Формирование и развитие административно-командной системы управления в СССР в конце 1920-х–30-е годы

В рассматриваемый период завершилось становление тоталитарного режима и административно-командной системы управления, обеспечивавшей решение утопической задачи построения социализма в кратчайшие сроки. Характерными чертами советской государственной модели являлись: единовластие ВКП (б) как правящей партии и общеобязательность коммунистической идеологии, режим личной власти И.В. Сталина и культ личности вождя, подмена партийными органами государственных органов, полное огосударствление экономики, командно-репрессивные методы управления, широкое применение государственного принуждения и внесудебных репрессий.

Формально высшая власть принадлежала Всероссийскому съезду Советов и ВЦИК, однако, вопреки Конституции и другим законодательным актам реальная власть сосредоточилась в партийном аппарате. Высшие органы ВКП (б) – Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК рассматривали на своих заседаниях не только важнейшие политические проблемы, но и все текущие вопросы управления страной. Партийные решения фактически приобрели характер нормативных актов и воспринимались государственными органами как обязательные для исполнения. Партийные инстанции формировали персональный состав органов власти и управления. Для этого использовались так называемые номенклатурные списки – перечни различных должностей, которые замещались исключительно по рекомендации партийных органов. Для советской номенклатуры – партийных работников и чиновников различных управленческих уровней – устанавливались особые нормы снабжения продовольствием, обеспечения жилплощадью, оплаты труда.

В конце 20-х – 30-е гг. в ВКП(б) свертывается внутрипартийная демократия, последовательно устраняются (вплоть до физической ликвидации на основании сфабрикованных судебных дел) оппозиционно настроенные по отношению к Сталину лидеры. Одновременно все важнейшие правительственные посты занимают сторонники и выдвиженцы Сталина.

Происходит жесткая централизация управленческого процесса во всех сферах жизнедеятельности общества, а в первую очередь – в экономике. Управленческий аппарат начал строиться по отраслевому принципу, что привело к созданию дополнительных звеньев управления (новых наркоматов, главных управлений), увеличению числа чиновников.

Централизация управления и плановая экономика привели к перестройке кредитной системы. В 1927 г. были запрещены частные кредитные организации, а в 1930 г. – система коммерческого кредитования. Кредиты стали выдаваться по целевому назначению исключительно Госбанком. Все расчеты между предприятиями проводились только через отделения Госбанка.

Проводится реорганизация правоохранительных органов. Расширяются функции милиции, растет ее численный состав. В 1933 г. была образована Прокуратура СССР, которая осуществляла надзор за соответствием всех постановлений центральных и местных органов власти и управления положениям Конституции, за правильным и единообразным применением законов судебными учреждениями, за законностью действий органов милиции, ОГПУ, а также поддерживала обвинения в суде. В 1934 г. создается общесоюзный Наркомат внутренних дел (НКВД), в состав которого вошли бывшее ОГПУ, Главное управление милиции, Главное управление исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ). Организационные структуры наркомата превратились в главное орудие политических репрессий в СССР.

Административное принуждение стало одним из основных методов «социалистического строительства». С особой силой это проявилось в аграрном секторе экономики. В начале 30-х гг. проводится сплошная коллективизация (насильственное объединение крестьян в коллективные хозяйства – колхозы), раскулачивание наиболее крепких крестьянских хозяйств, физическая ликвидация и высылка в спецпоселения на востоке страны неблагонадежных крестьян. Жесткое администрирование было использовано и для полного вытеснения частных предприятий из сферы промышленности и торговли. В итоге XVII съезд ВКП (б) в 1934 г. заявил о победе социализма в СССР.

38.
Коллективизация в СССР: причины, методы проведения, итоги.

Началом сплошной коллективизации сельского хозяйства в СССР стал 1929 год. В знаменитой статье И. В. Сталина «Год великого перелома» форсированное колхозное строительство было признано главной задачей, решение которой уже через три года сделает страну «одной из самых хлебных, если не самой хлебной страной в мире». Выбор был сделан — в пользу ликвидации единоличных хозяйств, раскулачивания, разгрома хлебного рынка, фактического огосударствления деревенской экономики. Что стояло за решением о начале коллективизации?

С одной стороны, крепнувшая убежденность в том, что экономика всегда следует за политикой, а политическая целесообразность выше экономических законов. Именно эти выводы сделало руководство ВКП(б) из опыта разрешения хлебозаготовительных кризисов 1926—1929 гг. Сущность кризиса хлебозаготовок состояла в том, то крестьяне-единоличники снижали поставки рна государству и срывали намеченные показатели: твердые закупочные цены были слишком низки, а систематические нападки на «деревенских мироедов» не располагали к расширению посевных площадей, повышению урожайности. Экономические по характеру проблемы партия и государство оценивали как политические. Соответствующими были предложенные решения: запрет свободной торговли хлебом, конфискация зерновых запасов, возбуждение бедноты против зажиточной части деревни. Результаты убеждали в эффективности насильственных мер.

С другой стороны, требовала колоссальных капиталовложений начавшаяся форсированная индустриализация. Главным их источником была признана деревня, которая должна была, по замыслу разработчиков новой генеральной линии, бесперебойно снабжать промышленность сырьем, а города — практически бесплатным продовольствием.

Политика коллективизации проводилась по двум основным направлениям: объединение единоличных хозяйств в колхозы и раскулачивание.

Основной формой объединения единоличных хозяйств были признаны колхозы. В них обобществлялись земля, крупный скот, инвентарь. В постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. устанавливались поистине стремительные темпы коллективизации: в ключевых производящих зерно регионах (Поволжье, Северный Кавказ) она должна была завершиться в течение одного года; на Украине, в черноземных областях России, в Казахстане — в течение двух лет; в остальных районах — в течение трех лет. Для ускорения коллективизации в деревню были направлены «грамотные в идейном отношении» городские рабочие (сначала 25, а затем еще 35 тыс. человек). Колебания, сомнения, душевные метания крестьян-единоличников, в массе своей привязанных к собственному хозяйству, к земле, к скоту («остался в прошлом я одной ногою, скольжу и падаю другою», — писал по другому поводу Сергей Есенин), преодолевались просто — силой. Карательные органы лишали упорствовавших избирательных прав, конфисковывали имущество, запугивали, сажали под арест.

Параллельно коллективизации шла кампания раскулачивания, ликвидации кулачества как класса. На этот счет была принята секретная директива, по которой все кулачество (кого понимать под кулаком, в ней четко не определялось) делилось на три категории: участников антисоветских движений; зажиточных хозяев, имевших влияние на соседей; всех остальных. Первые подлежали аресту и передаче в руки ОГПУ; вторые — выселению в отдаленные области Урала, Казахстана, Сибири вместе с семьями; третьи — переселению на худшие земли в том же районе. Земля, имущество, денежные накопления кулаков подлежали конфискации. Трагизм ситуации усугублялся тем, что по всем категориям были установлены твердые задания для каждого региона, которые превышали реальную численность зажиточного крестьянства. Были еще так называемые подкулачники, «пособники врагов-мироедов» («самого ободранного батрака вполне можно зачислить в подкулачники», — свидетельствует А. И. Солженицын). По данным историков, зажиточных хозяйств накануне коллективизации было около 3%; раскулачиванию подлежали в некоторых районах до 10—15% единоличных хозяйств. Аресты, расстрелы, переселения в отдаленные районы — весь набор репрессивных средств был использован при проведении раскулачивания, которое коснулось не менее 1 млн хозяйств (средняя численность семей — 7—8 человек).

Ответом стали массовые волнения, убой скота, скрытое и явное сопротивление. Государству пришлось временно отступить: статья Сталина «Головокружение от успехов» (весна 1930) ответственность за насилие и принуждение возложила на местные власти. Начался обратный процесс, миллионы крестьян вышли из колхозов. Но уже с осени 1930 г. нажим вновь усилился. В 1932—1933гг. в самые хлебные районы страны, прежде всего на Украину, Ставрополье, Северный Кавказ, пришел голод. По самым осторожным подсчетам, голодной смертью умерло более 3 млн человек (по другим данным, до 8 млн). При этом неуклонно росли и экспорт зерна из страны, и объемы государственных поставок. К 1933 г. в колхозах состояло более 60% крестьян, к 1937 г. — около 93%. Коллективизация была объявлена завершенной.

Каковы ее итоги? Статистика свидетельствует о том, что она нанесла невосполнимый удар по аграрной экономике (сокращение производства зерна, поголовья скота, урожайности, посевных площадей и пр.). Вместе с тем государственные заготовки зерна выросли в 2 раза, размеры налогов с колхозов — в 3,5 раза. За этим очевидным противоречием стояла подлинная трагедия российского крестьянства. Конечно, крупные, технически оснащенные хозяйства имели известные преимущества. Но главным было не это. Колхозы, формально остававшиеся добровольными кооперативными объединениями, на деле превратились в разновидность государственных предприятий, имевших жесткие плановые задания и подлежавших директивному управлению. При проведении паспортной реформы колхозники паспортов не получили: фактически их прикрепили к колхозу и лишили свободы передвижения. Промышленность росла за счет сельского хозяйства. Коллективизация превратила колхозы в надежных и безропотных поставщиков сырья, продовольствия, капиталов, рабочей силы. Более того, она уничтожила целый социальный слой крестьян-единоличников с его культурой, нравственными ценностями, устоями. Ему на смену пришел новый класс — колхозное крестьянство.

39.

 
Радикальное влияние на развитие советской экономики в период первой пятилетки и вообще в 30-е годы оказал процесс принудительной коллективизации сельского хозяйства. В первую очередь необходимо рассмотреть причины отказа большевиков от реализации первоначального варианта проведения коллективизации сельского хозяйства, заложенного в плановую модель первой пятилетки. Можно напомнить основные аспекты данного варианта: доля коллективных хозяйствпланировалась на уровне 20%, но предполагалась их высокая товарная эффективность; ориентация на мотивированные нэповскими методами крестьянские хозяйства, совхозную экономику и кооперативный сектор («кооперативная коллективизация»); подготовка юридических, финансовых, организационных и технических условий для постепенной коллективистской перестройки крестьянских хозяйств на добровольных принципах. Непосредственной причиной для изменения большевиками первоначальной коллективистской программы явился аграрный кризис 1927 – 1928 годов, который формально проявился как хлебозаготовительный кризис: государство традиционно не смогло выполнить план закупок хлеба у крестьян, но фактически данный кризис имел макроэкономических характер, т.е. оказал негативное влияние на систему аграрных рынков и обострил структурный дисбаланс между промышленным и сельскохозяйственным секторами экономики. Данный аграрный кризис объясняется следующими причинами: 1. Традиционная для российского сельского хозяйства ситуация: засуха и неурожай 1927 года. 2. Низкая товарность колхозной и совхозной аграрной продукции: например, в 1927 году на долю крайне неэффективных колхозов и совхозов приходилось всего 7% товарной продукции сельского хозяйства. 3. Резкое снижение товарной продукции зажиточных крестьянских хозяйств: например, если в период столыпинской реформы сельская буржуазия производила 45% товарной аграрной продукции, то в 1927 году их доля снизилась до 20%, что объясняется, с одной стороны, социальнойориентацией правительства на приоритетную поддержку экономически слабых бедняцко-середняцких хозяйств (так называемый «культ бедноты»), а с другой – проведением политики сдерживания развития хозяйств зажиточных крестьян (политика «ограничения» кулачества). 4. Неблагоприятная для крестьянских хозяйств сложившаяся на рынке ценовая и товарная ситуация. Проводимая правительством ценовая политика – «ножницы цен» - привела к неэквивалентному товарообмену между городом и деревней: низкие закупочные цены на сельскохозяйственнуюпродукцию не компенсировали затраты на ее производство и не позволяли крестьянству покупать по высоким ценам необходимые промышленные товары. Поэтому вполне логической была экономическая позиция крестьянства: снижение товарности крестьянских хозяйств, их рыночной ориентации (например, в 1927 году они потребляли до 85% своей продукции – фактически возврат к натуральному хозяйству); сокращение посевных площадей и изменение их структуры; вплоть до сознательного срыва хлебопоставки государству. Ситуация хлебозаготовительного кризиса, в свою очередь, повлекла за собой невыполнение экспортно-импортной программы и резкое сокращение валютных доходов от экспорта зерна за границу, а для реализации программы форсированной индустриализации большевикам необходимы были крупномасштабные закупки импортного промышленного оборудования. Таким образом, логика форсированной индустриализации привела к осуществлению на рубеже 1920-х - 1930-х годов варианта принудительной, ускоренной коллективизации сельского хозяйства для насильственного изъятия у колхозов аграрной продукции в пользу гипертрофированного развития тяжелой промышленности. С точки зрения экономического анализа большевистская программа всеобщей коллективизации сельского хозяйства имела два основных аспекта: 1. Форсированное формирование в деревне насильственными методами колхозной системы. О противоречивости данного процесса говорят показатели динамики темпов проведения коллективизации: ноябрь 1929 г. – 8 % коллективных хозяйств; март 1930 г. – 58%; июнь 1930 г. – 24%; 1931г. – 53%; 1932 г. – 62%; 1934 г. – 72%; 1937 г. – 93%; 1940 г. – 97%. Обращает на себя внимание период своеобразной «деколлективизации» с марта по июнь 1930 года, когда наблюдался массовый выход крестьян из колхозов: во-первых, в марте 1930 года руководство страны вынуждено было признать высокие темпы и насильственные методы образования колхозов, а во-вторых, сначала сыграл свою роль фактор крестьянской общинной психологии, но затем крестьяне поняли отличие общины от обобществленной колхозной структуры; отметим, что после 1930 года большевики пошли все-таки на более умеренные темпы коллективизации. 2. Насильственная ликвидация зажиточных (кулацких) крестьянских хозяйств. С точки зрения большевистской идеологии основным критерием определения «кулацкое хозяйство» должно быть неиспользование наемной рабочей силы, однако большевики в 1925 году юридически разрешили наем работников в деревне, поэтому в практике раскулачивания учитывалось прежде всего имущественное положение крестьянского хозяйства(количество земли, средств производства, товарной продукции). Кроме того, у большевиков были в данном процессе и экономические интересы: во-первых, раскулачивание сопровождалось экспроприацией крестьянского имущества, которое не только передавалось в неделимые фонды колхозов, но и использовалось для финансирования форсированной индустриализации; во-вторых, раскулаченные крестьяне («спецпереселенцы») рассматривались как рабочая сила для хозяйственного освоения восточных районов страны. Созданная комиссия по раскулачиванию разделила всех потенциальных кулаков на три категории: первая – контрреволюционный кулацкий актив (60 тыс. хозяйств), который подлежал практической ликвидации; вторая – наиболее богатые кулаки (180 тыс. хозяйств), к которым применялись методы экспроприации их имущества и высылка на Север, в Сибирь и на Дальний Восток; третья – «остальные кулаки» (800 тыс. хозяйств), которые подвергались репрессиям сначала в местных районах, а затем на них начала распространяться категория «спецпереселенцев» на восток страны. С точки зрения макроэкономической оценки коллективизация сельского хозяйства проявилась как радикальный аграрный переворот, но с негативным структурным эффектом. Можно выделить две основные группы социально-экономических последствий коллективизации. Первая группа – последствия, которые проявились в ходе самой коллективизации и в 1930-е годы как естественная реакция сельского хозяйствана насильственную коллективистскую перестройку. Во-первых, ситуация голода 1932 – 1933 годов, которая вызвана комплексом как объективных (природно-климатических и агротехнических), так и субъективных факторов, связанных с проблемой форсированной индустриализации: в условиях резкого падения зерновых цен на мировом рынке в период мировой депрессии 1929 – 1933 годов для обеспечения массированных закупок зарубежного оборудования необходимо было увеличить хлебный экспорт (интересно отметить, что практически 50 % вывоза зерна шло в Германию за поставки немецкой техники и кредитов), поэтому правительство проводит антикрестьянскую хлебозаготовительную политику – насильственное изъятие продук-ции в основных зернопроизводящих регионах страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье), что и привело к зерновому или продовольственному кризису 1932 – 1933 годов. По средним данным, голодало 25 – 30 миллионов крестьян а потери составили 8 мил чел. Во-вторых, низкие (стагнационные) темпы развития в 30-е годысельского хозяйства, о чем говорят показатели среднегодовых темпов прироста аграрной продукции по пятилеткам: первая пятилетка – 3 %; вторая - + 5%; третья - + 2%. Депрессивная ситуация в советском аграрном секторе объяснялась следующими обстоятельствами: отсутствие у «крепостного» колхозного крестьянства юридической и экономической свободы и, как следствие, заинтересованности в высокой производительности труда; низкий агротехнический уровень колхозной экономики, особенно по сравнению с западными технологиями; продолжение политики ценового диспаритета: например, если реальные государственные цены заготовок оказались на уровне 1928 года, то общий индекс цен в стране повысился к концу 1940 года в 6,4 раза. 2. Вторая группа – последствия долговременного характера, которые проявились не только в 1930-е годы, но и на протяжении всей советской аграрной истории: во-первых, ликвидация всех основных форм нэповской крестьянской кооперации (кредитной, потребительской,сельскохозяйственной), которая практически не восстановлена и до сих пор; интересно отметить, что большевики рассматривали колхоз как временную переходную форму организации экономики, а совхоз в качестве идеальной аграрной структуры, что проявилась позже в хрущевских аграрных реформах; во-вторых, ликвидация крестьянства как крупной социальной и профессиональной группы населения: колхозный крестьянин превратился в «крепостного» наемного работника, отчужденного от земли, средств производства, производственного продукта, управленияхозяйством и не имеющего мотивации и рыночной психологии – поэтому так сложно в современной России формируется профессиональное фермерское сословие и рынок аграрной рабочей силы; и в третьих, в результате коллективизации произошло «включение» аграрного сектора в административно-командный хозяйственный механизм: колхозы постепенно потеряли свой исходный кооперативный хозрасчетный характер и превратились в государственные предприятия, включенные в государственные планы по производству и сдаче сельскохозяйственной продукции.

40. Введение.

20-е – 30-е годы – одна из самых страшных страниц в истории СССР. Было проведено столько политических процессов и репрессий, что еще долгие годы историки не смогут восстановить все детали страшной картины этой эпохи. Эти годы обошлись стране в миллионы жертв, причем жертвами как правило становились талантливые люди, технические специалисты, руководители, ученые, писатели, интеллигенция. “Цена” борьбы за “счастливое будущее” становилась всё выше. Руководство страны стремилось избавиться от всех свободно мыслящих людей. Проводя один процесс за другим, государственные органы фактически обезглавили страну.

Террор охватывал без разбора все регионы, все республики. В расстрельных списках были фамилии русских, евреев, украинцев, грузин и других пред­ставителей больших и малых народов страны. Осо­бенно тяжелыми были его последствия для тех рай­онов, которые отличались культурной отсталостью до революции и где в 20 — 30-е годы быстро форми­ровался слой интеллигенции, специалистов. Большой урон несли не только советские люди, но и представители зарубежных партий и организаций, работавших в СССР. “Чистка” коснулась и Комин­терна. Отправлялись в тюрьмы и концлагеря, высы­лались с позором из страны специалисты, добросо­вестно помогавшие стране в подъеме экономики.

Чувствуя приближающуюся беду, некоторые со­ветские деятели бежали за границу. Появилась, хотя и немногочисленная, “красная” волна российской эмиграции.

Второй тотальный кризис власти свидетельствовал о росте недоверия, отчужденности, враждебности вокруг партии и государственных организаций. В ответ – политика подавления, насилия, массового террора. Лидеры правящей партии проповедовали, что все стороны жизни общества должны быть пропитаны непримиримым духом классовой борьбы. Хотя с каждым годом революция становилась все дальше, число осужденных за “контрреволюционную” деятельность быстро росло. Миллионы людей побывали в лагерях, миллионы были расстреляны. Около ряда крупных горо­дов (Москва, Минск, Воркута и др.) появились мас­совые захоронения замученных и расстрелянных.

“Социалистическое наступление”

Форсированный экономический рост в условиях ост­рой нехватки капиталов, нарастания военной опасности лимитировал возможности материального стимулирова­ния труда, вел к разрыву экономических и социальных аспектов развития, к стагнации, даже падению жизненно­го уровня, что не могло не вести к росту психологичес­кого напряжения в обществе. Ускоренная индустриализа­ция, сплошная коллективизация резко активизировали миграционные процессы, крутую ломку образа жизни, ценностных ориентации огромных масс людей (“великий перелом”). Сконденсировать избыточную социально -психологическую энергию народа, направить ее на решение ключевых проблем развития, компенсировать в какой-то мере слабость материального стимулирования был при­зван мощный политико-идеологический прессинг. В 30-е годы ломается и без того хрупкая грань между полити­ческим и гражданским обществом: экономика подчиняет­ся тотальному государственному контролю, партия сли­вается с государством, государство идеологизируется.

“Социалистическое наступление” конца 20 — начала 30-х годов, выразившееся в повышении плановых зада­ний в промышленности, в сплошной коллективизации,— это попытка разрубить гордиев узел проблем в экономи­ке и одновременно — снять социальную напряженность, накопившуюся в обществе. В течение всех 20-х годов понимание нэпа как “передышки”, “отступления”, за ко­торым последует новое “наступление”, было довольно устойчивым в рабочей среде.

Ситуация накаляется к концу 20-х годов. В связи с ускорением индустриализации при незначительных фон­дах материального стимулирования предпринимаются попытки интенсификации трудового процесса, рациона­лизации производства за счет трудящихся. В результате перезаключения зимой 1927—1928 и 1928—1929 гг. колле­ктивных договоров, тарифной реформы, пересмотра норм выработки усиливается уравниловка, у отдельных категорий рабочих снижается заработок. Как следствие многие партийные организации отмечают “политическую напряженность в массах”. Недовольство рабочих, в ос­новном высококвалифицированных, выражалось в форме коллективных обращений к руководящим органам с целью получения разъяснений сущности кампаний, подачи заявлений в связи с ущемлением прав, массовых уходах с общих собраний. Происходили кратковременные за­бастовки, правда, не отличавшиеся значительным числом участников. Прямых антисоветских выступлений на пред­приятиях не наблюдалось. На ряде рабочих собраний принимались резолюции представителей левой оппози­ции, содержавшие требования повышения заработной платы, отмены новой тарифной сетки, пересмотра норм и расценок. “Партия 10 лет ведет неизвестно куда, партия нас обманывает,— фиксировали “органы” вы­сказывания рабочих.— Фордовскую систему придумали коммунисты”.

Недовольство рабочих приняло весьма значительные масштабы. Данные о перевыборах фабзавкомов по Мо­сковской, Иваново - Вознесенской, Ленинградской облас­тям и Харьковскому округу свидетельствуют о том, что “на ряде крупных предприятий на собраниях присутство­вало меньше половины работающих, а на некоторых из них... до 15%”. “Вследствие слабой посещаемости на многих предприятиях имели место срывы собраний”.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  




Подборка статей по вашей теме: