Культура. Сопровождавшее коллективизацию наступление на религию в деревне нанесло ей тяжкий урон. По крайней мере половина цер­квей, действовавших в конце 1929 г., по

РЕЛИГИЯ

Сопровождавшее коллективизацию наступление на религию в деревне нанесло ей тяжкий урон. По крайней мере половина цер­квей, действовавших в конце 1929 г., по оценкам одного западного наблюдателя, к 1933 г. были закрыты. Число священников и дру­гих служителей культа в СССР, судя по переписи, сократилось с 79 тыс. чел. в 1926 г. до 31 тыс. чел. в 1937 г. Разумеется, за этими цифрами скрываются значительные расхождения по регионам, о которых у нас пока мало информации. Согласно одному источни­ку, в Сталинградской области в начале 1936 г. функционировали только 300 православных церквей, тогда как в 1929 г. — 2000. А вот в Западной области в 1937 г. действовали 852 храма, включая католические костелы и синагоги¹.

Как это отражалось на религиозных верованиях крестьян и даже на соблюдении ими обрядов, конечно, другой вопрос. Досто­верную информацию на этот счет отыскать трудно. Перепись 1937 г., в отличие от переписей 1926 и 1939 гг., включала вопрос о вероисповедании. Он крайне волновал население, и некоторые верующие решили не афишировать своих убеждений. Тем не менее внушительное число — 57% населения в возрасте от 16 лет и старше (56 млн чел., в том числе 42 млн православных) объяви­ли себя верующими. Как и следовало ожидать, верующие, как правило, принадлежали к людям старшего поколения и были менее грамотны, чем неверующие. Лишь 45% возрастной группы от 20 до 30 лет назвали себя верующими, тогда как в группе от 50 до 60 лет такое заявление сделали 78%².

Повсеместное закрытие церквей и исчезновение священников крайне затрудняли крестьянам отправление религиозных обрядов. На венчание, крестины, похороны приходилось привозить свя­щенника из какого-нибудь дальнего села. Обычно для этого еще требовалось найти лошадь — задача нелегкая в 30-е гг., когда по­давляющее большинство лошадей принадлежало колхозам. Не­удивительно, что появлялось множество сообщений о резком со­кращении проведения религиозных обрядов в деревне в 30-е гг. Проверка колхозников Центрально-Черноземной области в 1934 г. показала, что в возрастной группе 25 — 39 лет 38% женщин и 10% мужчин все еще соблюдали религиозные обряды, однако в группе 16 — 24 лет так поступали лишь 12% женщин и 1% мужчин. В одном селе Тверской области в 30-е гг. только 35% свадеб было

отпраздновано с соблюдением ритуала венчания — в сравнении с 88% в 20-е гг.З.

Лишившись священников и действующих церквей, верующие зачастую поневоле вынуждены были изменить свою религиозную практику, если не отказаться от нее совсем. Это произошло даже с православными, несмотря на жесткую приверженность данной церкви к установленным ритуалам на протяжении всей ее исто­рии. Все больше и больше верующих обходятся без священника, потому что у них нет выбора, сообщал один корреспондент Союза безбожников. Православные-миряне становятся «самосвятыми» священниками, проводят службы и отправляют обряды. В селе Павловка Днепропетровской области, где церковь закрыли и свя­щенника не было, бывший член церковного совета служил молеб­ны и совершал обряды у себя дома. По воспоминаниям писателя М.Алексеева, за неимением церкви в его родной деревне в Сред­нем Поволжье, его тетка Агафья и другие пожилые крестьянки собирались по воскресеньям для проведения служб в избе Ага­фьи. В одном селе Киевской области литургию и молебны служи­ла крестьянка, «облачившись в поповские ризы»⁴.

Неудивительно, что в подобных обстоятельствах разногласия между православными и старообрядцами кое-где потеряли свое былое значение. По мнению некоторых наблюдателей, секты силь­но выиграли за счет православия. Делегаты Второго съезда воин­ствующих безбожников докладывали о расцвете сектантских орга­низаций, порой возглавлявшихся бывшими православными свя­щенниками, чьи церкви недавно закрыли, и рассказывали, что в колхозах «говорят, что попы плохи, а сектанты хороши», — и выдвигают «сектантские лозунги» вместо коммунистических⁵.

Ф.Путинцев, видный специалист по сектам в Союзе безбожни­ков, в 1937 г. писал, что крестьяне, остававшиеся верующими, по­ворачивались от православия к сектам, поскольку те не подверга­лись в начале 30-х гг. таким преследованиям, будучи менее замет­ными и в меньшей степени институционализированными. По сло­вам Путинцева, сектантам нередко удавалось обращать политику государства себе на пользу. К примеру:

«[Сектанты] охотно агитировали за закрытие церквей и дава­ли подписи под заявлением о закрытии церквей, но вместо одной закрытой церкви старались открыть один или несколько молит­венных сектантских "клубов" на дому. Сейчас эти сектантские "клубы", существующие во многих селах и городах, стараются объединиться и перейти на положение официально зарегистриро­ванных сектантских общин и групп»⁶.

По свидетельству переписи 1937 г., несомненной популярнос­тью пользовались протестантские и другие секты. Все христиан­ские секты в совокупности имели почти миллион приверженцев — не намного меньше числа их членов в конце 20-х гг., по имевшим­ся данным. Протестантские секты, насчитывавшие в 1937 г. более

450000 членов, особенно выделялись, как и в прошлом, среди прочих конфессий высокой грамотностью и большим количеством приверженцев среди молодежи⁷.

Впрочем, и менее просвещенные православные секты имели преданных последователей. В сообщении из Западной области в 1936 г. отмечалось наличие там 10 различных религиозных сект, объединяющих более 6000 верующих. Имеющиеся сведения раз­розненны и отрывочны, поскольку секты обычно старались скры­вать свою деятельность от глаз возможных правительственных ос­ведомителей (и историков). Но в те редкие моменты, когда они выходили на свет, как во время внезапного всплеска религиозной активности в связи с принятием новой Конституции, городских наблюдателей поражало богатое разнообразие сектантских верова­ний в деревне: «"Трясуны", "прыгуны", евангелисты, всевозмож­ные "святые"», — с ноткой растерянности писал ярославский журналист⁸.

Хотя перепись 1939 г., в отличие от переписи 1937 г., не со­держала вопроса о вероисповедании, она, тем не менее, предоста­вила государственным уполномоченным еще одну возможность «выявить» практикующих верующих. На этот раз ряд сект реши­ли отказаться отвечать на любые вопросы счетчиков, очевидно, в знак общего неприятия государственной власти. Такие отказы были зафиксированы в самых разных регионах и последовали от столь разнородных групп, как, например, федоровцы в Воронеже и баптисты в Поволжье. Согласно одному отчету из архивов бюро переписи, две сестры-староверки в селе Климово Московской об­ласти «сообщили о себе только фамилию, а на вопрос о главе семьи ответили, что для них главой семьи является бог»^.