Взаимоотношения советских республик до образования СССР
Глава 5. СОВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО И ПРАВО В 20-х - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 30-х гг. XX в.
Национально-государственное развитие Советской России шло по линии преобразования возникавших автономных республик в союзные. Старейшей по времени создания из автономных республик, входивших в состав РСФСР, была Туркестанская Автономная Советская Социалистическая Республика (ТАССР), провозглашенная V Всетуркестанским съездом Советов еще 30 апреля 1918 г. Это было многонациональное государственное образование[126].
Краткий и бурный период независимости Украины имел последствия для победоносных украинских большевиков. В октябре 1919 г. Центральный комитет Украинской Коммунистической партии был упразднен, и она стала подчиняться непосредственно Москве. Но многие украинские коммунисты не признали это решение. Они резко протестовали и добились от Ленина жесткого осуждения великорусского (т. е. московского) шовинизма. Он рекомендовал Украинской Коммунистической партии образовать вместе боротьбистами (украинские эсеры) коалиционное правительство и дал членам партии указание решительно бороться со всеми препятствиями против «свободного развития украинского языка и культуры». Для этого Ленин, в частности, предлагал сделать обязательным наличие в штате любого административного учреждения определенного числа лиц, говорящих по-украински, а знание украинского языка обязательным условием поступления на государственную службу.
Нечто похожее произошло и в Белоруссии, где одновременно были проведены выборы двух рад — в Минске и в Вильнюсе. На время они объединились и под защитой германского оружия провозгласили независимость (после подписания Брест-Литовского мирного договора). После ухода германских войск в ноябре 1918 г. Белорусское государство прекратило свое существование, а его территория была по Рижскому мирному договору поделена между Польшей и Советской Россией. Как и в случае с Украиной, краткий период непрочной независимости лег в основу националистических мифов.
Народы Закавказья отделились от России не столько по своему желанию, сколько благодаря стечению обстоятельств, отторгнувших их от империи. Три наиболее крупных народа этого региона — грузины, армяне и азербайджанцы — имели между собой мало общего, как по религии и культуре, так и по социально-классовому составу населения. Азербайджанцы -мусульмане, остальные - христиане. Но если грузины были преимущественно крестьянским народом с заметной прослойкой аристократии (5% населения были дворянами), то среди армян имелось значительное число и преуспевающих купцов, коммерсантов и предпринимателей, которые в значительной массе проживали за пределами собственно Армении. В большинстве крупных городов Закавказья имелось заметное русское меньшинство — администраторы, специалисты с высшим образованием и рабочие.
На территории Закавказья исторически сложилась чересполосица, и все три народа имели друг к другу территориальные претензии. В особенности армяне и азербайджанцы — их отношения можно охарактеризовать как взаимные жестокость и насилие. Многочисленные местные националистические и социалистические партии желали ослабления центральной власти, но никто, за исключением исламистских движений, не искал отделения от России. Все три народа боялись и ненавидели друг друга, а армяне жаждали защиты России как гарантии от повторения чудовищного геноцида их народа, учиненного турками в конце XIX и начале XX в.
Если принять во внимание все сказанное выше, то едва ли покажется удивительным провал попыток создания Закавказской федерации в 1917—1918 гг. Все три народа пошли каждый своей дорогой, и каждый искал вооруженной поддержки извне. Грузины обратились сначала к немцам, потом к англичанам, азербайджанцы просили того же у своих мусульманских друзей-турок, армяне прибегли к помощи белых под командованием Деникина, который, будучи глух к национальным чувствам, сам в конце концов стал искать поддержки у ненавидимой армянами Турции.
Немцы, турки и Деникин в конце концов оказались побежденными, англичане ушли, и три республики стали открытыми для проникновения Советской России. Армения и Азербайджан в 1920 г. были вновь присоединены к России. Для этого большевики использовали метод, опробованный ими в Финляндии и Прибалтике: военное вторжение сочеталось с восстанием местных красных. Азербайджан был особенно уязвим, поскольку там существовали большие колонии русских и армянских рабочих на бакинских нефтепромыслах, Армения же была ослаблена войной с Турцией.
Грузинская республика была в некоторых отношениях более крепким орешком. Это единственное закавказское государство имело стабильную власть под руководством меньшевика Ноя Жордании. Правительство провело земельную реформу и, благодаря этому, получило широкую поддержку крестьянства. Тем не менее Красной Армии после вторжения в Грузию в феврале 1921 г. потребовалось чуть больше месяца, чтобы сломить вооруженное сопротивление. У Ленина были сомнения относительно выбора времени вторжения, к тому же он требовал проведения более мягкой оккупационной политики в Армении и Азербайджане. В это время сама Россия находилась в преддверии новой экономической политики, и Ленин понимал, что грубые коммунистические методы могут вызвать повсеместное возмущение. Он призывал проводить особую политику по отношению к «грузинской интеллигенции и мелким торговцам» и даже говорил о возможности компромисса с меньшевиками Жордания. Из этого ничего не вышло, но не только из-за недостаточных настойчивости и последовательности Ленина. Сталин стремился установить у себя на родине жесткий режим, что, как мы увидим впоследствии, привело к прямому конфликту с Лениным.
Взаимоотношения большевизма с исламом были неоднозначными. Разумеется, атеизм марксистов в принципе несовместим со строгим монотеизмом ислама, тем не менее многие политически активные мусульмане примкнули к социалистическим партиям и организациям в последние десять лет перед революцией. Отчасти это объяснялось сугубо прагматическими соображениями: после событий 1905 г. мусульмане увидели в социализме политическое течение, способное организовать подпольную партию, мобилизовать массы и создать реальную угрозу правительству их угнетателей. Привлекала их и возможность получения международной помощи. Но было и еще одно соображение основополагающего значения, сделавшее возможным принятие социалистических идей мусульманской интеллектуальной элитой: социалистическая теория обещала им братство и равенство всех народов и солидарность в борьбе с западным империализмом. Представитель радикальной интеллигенции татар Поволжья Ханафи Музаффар предсказывал, что коммунизм объединит мусульманские народы: «Как и коммунизм, ислам отвергает узкий национализм».
Но особенно примечательно, как он продолжил свою мысль: ислам интернационален и признает братское единение всех народов только под знаменем ислама. Из этих слов Музаффара становится понятным, что привлекает мусульман в коммунизме и что должно их отталкивать. Идеал, которым была умма, всемирная община мусульман, очень сильно отличался от пролетарского интернационализма, Ленин никогда не смог бы примириться с ним, тем более, если он соединялся с идеей образования «пантюркского» государства — федерации тюркских по происхождению и языку народов как в России, так и за ее пределами. Важно и то, что первая программа РСДРП не требовала от членов партии быть безразличными к религии или атеистами, более того, они могли быть активными верующими. Положение об атеизме было включено во вторую, а о борьбе с религией лишь в третью программу партии.
Но в последние месяцы 1917 г. у большевиков и мусульман было еще много точек соприкосновения. Мусульман приводили в ярость колебания Временного правительства, отклонившего требование Всероссийского съезда мусульман о создании их собственных системы образования, религиозных и военных институтов. В то же время как бы в противоположность деятельности Временного правительства большевики заявили о своей восточной политике Декларацией «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 20 ноября 1917 г. В ней провозглашался полный разрыв с царской политикой религиозного и национального угнетения и обещалось свободное и ненасильственное развитие верований, обычаев, национальных и культурных институтов. Отныне права мусульман, как и всех народов России, были защищены «всей мощью революции и ее органов — Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Очень скоро выяснилось, что все эти посулы были ложными, но в течение первых двух или трех месяцев большевики просто не имели возможности предотвратить создание мусульманских правительств, поскольку в тех регионах у советской власти не было твердых позиций. В результате Советы и мусульманские органы власти часто существовали бок о бок. Вскоре стало ясно, что их разделяют и религия, и национальные интересы. Советы, как правило, состояли из русских, которые нередко относились к мусульманским комитетам с подозрительностью и враждебностью. Это прежде всего относится к Средней Азии, где еще была жива память о Массовых убийствах 1916 г. То, что в мусульманских регионах в Советах и на ответственных партийных постах не было местных жителей, имеет и чисто идеологическое объяснение. По словам Колесова, председателя Ташкентского съезда Советов, мусульман нельзя было вводить в состав высшего партийного руководства потому, что у них не было никакой пролетарской организации. Действительно, рабочий класс ташкентских железнодорожных мастерских и текстильных предприятий был по преимуществу русским. Ташкентский Совет на все сто процентов состоял из русских, и местное население относилось к нему как к хорошо знакомому, но лишь сменившему вывеску органу русского колониального угнетения. Советы стремились экспроприировать вакафные земли (религиозные пожалования), закрывали мечети, медресе и шариатские суды, что служило очевидным доказательством угнетения. Царское правительство в своей религиозной политике никогда не позволяло себе ломать национальные и религиозные традиции, более того, оно стремилось консервировать и поддерживать местные институты, добиваясь лишь повиновения со стороны феодальной и мусульманской верхушки, гарантируя ей в обмен сохранение всех привилегий.
Напряженность в отношениях между двумя общинами вылилась в открытое столкновение в феврале 1918 г., когда войска Ташкентского Совета захватили и разрушили Коканд, где Совет мусульманских народов провозгласил автономию Туркестана. Нечто похожее произошло и в столице волжских татар Казани, где Совет объявил военное положение, арестовал лидеров Харби Шуро (татарский военный совет) и штурмом овладел предместьем, где скрывались оставшиеся в живых его члены.
В результате этих жестоких нападений некоторые мусульмане вступили в союз с белыми. Однако этот союз оказывался, как правило, непрочным, поскольку белые не больше красных церемонились со своими противниками. Так, в августе 1919 г. они расстреляли видного татарского лидера Мулланура Вахитова. Белые вообще не брали на себя обязательства обеспечить свободу наций, напротив, они провозгласили своей целью восстановление верховной власти России над всеми народами империи. Отсюда ясно, почему многие мусульмане не оставляли попыток сотрудничать с большевиками. Коммунистическое правительство в Москве тоже шло им навстречу, по крайней мере до тех пор, пока нуждалось в их поддержке во время Гражданской войны. В составе Наркомнаца Сталин создал Центральный мусульманский комиссариат, во главе которого вплоть до своей гибели стоял Вахитов. Задачей комиссариата была координация всех мусульманских дел и четкая формулировка всех требований мусульманского населения.
Сталин надеялся на то, что удастся создать Татаро-Башкирскую республику, которую он предполагал использовать для построения исламского социализма. Она могла стать первым шагом на пути к созданию пантюркской республики. В то время Российская Коммунистическая партия признавала также существование Мусульманской Коммунистической партии, не подчиненной непосредственно Москве.
Летом 1918 г. мусульманские социалисты находились на вершине успеха. Они преуспели в создании того, из чего позднее могла развиться исламская социалистическая республика, — государственного аппарата, партии, армии. Султан Галиев в печатном органе Наркомнаца «Жизнь национальностей» набросал контуры будущей идеологии этого государства. Он развил мысль Ленина относительно интернационализации классовой борьбы в современную эпоху, высказанную в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма». Галиев утверждал, что в действительности все классы европейских наций были эксплуататорами колониальных народов: «Все колониальные мусульманские народы являются пролетарскими народами... Поэтому, можно утверждать, что национально-освободительное движение в мусульманских странах имеет характер социалистической революции».
Так был впервые произнесен тезис, получивший в XX в. чрезвычайное значение. Он был развит Мао Цзэдуном, Хо Ши Мином и другими марксистами в Азии, Африке и Латинской Америке. Как и все они, Султан Галиев был уверен, что только колониальным народам присущ истинно революционный дух. Он опасался, что, достигнув власти в возрожденной империи, хоть и социалистической по имени, русский народ снова будет угнетать другие народы. На страницах «Жизни национальностей» Султан Галиев не мог дать выход этим опасениям, но пришел к заключению, отвергнутому тогда большинством коммунистов. По мнению Султана Галиева, революцию следовало ждать не из Западной Европы, где с интернационалистской точки зрения рабочий класс уже «обуржуазился», но с Востока, где совместный исламский и коммунистический боевой клич может объединить колониальные и угнетаемые народы для антиимпериалистической борьбы. Как и Мао, он рассматривал армию — в этом случае мусульманские части в составе Красной Армии — как ядро и школу для революционного движения и в особенности для легитимного и популярного социалистического правительства. В Ташкенте тех же взглядов придерживался казах Тарар Рыскулов, надеявшийся основать автономную Тюркскую республику и Тюркскую Коммунистическую партию.
По мере укрепления своего военного положения большевики начали подавлять любые движения, могущие способствовать воплощению в жизнь взглядов Султана Галиева. Уже в ноябре 1918 г. Мусульманская Коммунистическая партия вошла в состав Российской в качестве подчиненной центру части. Планы создания Татаро-Башкирской республики также претерпели изменение. Вместо нее в составе Российской республики были образованы Татария и Башкирия. Так были отброшены надежды на обретение родины исламского социализма.
Когда закончилась Гражданская война, позиция Султана Галиева стала беспокоить большевиков. В 1923 г. по приказу Сталина он был арестован, обвинен в сотрудничестве с басмачами и исключен из партии. На время его выпустили, но в конце концов он был снова арестован в 1928 г. и отправлен в концентрационный лагерь на Соловках. Как только власть большевиков укрепилась, они недвусмысленно дезавуировали временное соглашение с мусульманским «национальным коммунизмом».
К началу 1921 г. территория и этнический состав населения новой Советской России более или менее определились. Конечно, Ленин мечтал о всемирном союзе советских республик, но падение недолговечных советских режимов в Баварии и Венгрии, как и поражение Красной Армии в Польше, заставили отказаться от этих планов.
Теперь коммунисты управляли этнической Россией, она стала называться РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Ее окружали независимые в теории советские республики, бывшие провинции империи, за исключением Финляндии, Польши, прибалтийских государств.
Советские республики, находившиеся в сфере российского влияния, были двух типов. Первые располагались по границам России (позднее их стали называть союзными республиками). Все они познали хотя бы краткий период подлинной независимости в суматошный период между 1917 и 1921 г. и установили дипломатические отношения с иностранными государствами. Республики второго типа были окружены со всех сторон российской территорией; они назывались автономными республиками. Самыми крупными из них были Татарстан и Башкирия, никогда не знавшие подлинного суверенитета. Положение этих «автономных республик» зависело от воли Москвы; им было позволено иметь свои собственные органы правительства (народные комиссариаты), полностью, однако, подчиненные аналогичным центральным органам. Местные партийные организации приравнивались по значению к губернским. Существование пограничных республик порождало, однако, значительные проблемы. Там сохранялась вера в возможность получения подлинной независимости, которой они и обладали, пусть очень недолго, с 1917 по 1921 г. Это прежде всего касалось Грузии, новые коммунистические правители которой стремились к национальному самоуправлению не менее, чем их предшественники — меньшевики.
С этими государствами, в число которых входили Украина, Белоруссия, Грузия, Армения, Азербайджан, Бухара, Хорезм (ранее — Хива) и Дальневосточная Республика, Советская Россия заключила двусторонние договоры, сильно отличавшиеся друг от друга и по форме чрезвычайно двусмысленные[127]. Некоторые их параграфы звучали как обычные соглашения между суверенными государствами, другие были больше похожи на федеративные договоры. На деле они отражали противоречия концепции «пролетарского интернационализма». В первых своих пунктах они были военными договорами, содержащими гарантии на случай внешнего нападения, но военные статьи дополнялись экономическими, оставлявшими право принятия решений по большинству экономических вопросов за московскими организациями. Парадоксальным было то, что одно время некоторые республики имели собственные дипломатические службы и иностранные представительства, но утратили их, когда в 1922 г. РСФСР провозгласила и закрепила за собой право выступать от их имени на Генуэзской конференции.
Столь ненормальное и двусмысленное положение не могло сохраняться долго. Уже во время Гражданской войны население пограничных республик в большинстве своем свыклось с мыслью о главенстве некоторых центральных институтов, таковыми являлись Совнарком, Красная Армия, Совет Труда и Обороны (с ноября 1918 г. высший орган по всем вопросам Гражданской войны) и Революционный Военный Совет Республики (армейская политическая служба). За исключением Грузии, где сложилось особое положение, жители этих стран не имели каких-то особых претензий и ожиданий. Они смирились с этими соглашениями и были готовы войти в состав унитарной Российской Советской Республики, поглотившей многие из предшествующих политических образований.
Это было воплощение плана, разработанного Сталиным в бытность народным комиссаром по делам национальностей. Он хотел создать такую политическую структуру, которая подчеркивала бы ведущую роль России в мировом революционном движении. Как с гордостью заявил один из делегатов X съезда, тот факт, что Россия первой встала на революционный путь и из фактической колонии Западной Европы превратилась в центр мирового революционного движения, наполняет гордостью сердца всех, кто был связан с русской революцией, и порождает особый «красный русский патриотизм».
Но процесс не мог развиваться абсолютно беспрепятственно, поскольку сам Ленин вовсе не был согласен с великорусским националистическим подтекстом сталинских планов, что и нашло отражение в некоторых его речах. Опасения Ленина углубились после того, как Сталин и его заместитель в Грузии Серго Орджоникидзе рассорились с лидерами грузинских большевиков по поводу места Грузии в новом государстве. Сталин хотел, чтобы Грузия вместе с Арменией и Азербайджаном вошла в качестве составной части в Закавказскую Федерацию, создание которой он планировал, а Мдивани и Махарадзе возражали против этого. Со временем Ленин благословил сталинский план (Закавказская Федерация была образована 12 марта 1922 г. и формально существовала до 5 декабря 1936 г.), но на одной из дискуссий по этому вопросу Орджоникидзе разошелся до того, что просто избил одного из последователей Мдивани. Столь грубая выходка рассердила Ленина, и он приказал расследовать инцидент, подтверждающий его замечание о том, что «обрусевшие инородцы часто пересаливают по части «истинно русского настроения». Однако вскоре его поразил третий и самый сильный апоплексический удар. До окончания расследования было еще далеко, а Ленин оказался не в состоянии контролировать его ход и убедиться, что последствия скандала исчерпаны.
Тем не менее Ленин подготовил к XII съезду меморандум по национальному вопросу. Сталин скрыл его при малопонятном попустительстве со стороны Троцкого, и о его существовании стало известно только в 1956 г. В этом меморандуме Ленин признавал, что право наций на самоопределение вплоть до выхода из состава советского государства стало на деле не более чем «клочком бумаги». В результате национальным меньшинствам угрожала опасность быть сданными на милость великорусского шовинизма, стопроцентно русского феномена, «типичного для русской бюрократии». Ленин требовал примерно наказать Орджоникидзе и тем самым показать, что подобные вещи допускать нельзя. Вождь рекомендовал ввести в советскую конституцию гарантии реальной государственной власти для национальных меньшинств в форме народных комиссариатов по всем делам, кроме дипломатических и военных, а также ясно и недвусмысленно гарантировать право говорить на местных языках[128].
Ленинский меморандум не обсуждался публично, но тем не менее некоторое его влияние можно заметить в параграфах советской Конституции 1924 г. Прежде всего новое государство стало называться не Россией, но Союзом Советских Социалистических Республик; формально это был федеративный союз составляющих его различных республик, где ни одна из них не играла ведущей роли. Как форум, где разные нации могли высказывать свои точки зрения, сохранился и Наркомнац. Он был преобразован в Совет Национальностей — вторую палату Центрального Исполнительного Комитета СССР (ЦИК СССР), где каждая республика имела равное представительство, вне зависимости от количества населения. Показательно, что притом Ленин не рекомендовал менять что-либо в жестко централизованной партийной структуре. Таким образом, пересмотр его взглядов на национальный вопрос был лишь частичным.
Большинство положений Конституции соответствовало скорее сталинской, а не ленинской точке зрения. Распределение властных полномочий между Союзом и республиками привело к тому, что вся реальная власть принадлежала союзным ведомствам не только в военной и внешнеполитической сферах, но также в области экономики. Союз определял основные принципы политики в области права, занятости, образования и здравоохранения. Вся полнота власти по вопросам не только внешней, но и внутренней политики была сосредоточена на союзном уровне. Исключением, единственным, но немаловажным, было право республик определять свою политику в области культуры и языка.
Другим фактором, весьма способствовавшим дальнейшей централизации, стала несоразмерность территорий и населения России и других республик. РСФСР занимала 90% площади Советского Союза, на которой проживало 72% населения страны. Это делало фикцией ее конституционный статус лишь одной из семи равных республик. Если добавить к этому, что более 70% членов партии были русскими, то можно согласиться со словами Э. X. Карра, что Советский Союз был «заголовком для РСФСР». Если взглянуть на дело под иным углом зрения, то можно сказать, что советская Конституция 1924 г. была ленинской по форме, но сталинской по содержанию.
Но некоторая двойственность все же осталась. Революция и Гражданская война дали большинству народов бывшей империи хотя бы краткий опыт подлинной независимости, которой они были лишены на протяжении веков, а то и вовсе не знали. Это оказало колоссальное воздействие на чувство национальной общности и вместе с политикой языковой и культурной автономии через некоторое время привело к такому росту национальных настроений среди нерусского населения Союза, какого Россия при царях никогда не знала. Это обстоятельство создавало постоянное напряжение в работе советской системы.
К 1940 г. советское правительство разработало и внедрило сочетание фактически военной дисциплины с очень притягательной системой наград для тех, кто соблюдает требования и перевыполняет нормы. Тех же, кто не соответствовал канонам, ожидало жалкое прозябание и постоянная угроза ареста и заключения в одном из растущих, как грибы, исправительно-трудовых лагерей.
Октябрьская революция в целом оставила двоякое наследство в национальном вопросе. С одной стороны, было обещано право на «самоопределение», и некоторые нации бывшей Российской империи познали краткий период независимости. С другой стороны, после 1921 г. все они вновь оказались в составе Российского государства нового типа, монопольно управлявшегося партией, которая была жестко централизована и воспринималась ими как русская, хотя большинство из ее руководителей и были, выражаясь словами Ленина, «обрусевшими инородцами».
В течение 1920-х гг. это двойственное наследие Октября по-разному влияло на развитие разных республик. Так, например, на Украине находившиеся у власти местные коммунисты были убежденными сторонниками автономии, по крайней мере в области культуры и образования. Украинский язык стал на территории республики государственным, обязательным во всех государственных учреждениях и судах. Было решено, что изучение языка, истории и литературы Украины станет обязательным для школьников. Поощрялись исторические и этнографические общества, а поток публикаций на украинском языке достиг невероятных размеров. Масштабы украинизации были так велики, что вызывали недовольство значительного русского и еврейского меньшинства, в основном населяющего города на востоке и юге республики. Для того чтобы занять государственные должности, русские, евреи, представители других не столь многочисленных национальных меньшинств должны были знать украинский язык. Они отрицательно относились к тому, что их дети должны изучать этот язык в школе. Нечто похожее происходило и в Белоруссии, где до 1917 г. национальная культура в городах была даже еще слабее, чем на Украине. 20-е гг. стали решающей фазой формирования современных и белорусской, и украинской наций. Несмотря на то что оба народа имели глубокие сельские корни, они не были чисто крестьянскими. Среди украинцев и белорусов было много горожан, представителей всех слоев общества. Оба народа имели письменную литературу со своими традициями, собственную историю, а их языки вполне пригодны для любой образовательной программы.
Интенсивная индустриализация, начавшаяся в конце 20-х гг., в некоторых отношениях способствовала укреплению позиций обоих народов. Большинство огромного числа крестьян, оказавшихся в городах в 30-е гг., говорили по-украински или по-белорусски. Некоторые умели читать и писать, другие же научились грамоте, став промышленными рабочими. Процесс этот совпал с интенсивно проводившейся правительством программой «ликвидации неграмотности».
Сталин никогда не упускал случая напомнить своим слушателям, что, кроме права наций на самоопределение, существует также право рабочего класса на укрепление своей власти. Для многих народов эти слова прозвучали как зловещее пророчество, поскольку в их городах жило большое число русских рабочих. В 1917 г. это стало причиной раздоров, которые могли повториться и еще раз. Кроме того, так называемый «авангард рабочего класса», коммунистическую партию, также по преимуществу составляли русские. Если в 1927 г. этнические русские составляли 53% от общей численности населения, то в партии их было 65%.
Сталин дал понять, что его оценка национальных движений зависит от политических факторов. Так, в своей основополагающей лекции по национальному вопросу, прочитанной в Свердловском университете в 1924 г., Сталин заявлял, и совершенно недвусмысленно, что любое движение, имеющее своей целью национальную самостоятельность и утверждение приоритета национальных особенностей, будет направлено против единства государства и, соответственно, становится «буржуазным» и «реакционным», вне зависимости от классовой принадлежности его участников. Уже в 1926 г. Сталин упрекал украинского наркома образования Шуйского в том, что проводимая им политика преобразуется в процесс отчуждения украинской культуры и общества от общесоветских, принимает форму борьбы с Москвой, с русскими как таковыми, с русской культурой и «ее высшим достижением — ленинизмом».
В течение 1930-х гг. изменилось отношение к дореволюционной истории: некоторых царей и князей, которых в 20-х гг. историки вроде Покровского осуждали как реакционеров и эксплуататоров, теперь стали изображать в более благоприятном свете. Ведь это они, между прочим, создали на данной территории государство, ставшее теперь Советским Союзом, и царизм развивал и распространял русский язык, который ныне служит связующим материалом в строительстве нового социалистического общества. Такие исторические деятели, как Александр Невский (прославленный в 1938 г. фильмом Эйзенштейна), Иван Грозный (позднее восхваленный тем же режиссером) и Петр Великий (герой апологетического романа Алексея Толстого), были реабилитированы «как исторически прогрессивные». Такими же считались и деятели национально-освободительного движения других стран, например Богдан Хмельницкий, казацкий вождь XVII в., который возглавил восстание против польской знати и заключил с Россией союз. Те же, кто сопротивлялся включению в состав России (Мазепа, Шамиль), «прогрессивными» уже не считались, а превратились в «агентов империализма».
Конституция СССР 1924 г. Оформление единого союзного государства как федерации суверенных советских республик было продолжено на II съезде Советов, который 31 января 1924 г. утвердил первую Конституцию СССР. Конституция СССР состояла из двух разделов: Декларация об образовании СССР и Договор об образовании СССР. В Декларации указывалось на причины и принципы объединения для вхождения в его состав новых республик, «имеющих возникнуть в будущем». За союзной республикой сохранялось право выхода из СССР, а ее территория не могла быть изменена без ее согласия.
Договор состоял из 11 глав: 1. О предметах ведения верховных органов власти СССР; 2. О суверенных правах союзных республик и о союзном гражданстве; 3. О Съезде Советов СССР; 4. О Центральном Исполнительном Комитете СССР; 5. О Президиуме ЦИК СССР; 6. О СНК СССР; 7. О Верховном Суде СССР; 8. О народных комиссариатах СССР; 9. Об ОГПУ; 10. О союзных республиках; 11. О гербе, флаге и столице СССР[129].
В исключительное ведение Союза входили внешняя политика и торговля, решение вопросов о войне и мире, организация и руководство вооруженными силами, общее руководство и планирование экономики и бюджета, разработка основ общесоюзного законодательства. Высшим органом власти являлся Съезд Советов СССР (собираемый раз в год), а в период между съездами — ЦИК СССР. ЦИК состоял из Союзного Совета (представителей республик пропорционально численности населения) и Совета Национальностей (представители союзных и автономных республик — по 5 депутатов от каждой, и автономных областей — по 1 депутату). Число председателей ЦИК соответствовало количеству союзных республик. Председателями ЦИК СССР в то время являлись М. И. Калинин, Г. И. Петровский, А. Г. Червяков и Н. Н. Нариманов. В промежутках между сессиями ЦИК СССР высшим законодательным и исполнительным органом власти являлся Президиум ЦИК СССР, избиравшийся на совместном заседании палат. ЦИК СССР формировал высший исполнительный орган — СНК СССР — из 10 наркоматов. Пять наркоматов были общесоюзными: иностранных дел, военных и морских дел, внешней торговли, путей сообщения, почт и телеграфов. Пять наркоматов были объединенными: ВСНХ, продовольствия, труда, финансов и РКИ. Конституция предусматривала создание Верховного Суда при ЦИК СССР, на который возлагался надзор за судебной деятельностью судов СССР, а также рассмотрение наиболее важных и серьезных дел.
Все остальные сферы управления находились в исключительной компетенции союзных республик. В Конституции СССР 1924 г. не было характеристик общественного устройства союзного государства, глав о правах и обязанностях граждан, избирательном праве и местных органах власти. Интересно, что ни в этой, ни в последующих Конституциях СССР ничего не говорилось о государственном языке. Русский язык, бывший фактически официальным, формально таковым не являлся. Все эти вопросы решались республиканскими конституциями. В частности, термин «государственный язык» использовался только в конституциях трех закавказских республик. Конституция РСФСР была принята 11 мая 1925 г.
Со времени принятия Конституции СССР 1924 г. и до принятия Конституции СССР 1936 г. произошли большие изменения в государственном устройстве СССР. Перемены были нескольких типов и связаны с образованием новых союзных республик, с изменением государственно-правовых форм различных автономных образований, с усилением роли центра, союзных органов власти, а также с расширением и укреплением административно-командной системы управления.
В 1925 г. в состав СССР были приняты Туркменская и Узбекская ССР, в начале 1931 г. — Таджикская ССР. Таким образом, к началу 30-х гг. в составе СССР насчитывалось уже семь союзных республик. Определенные изменения произошли в национальном устройстве СССР и на республиканском уровне. Были уточнены границы союзных республик: к Белоруссии отошли от РСФСР1 отдельные районы Витебской, Гомельской и Смоленской областей, а к Таджикистану — часть территории Узбекской ССР. Шло дальнейшее оформление автономий в составе РСФСР: были преобразованы из автономных областей Бурят-Монгольская и Карельская АССР (1923), Чувашская АССР (1925), Мордовская и Удмуртская АССР (1934) и т. д. Сходные процессы происходили и в других республиках. В 1924 г. в составе УССР была образована Молдавская АССР. В Закавказье статус автономных областей получили Нагорный Карабах (1923) и Нахичеванский край (1923; через год был преобразован в АССР) в составе Азербайджанской ССР, в составе Грузинской ССР была образована Абхазская АССР[130] (1931). Еще большим было количество образованных в конце 20-х — начале 30-х гг. национальных округов: 10 только в РСФСР. Вместе с тем у отдельных народов на Северном Кавказе был понижен статус автономий.
С конца 20-х гг. наметилась тенденция к расширению прав союзных органов за счет сужения компетенции республик. Росло количество союзных и союзно-республиканских предприятий, с 1930 г. все кредитование сосредоточилось в союзных органах. В 1929 г. было отменено право республик непосредственно ставить вопросы в ЦИК СССР: теперь они должны были вносить их предварительно в СНК СССР. В конституциях РСФСР, ЗСФСР и ТССР отсутствовали главы о суверенных правах республик и праве выхода из состава СССР.
Изменилась компетенция высших органов СССР. Съезд Советов постепенно терял свое значение, с 1927 г. он собирался раз в два года, вместо прежних ежегодных съездов. Важнейшие решения уже зачастую принимались не съездами Советов СССР или сессиями ЦИК СССР, а партийными органами. Доклады правительства и наркомов на съездах были отчетными и информационными, а не постановочными. С 1929 г. нарушались сроки созывов съездов, а сами съезды приобретали все более парадный характер. С начала 30-х гг. на сессиях ЦИК СССР была введена новая процедура, предусматривающая утверждение списков постановлений, принятых Президиумом ЦИК. В январе 1934 г. без обсуждения и внесения изменений списочно было принято 34, а в январе 1936 г. уже 66 постановлений. В Президиуме ЦИК Советов (21 человек) сосредотачивалось большое количество полномочий: к исключительной компетенции Президиума относились вопросы частной и общей амнистии, о приеме гражданства и его лишении. Дальнейшая централизация управления, передача все большего количества функций по управлению в общефедеральные органы власти наряду со сращиванием партийного и государственного аппаратов привели к тому, что Президиум становится все более бюрократическим органом власти с огромным аппаратом. Всего в подчинении ЦИК и Президиума ЦИК находилось более 100 учреждений, несколько газет и журналов, 34 сельскохозяйственные школы, несколько десятков научных и учебных заведений. Во многих вопросах Президиум ЦИК подменял СНК, зачастую дублируя его деятельность. СНК, по-прежнему являясь важным органом исполнительной и законодательной власти, фактически подчинялся Президиуму ЦИК СССР. Законодательные функции СНК сужались.
Наряду с изменением и перераспределением властных полномочий высших органов власти в 20—30-е гг. происходило усиление карательно-репрессивного аппарата и силовых наркоматов. В 1934 г. был ликвидирован РВС, а Наркомат по военно-морским делам реорганизован в Наркомат обороны СССР. Серьезной реорганизации были подвергнуты органы государственной безопасности и общественного порядка. 28 марта 1924 г. ЦИК СССР утвердил Положение о правах ОГПУ в части административных высылок и заключения в концентрационный лагерь, согласно которому принятие постановлений о подобных мерах возлагалось на Особое совещание при ОГПУ в составе трех членов коллегии и прокурора Верховного Суда СССР. В 1927 г. ОГПУ было предоставлено право рассматривать ряд дел во внесудебном порядке, при этом прокуратуре запрещалось самостоятельно возбуждать дела против работников ОГПУ. В ознаменование заслуг перед государством 14 декабря 1927 г. ОГПУ было награждено орденом Красного Знамени. Циркуляры ОГПУ от 29 октября 1928 г. и 8 апреля 1931 г. закрепляли все судебные права «троек». В состав «троек» включались теперь представители обкомов ВКП(б) и исполкомов. Дальнейшее расширение полномочий ОГПУ—НКВД пришлось на 30-е гг.
Решением Сталина от 13 мая 1929 г. была создана комиссия по реорганизации системы мест заключения, входившей тогда в структуру НКВД, в составе министра юстиции РСФСР Н. М. Янсона, первого заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды, наркома внутренних дел В. Н. Толмачева, прокурора РСФСР Н. В. Крыленко и наркома труда, секретаря ЦК ВКП(б) Н. А Угланова. Комиссии было поручено разработать систему трудовых лагерей, подчиняющихся ОГПУ. По рекомендации комиссии было подготовлено постановление Политбюро от 23 мая об использовании труда уголовных арестантов. Угланов и начальник Главного управления мест заключения НКВД Е.Г. Ширвиндт[131] возражали против реорганизации, но восторжествовала точка зрения прокуратуры и ОГПУ, 7 апреля 1930 г. было утверждено постановление «Об исправительно-трудовых лагерях», а 24 апреля было создано управление лагерями ОГПУ (УЛАГ), преобразованное в 1931 г. в Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения ОГПУ (ГУЛАГ). Страна стала покрываться сетью строящихся лагерей и колоний.
Общая численность заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа возрастает с 179 тыс. в 1931 г. до 2 млн. в 1941 г. Каждый третий заключенный был осужден по политическим мотивам, а остальные в той или иной степени являлись жертвами социальной и экономической политики сталинского режима.
Расширение прав ОГПУ продолжалось. В конце 1931 г. управление милицией и уголовным розыском окончательно закреплялось за ОГПУ, где была создана Главная инспекция по милиции и уголовному розыску (с 1932 г. Главное управление милиции). В 1923 г. в областях, краях и республиках вводились специальные военные прокуратуры ОГПУ (ликвидированы лишь в 1954 г.), вместе с тем 25 июля 1932 г. ЦИК СССР вынужден был принять постановление «О революционной законности», где осудил нарушения закона в ходе коллективизации органами ОГПУ.
Критика органов ОГПУ, наряду с требованием сталинского руководства централизовать всю работу правоохранительных органов, привела в 1934 г. к образованию Наркомата внутренних дел СССР. В НКВД СССР вошло полным составом ОГПУ СССР, преобразованное в Главное управление госбезопасности. В структуру наркомата также входили Главное управление пограничной и внутренней охраны, ГУЛАГ, Главное управление пожарной охраны и другие организации. Вместо судебной коллегии ОГПУ было создано Особое совещание при наркоме НКВД. Картину усиления полномочий карательно-репрессивных органов власти дополнила реформа прокуратуры СССР. 20 июня 1933 г. постановлением ЦИК и СНК СССР на базе прокуратуры Верховного Суда СССР была учреждена Прокуратура СССР, при этом прокуроры республик подчинялись Прокурору СССР, а в дальнейшем, с 1936 г., и назначались им.
Изменения в системе госучреждений в 1930-е гг. свидетельствовали о складывании основ тоталитарного строя с мощным карательно-репрессивным аппаратом. При этом большое значение имели кадровые изменения в составе госучреждений СССР. В течение 20-х гг. на важнейшие посты в правительстве и других центральных учреждениях были выдвинуты сторонники Сталина. После вынужденной отставки 25 января 1925 г. Л. Д. Троцкого и смерти 31 октября 1925 г. на операционном столе его преемника Фрунзе с 6 ноября 1925 г. Наркомат по военным и морским делам возглавил выдвиженец Сталина К. Е. Ворошилов. После смерти в 1926 г. руководителя ОГПУ Дзержинского его место занял серьезно заболевший В. Р. Менжинский, функции которого фактически выполнял его заместитель Г. Г. Ягода. Таким образом, уже в середине 20-х гг. Сталин контролировал два важнейших силовых ведомства. После расправы с правой оппозицией и снятия с поста Председателя Совнаркома СССР Рыкова главой правительства с 19 декабря 1930 г. являлся Молотов. С 21 июля 1930 г. Наркомат иностранных дел возглавил М. М. Литвинов, более лояльно настроенный к сталинскому правлению, чем его предшественник Г. В. Чичерин. На протяжении 20—30-х гг. Сталин неуклонно придерживался провозглашенного им принципа «кадры решают все», последовательно формируя аппарат личной власти.