Теоретико-методологические подходы к исследованию феномена «цветных революции» в современном научном дискурсе

«Цветные революции», безусловно, представляют собой комплексный и многогранный феномен, с начала 2000-х годов находящийся в поле зрения как среди зарубежных ученых, так и отечественных специалистов. Несмотря на то, что изучению технологий «цветных революций» уделяется большое внимание, все еще не существует единого понимания того, какое именно событие можно считать «цветной революцией», является ли «цветная революция» ненасильственной, где та грань, перейдя которую «цветная революция» становится жестким методом «гибридной войны» современного типа и т.д.

В самом общем плане «цветными революциями» принято называть череду протестов в тех или иных государствах, которые заканчиваются свержением правящего режима. Ключевой для нашего исследования является вопрос, что из себя представляют «цветные революции»: стихийный демократический протест народа против собственных коррумпированных и авторитарных правителей, или хорошо разработанную технологию демонтажа политического режима. Другими словами, «цветная революция» – это современный пример революционной трансформации, совершающийся по традиционным правилам с участием общественных масс, разных социальных групп, имеющий в своей основе в первую очередь внутренние причины, или это государственный переворот, основанный на технологиях геополитической инженерии и инициируемый внешними силами?

Подавляющее большинство западных и часть отечественных исследователей вопроса в качестве ключевых причин «цветных революций», как и факторов, обусловивших их победу, называют именно эндогенные факторы. При этом небезынтересно будет отметить, что западные исследователи-международники (в том числе такие крупные, как З. Бжезинский, Г. Киссинджер, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма, а также их коллеги масштаба поменьше) отмечают, что «цветные революции» являются легальным и оправданным способом распространения демократии и либеральных ценностей Запада, не особо скрывая, что они также выступают средством для реализации стратегии американской внешней политики[1]. Характерно, что многие представители этого направления не являются лишь теоретиками, но и владеют практическим опытом отстаивания интересов официального Вашингтона за рубежом, так как в том или ином качестве работали в Белом доме, Государственном департаменте, различных министерствах и ведомствах США. Труды вышеназванных авторов отражают идею обоснования смены режимов, то есть, принудительного политического переустройства суверенных государств, которые идут в разрез геополитическим интересам Америки.

Известный американский политолог Р. Хаас, который в 2001–2003 годах руководил отделом политического планирования Госдепартамента в 2005 году, прямо писал о том: «Смена режима, ограниченные военные действия, дипломатия и сдерживание – все это следует рассматривать в качестве альтернативных вариантов политики (Соединенных Штатов Америки – А.Н.)»[2]. Экс-посол США в России, один из ведущих западных специалистов по «цветным революциям» М. Макфол говорил о распространении свободы как об основной цели американской внешней политики на ближайшие десятилетия. Еще в 2002 году он утверждал, что «для содействия свободе требуется сначала сдерживание, а затем устранение тех сил, которые выступают против свободы, будь то отдельные лица, движения или режимы. Затем следует строительство пролиберальных сил, будь то демократы, демократические движения или демократические институты. Наконец, происходит становление правительств, которые ценят и защищают свободу своего народа, как это делают США»[3].

При этом, в данных работах в качестве непосредственных причин «цветных революций» называются именно внутренние факторы. Ф. Фукуяма отмечал, что «усилия по смене тиранических или тоталитарных режимов путем внешних поощрений и санкций неизменно будут менее эффективными, нежели перестройка природы этих режимов» и признавал, что к началу XXI века усилиями США была создана широкая международная инфраструктура «мягкой силы», «призванная помогать народам в проведении первичного перехода от авторитарного правления к демократическому и к дальнейшему укреплению демократических институтов после того, как сделан первый шаг в осуществлении преобразований». По мнению автора, именно подобная внешняя поддержка оказалась решающей в ходе «цветных революций» в Сербии, Грузии и на Украине в 2000–2005 годах. Но при этом он делал важное уточнение, указывая, что «инициатива перемен рождалась внутри самой страны... Внешние спонсоры не могут самостоятельно определить сроки проведения демократических преобразований. Взрыв происходит тогда, когда имеет искра – политическое убийство или недобросовестно проведенные выборы. Тогда происходит мобилизация населения и начинаются вспышки недовольства»[4]. На наш взгляд, экс-сотрудник Госдепартамента США лукавит, ведь подготовка «революций» велась именно западными институтами «мягкой силы» и задолго до начала активной фазы государственного переворота. В целом, стоит отметить, что дискурс о «мягкой силе» как технологии осуществления «цветных революций» крайне редко используются в зарубежной литературе. Как правило, оборотная сторона использования «мягкой силы» в качестве инструмента вмешательства во внутреннюю политику других государств приписывается западными исследователями к действиям авторитарных государств, а политика США в данном направлении обозначается как усилия по продвижению демократии, которая лишь содействует искреннему стремлению граждан других стран к свободе.

Этой, весьма двойственной, не выдерживающей серьезной критики позиции придерживаются и западные исследователи, непосредственно занимающиеся проблемами «цветных революций». Так, Л. Митчелл называет «цветные революции» политическим транзитом от одной формы полудемократии к другой, происходящим вследствие фальсификаций выборов правящим режимом, в результате которых к власти приходят прозападные и на первых порах более демократические правительства. Предпосылками «цветных революций» Л. Митчелл считает коррумпированность и неэффективность режимов, вызвавших в обществе стойкое желание перемен, а слабость наряду со свойственной им всем относительной свободой, сделали «цветные революции» возможными[5]. Автор обращает внимание на то, что лидеры каждой «цветной революции» организовывали каждую из них на основе предыдущей: «в случае с Грузией образцом была «бульдозерная революция» в Сербии, украинцы осознанно обратились к грузинской модели и консультировались с ее участниками, в то время как киргизы аналогично консультировались и обучались активистами украинской и грузинской «цветных революций». Несмотря на это, он не признает существования определенной технологии по организации «цветных революций», считая их «мирными демонстрациями с требованием соблюдения прав человека и демократических преобразований». Хотя он отмечает, что страны, в которых произошли «цветные революции», получали значительную внешнюю помощь в «развитии демократии»[6], но «цветные революции» не были «американским заговором»: «у США не было ни одной веской причины стремиться сменить правительства в Грузии, Украине и Киргизии, а «финансирование антиправительственных организаций начинает восприниматься совсем по-другому, если принять во внимание значительно большую поддержку, которую оказывали США действующим правительствам», осуществляя разнообразные программы в сфере экономического развития, совершенствования сферы здравоохранения, модернизации государственного управления и сотрудничества в военной сфере[7].

Г. Канделаки среди факторов, детерминировавших «революцию роз», отмечает системную слабость режима и его относительную либеральность, успех партии «Национальное движение» в радикализации и мобилизации большого количества участников политической борьбы, усилия гражданского общества, свободные СМИ и ненасильственную борьбу с правительством молодежного движения» Кмара». Очевидно, что все эти факторы внутренние. По поводу роли США и европейских стран Г. Канделаки считает, что «действия западных акторов не только не способствовали успеху «революции роз», но были даже вредны для нее»[8].

Д. Лэйн предпринимает (делает) попытку раскрыть роль «мягкой силы» в «цветных революциях». Он отмечает, что общественное недовольство низким уровнем жизни, коррумпированностью и неэффективностью правительства, и возникающее отсюда желание перемен являются одним, но далеко не главным фактором, способствующим возникновению «цветных революций», Несмотря на то, что, например, в российском обществе есть сильная предрасположенность к переменам, «цветная революция» в России маловероятна не столько потому, что режим В. Путина пользуется широкой общественной поддержкой, но из-за отсутствия у элиты альтернативной политической цели в форме более тесных взаимоотношений с главными экономическими и военно-политическими институтами Запада. «Страны, в которых элиты или контр-элиты имеют тесную связь с ЕС или НАТО являются очевидными целями для успешного развития демократии с помощью инструментов «мягкой силы»»[9]. Д. Лэйн справедливо замечает, что, поддерживая «цветные революции» через оспаривание результатов выборов, которые якобы были сфальсифицированы, и содействуя развитию институтов гражданского общества, для смены режима в авторитарных странах с помощью мирных и легитимных средств, Запад использовал стратегию «мягкой силы». Однако следует отметить, что автор слишком поверхностно раскрывает данную проблему. Остается совершенно не ясно, о каком виде «мягкой силы» идет речь: о сиянии «града на холме» Дж. Ная или о «мягкой силе», как средстве дестабилизации и дисфункционализации государства[10]? Иными словами, говоря о политической альтернативе, по его мнению, необходимой составляющей для возникновения «цветной революции», Д. Лэйн имеет ввиду, что образ Евросоюза сам по себе привлекал элиту, или же западные правительства намеренно применяли широкий арсенал инструментов «мягкой силы», включающий намеренную манипуляцию элитой, для неконституционной смены власти, легитимизовав ее с помощью заявлений о «развитии демократии»?

Представляет интерес наблюдение Д. Лэйна, что странам, в которых США и их союзники имеют определенные экономические интересы, из внешних источников практически не оказывается поддержка сопротивлению оппозиции и развитию демократии. Директор Института переходных демократий Б. Джексон объяснил отказ западных фондов финансировать азербайджанское молодежное движение «Магам» тем, что «в Вашингтоне не были окончательно уверены, что это движение действительно было оппозицией». Хотя на самом деле этот отказ объяснялся тем, что ранее президент Г. Алиев заключил несколько нефтяных сделок с транснациональными корпорациями, которые были заинтересованы во внутриполитической стабильности в Азербайджане. В результате демонстрации в Баку в ноябре 2005 г. закончились разгромом демократической оппозиции[11].

Предпринимая попытку раскрывать характер политического феномена «цветных революций» Д. Лэйн приходит к выводу, что по своему характеру они не были революциями в классическом понимании этого понятия, так как толчок к ним шел не снизу, а был инициирован контр-элитой внутри существующего (господствующего) политического класса. «Пока народные массы были очарованы революционной романтикой, в политическом плане они были лишь инструментом в руках местной контр-элиты, которую зачастую поддерживали иностранные акторы, имевшие свои собственные цели. В то же время Д. Лэйн не относит «цветные революции» и к категории государственного переворота, так как для них был характерен высокий уровень общественного участия и финансирование из внешних источников. Поэтому он приходит к выводу, что «цветные революции» являются новым видом политической динамики, трансформации (политического движения, категории) и вводит для них специальное название – «революционный государственный переворот»[12].

Д. Лэйн считает, что «цветные революции» не были революции в классическом понимании этого понятия, так как толчок к радикальным переменам шел не снизу, а был инициирован контрэлитой внутри существующего (господствующего) политического класса. Социальная трансформация осуществленная сверху не быть квалифицирована как революция, потому что по ее определению соперники за власть не могут быть частью одной и той же государственной администрации. Кроме этого, классическая революция предполагает смену господствующего политического класса или социо-экономической системы, но «цветные революции» не повлекли за собой никаких системных изменений политического режима. Но они также не могут быть отнесены к категории государственного переворота, так как для них было характерно большое общественное участие и финансирование из внешних источников. Так как «цветные революции» не могут быть отнесены ни к одному из существующих в политической науке типов политических изменений Д. Лэйн вводит для них промежуточный тип – «революционный государственный переворот». Среди факторов, необходимых для осуществления «цветных революций» Д. Лэйн приводит следующие: стойкое желание перемен у общества и элиты; высокий уровень общественной мобилизации;

С. Уайт применил заслуживающую внимание методику для выявления причин «цветных революций». Он выдвинул предположение, что анализ ключевых различий, выполненный на основе сопоставления статистических данных между странами, испытавшими «цветные революции», и другими близкими им по уровню развитию государствами, в которых «цветных революций» не было, поможет определить основные причины «цветных революций». Сопоставив имеющиеся данные, С. Уайт пришел к выводу, что ни экономические, ни социальные показатели не были причинами возникновения «цветных революций». Хотя уровень ВВП на душу населения в Сербии, Грузии, Украине и Киргизии был ниже среднемирового значения, во многих других странах со схожим уровнем экономического развития и количеством населения «цветных революций» не произошло. А уровень социального равенства, один из главных факторов классической революции, в этих 4 странах был даже выше, чем у всех других, близких им по экономическому развитию.

Автор справедливо отмечает, что особый вклад в «цветные революции» внесли молодежные движения, но «нет никаких данных (показателей), которые бы свидетельствовали о том, что в этих странах у молодежи были какие-либо особенные возможности для взаимодействия и координации своих действий»[13]. С. Уайт также проанализировал такие показатели, как восприятие коррупции, «гласность», качество государственного управления и уровень законности. Хотя ни по одному из них Сербия, Грузия, Украина и Киргизия не занимали первых мест, только по уровню восприятия коррупции они всегда уступали другим странам-компараторам. В итоге автор делает вывод, что возможность возникновения «цветной революции» зависит от того, как население воспринимает действующее правительство: «если режим считается коррумпированным и он лишает население возможности привлечь себя за это к ответственности на выборах путем их фальсификаций, это является очевидной причиной общественного недовольства, которое приводит к свержению этого режима». Следует отметить, что С. Уайт делает из полученных данных ошибочный вывод. Ни один из показателей, который можно точно измерить, не показал каких-либо значимых отличий между странами, в которых «цветные революции» случились и тех, в которых их не было. Обращение к уровню восприятия коррупции, который измеряется «Трансперенси Интернешнл», как к валидному показателю весьма сомнительно, принимая во внимание тот факт, что сам автор называет его «субъективным», а Ю.А. Нисневич и Д.К. Стукал признают исследования данного НКО «ангажированными и предвзятыми»[14]. Отсюда следует вывод, что причины «цветных революций» лежат в другой плоскости. Имидж конкретного политического режима, о котором пишет С. Уайт, на самом деле не сводится только к мнению населения о его коррумпированности, а является комплексным явлением. Дж. Най отмечал, что в рамках концепции «мягкой силы» правительства соревнуются, чтобы лишить друг друга легитимности и ослабить доверие к своим противникам[15]. Отсюда следует то, что «общественное недовольство» могло быть вызвано не столько объективными данными, сколько с помощью применения внешними игроками манипулятивных и пропагандистских технологий. Таким образом, вывод из исследования С. Уайта следовало бы сделать такой, что внутренние факторы не играли определяющей роли в контексте вопроса о причинах возникновения «цветных революций».

уже упоминавшийся М. Макфол, а также П. Штомка, В. Банс и многие другие считают, что «цветная революция» представляет собой естественный процесс демократизации общества посредством повышения уровня политической культуры населения[16]. Однако в эту схему не укладывается технологичность «цветных революций», ведь не ясно, каким образом даже недовольное действующей властью население внезапно овладевает приемами ненасильственной борьбы с режимом и в этой борьбе начинает опираться на появившиеся «из воздуха», но финансируемые Западом, институты «мягкой силы».

Конечно, среди западных авторов, можно найти и приверженцев альтернативного подхода (Дж. Кьеза, Дж. Лафлэнд, У. Энгдал и др.), которые полагают, что «цветные революции» являлись заранее спланированными извне государственными переворотами. У. Энгдал, например, считает, эти «революции» были разработаны специалистами Госдепартамента и разведывательного сообщества США. «Казалось, это идеальная модель для ликвидации режимов, противостоящих политике Вашингтона, – писал он «бульдозерной революции» в Сербии. – Не имело значения, популярен ли был режим, избран ли демократическим путем, любой становился уязвимым для новых методов ведения войны Пентагоном – техник “роения” и “цветных революций”»[17].

Но в целом в западном научном мире почти монопольное положение занимает дискурс об эндогенных истоках «цветных революций», который полностью или отчасти разделяет ряд отечественных ученых.

Они склонны гиперболизировать роль внутренних факторов и рассматривать эти события как революции в классическом понимании. По их мнению, «цветные революции» являются естественным процессом демократического развития, реакцией населения на нарушения их прав и свобод. Консолидация же масс против правящих режимов обусловлена обострением внутренних социально-экономических проблем. Ведущий научный сотрудник Института Европы РАН Д. Фурман еще в 2006 году, например, отмечал, что «цветные революции» – «следствие не просчетов, а естественных процессов, следствие деградации режимов управляемых демократий, погружающихся в коррупцию, теряющих обратные связи с обществом, переходящих к открытым репрессиям и убийствам своих оппонентов и утрачивающих свою легитимность… Вопрос о падении остальных режимов этого типа – лишь вопрос времени. Мы обречены на неудачи, поскольку пытаемся сдерживать неумолимые и необратимые процессы. И мы не можем не пытаться их сдерживать, ибо это стремление вытекает из нашей природы»[18].

По мнению отечественного исследователя В.Д. Соловья, первопричинами, способствующими смене режимов с использованием технологий «цветных революций», выступали внутренние факторы; экзогенный же фактор не играл особого значения, сами перевороты являлись настоящими революциями. «Зарубежное участие в них – реальное или мнимое – нисколько не отрицает оценки этих событий как революций… даже если мы признаем важную роль внешних сил в «цветных революциях», это не отменит их права называться революциями, а лишь рельефнее подчеркнет революционный характер событий»[19], – отмечает автор. Утверждения о ключевой роли внешних сил в данных государственных переворотах он относит к продуктам пропаганды официальной Москвы, упоминая, тем не менее, что Запад оказывал «организационную, финансовую и технологическую помощь оппозиции» и мог выступать «посредником между конфликтующими сторонами в случае развертывания революционного процесса»[20].

Н.А. Нарочницкая, в свою очередь, считает, что под «цветными революциями» подразумеваются мирные протесты граждан против нарушения своих прав со стороны авторитарных режимов. При этом она не считает всех участников цветных революций агентами, профинансированными Западом, отмечая: «Я далека от мысли, что все участники акций протеста оппозиции люди, получающие деньги за свою деятельность. Среди протестующих революционеров всегда будет очень много искренних, честных молодых людей, окрыленных ощущением причастности к великому переходу от несправедливости к справедливости. К сожалению, самым печальным днем в их жизни всегда будет утро после революции»[21].

И.Д. Звягельская, анализируя события «арабской весны», считает, что «причины выступлений носили внутренний характер, а элементы подражания молодежным организациям восточноевропейских стран периода «бархатных революций» были всего лишь подражанием… подозрения о причастности Запада к изгнанию и отставкам своих наиболее верных союзников в арабском мире были лишены всякой логики»[22]. А.М. Васильев, рассматривая «финиковую революцию», подчеркивает, что «египетская революция произошла не потому, что появились Интернет, «Фэйсбук» или «Твиттер», – это была искра в куче сухого хвороста. Ее двигали те же силы, которые не раз разжигали революции: ненависть к коррумпированной автократии и тайной полиции, отчаяние поднимающегося среднего класса, безнадежное положение бедных, неспособность «верхов» на реальные реформы»[23]. Л.Л. Фитуни также указывает на внутренние социально-экономические и политические противоречия как на важную причину нарастания протестного движения в арабских странах. «При полном отсутствии внутренних предпосылок социального взрыва никакой внешний импульс не мог бы вызвать революционный подъем и массовые демонстрации»¹⁷. Тем не менее, важным фактором трансформации политического режима исследователь называет иностранное влияние: «Без соответствующего внешнего фона, моральной, политической и, что не менее важно, материальной поддержки извне ни тунисская, ни египетская, ни тем более ливийская революции не имели бы реальной перспективы… Западные демократии предоставили протестующим необходимые технические возможности для организации и консолидации сил, а в Ливии просто воевали на стороне оппозиции»[24].

Действительно, большая часть представителей отечественного научного и экспертного сообщества, а также политического истеблишмента склонна считать, что наряду с разнообразными внутренними кризисными предпосылками внешний фактор при реализации «цветной революции» выступал одним из определяющих, что неизбежно наводит на мысль об использовании определенных технологий по смене политических режимов. К сторонникам такого подхода относятся авторы, характеризующие «цветные революции» как государственный переворот, организованный при участии внешних сил, преимущественно в интересах западных стран.

Так, Н. Данюк придерживается точки зрения, что возникновение «цветных революций», несмотря на существование внутренних противоречий в предполагаемом очаге кризисной ситуации, все-таки основывается в большей степени на экзогенном факторе, то есть на факторе внешнего вмешательства. И такое вмешательство зачастую является инструментом реализации внешнеполитической стратегии западных акторов под руководством США. Причем в последнее время на первый план выходят насильственные методы, которые задействуются одновременно с методами политического, экономического и информационного давления. Недавние события, происходившие на Ближнем Востоке и на Украине показали, что основной упор делается на использовании военизированных формирований радикального типа, которые проводят специальные операции. Это приводит к еще большей дестабилизации и без того напряженной ситуации, что, в свою очередь, способствует затягивания вооруженного конфликта, провоцирует открытую конфронтацию в виде кровопролитных гражданских войн[25]. Автор выделяет четыре фактора внешнего вмешательства, которые используются в комплексе: поддержка деструктивных оппозиционных движений и радикальных группировок; культурно-информационное, психологическое давление на власть; финансово-экономическое и военно-политическое давление извне[26].

Легендарный отечественный дипломат и исследователь Е.М. Примаков писал в 2009 году: «И на Украине, и в Грузии активнейшую роль – это даже не скрывалось – в смене существовавших правительственных структур играли посольства США в Киеве и Тбилиси»[27]. Профессор МГИМО А.М. Мигранян, выделяя роль экзогенного влияния, также отмечал: «Элементы внешнего воздействия на осуществление революций чрезвычайно важны… Легитимность власти оказывается оспоренной извне. А до недавних пор на постсоветском пространстве, чтобы заручиться международным признанием, власти нуждались в одобрении Вашингтона и Брюсселя. Потеря такого благословения приводит автоматически к краху этих режимов»[28]. Е.Г. Пономарева и Г.А. Рудов также подчеркивают решающую роль экзогенного фактора в «цветных революциях»: «В революционных потрясениях новейшего времени огромную роль, причем по нарастающей, играет финансовая и организационно-информационная поддержка антисистемных сил из-за рубежа. При этом в стране может даже не быть предпосылок для революционной ситуации»[29]. Е.Г. Пономарева верно указывает, что «цветные революции» являются одним из геополитических инструментов США: «Под покровом красивых фраз о демократии, правах человека, свободе и толерантности происходит фактическое уничтожение суверенных государств, представляющих для Запада геостратегический или экономический интерес»[30].

Как мы убедились, прикладные исследования феномена «цветных революций» в трудах отечественных и зарубежных авторов зачастую ведутся с противоположных позиций. Отечественные исследователи Т.В. Вербицкая и А.А. Керимов утверждают, что в российской науке можно выделить три альтернативных подхода к изучению «цветных революций», которые рассматривают их, соответственно, в качестве явления (государственный переворот, инициируемый и управляемый извне для реализации геополитических интересов заказчика), технологии (разновидность революций эпохи постмодерна, обладающих ярко выраженным политтехнологическим характером и осуществляемым с целью смены авторитарного режима посредством инициирования массовых протестов и целенаправленного процесс) и целенаправленного процесса (применение многочисленных уличных акций протеста, участниками которых являются обычные граждане; целенаправленный характер «цветных революций» со стороны их государства–заказчика)[31]. Данная точка зрения требует серьезной корректировки, ведь указанные дефиниции, по сути, не противоречат друг другу, и во всех трех случаях речь идет о неких импортированных из-за рубежа технологий по смене правящий режимов. Данную проблему легко устранить, если рассматривать «цветные революции» именно как реализацию определенных технологий по ненасильственному демонтажу правящих режимов.

Дискуссионным остается лишь вопрос об особенностях используемых технологий, применяемых для демонтажа политических режимов. Часть исследователей, например, в качестве инструмента смены политических режимов рассматривают публичную дипломатию и цифровую дипломатию[32]. Так, по мнению Н.А. Цветковой, «…постсоветское пространство и такие страны, как Россия, Украина и Грузия, заняли приоритетное место в политизированной публичной дипломатии США, которая создавала новые партии, проводила выборы, обучала лояльных политиков и способствовала политическим переворотам»[33]. Другие считают, что, если осуществить смену режима в стране не удается, то «цветные революции» могут выступать «в качестве дополнительного средства, своего рода катализатора для перевода ситуации в фазу боевых действий с подключением внешних военных сил»[34], и относят к «цветным революциям» события в Ливии и Сирии. Этот, условно, военно-политический подход к исследованию «цветных революций» близок к популярной сегодня концепции «гибридной войны». Не случайно, что активное использование «гибридной» терминологии в научном и экспертном дискурсе пришлось на период «Евромайдана», последующих событий в Крыму и на юго-востоке Украины, а также западных санкций против России. Известный международник П.А. Цыганков еще в 2015 году утверждал, что последние стали объективной реальностью современных международных отношений и являются наиболее часто используемым инструментом внешней политики США, суть которого сводится к тому, что путем сочетания военных и невоенных методов Вашингтон реализует имеющийся опыт по смене неугодных режимов в разных странах мира. «Важная роль при этом придается методам, сочетающим поддержку существующих вооруженных конфликтов, идеологическую агрессию, экономические санкции, попытки политической изоляции, – отмечал автор, – с поиском новых внутриполитических уязвимостей, применение передовых информационных технологий, давлением на союзников и “третьи страны” и т.п.». Другими словами, «США применяет при этом свой богатый (правда, не всегда удачный) опыт смены неугодных режимов в самых разных странах путем сочетания военных и невоенных методов…»[35]. Профессор Военного университета С.М. Небренчин выделяет «цветные революции» как часть современной концепции «гибридных войн», отмечая, что деструктивные политические технологии являются наиболее эффективным инструментом для вмешательства во внутренние дела суверенных государств и подрыва основ их национальной безопасности[36]. Другой отечественный исследователь А.А. Бартош полагает, что общим для «цветной революции» и «гибридной войны» «является информационно-психологическое воздействие на противника в ходе информационной войны, которая ведется в соответствии с избранной стратегией»[37]. При этом он справедливо подчеркивает, что организаторам далеко не всегда удается выдержать «ненасильственный» формат «цветной революции», приводя в пример события 2011 года события в Ливии и Сирии. В таком случае, по мнению Бартоша, происходит «гибридизация» планов: «В результате цель цветной революции – осуществление государственного переворота и передача страны под внешнее управление становится достижимой только за счет перехода к очередному этапу, предусматривающему комплексное применение разнородных подрывных технологий, включая военно-силовые действия, в ходе гибридной войны»[38].

На самом деле, как и любое геополитическое явление, «цветные революции» имеют достаточно сложный и многомерный характер, обладая при этом набором определенных «родовых» признаков. Безусловно, существуют как объективные, так и субъективные причины и предпосылки этих «революций». Одной из основных причин возникновения протестного движения в рассматриваемых странах стали социально-экономические проблемы. Если говорить о политических причинах и предпосылках «цветных революций», то главными из них стали нестабильность политических систем этих государств, отсутствие общей идеологии, регионализм, национально-религиозные и клановые противоречия. Таким образом, необходимое условие осуществления «цветной революции» – наличие социально-экономической и политической нестабильности в стране, сопровождающейся кризисом действующей власти. Безнадежность, отсутствие перспективы, «усталость терпеть» – вот основной двигатель протестного движения. Как очень точно подметила О.Ф. Волочаева, власть в этих странах сама на протяжении долгого периода времени собирала «хворост для костров оппозиции»[39]. Однако не менее важную роль сыграл и внешний, субъективный фактор. Так, очень значительную роль в начале «цветных революций» сыграли появление и распространение из-за рубежа программ по продвижению демократии. Данный факт позволяет экспертам говорить о том, что «цветные революции» – это технологии, успешно маскирующиеся под стихийные процессы, отличающиеся почти театральным уровнем драматургии, который западные политологи старательно пытаются выдать за самопроизвольное и стихийное проявление воли народа, внезапно решившего вернуть себе право управлять собственной страной. Многие зарубежные политологи, говоря о причинах успеха «цветных революций», отмечают намеренное построение каждой из них на основе предыдущей, но они обходят молчанием вопрос, откуда взялась технология, на которой была построена самая первая «цветная революция» - «бульдозерная», благодаря которой народные массы, на первый взгляд хаотично вышедшие на улицу, свергли сильного и опытного политика – С. Милошевича? Отмечаются и особый внешнеполитический почерк и отличительный стиль работы Запада, и строгое соответствие плана любой революции определенному сценарию, и то, каким образом организовывалось и использовалось молодежное протестное движение, которым управляли с помощью технологий рефлексивного управления, указывается на определенные повторяющиеся особенности в подборе и выдвижении революционных лидеров. Наконец, нельзя не согласиться с тем, что в «цветных революциях» начисто отсутствовали истинно революционная идеология[40] и требования значительных социальных изменений[41]. В основе сценария «цветной революции» лежала североамериканская идеология демократизации, предполагающая экспорт демократии, демократических институтов и ценностей в сопредельные страны[42]. На наш взгляд, именно технологии «мягкой силы» США и их союзников, обрушившиеся на Сербию, Грузию, Украину, Киргизию, Тунис и Египет, и стали ключевыми причинами и одновременно инструментами государственных переворотов, осуществленных в указанных странах. Отличительными чертами «цветных революций» являются их в целом ненасильственный характер, а также использование импортированных с Запада технологий смены политических режимов, которые реализовывались определенными акторами (политические партии, НПО, молодежные движения, СМИ, социальные сети) посредством различных семиотических инструментов (символы, образы, идеи, мифы). Представляется, что если бы условия для «цветных революций» не созрели, то даже массированные финансовые вливания с Запада вряд ли смогли бы запустить механизм смены режима по «цветному» сценарию. Однако верно и обратное: реализация технологий «цветных революций» не могла быть успешной без всесторонней поддержки извне.

[1] Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы / Пер. с англ. О. Уральская. М.: АСТ, 2014. 702 с.; Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство / Пер. с англ. Е. Нарочницкая, Ю. Кобяков. М.: Международные отношения, 2010. 264 с.; Бжезинский З. Америка и мир: Беседы о будущем американской внешней политики / Пер. с англ. И. Добровольская. М.: Астрель, 2012. 317 с.; Киссинджер Г. Дипломатия / Пер. с англ. В. Львов. М.: Ладомир, 1997. 850 с.; Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика / Пер. с англ. В. Иноземцев. М.: Ладомир, 2002. 352 с.; Киссинджер Г. Понять Путина. Политика здравого смысла. М.: Алгоритм, 2014. 200 с.; Голдгейр Дж. Цель и средства. Политика США в отношении России после Холодной войны. М.: Международные отношения, 2009. 520 с.; Фукуяма Ф. Америка на распутье: Демократия, власть и неоконсервативное наследие / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. А. Георгиева. М.: АСТ МОСКВА, 2008. 282 с.; McFaul M. Russia’s Unfinished Revolution: Political Change from Gorbachev to Putin. New York: Cornell University Press, 2002. 400 p.; Най Дж.Будущее власти / Пер. с англ. В. Н. Верченко. М.: АСТ, 2014. 444 с.; Най Дж. Гибкая власть / Пер. c англ. B. Супрун. М.: Фонд социопрогностических исследований «Тренды», 2006. 224 с.; Nye J. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power. New York: Basic Books, 1990. 307 p.; Nye J. Soft Power. The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2004. 191 p.; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. М.: АСТ, 2014. 571 с.; Huntington S. Why International Primacy Matters // International Security.1993. Vol. 17. №. 4. P. 68–83; Шарп Д. От диктатуры к демократии: Стратегия и тактика освобождения. М.: Новое издательство, 2012. 84 с.

[2] Хаас Р. Смена режима и пределы ее эффективности [Электронный ресурс]. Сайт издания «Россия в глобальной политике». URL: http://www.globalaffairs.ru/number/n_5468.

[3] McFaul M. The Liberty Doctrine // Policy Review. April/May 2002. № 112. Pp.1–24. Сайт Гуверовского института. URL: http://www.hoover.org/research/liberty-doctrine-0.

[4] Фукуяма Ф. Америка на распутье: Демократия, власть и неоконсервативное наследие / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. А. Георгиева. М.: АСТ МОСКВА, 2008. С.47-48, 181-183.

[5] Mitchell L. The Color Revolutions. Philadelphia: University of Pennsylvania Press. 2012. P. 4, 71.

[6] Mitchell L. The Color Revolutions. Philadelphia: University of Pennsylvania Press. 2012. P. 75,

[7] Mitchell L. The Color Revolutions. Philadelphia: University of Pennsylvania Press. 2012. P. 79-80.

[8] Kandelaki G. Georgia's Rose Revolution: A Participant's Perspective. United States Institute of Peace. 2006/ URL: https://www.usip.org/sites/default/files/sr167.pdf

[9] David Lane P. 18

[10] ПОнкин

[11] David Lane P. 16.

[12] David Lane P. 7.

[13] David Lane P. 295.

[14] Нисневич Ю.А., Стукал Д.К. Валидность измерений коррупции в публичной сфере в исследованиях междунароных организаций // Контуры глобалных трансформаций: политика, экономика, право. 2012. Т. 5 №2 (22).

[15] Джозеф С. Най Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI век. – М.: АСТ Москва, 2014. – 444 с. – С. 176, 183.

[16] См., напр.: Макфол М. Я знаю, что такое цветная революция. Я знаю, кто это делает // Информационно-аналитическая служба «Русская народная линия». 2016. URL: http://ruskline.ru/news_rl/2012/06/14/majkl_makfol_ya_znayu_chto_takoe_cvetnaya_revolyuciya_ya_ znayu_kto_eto_delaet; Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 2014. 456 с.; Банс В. «Цветные революции» через выборы: почему они произошли и кто следующий? // Институт общественного проектирования. 2016. URL: http://www.inop.ru/reading/Bunce;

[17] Engdahl F.W. Full Spectrum Dominance: Totalitarian Democracy in the New World Order Boxborough, MA, 2009 Third Millennium Press. P.41.

[18] Фурман Д. Холодная война без слов // Независимая газета. 27.03.2006. URL: http://www.ng.ru/courier/2006-03-27/9_coldwar.html.

[19] Соловей В.Д. «Цветные революции» и Россия / В. Д. Соловей // Сравнительная политика. 2011. № 1. С.34–36.

[20] Соловей В. Д. «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху» / В. Соловей. М.: Эксмо, 2017. С.16

[21] Нарочницкая Н.А. «На постсоветском пространстве грядет вторая волна цветных революций». URL: http://narotchnitskaya.com/in-archive/na-postsovetskom-prostranstve-gryadet-vtoraya-volna-tsvetnyih-revolyutsiy-mnenie-ekspertov.html.

[22] Звягельская И. Д. События на Ближнем Востоке: российский взгляд // Россия сегодня и завтра. 2011.
№ 4. С. 1–5.

[23] Васильев А. М. Цунами революций // Азия и Африка сегодня. 2011. № 6. С. 2–18.

[24] Фитуни Л. Л. «Арабская весна»: трансформация политических парадигм в контексте международных
отношений // Мировая экономика и международные отношения. 2012. № 1. С. 3–14.

[25] Данюк Н.С. «Цветные революции». От теории к практике: монография / Н.С. Данюк. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2018. С. 482-483.

[26] Данюк Н.С. Внешняя политика Российской Федерации (2000-2016 гг.) и феномен «цветных революций». Дисс. на соискание ученой степени к.и.н. М., 2017. С.53.

[27] Примаков Е. М. Мир без России? К чему ведет политическая близорукость. М.: ИИК «Российская газета», 2009. С.199.

[28] Мигранян А. «Я не очень уверен, что киргизам удастся преодолеть разрыв севера и юга» [Электронный ресурс]. Сайт «ЦентрАзия». URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1127008080.

[29] Пономарева Е.Г., Рудов Г.А. «Цветные революции»: природа, символы, технологии // Обозреватель. 2012. №3. С.36-48.

[30] Пономарева Е.Г. Секреты «цветных революций». Современные технологии смены политических режимов. Ч. 3 // Свободная мысль. 2012. №5-6. С.38.

[31] Цветная революция как угроза политической системе государства: проблемы определения // Вопросы управления. №2(57). Июнь 2019 г. URL: http://vestnik.uapa.ru/ru/issue/2019/02/01.

[32] Цветкова Н.А. Ярыгин Г.О. Участие публичной дипломатии США в политической трансформации Украины, 1990-е – 2000-е гг. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Международные отношения. 2015. №4. С.68-82.

[33] Цветкова, Н. А. Публичная дипломатия как инструмент идеологической и политической экспансии США в мире, 1914–2014 гг.: дис.... д-ра ист. Наук. СПб., 2015. С.14.

[34] Данюк Н.С. Внешняя политика Российской Федерации (2000-2016 гг.) и феномен «цветных революций». Дисс. на соискание ученой степени к.и.н. М., 2017. С.85

[35] «Гибридные войны»: понятие, интерпретации и реальность. «Гибридные войны» в хаотизирующемся мире XXI века / под. ред. П. А. Цыганкова. М.: Изд-во МГУ, 2015. С.24-27.

[36] Небренчин С. Устоит ли Россия против «гибридной цветной революции». Сайт информационного агентства «REGNUM». URL: https://regnum.ru/news/polit/2158662.html

[37] Бартош А. А. Адаптивные стратегии информационной войны [Электронный ресурс]. Сайт Центра военно-политических исследований МГИМО. URL: http://eurasian-defence.ru/?q=node/37336.

[38] Бартош А. А. Разрушительный тандем: цветная революция и гибридная война [Электронный ресурс]. Сайт «ЦентрАзия». URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1437968640.

[39] Волочаева О.Ф. «Ненасильственное» изменение политических режимов как феномен информационного общества // Теория и практика общественного развития. 2015. №3. С.85.

[40] Филимонов Г.Ю., Карпович О.Г., Манойло А.В. Ук. соч. С.414-416.

[41] David Lane P. 18

[42] Hale Н.Е. Democracy or autocracy on the march? The colored revolutions as normal dynamics of patronal presidentialism // Communist and Post- Communist Studies. 2006. Vol. 39. №3. Pp.305-329.