2020-01-15
90
Вениамин Колпачников
О себе: человекоцентрированный консультант, тренер, человек.
Цвет истории: серо-серебристый металлик
Весь мой опыт в процессе становления и развития до определенного момента убеждал меня в том, что наше самочувствие, состояния, настроения – результат воздействия внешних обстоятельств: событий, поступков и действий окружающих людей, складывающихся вокруг нас ситуаций и тому подобное. В этом убеждало меня воспитание родителей. Так, отец и мама, бабушки-дедушки, воспитатели и другие взрослые наказывали или хвалили-поощряли меня за мои «проступки и неправильное поведение», закрепляя тем самым «закономерную» цепочку «внешнее поведение – наказание/поощрение - внутреннее самочувствие».
Моя мама была учителем, коммунистом и передовым членом советского общества. Сейчас, будучи взрослым и зрелым человеком, я вполне убежден, что любовь мамы ко мне такова, что она не перестанет любить меня ни при каких моих неудачах и неуспехах. Я признаю это и благодарю ее за это. Но в детстве, будучи ребенком, я чувствовал, что соответствовать маминым ожиданиям, правилам и нормам чрезвычайно важно. Если я буду огорчать ее чем-либо: своим поведением, действиями, поступками, она расстроится и, может быть, перестанет любить меня. Это было очень страшно, невыносимо. Потому я старался правильно, образцово себя вести, обязательно быть «круглым» отличником по всем предметам, правильно говорить, писать, поступать, общаться и т.д.
|
|
|
Это стремление давало явные положительные результаты. Я много знал, был развитым и правильным мальчиком, которого любили и уважали мама, папа и окружающие люди. Но я находился в постоянной тревоге и страхе, что, если мои достижения и успехи пропадут, пропадет и уважение и любовь ко мне окружающих. Я так считал.
Хочу отметить, что мерилом любви ко мне и мерилом моего хорошего самочувствия – как я привык чувствовать с раннего детства - были мои внешние достижения и успехи или неудачи и проступки (а не я сам). Таким образом, моя жизнь регулировалась и определялась ориентацией на внешние нормы и ожидания, требования окружающих людей, как близких, так и более далеких, требования общества в целом – как условие хорошего отношения ко мне (а позже и моего собственного самоотношения) и, соответственно, моего благополучия.
В школе меня с ранних лет учили правильному ответу на «основной вопрос философии»: «Что первично: материя или сознание?». Ответ, который с детства, в условиях идеологически пропитанного советского общества давался как непререкаемый: «Материя первична. Сознание вторично и является отражением материи». Это настойчиво транслировалось (и усердно проверялось – контролировалось) на уроках в школе. Приоритет точных и естественнонаучных дисциплин был явно выражен в школьной программе. В результате у школьников выстраивалась логически согласованная естественнонаучная картина материального мира – в строгой взаимосвязи его физических, химических, биологических и социальных процессов и механизмов, со строгой причинно-следственной логикой: всегда есть объективная материальная причина, которая вызывает разнообразные следствия.
|
|
|
Хочу признать, что в этом выстраивании четкого и согласованного естественнонаучного мировоззрения было сильное достоинство советской системы образования. Но она также, увы, приучала понимать себя и свои состояния как определяемые непосредственными объективными причинами.
Гуманитарным наукам, как я сейчас понимаю, отводилась вторичная роль освещения и изучения «отражения» материальных процессов: языкознание, литература, история, философия и психология изучали различные виды «отражения» материальных аспектов бытия.
Помню, что в школе авторитетом и уважением пользовались математика, физика, химия. К истории, литературе, обществоведению, не говоря уже о пении и рисовании, большинство моих одноклассников относились снисходительно-пренебрежительно.
Помню, что и отношение к преподавателям в значительной степени определялось тем, какой предмет они вели. Так, отношение к преподавателям физики, химии или математики было традиционно почтительным, с налетом боязненного трепета. А отношение к учителям пения или истории было насмешливым или даже издевательским. Так, было традицией устраивать издевательства над преподавателем пения. Поэтому прыгающие лягушки между рядами парт, тухлые и дурно пахнущие предметы в классной комнате, передразнивания и хамство в отношении педагога– все это было типичным на занятиях. И, как я сейчас могу понять, это отношение школьников было отражением негласно существующего табеля о рангах, обусловленного советской идеологической системой.
Большую роль в формировании убеждения о зависимости испытываемого психологического состояния от внешних условий играла, с моей точки зрения, господствующая философия диалектического материализма, провозглашаемая как «единственно правильная» в советском обществе философская и идеологическая система. Примат материи над сознанием положен в основу этой системы. Материальные объективные процессы природы – как независимые от сознания и воли людей виделись (да и продолжают видеться многими и сейчас) как основа развития мира. В этом мире есть разные уровни отражения – от механико-физического до сознательно-психологического. На концепции отражения строится и понимание психических процессов. Они отражают процессы материальной объективной действительности, и это отражение становится основой для активности субъекта. В концепции психики как отражения ощущается элемент вторичности и пассивности психики. Материальная объективная реальность первична, психическое отражение – зависимо и вторично.
Подобный взгляд на реалии становился привычным и «естественным» для людей, усвоивших подобное философское мировоззрение. Акцент в анализе действительности начинает делаться на объективное положение вещей и процессов, которые рассматриваются, - и вне влияния человека. Вернее, человеческая активность тоже начинает «объективироваться» в «классовую борьбу и движение «объективных производительных сил», не зависящих от сознания и воли конкретного человека. Закономерный результат развития в рамках подобной системы отношений, идеологии и философии – это безличностное и вне-личностное, объективистское мировоззрение, объективный жизненный мир.
|
|
|
Я тоже стал воспринимать и переживать мир как реально-объективный и воздействующий на меня. Себя я стал понимать и ощущать как маленькое существо в большом и мощном мире. Свои состояния, настроения и самочувствие я понимал как связанные с воздействиями на меня мира и других людей.
Надо сказать, что в этом мире я воспринимал и ощущал себя достаточно неуверенно и неуютно - как страдательное и зависимое существо. Настроения неуверенности и тревожности были преобладающими и в учебно-профессиональной, и в межличностной, и в интимно-личностной сферах.
Я преодолевал это состояние неуверенности путем отождествления себя с «передовым общественным классом – пролетариатом», и «передовым прогрессивным государством – СССР», в котором жил. Именно эти пути предлагало общество как социально одобряемые, «обоснованные» и «единственно верные».
Надо сказать, в какой-то мере это помогало, вызывало подъем сил и энергии для работы и общественной активности. Но, все равно, я оставался очень неуверенным в себе, своей ценности и дееспособности. Достаточно дискомфортное самочувствие!
Я отчетливо помню свой первый прорыв за пределы этой системы слабого и зависимого, тревожно-мнительного и робко-неуверенного мироощущения.
Это случилось во время моего поступления в аспирантуру психологического факультета МГУ в 1986 году. Я приехал поступать и накануне экзаменов узнал, что в программу вступительного экзамена включен сложнейший, напичканный сверхтрудной математикой раздел по психологии восприятия, разработанный профессором А. Логвиненко. Это известие повергло меня в состояние отчаяния и пессимизма относительно поступления в аспирантуру. Времени на хорошую проработку этого материала не было. И я был в пессимистической уверенности, что мне обязательно достанется билет с вопросом по этому разделу психологии. И я не поступлю! Это будет провал, и очевидное доказательство для всех (и для меня тоже) моей никчемности и неспособности. Помню, за день перед экзаменом я шел в упадническом настроении по Проспекту Маркса (теперь ул. Моховая) по направлению к Детскому миру, и вдруг (это случилось действительно как будто вдруг для меня – как гром среди ясного неба!) я с ожесточением и решительностью, удивительной для себя самого, сказал себе: «Слушай, ну, сколько можно ныть и плакаться по жизни!? Завтра я сделаю все, что смогу. Настолько полно, насколько смогу, изложу все свои знания по вопросам, которые попадутся мне в экзаменационном билете. Буду бороться изо всех сил, даже если мне попадется вопрос по материалам Логвиненко. Сделаю все, что смогу, а дальше – будь, что будет!». Помню, как мгновенно радикальным образом изменилось мое состояние и самочувствие. Из плаксиво-апатичного оно превратилось в решительное и собранное. Мышление, чувства, воля словно сплелись воедино в желании продемонстрировать все, на что они способны. В этом настроении я пришел на экзамен. Мне не попался вопрос по Логвиненко. Я получил тогда «отлично».
|
|
|
Для меня это очень знаковое и показательное событие. Я впервые осознал, что мое состояние и самочувствие не определяется напрямую благоприятными или неблагоприятными обстоятельствами и ситуациями. Я уловил тогда, что мое состояние и настроение – даже в самой неблагоприятной ситуации! - связано с моим решением и выбором, с моим волевым настроем и решимостью. Конечно, прежнее мировоззрение и психические автоматизмы еще цепко держали меня в своих тисках и не раз в трудных обстоятельствах я по привычке впадал в тревогу, уныние и пессимизм. Но начало изменениям было положено!
Кардинальные и систематические изменения в этом направлении продолжились в процессе моего знакомства и сотрудничества с Эрнестом Медоусом - профессиональным бизнес-консультантом и тренером, применяющим человекоцентрированный подход в работе с персоналом организаций, членом Центра Изучения Человека (Center for Studies of the person – CSP), основанного в г. Ла Хойа (Калифорния, США) великим американским психологом Карлом Роджерсом.
Впервые я увидел его летом 1994 года в Калифорнийском университете в г. Сан-Диего, где проходила программа CSP “La Jolla Program”. Я на один день, точнее, вечер, приехал на программу для того, чтобы повидаться с некоторыми из моих знакомых. Там я мельком обратил внимание на полного человека в шортах и майке, весьма неопрятного в этой одежде и какой-то настораживающей манере независимо держаться. Так я воспринял его в первый раз. И не познакомился с ним ближе.
Второй раз мы встретились через год на Форуме по человекоцентрированному подходу в г. Олимпия (Греция). Эрнест Медоус делал пару презентаций о применении человекоцентрированного подхода в организациях, которые вызывали у большинства его слушателей на Форуме (в основном это были психотерапевты) недоумение, непонимание, возражения и возмущение. Я же заинтересовался и после презентации задал ему пару вопросов. Эрнест сказал мне, что он создал международную группу специалистов, применяющих человекоцентрированный подход в организациях (т.н. “Pajaro Group”), которая регулярно встречается для обмена опытом и учебы друг у друга. Я выразил интерес к участию в этой группе.
Интересно, что Эрнест не запомнил этого нашего контакта.
Через год Лариса Киселева ван Амстердам организовывала встречу этой группы в Голландии и пригласила меня на нее. Эрнест встретил меня бодро, доброжелательно и заинтересованно. В процессе обсуждения работы и идей каждого из участников встречи, Эрнест активно излагал свой взгляд на применение человекоцентрированного подхода в организациях и в целом за пределами психотерапии. Для меня многое звучало чрезвычайно непривычно и парадоксально. И то, что конгруэнтность, безусловное принятие и эмпатия раскрывались как умения, используемые на основе свободного выбора, а не как личностные установки и ценности. И уж совершенно поразительным было представление об ответственности самого человека за свой опыт и самочувствие – без обвинения внешних обстоятельств или других людей. Это абсолютно не совпадало с моим еще привычным в то время причинным мировоззрением, связывавшим состояние и самочувствие с внешними причинами, ситуациями, обстоятельствами. Много споров и пикировок по этому поводу произошло между мной и Эрнестом как во время той первой встречи, так и в течение многочисленных последующих встреч, и во время моей учебы на трехгодичной лидерской программе по применению человекоцентрированного подхода в организациях.
Так все же что означает утверждение, что сам человек ответственен за свое самочувствие и опыт? Разве не подвергаемся мы постоянно воздействию всякого рода внешних обстоятельств, разве не влияют на нас другие люди – своими высказываниями, поступками и отношением?
Я, как и все вы, не настолько наивен.
Конечно, влияют!
Но то, что мы в результате испытываем и переживаем, определяется не только внешними воздействиями и обстоятельствами, но и тем, что и как мы делаем с этими внешними воздействиями в плане внутренней переработки (то есть, осмысления, переживания, анализа и т. п.), и в плане внешних действий по отношению к этим воздействиям. То есть непосредственной причиной нашего самочувствия является наша собственная активность по переработке внешних воздействий, а не сами по себе внешние воздействия. Внешние обстоятельства вполне реальны, но они – только повод, а не причина. Причина же – наша собственная активность.
Это не так-то легко понять, тем более принять и начать практиковать в собственной жизни. Слишком велики и привычны барьеры, приучившие нас воспринимать и переживать мир иначе.
Как я уже описал выше, лично я, как и подавляющее большинство моих современников, в силу традиций, идеологии и философии государства, в котором мы жили, особенностей системы образования и воспитания, прочно усваивали убеждение, что наши состояния и эмоции – непосредственное отражение воздействующих на нас внешних влияний и ситуаций, в которых мы находимся. Поэтому с Эрнестом Медоусом мы спорили жарко!
Он настаивал, что опыт и самочувствие – наши, и мы за них полностью ответственны. В частности, наше отношение к другим – наше, и оно не зависит от отношения к нам другого человека, но определяется нашим свободным выбором. Он говорил о нашей ответственности за наилучший выбор в любой ситуации, и то, что в любой ситуации он выбирает лучшее для себя а не для других.
Возмущаясь и обвиняя Э. Медоуса в эгоизме, изыскивая аргументы против, наблюдая за ним и его поведением в различных ситуациях, обучаясь интенсивно человекоцентрированным умениям и философии человекоцентрированного подхода, я постепенно пришел к тому, о чем говорит и чему учит Эрнест. Принятие этого взгляда и овладение умением и привычкой принимать на себя ответственность за свой опыт привело меня – как приводит очень многих людей, как показало позже мое наблюдение и специально проведенное исследование (Колпачников В.В., 2004) – к своеобразной психологической революции в моем бытии. Из состояния жертвы и неизбывной зависимости от внешних обстоятельств и ситуаций я перешел к состоянию активной субъектности и авторства в собственной жизни.
Эта ответственность побуждает меня быть предельно внимательным ко всем аспектам моего внутреннего и внешнего опыта в значимых жизненных ситуациях и на этой основе искать и принимать наилучшие для меня решения, делать наилучшие выборы. А сделав эти выборы, настойчиво и старательно реализовывать их, добиваясь наилучшего возможного результата. При принятии на себя ответственности возникает ощущение дееспособности и личностной силы (мощи) для реализации собственной жизни – как в каждой конкретной ситуации, так и в целом, стратегически.
Для меня это избавление от плаксиво-зависимого самочувствия по жизни, о котором я писал выше, стало кардинальным поворотом-переворотом в моем развитии. Это не мгновенный переворот, это путь, который я до сих пор продолжаю проходить. Но сейчас я уже не испытываю прежних чувств тотальной, сковывающей неуверенности и бессилия ни в какой ситуации или обстоятельствах. Я чувствую силу и свободу. И это состояние дорогого стоит. Моя жизнь не стала легче. Но я увереннее и успешнее решаю непростые жизненные ситуации. Я стал намного оптимистичнее и, не побоюсь этого слова, счастливее!
Хочу напоследок поделиться с вами некоторыми своим приемами-привычками регуляции своего самочувствия/состояния.
Прежде всего, я стараюсь внимательно отслеживать свое состояние. Это позволяет мне чутко улавливать эмоциональные сигналы относительно происходящего в моей жизни[8] – как благоприятного, так и неблагоприятного – и предпринимать необходимые шаги-действия на ранних этапах развития происходящего, пока зародыш неблагоприятного еще не развился в откровенное неблагополучие, или поддерживать и развивать желательное развитие событий.
С моей точки зрения, отслеживание своего состояния – очень важное умение в спектре ответственности за себя. Раннее вмешательство в происходящее существенно повышает возможность конструктивного влияния на нашу собственную жизнь – и собственное состояние. Поэтому так важно находиться в чутком контакте-диалоге со своим эмоциональным опытом!
Помните поговорку майора Деева и его приемного сына Леньки: «Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!»? (Симонов К.,1966). Эта поговорка помогала персонажам баллады преодолевать – с задором и отвагой! – любые жизненные невзгоды и препятствия. У меня есть подобная поговорка, которую я применяю преимущественно намереваясь отдохнуть или собираясь в гости. Нередко я слышу от разных людей, что присутствие или отсутствие кого-либо или чего-либо в компании портит им отдых. Я же говорю себе, собираясь отдохнуть: «Никто и ничто не сумеет помешать мне хорошо провести время!». С таким настроем я отправляюсь отдыхать и поддерживаю его в течение всего отдыха. И, что бы ни случилось, я предпринимаю меры, совершая необходимые действия, как внешние, так и внутренние (по саморегуляции, настройке и т.п.), чтобы наилучшим и наиболее приятным образом провести время отдыха. И почти всегда получается! Рекомендую и вам опробовать это средство[9].
Еще одно умение, которое оказывает мне неоценимую услугу в напряженных жизненных ситуациях – это умение безусловного позитивного уважения/принятия, которому я тоже научился у Эрнеста Медоуса. Суть его – в сознательной трансформации, преобразовании напрягающего нас события или ситуации в безусловно полезную и ценную для нас. Это трудное умение и требует специального обучения. Но суть его – в отслеживании и осознании своего напряжения в какой-либо ситуации, осознании своих интересов в этой ситуации. А затем преобразование вызывающей напряжение ситуации в безусловно ценную и полезную для нас. Я это преобразование делаю обычно с помощью речевой формулы: «Не знаю почему и как, но эта ситуация безусловно полезна и ценна для меня!».
И тогда происходят удивительные явления! Вместо напряжения и инстинктивного дистанцирования от ситуации (то есть обычной реакции на напрягающие воздействия), я с интересом и задором ныряю-вовлекаюсь в ситуацию, начинаю ее исследовать и обсуждать, искать решения – выходы. И, верите ли, нахожу их чаще и лучше, чем в напряженно-скованном состоянии!
Успехов вам!
Разговор с Те√Плом
Таисия Комарницкая
О себе: клиент-центрированный психотерапевт, который всю жизнь опирался на гуманистические ценности, но понял это только благодаря опыту Встречи с собой и другими.
Цвет истории: лиловый
Мне мучительно трудно дался выбор темы, которой я хотела бы и, главное, могла поделиться с вами. Вместе с тем, я была очень вдохновлена идеей того, что у меня есть возможность рассказать о чем-то, что меня затрагивает за самые живые, самые тонкие, самые чувствительные струны моей души.
Когда я забиралась в свой «внутренний шкаф», чтобы перебрать весь опыт соприкосновения с ценностями клиент-центрированного направления психотерапии, поднакопившийся за последние годы жизни и профессиональной практики, то ожидала встретить совсем другую картину. Вместо понятного, ясного, структурированного материала, я увидела полную неразбериху. Все вещи в шкафу были перепутаны, перемешаны, переплетены между собой, что при первом соприкосновении воспринялось как непозволительный бардак. Но при ближайшем рассмотрении все, наконец, встало на свои места.
Меня настигло совершенно ясное понимание того, что клиент-центрированной не может быть только психотерапия. Я не могу зайти в кабинет, сесть в кресло и вдруг превратиться в клиент-центрированного психотерапевта, а потом оставить его пиджак там на вешалке и уйти в свою повседневную жизнь с какими то другими представлениями.
То, что я чувствую внутри себя, те ценности, которые наполняют мою жизнь, они делают меня не только психотерапевтом определенного направления, определенной модальности, они делают меня человеком, который живет в духе клиент-центрированной философии всегда. Всегда - это постоянно, это во всех отношениях, это в самом способе обходиться с любым опытом, который я получаю сейчас или получала когда-либо в жизни. Это не про то, что я делаю, думаю или чувствую, это про то, как я со всем этим обхожусь.
И когда я прочувствовала это наполняющее меня понимание, то тема сама собой возникла: «расскажи обо мне, я хочу быть рассказанной, я хочу быть узнанной, мне необходимо быть разделенной!».
Сейчас я попробую рассказать про опыт выстраивания отношений с собственным телом в духе клиент-центрированных ценностей. Я имею в виду такие отношения, в которых есть место основным условиям терапии, описанным Карлом Роджерсом – принятию, эмпатии и конгруэнтности.
Для меня это удивительные переживания. Я знаю, что такое - быть в кресле терапевта, предлагая такие условия клиенту, Человеку, уникальному и единственному в своем роде. Мне знакомо, как обходиться со своими собственными чувствами, со своим опытом вот так – принимая, уважая, сопереживая, выражая в точности так, как это живет внутри. Но тело…
История, рассказанная ниже, основана на опыте реальных переживаний, однако является вымыслом, поэтому все совпадения прошу считать случайными.
* * *
- Ну, здравствуй. Я больше не могу молчать. За эти годы поднакопилось много всего, о чем нам нужно поговорить.
- Эм… Привет. Кто ты? И чего у нас могло поднакопиться?
- Может быть уже хватит притворяться? Ты прекрасно знаешь, кто я. Ты столько лет пытался игнорировать меня, стыдясь, обесценивая, отвергая… Довольно, я больше не буду соглашаться на такие отношения.
Повисла пауза.
Нет, это был не момент борьбы с собой, попытки признаться себе в правоте этого настойчивого голоса, и эта пауза вовсе не была посвящена раскаянию. Все, чем занимался N, - искал еще работающие рычаги, которые помогали легко обходиться с этим голосом раньше – то есть его игнорировать.
Заткнуть уши бессмысленным звуками телевизора - отличная идея!
Не вышло, потому что где-то в области солнечного сплетения предательски закрутило, и звуки совсем не помогали.
Может, стоит попробовать еду? Или секс? Точно, быстрое и простое удовольствие! Внутри явно завелся какой-то червячок, которого надо просто накормить. Попробую!
И опять мимо. Еда почему-то в горло не лезет, а после секса вместо ожидаемой разрядки захотелось плакать.
В этот момент появилась все нарастающая тревога.
Не работает! Не работает!
Воспаленное нутро охватила паника, заставляя судорожно придумать какой-то новый способ заткнуть голос, отзывающийся неприятными ощущениями в теле – где-то в области груди и живота.
От этой беспомощности его охватила такая ярость, что сперва N устроил скандал домочадцам, затем написал стихотворение о тяжелой доле терзаемых депрессией рок-звезд, после обнаружил внутри себя такую рок-звезду и решительно впал в депрессию.
Депрессии у N обычно крайне тяжелые, в отдельные периоды доходящие до разной степени саморазрушения. Но в этот раз все было иначе. Депрессия превратилась в долгое изучение потолка под звуки тяжелой музыки и тщетные попытки найти способ навредить себе сегодня.
- Ну? - поинтересовался приставучий внутренний голос.
- Что ну? Ну что ну-то? Чего ты прицепился ко мне? - не скрывая своего раздражения и откровенной неприязни, пробурчал N.
Голос внутри вздохнул и зазвучал внезапно дружелюбно и мягко.
- Послушай. У всего есть своя причина. И у того, что ты так меня отвергаешь, она тоже есть. Я люблю тебя и не хочу, чтобы тебе было больно, но с этим многолетним нарывом пора что-то делать.
N совсем не понимал, что с ним сейчас происходит. Он всегда чувствовал себя сильным и уверенным, ну по крайней мере так старался думать, а сейчас слезы наворачивались на глаза без видимой на то причины. Мужчина лежал, смотрел в потолок и впервые в жизни плакал. Точнее, слезы сами текли из глаз, а он только и делал, что успевал насухо вытирать щеки, пытаясь скрыть следы такого своего преступления.
Проснулся N раньше будильника. Он решил забыть вчерашнее недоразумение со слезами, непонятными ему чувствами и неизвестным якобы голосом внутри.
Проходя мимо зеркала, мужчина автоматически приостановился и глянул на себя из-под взъерошенной челки.
- Пузо повисло, ноги расклешенные какие-то, прыщи опять на лице повылезали. Какой же ты урод, N...
Речь была почти стандартной, отрепетированной за многие годы хождения мимо этого зеркала в полный рост. Оно было повешено родителями как раз напротив его комнаты, как издевку.
Но в этот раз ему таких оскорблений не простили, а вместо того решительно ударили под дых. N так явственно это ощутил, что, опешив, даже осмотрелся, но нет, он один стоял сейчас в коридоре перед зеркалом, домашние еще спали. Но кто-то же сделал это! Кто-то стукнул так, что в желудке все болезненно сжалось. Кто-то засунул в него руку, схватил в кулак все нутро и потянул на себя.
- Перестань! - выдавил сквозь зубы мужчина, схватившись за живот.
- Я тебе уже говорил, что больше такого отношения не потерплю, - с удивительным спокойствием снова зазвучал голос внутри. Он был, как и вчера, теплым и дружелюбным.
- Черт возьми, да что ты хочешь от меня?
- Поговорим?
Прошло несколько недель, которые N провел в подпольной борьбе против собственного нутра. Когда сейчас он оборачивается назад, это время кажется ему фрагментом из фильмов о войне. Фильмов про оккупацию, про врагов, про героев, про победу, про потери, про подвиги. А сейчас он был в плену, потому что оккупанты победили. Оккупанты прижали его к стенке, схватили за горло и не желали отпускать, пока он, словно шпион госразведки, не выдаст им все тайны.
Так он чувствовал себя, сидя в мягком кресле в полной темноте, сжимая замерзшими пальцами большую чашку с горячим чаем. В кресле напротив никого не было, но N совершенно точно ощущал чье-то присутствие, и где-то в глубине души понимал, что разговора не избежать.
- Почему ты не любишь меня?
- А ты видел себя в зеркало? За что тебя любить то?
- Я не понимаю так. Ты скажи - за что не любить?
- Ты всю жизнь меня предаешь. Первая девушка в восемнадцать лет, потому что уродом был всегда, и та, небось, из жалости. Из дома лишний раз меня не выпускаешь - стыдно за тебя потому что. На люди стыдно показаться! Понимаешь?! Иду каждый раз по улице и вокруг стараюсь не смотреть, потому что чувствую, будто все на меня пялятся и насмехаются! Побыстрей бы добежать из пункта А в пункт Б и радоваться, что все кончилось. А чего ты меня лишил, ты знаешь? Я бы сейчас как махнул на горных лыжах кататься, в поход бы махнул с палатками, пешком бы по городу гулял без устали! Столько всего в мире интересного! И все это мимо меня проходит... из-за тебя!
- Так ты меня во всем этом винишь?
- Ну а кого же еще мне винить? И ведь сколько бы я ни пытался как-то тебя изменить, исправить, перевоспитать... Так нет же! Вроде только на человека стал походить, и опять по-новому кругу! Я стараюсь-стараюсь, а ты как был уродом, так им и остаешься... хоть режь!
- А ты помнишь, как все началось?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты помнишь тот первый раз, когда я показался тебе отвратительным?
- Да какая разница, когда это началось...
- Нет-нет, пожалуйста. Сделай это для меня. Я помогу.
N почувствовал дребезжание в груди. Оно нарастало и поднималось вверх к горлу, застревая там тяжелым комом, который захотелось не то выплакать, не то вытошнить.
Мужчина схватил себя за шею, стал ее растирать, пытаясь угомонить это ощущение, вдохнул поглубже несколько раз, глотнул чая, но ничего не помогало. Засаднило где-то в желваках, от чего захотелось посильней стиснуть зубы.
- Я помню! Помню... перестань! - Отставив кружку, мужчина подался вперед, уперся локтями в колени и вжался лицом в холодные ладони. - Мне было 12 тогда. Лето, деревня, здорово было. Братья мои троюродные, ну ты помнишь - один чуть старше, другой ровесник. Я до этого лета и не задумывался, что с тобой что-то не так. Даже нет... я о тебе вообще не думал, я с тобой знаком не был толком. То есть ты просто был и все. Ты просил еды и воды, а взамен давал мне силы, чтобы гонять в футбол, купаться в озере, учиться, в общем все вот эти обычные мальчишеские дела делать. А тем летом все изменилось.
- Хочешь рассказать, что случилось?
N отрицательно покачал головой, тяжело вздыхая и сильней надавливая ладонями на глаза.
- Не могу...
- Что с тобой сейчас?
- Так нельзя было. Ни с кем нельзя! А я ведь ребенком был, глупым и маленьким. Не то, что сейчас подростки, в двенадцать сами тебя жизни научат. Я в те годы правда каким-то наивным был еще.
- Злость? Ярость?
- Да, ярость. Это точное слово. И вина...
- Вина?
- Да, ярость и вина. Ты позволил...
- Ты меня винишь и на меня злишься?
- Но ты же позволил!
- А что я мог сделать? Я ребенком был, как и ты.
- Ты предал! Не убежал, не дрался, не защищался!
- Я всегда был с тобой, и ту боль я делил с тобой тогда и делю сейчас.
N был обезоружен. И, наверное, впервые в жизни был этому рад. Желание атаковать, защищаться, уничтожать, ненавидеть куда-то уходило, а свободное место заполняло что-то другое - болезненно щемящее, но более теплое. Впервые мужчина почувствовал что-то, что выразил словами:
- По одну сторону баррикад...
- Точно. По одну сторону.
- Знаешь, тебя ведь никто никогда не любил.
- Никто?
- Да, никто. Меня любили, а тебя нет.
- И тебя не научили...
- Похоже на то. Отец всегда хотел тебя переделать. Причем хотел, но ничего сам для этого не делал, не помогал. То есть он меня любил, а тебя нет, и постоянно об этом мне напоминал. Мол, ты невероятно прекрасен, а вот тот, второй - жуть жуткая, переделать бы его. Помню, говорил чуть ли не каждый день, что пока я тебя не переделаю, то в жизни ничего не добьюсь.
- Если этому верить, то у тебя и правда есть все основания меня ненавидеть.
- Точно. - Усмехнулся N, откидываясь в кресло. - И был мой отец чертовски прав, ничего я в жизни и не добился.
- Ты выдумываешь. Посмотри на свою жизнь и будь честен со мной и с собой. Ты серьезно хочешь сказать, что ничего в жизни не добился? Я думаю, тебя просто не научили ценить свои достижения, гордиться собой, не рассказали, как радоваться успехам.
- Ой, я тебя умоляю... - Начал говорить мужчина, но вдруг замер, а спустя мгновение рассмеялся в голос. - Слушай, я говорю прям как мой отец! Вот эта фразочка «я тебя умоляю».
- Вот-вот, и я в тебе частенько слышу твоего отца. А что же мама? Она меня тоже никогда не любила?
- Мама? Ну... как сказать. Она всегда была более теплой, я помню много ее объятий и теплых слов. Но она скорее выбирала делать вид, что тебя нет. Мать чаще говорила, какой прекрасный я, а про тебя не говорила ничего вообще. Только в какие-то моменты, когда, по всей видимости, очень хотела нас с тобой поддержать, напоминала о том, что у меня нет силы воли и каким бы ты мог быть красивым.
- Так себе поддержка.
- Да уж, поддержка та еще.
- А брат?
- Брат нас игнорировал в принципе. Он всегда маячил передо мной, как эталон. Эталон того, каким ты, например, должен быть. И я понимал всегда, что если бы ты был как он, то его вот так бы любили, как любил его отец. Они же всю жизнь были лучшими друзьями, да и сейчас так же. На одной волне. Я никогда не слышал в его адрес слов, которые отец говорил мне. Да и мать тоже...
- Брат был эталоном успеха?
- Нет, не успеха. Родительской любви. Я всю жизнь смотрел на то, как могут любить мои родители, но не меня... и не тебя. Это, знаешь, на что похоже? На то, как большая семья каждый вечер трапезничает рябчиками и стерлядками, а одному из детей постоянно ставят под нос тарелку с баландой, вынуждая смотреть на всеобщее удовольствие и радость, а самому хлебать эту дрянь.
- Это так тяжело...
- Сперва это кажется несправедливым. И это чувство несправедливости толкает грудью на амбразуру. Помню, как сперва мне хотелось защищаться, я боролся, пытался нас с тобой отстоять, злился, протестовал. Потом становилось так голодно, что я пытался хоть какой-то кусочек урвать с этого стола любым способом.
- Ты вредил мне, помнишь?
- Да, помню. Я надеялся, что тебя пожалеют, и наконец поставят перед нами белую фарфоровую тарелку и столовое серебро. Поделятся любовью.
- А что же потом?
- Потом я привык. Говорят, что человек способен привыкнуть ко всему, и это чистая правда. Я привык, что есть баланду - это нормально, так и должно быть, мы именно этого с тобой и заслуживаем. То есть это стало нормой, понимаешь? Я перестал видеть альтернативы, я и представить себе не мог, что можно как-то по-другому жить.
- И сейчас тоже?
- Хм... - N задумался на минуту, пожимая плечами. - Не знаю. До этого момента я никогда не смотрел так на нас. Я чувствую, что у меня появился шанс увидеть, что я могу жить по-другому.
Оба голоса притихли. Возникшая тишина была наполнена каким-то особенным смыслом. Она не была пустой или звенящей, она не была неловкой. N закрыл глаза и слушал, слушал не голос внутри, но ощущения, которыми щедро делилось с ним сейчас тело. Давящие, щемящие, выкручивающие отклики наполняли его, но от чего-то они перестали быть невыносимыми, от них совершенно не хотелось срочно избавиться, отвлечь себя от них, заткнуть, в конце концов. Что-то позволяло ему наблюдать, вслушиваться, опознавать, называть, сочувствовать.
- Черт... - Выдохнул мужчина, снова закрывая ладонями глаза. В этот раз он совсем не удивился тому, что ощутил на коже мокрые следы от слез.
- Что?
- Как же тебе хреново было все эти годы.
- И тебе.
- Как же я так умудрился? Всю злость, все отвращение, всю вину сам же на твои плечи и взгромоздил. Забрал у всех людей вокруг, которые тебя не любили, и тебе отдал.
- У тебя не было выбора. Точнее, он был. Но такой... выбор без выбора.
- Как это?
- Тебя любили, а меня нет. Тебе пришлось выбирать - быть любимым всеми и тоже меня не любить, или пойти против всех и любить меня, но обречь себя на одиночество.
- Идиотизм... Разве можно ставить такой выбор перед ребенком? Зачем они так?
- Думаю, они сами не понимали, что делают, и почему-то не могли поступать иначе.
- Почему ты их оправдываешь, прощаешь?
- Потому что теперь у меня есть ты.
Мировое соглашение
Заруи Еремян
О себе: Люблю креативность и творческий подход. Вдохновляю, созидаю и мечтаю.
Цвет истории: золотисто-золотой
Ответственный секретарь: Прошу всех встать! Суд идет.
Судья: Здравствуйте. Прошу садиться. Судебное заседание объявляется открытым. Рассматривается дело по обвинению Сущности в совершении ряда преступлений, предусмотренных Кодексом Ценностной Системы (КЦС). Слово для изложения сути обвинения предоставляется социальному обвинителю – Аdaptatio Socialis.
Аdaptatio Socialis: Благодарю, уважаемый Высокий суд. После ряда правонарушений в детском возрасте Сущность была осуждена к пребыванию под заключением в исправительной колонии Социальной Ценностной Системы под надзором Личности. За последние несколько лет время от времени Сущность нарушала установленный порядок. В сентябре прошлого года она вступила в противоборство с Личностью, предприняла шаги для подчинения ее себе. Это повлекло за собой установленное судебно-медицинской экспертизой астеническое состояние Личности. Таким образом, Сущности предьявлено обвинение в нарушении ряда принципов Кодекса Ценностной Системы - «быть как все», «не быть конгруэнтным», «опираться только на социальную систему ценностей», а также в побеге, причинении тяжкого вреда здоровью и попытке траффикинга[10] Личности. У меня все, Ваша Честь.
Судья: Благодарю Вас, Аdaptatio Socialis. Подсудимая отказалась от адвоката, защиту Сущности в процессе осуществляет она сама. Сущность, Вам понятна суть предъявленного Вам обвинения?
Сущность: Да, понятна, Ваша Честь. Я согласна со всеми пунктами обвинения, но виновной себя не признаю.
Судья: Однако! Неординарная позиция! Начнем с допроса потерпевшей. Личность, пожалуйста, пройдите к трибуне.
Аdaptatio Socialis: Расскажите суду, что произошло.
Личность: В один из злободневных дней я, по совету преподавателя, решила почитать книгу К. Роджерса «Становление человека». Именно с этого момента участились конфликты с Сущностью, так как время от времени она устраивала побеги ради удовлетворения своих сущностных потребностей, которые противоречат Кодексу Ценностной Системы. Желая ей добра, выступая ее верным наставником, я всячески пыталась создать видимую свободу выбора (да, да, именно видимую!). Конечно, я подавляла ее потребности и вытесняла ее чувства, однако в последнее время мне это все чаще не удавалось.
Сущность: Видимую свободу!
Судья: Сущность, прекратите шуметь и вмешиваться! Тишина в зале суда!
Сущность: А дышать можно?
Личность: Это просто невыносимо. Посмотрите, как она небрежно относится к Высокому суду и ко мне – к Личности! Это все из-за этих курсов человекоцентрированного подхода! Видите ли, она стала относиться ко мне лишь как к средству, поддерживающему жизнь в социуме. Ее надо посадить под замок!
Судья: Ваша позиция ясна. Есть вопросы у сторон?
Аdaptatio Socialis: Вопросов больше нет, уважаемый и достопочтенный Судья.
Сущность: ПокаНет. Вопросы есть у меня к себе.
Судья: Благодарю Вас. Пожалуйста, пройдите за трибуну и проясните вашу позицию.
Сущность: Благодарю. Я начну с ответа на вопрос, почему я принимаю все обвинения и при этом не признаю себя виновной.
Скажу Вам вот что, дорогие присяжные и другие участники процесса. Драматичность в жизни человека возникает тогда, когда он не задумывается о своих истинных стремлениях, истинных ценностях и действует по общеизвестному шаблону, не являясь источником своей деятельности. Такое безоговорочное следование эталонному поведению влечет за собой стагнацию, пассивность и бездействие, невозможность раскрыть истинного Себя для Себя и для Других. Личностные установки безусловного принятия, конгруэнтности и эмпатии действительно стали пространством для моих перемен. Они послужили отправной точкой для лучшего понимания и чувствования Себя, для саморазвития и самореализации. Я начала прислушиваться к сердцу, как к путеводной звезде, благодаря чему улучшились мои взаимоотношения и качество жизни в целом. Отказываясь от системы ценностей, навязанной обществом, я нашла самоценность в Себе, и это бесценно.
Я действительно стала относиться к моему верному наставнику – к Личности, перекрывающей мою свободу, как к средству поддержки жизни в социуме. Я готова смириться с Кодексом Ценностной Системы, но это «смирение» ни в коем случае не повлияет на меня, так как я всегда готова буду перешагнуть через Себя ради сохранения своих убеждений. Я не признаю себя виновной, потому что благодаря моментам моего пробуждения я полностью проживаю жизнь, я ощущаю единение с миром, я бываю счастливой.
Аdaptatio Socialis: То есть, получается, что Ваши личностные установки подталкивают Вас к тому, чтобы чувствуя, как Вы утверждаете, самоценность, нарушать Кодекс Ценностной Системы?
Сущность: Они позволяют обрести Себя и найти в себе силы, они улучшают взаимодействие в социуме! Я иногда задумывалась над тем, что в нашу эпоху мир встал у разрушительного порога, ведущего к ядерной войне, и, казалось бы, это безысходный путь становления человечества.
Каждый из нас хотя бы раз в своей жизни задавался вопросами: как нам быть? Есть ли способы и пути избежать ужасающих последствий?
Я интуитивно подошла к ответу на этот волнующий и значимый для меня вопрос в рамках курса человекоцентрированного подхода, который был эмоционально окрашенным и глубоким опытом. Я поняла, что именно благодаря человеческим, теплым, аутентичным, эмпатичным взаимоотношениям можно разомкнуть круг насилия, войн и преследований. Благодаря вышеперечисленным личностным установкам каждый человек сохраняет свой суверенитет и действует, прислушиваясь к сердцу.
 |
Аdaptatio Socialis: Что за вздор! Как же личностные установки связаны с прекращением насилия? Мы пытаемся защитить Вас от безрассудных действий и от насилия, опираясь на властвующую систему ценностей.
Сущность: Я ждала этого вопроса. Я хотела бы, чтобы Вы, уважаемые присяжные и остальные участники, посмотрели и более ясно прочувствовали ответ исходя из нарисованной мной иллюстрации.
Здесь видна роль присутствия другого для нахождения в себе возможности быть свободным (и, знаете, свобода страшит, так как в ней очень много неопределенности)и смелым (в том, чтобы побороть свой страх), чтобы выйти за рамки комфортного, но ограниченного пространства – за рамки «клетки», предоставленной нам видимой свободы.
Именно первичное «поднятие головы» и восприятие свободы, аутентичности, открытости опыта другого, стали отправной точкой для возникновения у меня вопросов: «Есть ли у меня такие возможности?», «Где начинаются и где заканчиваются мои истинные возможности?» и дальнейшего нахождения в себе скрытых ресурсов. Я осознала, что могу выбирать, могу потерпеть поражение или победить. Сейчас, когда я принимаю ответственность за свои решения, я спокойнее отношусь к своим ошибкам, потому что они - мои, они результат моего спонтанного и в то же время ответственного выбора. Насилие же в мире происходит из-за того, что Личности держат Сущностей взаперти, и каждый раз, сталкиваясь с непринятием и оценочным принятием, все больше ожесточаются, все больше воспитываются и не принимают себя.
Находясь взаперти, я чувствую одиночество, отчужденность. Я хочу проявить себя, рассказать о своих чувствах, но по Кодексу Ценностной Системы это недопустимо. Вы представляете, как невыносимо каждый раз, проявляя Себя, сталкиваться с оценкой окружающих, их явной критикой? Мне в этом процессе помогают конгруэнтность, эмпатия и принятие. Благодаря этим установкам меня начинают слышать, у меня возникает шанс самоактуализироваться такой, какая я есть здесь-и-сейчас, но меня снова запирают в одиночной камере под надзором Личности.
Аdaptatio Socialis: Я правильно понимаю, что вашей длинной речью Вы признали себя виновной и приняли ответственность за умысел траффикинга личности? Расскажите суду и присяжным, что произошло в день покушения?
Сущность: В этот день я осознала свою силу, я поверила в свою мудрость и гибкость и просто начала действовать так, как мне хочется. Я поняла, насколько сильно я зависела от Личности.
О нет, я не покушалась на ее жизнь, вовсе нет. Для жизни в социуме Личность очень нужна. При этом, осознавая свою силу, я поняла, что способна на многое, а в тюрьме я не только чувствую отчужденность, но выступаю объектом нападок со стороны Личности.
Представьте, каково это: посовещаться с Личностью, понять, чего я хочу, и сразу оказаться под железной дверью? И потом, оставаясь наедине со своими желаниями, просто издали наблюдать за действиями Личности? После побед слышать: «Как же хорошо, что я тебя не послушала!», после поражений получать обвинения за бездействие и другие, не совпадающие с Кодексом Ценностной Системы, желания.
Не представляю, как она это все переживает… В дни таких нападений и срывов я особенно ярко чувствую ее напряженность и сомнения по поводу того, а стоит ли отпустить меня на волю – давать мне Вольную грамоту!
(Личность драматично начинает плакать)
Собственно, в один из таких моментов я и рискнула, вырвалась из тюрьмы и начала жить полной жизнью, видеть красоту мира и природы, постепенно принимая каждый уникальный аспект своего опыта. В течение этого периода я открывала новые грани самой Себя. Я занималась тем, что мне наиболее интересно – психологией и рисованием, я начала видеть красоту природы, стала более креативной.
Да, у меня, естественно, иногда бывали поражения, но в основном я достигала успеха и не подвергалась невротизации лишь потому, что делала свое дело любя, и еще потому, что вместо оценки принимала происходящее как данное и как нечто ценное для себя. У меня есть интуитивное сомнение, что именно такое постепенное самопринятие привело Личность в астеническое состояние. Я помню, что благодаря Личности я могу конструктивнее взаимодействовать со средой. При этом я хочу быть верной себе, чувствовать внутреннюю силу и не хочу ощущать себя жертвой внешних обстоятельств, держащих меня под тремя замками. Я не пытаюсь подвергнуть Личность траффикингу, я лишь пытаюсь установить союз между нами для того, чтобы быть в гармонии с самой собой и наиболее полно самореализоваться. Это в наших общих интересах.
Личность[осознав ценность Сущности]: Я беру обратно свой иск и готова пойти на мировое соглашение.
Аdaptatio Socialis: Это безрассудство! Как Вы можете!?
Личность: (говорит на ухо Аdaptatio Socialis) Если так все продолжится, сама Сущность подаст встречный иск.
Судья: Вы вправе забрать обратно заявление. Никто не возражает против прекращения дела и снятия обвинения с Сущности в связи с отказом Личности от своих требований? Нет? Тогда объявляю дело прекращенным в связи с примирением сторон.
Сущность: Благодарю.
Занавес
***
Идея данной краткой пьесы возникла на основе моего опыта практики человекоцентрированного подхода и изменения не только ценностей, взглядов и отношений, но и диалектического противоборства между условным и безусловным самопринятием, между осознанием приобретенных социальных установок, ролей, которые являлись чуждыми для меня, и своей аутентичностью, рациональностью и интуитивностью, между стремлением достичь высокого социального успеха и стремлением приобрести себя.
Сам процесс ознакомления с теорией человекоцентрированного подхода и клиентоцентрированной психотерапии был на удивление эмоционально окрашенным. Одним из примеров может быть контр-ортодоксальная позиция незнания профессионала в этом подходе. Я, как и другие, спрашивала: если профессионал не знает ответа на запрос клиента, то зачем к нему ходить? Сейчас ответ мне ясен – клиент приходит к психологу, чтобы найти ответ в себе.
То, к чему я пришла во время практики и обучения – бесценно. Безусловное принятие, конгруэнтность, эмпатия и эмпатическое слушание стали пространством для моих личностных перемен, для самоактуализации и реализации себя. В последнее время я полно чувствую насыщенность жизнью, свободу, спокойствие и личностную силу. Я думаю о том, что источником самоактуализации является именно сердце, оно - наша сущность, жизнь. И тут я вспоминаю слова одного из моих любимых писателей, Антуана де Сент Экзюпери: «Вот мой секрет, он очень прост. Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Я слушала сердце, поддерживала себя любовью, красотой и эстетикой, природой, творчеством и тишиной. Я ощутила в себе некую светлую силу и стала чаще ориентироваться на нее.
Самым удивительным в практике человекоцентрированного подхода было обнаружение того, что не только мои взаимоотношения со значимыми людьми качественно изменились, но и то, что эти люди стали более конгруэнтными, эмпатичными и принимающими с другими. Я также поняла, что, когда человек говорит открыто о своих чувствах и переживаниях, это просто обезоруживает другого, и от безысходности стратегия соревнования в конфликте переходит на новый уровень сотрудничества.
Часто я задавалась вопросом о том, как и почему моя вера в потенциал человека оказывалась важной и помогала. Сейчас я могу сказать, что, когда тебя принимают такой, какой ты есть, когда верят в твой потенциал, смотрят на тебя как на целостного и ответственного человека, это отношение передается тебе и становится опорой, личностной силой, светом, которые направляют тебя к самоактуализации здесь и сейчас.
Мне хотелось завершить эссе наиболее значимым инсайтом.
Хотим мы этого или нет, каждый из нас в какой-то степени является Гражданином Мира. Людей интересуют глобальные события и последние новости, но многие нетерпимы и условно принимающи по отношению к тем, кто отличается по возрасту, полу, религии, сексуальной ориентации, расе или другим индивидуальным особенностям.
Каким бы замечательным стал мир без разделения и ксенофобии, общества и правительства которого стремились бы укрепить демократию, ликвидируя все формы дискриминации! Некоторые знакомые говорят, что это лишь мое яркое представление об идеальной жизни. Но я обладаю личным интуитивным знанием, что можно изменить мир (хотя бы миры отдельных людей), начиная не с политики, а с нас самих, с помощью нахождения в себе и трансляции фасилитативных личностных установок. Если бы каждый человек был более конгруэнтным, эмпатичным и принимающим, если бы люди взаимодействовали на уровне человек-человек, как это нам демонстрировал Роджерс, у нас было бы более счастливое общество. Хотя, на первый взгляд, это может показаться невозможным, я процитирую Н. Манделу, который говорил: «Это всегда кажется невозможным, пока не будет сделано».
