисленное множество. И сколько еще родится, по прошествии времени?

Он рисует в воздухе странный символ, известный лишь ему одному и одна из стен тронного зала растворяется в воздухе, открывая проход в просторное помещение, которым не пользовались со времен Войны за Возвышение. В центре зала, между четырьмя громадными кристаллами, излучающими изумрудный свет, стоит странная конструкция, с платформой в стандартный рост трагонида, к которой тянутся полупрозрачные провода и лучи подвешенных сверху аппаратов из туманной энергии. Селкер медленно подходит к аппарату и ложится на платформу, чувствуя обнаженным телом ее противный холод. Справа опускается полупрозрачная мерцающая панель и шакал быстро нажимает на ней несколько пиктограмм. Слева подъезжает другой аппарат, в который Ангел Смерти кладет руку. Кристаллические захваты смыкаются на руке, сверху, на кисть и предплечье опускаются хрустальные пластины с небольшими иголочками. Селкер вздрагивает от боли, когда иглы пронзают его тело, погружаясь в мышцы.

Вот и все… Что еще он может отдать новорожденной Вселенной, кроме как самого себя? На что он еще годен?

— Я много думал об этом моменте… - говорит он, зная, что сейчас системы рефлекторного центра Иркастана записывают и сохраняют каждое его слово. – Наверное, боялся… Но иного выходя для себя не видел. Я готов признать, что из-за меня, погибла старая Вселенная. Траг’гоны оставили мне свое царство, и я потерял его. Народы Вселенной просили у меня защиты, и я не смог предоставить ее. Мои собственные создания верили в то, что не пострадают в Войне Вселенных и я не смог их оградить от нее… Сын Смертной и Изначального… не более чем пустота…

Повинуясь мысленному приказу Селкера аппарат включается, и по тонким шлангам из гибкого стекла из его тела течет мерцающая, голубоватая энергия, исчезающая в недрах полупрозрачной, светящейся конструкции, вокруг которой в воздухе плывут энергетические облака.

— Мне кажется, что те, кому я не безразличен, поймут меня, - продолжает Селкер. - Мне тяжело жить в таком мире. Тяжело знать, что я сделал и понимать, что все равно никто и никогда не пожелает мне чего-то хорошего… Я хотел сделать как лучше, прекратить войны, установить во Вселенной порядок и мир. Разве моя вина, что в детстве меня забрали траг’гоны? «Ты был тираном»… говорят Высшие, а у меня был выбор быть им или не быть?. Что, я должен был делать, когда они меня забирали? Нет, но кому надо это признавать… Проще сказать - Селкер - Зло… Его грех так тяжек, что он искупить его не в состоянии… Разве можно судить того, кто не осознавал, что делает - за кого все решала программа, заложенная в разум… Особенно сейчас, когда он понимает что делал, и от этого только многократно тяжелее. Можно сколько угодно говорить о последствиях и их масштабах… но разве это меняет дело? Я не могу повернуть время вспять. Я далеко не всесилен. Что случилось, то случилось… разве я могу это сейчас поменять? Любой другой, кто пройдет моим путем, возможно и станет Спасителем… а я… - шакал тяжело вздыхает. - Хоть один из тех, кто обвинял меня, и еще обвинит, знает, что такое идти по жизни, когда тебя никто не любит? А мне ведь тоже хочется немножечко, всего чуток тепла… Кто-то может покончить жизнь самоубийством, оказавшись в такой ситуации… А я даже этого лишен, потому что бессмертен. Сколько раз я пытался им объяснить, дать понять, что я совсем другой… Нет, это называли притворством и коварством. Неужели так сложно поверить? И хоть кто бы дал ответ - почему так случилось. Почему никто не вспоминает то хорошее, что я сделал, но зато все готовы с радостью вспоминать все зло? Я устал… до смерти устал… Я не могу тащить на себе столько всего…

Селкер закрывает глаза, и перед его внутренним взором мелькают искры былой жизни…

…мать, качающая маленькую колыбельку с закутавшимся в одеяло крошкой-Селкером…

…первая картинка… самая короткая…

…семихвостая плеть свитая из стальных колец с крючками на конце взлетает и опускается поперек спины прикованного к бревну молодого антропоидного шакала. Крючья впиваются в кости, но палач дергает плеть и хвосты скользят вдоль тела сдирая плоть. Шакал, на спине и боках которого не осталось живого места лишь сдавленно вскрикивает.

— И пусть очистится это тело от скверны… - бубнит монотонный голос…

…Жар охватывает приходящего в себя черного шакала, и он пытается сдвинуться с места, понимая, что прикручен цепями к столбу.

— Сожги демона! - оглушительно орет слившаяся в бледное пятно толпа и Селкер оглянувшись, видит, как сваленный под ним хворост охватывают языки огня. Он извивается на бревне, когда огонь перекидывается на его ноги и ползет наверх, к животу. Шакал с пронзительным воем выгибается в дугу, но обмотавшие его цепи не дают пошевелиться, а огонь тем временем полностью охватывает его…

…сотни планет, на которых он умирал…

…Восходящее солнце озаряет утонувший в джунглях город из стеклянных башен, где посреди площади возвышается черное изваяние протянувшего к звездам руки человекоподобного шакала…

…Неиссякаемый поток паломников идущий к пирамидальному храму на скале, окруженному статуэтками черного шакала. Существа опускаются на колени и последние ступени проползают почти касаясь лбом земли…

…сотни планет, на которых он возносился на небо…

…Из черного космоса в зеленовато-серый шар планеты впиваются лучи тахионных орудий и зеленые разряды энергофор. Наконец поверхность планеты прожигает насквозь и в воздух гигантским фонтаном вырывается поток раскаленной магмы…

…сотни планет, которые он уничтожил…

…Черная, непроглядная тьма разрывает ткань Вселенной… темная волна встает над мирами, пожирая и звезды и планеты…

… Раскаленные шипы короны впивающиеся в голову распятого на стальном механизме черного шакала…

…искорка во мраке, к которой так тяжело ползти сквозь враждебную ночь…

…ослепительный вал света встающий над омертвевшей Вселенной Смертных…

Все это пролетает перед ним в одно мгновение. Его жизнь. Та, которую он так любил и так ненавидел.

Дышать становится все труднее, пока воздух не перестает идти в легкие. Краски тускнеют, на глаза надвигается черная пелена. В последний момент что-то внутри него вскрикивает в ужасе, цепляясь за уходящую жизнь… Нет! Хватит!.. что же ты наделал?.. но поздно…

Словно сверхновая звезда рождается в потаенной камере Иркастана, возле стола, на котором лежит Селкер. Похожая на распустившее в стороны светящиеся щупальца солнце, только холодное и маленькое. Она приближается к шакалу и постепенно принимает определенную форму. На мгновение она становится растекающейся мерцающим туманом фигурой, на мгновение Космографом, на мгновение какой-то невообразимой тварью из Забвения, но в конце концов превращается в антропоидного зверя с покрытым серебристой шерстью телом, и змеиной головой, расправившей капюшон. Чешуйчатые узоры покрывают его руки, ноги и грудь, а от уголков глаз к плечам идут полоски с шерстью. Из-под крупных чешуек пробивается бледный свет, не несущий ни тепла, ни холода.

— Ты меня сейчас, конечно, не слышишь… - шипящим голосом произносит существо. - но наверное, это и к лучшему… Когда такие как я начинают признаваться в своих ошибках, лучше этого не слышать…

Мне жаль признаваться, но я ошибся с самого начала. Ошибся, создав тебя, а потом забрав у твоей матери. Ошибся, когда вложил в тебя программу установления монокосма - ты просто не смог ее осознать и превратил все в орден страха и тирании. Не ошибся лишь в том, что ты и только ты, смог пройти до конца путь сквозь Забвение… Селки, я знаю, что все что с тобой случилось, не твоя вина… моя… Когда ошибаются сильные мира сего, все удары принимают на себя те, кто слабее. И за мои ошибки пострадал ты… Ты стал тем, кем стал… Мне жаль, но и я не могу ничего исправить… Но позволь мне отдать тебе хотя бы часть долга.

Существо кладет руку на живот Селкера и поток энергии, идущей сквозь прозрачные трубки усиливается.

— Перекачка энергии завершена. - услужливо сообщает рефлекторный центр Дома Мертвых. - Условия для зарождения жизни в выбранном вами пространстве созданы.

— Проснись, Селкер. - говорит существо, и шакал открывает глаза.

Он обводит взглядом комнату, потухшие кристаллы на древней машине и видит стоящее рядом существо со змеиной головой.

— Не прикасайся ко мне… отойди… - тихо рычит шакал. - Я не хочу видеть тебя и таких как ты…

Существо поднимает руку вверх и зажимы, удерживающие Селкера, открываются.

— Если хочешь, я уйду. Но задай себе вопрос, не интересно ли тебе, зачем я пришел?

— Нет… - Селкер встает, еле удержавшись на ослабевших ногах. - Что вы со мной сделали? Во что превратили? Зачем? Кто вообще дал право играть со мной как с игрушкой?

— Изначальные ни у кого не спрашивают разрешения, ты же знаешь… - отвечает существо.

— Тогда уходи… оставь меня… дай мне хотя бы умереть спокойно…

— Тебя убить? - чуть склонив набок змеиную голову, интересуется пришелец.

Селкер осекается и без сил сползает на пол по краю железного стола.

— Селки… - существо подходит ближе и осторожно помогает шакалу подняться. - после всего, что ты прошел, я не могу желать тебе зла. Может быть когда-то я считал тебя не более чем экспериментом… но прошло очень много времени и многое изменилось… Пойдем со мной…

Траг’гон щелкает пальцами, и зал Дома Мертвых растворяется во мраке и они стоят в небольшом коридоре простого деревенского дома, где-то на Срединных Мирах.

— Иди, Селкер. Я не могу вмешиваться в твои решения. И уже давно не мог… С того самого момента, как ты шагнул в Свет, там, в сердце Тьмы.

Селкер делает неуверенный шажок вперед, потом еще один, с удивлением озираясь по сторонам. На деревянных стенах висят красивые ковры, сквозь приоткрытую дверцу шкафа, стоящего при входе в комнату, видны сложенные кучками детские одежки. За распахнутыми настежь окнами видна лишь непроглядная тьма и от этой тьмы Селкеру становится не по себе. Он оглядывается назад, но траг’гон встречает его взор кивком головы:

— Иди дальше, Селки. Не бойся…

Селкер проходит вглубь дома, стараясь не шуметь. Легкий ветерок покачивает занавески у пустых окон, колышет листья стоящих на подоконнике комнатных цветов, играет вырезанными из бумаги узорчатыми кругляшами. Он заходит в комнату и замирает. Сердце бьется настолько сильно, что, кажется, готово разорвать грудь, дыхание перехватывает и Селкер облокачивается на стену…

Вполоборота к нему сидит похожая на черную пантеру девушка, но с чуть более длинной и остренькой мордочкой, чем у простых кошек. Ее черные волосы с белыми прядями распущены, в желтоватом огоньке свечи видны подкрашенные золотой краской узоры на остроконечных ушках. Она что-то шепчет, одной рукой качая пустую колыбельку, а второй позвякивая маленькими погремушками. На деревянном полу разбросаны детские игрушки, а под окном лежат выложенные рядками кубики с буквами…

Поперхнувшись собственным дыханием, Селкер делает робкий шажок вперед. Его бьет озноб и единственная мысль сейчас, что это не ловушка, не обман… Слишком жестоко вырвать его из объятий сна именно сейчас…

Он подходит ближе, заглядывая через плечо пантеры в колыбельку. Она действительно пуста. Только мягкая игрушка лежит возле подушки и смятого одеяла.

— Мама… - слова застревают в горле у шакала, в глазах все плывет, мир смазывается и растекается в странный калейдоскоп.

Она оборачивается к нему и их взгляды встречаются. Друг напротив друга они стоят всего мгновение…

Селкер падает на колени, обняв ее за плечи и уже не сдерживая рвущихся из глаз слез. Он чувствует ее нежные руки, которые гладят его по волосам и под ушами, прижимая к себе, как давным-давно потерянное единственное сокровище…

— Селки… - ее голос тихий и грустный звучит прямо над ухом. - Я так устала тебя ждать… тут, во мраке… Я не знала, но верила, что ты придешь… что тебя не забрали навсегда…

— Пошли со мной… - просит он, - ко мне в мир…

Он находит в себе силы встать, хотя чувствует, что ослабел даже сильнее чем в недрах Нижних Пустот. Он позволяет ей обнять себя и сам прижимает ее к себе, боясь потерять опять… Еще мгновение и она начинает понимать, что это не морок и не сон. Шакал чувствует, как ее мордочка зарывается в пушистую шерстку у него под шеей и чувствует как ее плечи содрогаются от рыданий… Но это не слезы горя или боли… а впервые после вечности, слезы радости… Впереди сверкает изумрудными кристаллами тронный зал Мор-Тегота и возле тающего провала между мирами стоит траг’гон.

— Идите… - коротко говорит он, когда Селкер вопросительно поднимает брови. - Мы больше не властны над вашими судьбами… Наше время закончилось, Селк. Началось твое…

Он делает осторожный шажок в сверкающий мир, все боясь, что морок растает, но этого не происходит. Тот, кто был его отцом молча поднимает руку, прощаясь, и видение исчезает…

Они вдвоем стоят посреди тронного зала преображенного Дома Мертвых. И больше для них нет в мире никого…

— Селки, маленький мой… это.. это не сон… ты действительно вернулся?

— Я вернулся, мама… - он прикасается кончиком носа к ее носу и легонько трется им о ее щеку. - Не плачь, пожалуйста… все прошло. Все в прошлом… теперь я тебя никому не отдам…

Яркое, голубоватое солнце Йилфа светит сквозь занавеси прямо на них, и врывающийся в окно легкий теплый ветерок бросает на них серебристую пыльцу диковинных цветов…