Сто тысяч суккубов и вызов на дуэль 2 страница

— Чудесно! — одобрил кряжистый. — Остались сущие пустяки – заключить договорчик и объяснить нашему другу его новые обязанности… Улита, он должен говорить!

Перепельноволосая вновь царапнула ногтем мою щеку, и ледяные осколки перестали впиваться мне в десны.

— Кто вы такие? Убирайтесь отсюда! – сказал я мрачно.

— О… И он еще не знает! Сам же нас звал! – ничуть не обидевшись, укорил меня кряжистый.

— Кого звал? – опешил я.

— Да того и звал, кто пришел, — обладатель широченных запястий хмыкнул с явным удовольствием.

— Ага, вот как! Значит, вы черти, — утвердительно сказал я.

Услышав слово «черт», старуха-цыганка приподняла бровь и насмешливо переглянулась с Улитой. Кряжистый же самым искренним образом оскорбился.

— Я не черт! – свирепо крикнул он. — Черти, демоны, суккубы — эта адская мелочь, которая бегает на посылках, соблазняет и подсказывает на ушко, как лучше нагадить ближнему... Я же – забирай выше! — бес третьего ранга Арей, начальник русского отдела, имеющий право свободного выхода из преисподней и ношения регалий по желанию.

Я растерянно, сам не зная зачем, поинтересовался, о каких регалиях идет речь. Арей назидательно уточнил, что под регалиями он подразумевает рога, хвосты и трезубцы. Иногда и копыта, но крайне редко. Кроме того, он, как бес третьего ранга, обладает правом постоянно держать при себе до тысячи духов низших разрядов на посылках, отставную языческую богиню для тонкой магии и ведьму-секретаршу. Упомянув об отставной языческой богине, Арей посмотрел на старушку-цыганку, а, говоря о секретарше, покосился на пепельноволосую дамочку.

— Улита, — скомандовал он. – Давай договор!

— Э, нет, стойте! – возмутился я. – Какой договор? Я не собираюсь продавать вам свою душу!

Глаза начальника русского отдела стали багровыми и выпуклыми, как у бочковой сельди. Из носа пахнуло душной серной вонью.

— Сеньор-помидор, не утомляй меня! Перед кем ты хорохоришься? — рявкнул он. — Имей в виду, что я не переношу лицемерия, хотя сам его и изобрел! Прожив на свете почти тридцать лет, ты ни разу даже не задумался над тем, что у тебя есть душа. Теперь же трясешься над ней, как невесть над каким сокровищем и не хочешь писать закладную — это же смешно! И потом кто тебе сказал, что я собираюсь покупать твою душу?

— А что же тогда? – подозрительно поинтересовался я.

— Речь идет об аренде.

— В каком смысле об аренде? — спросил я.

Бес поморщился, как если бы его вынуждали отвечать на очевидный вопрос, и разразился длинной трескучей тирадой.

— Сам понимаешь, милый мой, что такое покупка! — разглагольствовал он. — Это по сути означает, что при жизни мы снабжаем некоего субъекта деньгами, успехом, здоровьем и разнообразными наслаждениями, а взамен забираем после Страшного Суда его душу. Здесь же, на этом свете, субъект и в ус не дует, чтобы нам помочь: он только жрет, пьет, развратничает и давит своими роскошными автомобилями прохожих. Но подумай сам, зачем нам такая ничтожная душонка с ее убогими запросами, если она и так самотеком, подчиняясь лишь собственным влечениям, попадет к нам? К чему неоправданные затраты? Именно этот вопрос мы недавно и обсуждали на совещании в аду под председательством Самого. И Везельвул, да будем мы все под его копытами, распорядился о переходе к новым формам работы — к аренде души на определенный период. Три года. Не более. Далее — твоя душа снова в полном твоем распоряжении. А впридачу кругленькая сумма и отличное здоровье. Распоряжайся ими как знаешь. Хочешь – воспитывай сироток, хочешь – отправляйся в монастырь. Я лично не против. И Сам не против.

— А эти три года, что ли, вам служить? — хмуро спросил я, едва успевая за расхлябанной речью кряжистого беса. – Всякой мерзостью заниматься? Приносить кровавые жертвы, осквернять святыни, служить черные мессы? Иди вы знаете куда!

Арей расхохотался. Зубы у него были страшные – крепкие, заметно сточенные, с большими щелями. Из ушей у него снова повалил едкий пар.

— Сеньор-помидор слишком много о себе мнит! С чего он решил, что на него сразу возложат такие важные и ответственные миссии? Для этого у нас в преисподней работают чудесные, подготовленные специалисты. Мой же отдел вообще этим не занимается. Клянусь своими регалиями, на сеньора-помидора будут возложены несложные технические функции: подготовка бумаг, командировки, несложные поручения самого нейтрального характера и так далее. И не надо больше ломаться! Вы не барышня, а я не гусарский поручик.

Такая чрезмерная уступчивость показалась мне странной. Я сменил слишком много работ, чтобы верить тому, что говорят при приеме. У меня даже нюх развился. На надувательство.

— Нет, нет и нет, — сказал я. – Дверь вон там. Можете топать. Не стану я с вами договариваться.

— Паша, ты меня утомляешь. Я объясню, почему нам нужны именно ты, — терпеливо сказал Арей.

— Неплохо бы.

— Дело в том, что ты... м-м... как бы это выразиться, пробный шар.

— Пробный шар чего? — настороженно спросил я.

— Новой формы работы. Арендной. Мы не в состоянии работать по-старому. Нам не хватает свежих мозгов и компетентных сотрудников для работы здесь, в человеческом мире.

— Но почему?

Арей удрученно развел руками.

— Скажу по секрету, преисподняя забита до отказа, особенно ее буддийский и исламский сектора. Впрочем, западный сектор, благодаря нашим друзьям-сектантам и отчасти Сэму, тоже очень быстро пополняется новыми грешниками. Все это привело к тому, что мы вынуждены снимать с Земли многих сотрудников и переводить их на работу в ад — должны же мы как-то справляться с потоком?

— К тому же население Земли растет, и оставшиеся сотрудники не справляются... – добавила Улита.

Арей нетерпеливо кивнул.

— Одним словом, высшая коллегия под председательством самого Князя Тьмы приняла решение о создании смешанных рабочих групп, состоящих, как из нас, духов тьмы, так и из людей, работающих по договору аренды. Если эта задумка сработает, мы сумеем заделать кадровую брешь. Вначале решено создать одну экспериментальную рабочую группу, в которую войду я, как начальник русского отдела, Улита, Ягге и ты, мой мальчик. По тому, как ты себя проявишь и будут судить о результатах этого нового принципа работы.

— Но почему именно я? Я не давал согласия! — возмутился я.

— Ты должен его дать. Мы довольно долго ждали подходящего момента, который и наступил, когда ты кощунственно запустил подушкой в календарь. Твое имя выбрал из списка живущих Сам... ну ты понимаешь, о ком я... А отказывать ему... мне-то еще ладно, но ему... — с беспокойством сказал Арей.

— Но почему он выбрал меня?

Бес третьего ранга изобразил на физиономии недоумение.

— Совпадение. Слепая игра случая. Ему... — тут снова последовал многозначительный кивок в пол, — подготовили в секретариате список из нескольких десятков тысяч фамилий. В этом списке были молодые люди до тридцати лет. Мужского пола, неглупые, энергичные, честолюбивые, но... находящиеся в затруднительном положении. Предполагалось, что такие люди пойдут на контакт с нами в первую очередь. Позднее Высшей коллегией было решено проводить эксперимент именно здесь, в России, в моем секторе. Дальновидное решение: только здесь никто ничему не удивляется, к тому же чистых и незаложенных душ еще довольного много. Короче говоря, произошла накладка. Это решение коллегия приняла уже после того, как список дали ему. Разумеется, чтобы избежать взбучки, что она готовит устаревшие документы, канцелярия не стала отзывать список, а в старом русских кандидатов было немного, не больше сотни. Одним словом, он выбрал тебя. И если ответ будет отрицательным... Короче говоря, тебе предлагают очень много. Больше, чем кому-либо еще. Любой доктор Фауст просто извелся бы от зависти. Решай!

Я задумался. Признаться, хотя я не до конца верил Арею – да и кто же будет верить бесу, предложение было заманчивым. Возвращаться же назад в Вологду, где в трехкомнатной квартире живут родители да еще разведенная сестра с двумя детьми, мне не хотелось. Они, конечно, будут мне рады, но только в первые пять минут, пока не выяснят, что я приехал насовсем. Оставаться же в Москве и дальше – без денег, без работы, без квартиры – нереально. Даже если я и найду работу в другом интернет-салоне или даже в фирме, то что меня там ждет: накладные, счета-фактуры, стул с продавленным сидением? Две дюжины компьютеров? Хватит! Все это мы уже проходили. Вот и выходило, что и так тупик, и сяк тупик.

— Улита, договор! – почуяв, что я засомневался, крикнул Арей.

Красивая ведьма движением фокусника выдернула из воздуха довольно толстую стопку бумаги и деревянную коробочку, в которой лежала длинная ржавая игла. Все это моментально прыгнуло ко мне в руки.

Взглянув на первую страницу, я с удивлением обнаружил, что там уже проставлено моя имя. Я попытался было углубиться в чтение, но в глазах мигом зарябило от множества пунктов и подпунктов.

– А ты как хотел? Договорчик составляли ваши земные юристы. Они в преисподней скучают, вот и изощряются, — усмехнулась молчавшая до этого Ягге.

— Дай-ка я! – вызвалась Улита.

Она ловко выхватила у меня договор и зачастила, пропуская слова и целые абзацы:

— Гражданин Российской Федерации Бибиков Павел Николаевич, в дальнейшем именуемый Правообладатель, и организация, условно именуемая «АД», в лице генерального директора Его Княжеского Величества Везельвула, в дальнейшем именуемая Подрядчик, заключили настоящий договор о нижеследующем... С 15 мая 20.. года Правообладатель предоставляет... ну ясно что… сроком на три года. Все это время душа остается в полном распоряжении Правообладателя, и вместе с Правообладателем находится на службе у… То-сё… дальше можно пропустить. Ага, вот! В обмен на оговоренные ниже условия заключивший договор обязуется служить Подрядчику, всестороннее помогая ему в его основной деятельности, направленной... тыры-пыры... тут тоже понятно. Договор составляется в двух экземплярах, обжалованию в каких-либо небесных либо земных инстанциях не подлежит. Правообладатель гарантирует, что имеет право заключить данный договор, что его душа не состоит в закладе, ни продана, ни обещана, ни сговорена, свободна от каких-либо обязательств и т.п. и т.д. В случае невыполнения договора Правообладателем, Подрядчик имеет право… Ну это уже простые формальности… Завизировано начальником русского отдела бесом третьего ранга Ареем. Подпись Везельвула еще не стоит, но она появится, когда будет необходимо… Точка.

Я брезгливо посмотрел на ржавую иголку. Она не внушала мне доверия.

— Не боись, не заразишься! Теперь твое здоровье – наша забота! Ткнешь иголкой в палец и распишешься тут и тут! Не бойся, больно не будет. Я подую и ранка заживет, — деловито сказала Улита, поспешно толкая мне в руку коробочку с иголкой.

Такая поспешность показалась мне подозрительной, и я, сделав над собой усилие, внимательно пробежал договор с первой до последней строчки, ища подвох. Как и предполагал, я нашел его внизу, в примечаниях.

— Взгляните-ка сюда, — сказал я. — Здесь сказано, что станет с моей душой, если я умру в то время, когда срок договора еще не истек. Душа прямиком отправляется в ад, разве это не надувательство?

Арей и ведьма переглянулись.

— Кажется, он просек твой трюк, Арей, — сказала Ягге.

— Должен же я был попробовать... — вздохнул тот. — Ну так и быть, этот пунктик мы уберем.

Не споря, он взял страницу, дохнул на нее, и смущавший меня параграф исчез.

— Подписывай, пока я сам не передумал, — проворчал начальник русского отдела, отворачиваясь к окну. Вид у него был порядком раздосадованный.

Глубоко вздохнув, я взял иглу и глубоко вонзил ее себе в палец. Улита ловко подставила бумагу и поймала на нее две капли крови.

— Готово! – сказала она, протягивая договор Арею.

Я растерянно взглянул на Ягге, невозмутимо посасывающую свою трубочку, и мне вдруг почудилось, что старая богиня слегка покачала головой, а дым из ее трубки на миг сложился в слово “олух”.

Я рванулся было за договором, но все бумаги уже исчезли в мгновенной вспышке белого пламени, а в воздухе на миг обозначилась кошмарного вида пентаграмма с огненной точкой в центре. Это была подпись Везельвула. Я опоздал.

Арей неторопливо слез с моего стола. Я был на полголовы выше, но зато он в полтора раза шире.

— Ну вот и все. Дело сделано. Если со временем, ты, чего я тебе не желаю, все же попадешь в ад, я конкретно гарантирую тебе приятную отсидку: мягкий режим работ, два выходных дня в столетие, прохладительные напитки в котел, просмотр футбольных матчей и так далее. Поверь, всё вместе это не так уж и плохо... Ну как?

— Так значит был еще один подвох? Да? Какой? – в бешенстве крикнул я, поняв, что меня одурачили.

— Настанет время – узнаешь. Но поверь, речь действительно идет об аренде. Так что не исключено, что ты как-нибудь увильнешь, – туманно пообещал Арей. – А пока пора переходить к делу. Ты поступаешь в полное мое распоряжение. В виде величайшего одолжения я беру тебя в свою свиту.

 

2.

Сизый кулак Арея ударил по столу. Мраморная жаба подпрыгнула.

— Выскочка! Ковбой недоделанный! Первый поселенец! Америго Веспуччи абортированный! Пашка! Иди сюда! Ты слышал, что нам брошен вызов? Улита, где Сэм назначил бой?

— Заброшенное римское кладбище у начала Аппиевой дороги, — сказала ведьма.

Нос и губы Арея язвительно зашевелились. В изгибах рта забродили нехорошие ухмылки.

— Кладбище? Нечего сказать, самое подходящее место для гладиаторских боев. Был у меня один такой клиент. Пытался выкопать на кладбище старого друга, чтобы выпить с ним.

— И что? — с жалостью спросил Паша.

— Выкопал, а когда заглянул в гроб, то лишился чувств. Полежал в психушке — и теперь ставит джакузи. Отличный, говорят, мастер, только вот на кладбищах предпочитает не бывать... Улита!

— Чего? – неохотно откликнулась ведьма-секретарша.

— Какого бойца выставляет Сэм? Надеюсь не статую Свободы?

— Нет, сладенький мой, бройлерного петуха.

— Петуха? Неужели? Вон они ножки папы Буша когда аукнулись! — Арей расхохотался было, но вдруг помрачнел.

— Разумеется, их бройлер будет здоровенным, — продолжал он. — Эдакое заплывшее чудище, раздутое на гормонах. Улита, сколько у нас времени в запасе?

— Три часа... — ведьма осеклась. Начальник русского отдела обжег ее ртутным взглядом.

— Три часа? А где ты раньше была? Да знаешь, что я сейчас с тобой сделаю! – взревел он.

— Она тут не причем. Письмо только что принесли, — вступилась за Улиту Ягге.

— Три часа! Ах он, бестия! Небось, сунул там в канцелярии взятку, чтобы меня оповестили как можно позже!

Уронив стул, Арей забегал по кабинету. Вельможного беса штормило от гнева и захлестывало бурлящими валами досады. На скулах вскипали и тотчас опадали желваки. В жилах кипела ртуть. Лицо дергалось как в Виттовой пляске. Застигнутый врасплох начальник русского отдела был ужасен.

— Где мы за три часа найдем петуха, который сможет сразиться с американским бройлером? А не явишься — представит дело так, будто мы струсили! Ах ты, интриган заокеанский! Глист рогатый! Америго Веспуччи абортированный! Петуха, видите ли, ему подавай! Сам петух! Старомодные копыта носит и рубашку с медными пуговицами! — хрипел он.

Я, как человек русский, невольно восхищался, слушая нецензурные симфонии своего начальника. Заодно я имел случай убедиться, что между собой духи тьмы ладят просто отвратительно. У них там и подсиживание, и склоки, и тысячелетняя вражда, и зависть, и скрежет зубовный.

Ягге как-то говорила, что другие заведующие земными отделами тоже косо посматривали на везельвулова выдвиженца, беса второго ранга дядюшку Сэма, но держались в рамках приличия. Совсем другое дело Арей. Его начинало колбасить при одном упоминании имени конкурента.

— Он мое слабительное! Мое похмельный кошмар! Кто он был каких-то сто лет назад? Черт десятого ранга, мелюзга пузатая, которой даже курьеры тыкали! Я ему, дураку, еще Аляску по дешевке продал! И Алеутские острова дал впридачу! — вскрикивал Арей.

Аляска, которую он сдуру отдал Сэму, была прободной язвой начальника русского отдела. После Аляски все пошло наперекосяк. Ягге замечала, что не исключено, что дядюшка Сэм сглазил Арея своими круглыми совиными глазами. По его милости, Россия, что ни год прираставшая прежде землями, спохватилась вдруг, что земли посыпались у нее между пальцами. Прохлопали Польшу, Бессарабию, Бухарское и Хивинское ханства, утратили Финляндию, а там через каких-то полвека — и вся Империя ухнула знать бы куда!

Назвав напоследок недруга алеутским шаманом, плешивым ишаком и патлатой змеюкой, Арей ощутил в последних двух высказываниях противоречие, и умолк. Пожевав некоторое время в задумчивости губами, он вдруг уставился на мои ботинки. Мне отчего-то стало не по себе.

— Ты, Паша, ведь в армии служил? – спросил Арей.

— Ну, — неохотно пробурчал я.

— В каких войсках?

— В аэродромной команде. Вертолеты заправлял.

— Это уже неплохая рекомендация. Аэродром — он недалеко от неба, но не небо. Петух тоже недалеко от неба, но опять же не летает. Общность найдена. Улита, а не превратить ли нам нашего арендованного сотрудника в петуха? Задора у него предостаточно, бахвальства тоже хоть отбавляй. Чем не петух? Если он одолеет бройлера, мы его премируем и повысим.

— Хм… Интересно дело! А если меня заклюют? — возмутился я.

Арей шагнул ко мне и жестким пальцем вздернул мне подбородок.

— Выше нос! Что за пораженческие настроения, господин юнкер? А как же сложить голову за честь родной земли? Ну-с?

— Н-не хочу быть петухом! — набычился я.

— Ты кому говоришь: нет? – вспылил бес. – Ты соображаешь, куда я могу тебя упечь за неисполнение?

— Плевать, все равно не хочу быть курицыным мужем. Сами превращайтесь! — нагрубил я. В решающие минуты меня всегда тянуло к хамству.

У нашего русского беса на лбу вздулись синие вены. Мне пришлось бы худо, но за меня вступилась моя всегдашняя благодетельница Ягге:

— Арей, успокойся, такая подмена не пройдет! Сэм сразу раскусит, кого мы ему подсунули! Даже если Паша побьет этого бройлера, победу не засчитают!

Шеф некоторое время поразмыслил над ее словами и утихомирился.

— Ладно, живи! – буркнул он. – Попробуем другой ход!

Он повернул голову к окну, где между рамами, точно изюм, валялось множество дохлых мух, накопившихся на много лет, и яростно гаркнул:

— Асклепий!

Не успел его голос стихнуть, как в кабинете замаячило мягкое пришибленное лицо и замигали узкие глазки цвета бутылочного донышка. Робкий комиссионер пугливо оглядывался и приседал от страха. Хотя мы виделись впервые, он два раза сказал мне “здрасьте!” и даже шаркнул ножкой. Но несмотря на подхалимские интонации и заискивающие глазки, этот черт мне совсем не понравился и, пробурчав “Мое почтение!”, я уставился себе под ноги.

Шеф поманил Асклепия и что-то негромко приказал ему. Комиссионер преданно ухмыльнулся проеденными зубками, подпрыгнул, прищелкнул, как балерон, пятками и улетучился.

— Ну как тебе мой посыльный? Впечатляет? — поинтересовался у меня Арей. Кажется, от него не укрылось, что Асклепий мне не понравился.

— Сволочью пахнет! — хмуро сказал я.

— Вот те на! Прям-таки и сволочью! — удивился начальник русского отдела, но спорить не стал. Был слишком озабочен историей с птицей.

Асклепий отсутствовал не больше пяти минут. Вернулся он с громоздкой клеткой, занавешенной мешковиной. Мне почудилось, что я услышал, как звякнули прутья, по которым зацепили клювом или крылом.

Держа клетку перед грудью и упираясь подбородком в украшавшую ее серебряную шишечку, комиссионер с укоризной уставился на меня мигающими глазками. “Слышал он, что ли, как я о нем отозвался? Вот паразит!” — подумал я.

— Как птичка? Не зашиб ее? — с беспокойством спросил Арей.

Асклепий туманно забубнил что-то про издержки на проезд и про подорванное здоровье, а под конец поинтересовался куда деть клетку, об которую он уже отбил все колени.

— Отдай клетку Паше, а сам пошел прочь! — шеф нетерпеливо отмахнулся от суетящегося Асклепия.

 Комиссионер молча сунул мне клетку и неожиданно сипло попросил позволения облобызать ручку. Не получив такого разрешения, он слезливо чмокнул меня в плечико, удрученно всхлипнул, что ему горько, что я его обидел, растворился, не забыв на прощанье прищелкнуть ножками.

3.

Когда Асклепий сгинул, Арей присел на корточки и раздвинул мешковину. Клетка тотчас подскочила, и бес третьего ранга, покачав головой, отдернул палец.

— Как бы нам лопухнуться не пришлось! А все-таки больно клюется, птицеферма проклятая, — сказал он не без уважения. — Запирай контору, Паша! Отправляемся в Рим. Надеюсь, у тебя оформлены выездные документы?

— Не-а. У меня загранпаспорт просрочен, — беспечно сказал я. Уж я-то знаю, когда надо мой шеф решает эти проблемы за десятые доли секунды.

Арей больно стукнул меня костяшкой пальца в лоб.

— Олух! А если тебе срочно понадобится драпануть?

— Не буду я никуда драпать, — заартачился я. — Я в Вологду махну. У меня под Вологдой бабка в деревне.

— Завидую я тебе, сеньор помидор! Русь всегда спасалась дремучими бабками. К таким бабкам хорошо залегать на дно: сразу ныряешь в перину, пропахшую печным дымом, а к водке в обязательном порядке прилагается моченая капуста, с морковкой, с лучком, с яблочком, и хрустящий огурчик. Настоящий огурчик, со своего огорода.

— Арей, что ты делаешь? Еще немного, и наш наемный сотрудник не захочет ехать ни в какой Рим! Вскочит на подножку вологодского поезда и поминай как звали! — укоризненно проворковала Улита.

Но бес уже вошел во вкус.

— А к хрустящему огурчику вареная рассыпчатая картоха с лучком, с укропчиком, с грибами. И яйцо — не бледная немочь с птицефермы, а яркое как светофор! Ну и, конечно, самогон — душистый, прозрачный как слеза. Ведь гонит же бабка, ну признайся? — продолжал искушать вельможный бес.

Я мечтательно сглотнул. “Надо бабке хоть открытку послать! Родители пишут, старуха все время обо мне спрашивает: женился ли, здоров ли,” — со стыдом подумал я.

Сощурившись, Арей склонил набок голову. На его тертой физиономии застыло мечтательное выражение.

— А какие девушки в русской деревне! — сказал он со смаком. — Знак качества! Пампушки в сметане! Даже голливудская отрава их еще не взяла. При слове “жених” они до сих пор начинают краснеть и глупо хихикать.

“Черт проклятый! Опять в мои мысли влез!” — подумал я и недовольно спросил:

— Так что с Римом? Без паспорта мне, что ли, ехать?

Глава русских чертей закатил к потолку мутные глаза.

— Увы, господин Бибиков, придется мне взять грех на душу и переправить тебя через границу контрабандно. Не оставлять же клетку с петухом без сопровождающего! Но на будущее заруби на своем вздернутом носу: с документами следует обращаться бережно. Не зря же Везельвул их придумал!.. Ягге!

Ягге подняла трубку зеленого аппарата и, не набирая номера, крикнула в нее:

— Диспетчерская! Двух курьеров в русский отдел! Срочно!

Никто не явился, и Ягге потеряла терпение. Обсыпая краску с дряхлой рамы, она рванула окно и, высунув голову в уличный гам, гневно гаркнула, пригрозив сломать кому-то шею. Угроза подействовала. Тотчас в воздушном пространстве рядом с домом № 13 образовались два тощих черта с подвижными пятачками и тощими козлиными ногами, поросшими свалявшейся шерстью.

Один из чертей, ковыряя мизинцем в зубах, остался снаружи, усевшись на протянутый над улицей трос с рекламной перетяжкой, а другой просунул голову в окно и сиплым простуженным голосом проорал:

— Ну чё надо-то? Служба доставки. Уж и подождать нельзя?

Ягге со сладкой улыбкой поманила черта к себе пальцем. Тот, не подозревая подвоха, осклабился и неосторожно всунул голову еще глубже. В тот же миг Ягге ловко черта за рог и прищемила ему рамой шею. Мне редко приходилось видеть мирную богиню в таком гневе.

— Пашка, дай телефон! – велела она.

— Зачем? Они же уже прибыли? — удивился я, протягивая ей аппарат.

— А вот зачем! — отчетливо сказала Ягге, и, размахнувшись, несколько раз сильно припечатала трубкой служащего доставки. При этом метила попасть по пятачку.

— Опаздываете, сволочи! Вот тебе! Сколько вас ждать? Сколько! Вот сколько!.. Вот! Вот! Во французский отдел или к англичанам в мокрых штанах летите, а как к нам тащитесь? Ну я вас научу уважению! Получи-ка еще! — шипела она.

Черт отнесся к избиению стоически. Он лишь моргал слезящимися глазенками и шмыгал пятачком. Зато его спутник, сидевший на перетяжке, наблюдая за экзекуцией, проявлял бурную деятельность: в немом ужасе прыгал, тряс головой, размахивал руками, лягал копытцами и запускал ладони в кустистые бакенбарды, будто желал вырвать их. Судя по всему, он ждал своей очереди и очень переживал.

— Так пробки ж! Разве мы виноваты? Опутают город вывесками и лампочками — поди пробейся! — в ужасе взвизгивал он.

— Лампочки?! Я вам покажу лампочки! А ну ты, второй, иди сюда! А ну не смей вертеться, не то хуже будет! — прикрикнула на него Ягге.

Я с интересом следил, как она, пыхтя от усердия, колотит черта трубкой. Наконец, устав, старушка-цыганка отшвырнула треснувший аппарат.

— Уф! Только казенную технику на вас зря переводишь! В следующий раз за такие фокусы вообще шкуру спущу! Вот его надо перенести в Рим! — тяжело дыша, велела она, ткнув в меня пальцем.

— Труп, что ли? — сипло спросил гундосый черт, битый первым, который уже успел перелезть через подоконник и теперь озабоченно щупал свою физиономию.

— Я те дам труп! Это наш наемный сотрудник! И смотрите: чтобы слушаться его в дороге! – возмутилась Ягге.

— А-а! — равнодушно сказал гундосый черт и, достав веревочку, принялся обмерять меня с ухваткой бывалого гробовщика. Затем он обхватил меня обеими руками и, багровея от натуги, оторвал от пола.

— Ты что, с ума сошел? Давно тебе рыло не шлифовали? Может, тебе его еще пошлифовать, а? — закричал я, с раздражением разглядывая сморщенное, похожее на раздавленный вареник ухо курьера, выпрыгнувшее прямо напротив моего лица.

— Негабаритный груз! Смотайся за подмогой! — не слушая меня, крикнул гундосый черт приятелю.

Другой черт, поскальзываясь на вышарканном дубовом паркете, метнулся к окну и через полминуты вернулся в обществе еще двух чертей, которые волокли стремянку. Один из них был совсем уж атлет и красавец, да только на щеке у него была зачем-то наклеена бумажка. Второй же черт был ревматический, ворчащий старик с мозолистыми копытами и золотой серьгой в ухе.

— Раз – и… Взяли! – скомандовал гундосый, который был в этой компании чем-то вроде бригадира.

Черти посадили меня на среднюю ступеньку стремянки, сами ухватили лестницу за четыре конца и понеслись, ударяя по воздуху копытцами и вышибая из наползшей на город вечерней синевы золотистые взбрыки. Опасаясь сверзиться, я одной рукой вцеплялся в лестницу, а другой прижимал к груди выпуклую клетку с петухом.

Оглянувшись, я увидел, как Улита, стоя у окна на втором этаже, прощально машет мне платочком. Не успел я возмутиться, что меня нагло надули и отправили в Рим одного, как черти свернули куда-то и, разогреваясь, с чудовищной скоростью кругами заметались под Москвой. В следующую минуту коварная секретарша отразилась в окне банка, перескочила оттуда на тимпан ампирского портала, подпертого облупленными ионийскими колоннами, а потом я вдруг узрел ее в блестящей, со свежими пупырышками краски рекламной вывеске спортивного магазина, где ее держал на руках богатырь в спортивном костюме “Найк”. Одной рукой ведьма посылала мне воздушные поцелуйчики, а в другой у нее был карандаш, которым она старательно портила рекламному богатырю улыбку, подрисовывая ему кариес.

Рассердившись, я хотел швырнуть в Улиту ботинком и даже стал было дергать шнурки, но едва не свалился, потому что черти, расколов лестницей фонарь, уже пропихнулись вместе со стремянкой в узкий Глинищевский переулок и оттуда по каменному колодцу выплыли на Тверскую.

Не прошло и четверти часа, а забрызганная краской стремянка уже вовсю мчалась над Подмосковьем. Черти, сопя и изредка перебраниваясь, волокли лестницу по небу, похожему на растянутый над головой рябой ивановский ситчик. Я сидел, свесив ноги, и смотрел вниз. Светящейся гусеницей проползла электричка. Чуть в стороне, у болота, окурком змеился дымок костра. Запах подгоревшей каши мешался с липким и сладким запахом хвои. Ветер донес хаотичный хор мужских голосов, тянувших: “ Вот в бо-орт ударила болва-анка. Сейчас рванет боеприпа-ас...”

“Славно загуляли ребята!” — мечтательно подумал я. Вспугнутая грозной тенью летящей лестницы, с болотца поднялась утиная стая, вслед которой кто-то весело и хаотично пальнул от костра дробью.

— Эхма! Кто так стреляет? — презрительно отозвался ревматический черт с цыганской серьгой. Он сощурился, сложил синий язык трубочкой и харкнул быстро и метко. Крупный селезень, подбитый на взлете, камнем рухнул в болото.

Внезапно я ощутил прилив радостного азарта. Мне захотелось драться и буянить. Тощие, подернутые коричневым пухом шеи чертей пробуждали в моих кулаках нездоровый зуд. Балансируя, я вскочил на стремянке и, наклонившись вперед, заорал:

— Н-но, пошли, залетные! Жми на всю катушку! Жми, кому говорю!

Понукая их, я размахивал клеткой и подбадривал чертей хлесткими выражениями. Привычные черти сладко ежились и снисходительно переглядывались.