Стилевое и жанровое новаторство

И тема и стиль «Повести о Савве Грудцыне» далеко уводят ее от того жанра, с которым она связана генетически. Если когда-то академик А. Н. Веселовский в своем беглом обзоре истории русской повести (в «Истории русской словесности» А. Галахова) сказал о «Савве Грудцыне», что «в сущности, это чудо Казанской богородицы», то всестороннее изучение этой Повести заставляет нас в настоящее время видеть в ней одно из крупнейших произведений древнерусской беллетристики, начатки русского романа.

Это произведение написано в жанре бытовой повести. Во второй половине XVII в. этот жанр был одним из основных в системе литературных жанров. Древнерусская традиция обозначала этим словом любое «повествование», то, что в принципе рассказывается. Повесть как новый литературный жанр наполняется качественно иным содержанием. Его предметом становится судьба человека, выбор им своего жизненного пути, осознание своего личного места в жизни. «В бытовой повести ярко отразились изменения произошедшие в сознании, морали и быте людей, та борьба «старины» и «новизны» переходной эпохи, которая пронизывала все сферы личной и общественной жизни». «Повесть о Савве Грудцыне» - следующий этап в развитии главной в бытовой повести второй половины XVII в. темы поисков молодым поколением свой судьбы. В стиле этой повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. В повести еще ощущаются черты старины: у героев нет характеров, их речь (за исключением речи беса) лишена индивидуальности, язык повести изобилует традиционными книжными оборотами, как например: «Савва же, егда услыша от Бажена таковыя глаголы, неизреченною радостию возрадовался и скоро потече в дом Бажена Второго» или: «узрев Савва некоею престарела нища мужа стояща, рубищами гнусными зело одеянна и зряща на Савву прилежно и велми плачюща. Савва же отлучися мало от беса и притече ко старцу оному, хотя уведати вины плача его» и т. д.

Необычность повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека. И по этой причине ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.

В стиле повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. Новаторство повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.

В языке «Повести о Савве Грудцыне» много слов переходной эпохи: епистолия, солдаты, артикул, рота, команда и др. Однако общая основа — это славяно-русский язык. Бесспорно, в этом следует видеть ту стилизацию под древность, с которой мы неоднократно встречаемся в литературе XVII в. Автор любит архаизмы, они для него звучат как изящная, изысканная речь, и он подбирает ряд выражений, характерных для литературного языка макарьевской и еще более ранней эпохи: «И тако той Савва... от зависти диавола запят бысть, падеся в сеть любодеяния...» (Великие Четьи-Минеи: «Ненавидяй же добра диавол единою запят ему

227

и врину и в ров любодеяниа»); «Савва же таковое писание приим, и прочет е, ни во что же вменив» (В. Ч.-М.: «И ни в что же въменив запрещение старца»); «Мнимый же брат, паче же рещи бес, вскоре изъем из опчага чернило и хартию, дает юноши» (В. Ч.-М.: «И изем злато из опчага, ношеное им на торг...») и т. п. Во второй половине XVII в. такой язык становится в определенных кругах московского общества своеобразной литературной модой, а в начале XVIII в. на нем переписываются между собою высшие чины церковной иерархии.

Новаторство "Повести о Фроле Скобееве"

Новеллистическая повесть о Фроле Скобееве во всех отношениях произведение новаторское для своего времени. Действие развивается свободно, увлекательно, динамично. Здесь мы не найдем традиционных для древнерусский литературы моральных оценок поступков и это при том, что герой подчеркнуто неразборчив в выборе средств для достижения цели. Более того, автор даже симпатизирует Фролу, а сметка и изобретательность героя в общем контексте выглядят весьма неплохими жизненными качествами. Есть и еще одна важная черта новаторства. Обычно в древнерусской литературе много внимания уделено действию божественного промысла, или козням дьявола, или, иначе говоря, влиянию сверхъестественных сил на события. Здесь же происходит принципиальное переключение с сакрально нравственной, на бытовую оценку действительности. Именно с этой точки зрения герой симпатичен, как обладатель большого ума, как человек изобретательный и находчивый, полный неистощимой жизненной энергии в воплощении весьма неординарных замыслов. Вопрос о нравственных издержках здесь даже формально не обозначен. Более того, под влиянием Фрола и сама Аннушка действует авантюрно: сначала соучаствует в побеге, а затем соглашается на обман родителей. Всем своим поведением главные действующие лица «Повести» символизируют разрушение многовековых традиций: Аннушка бросает тень на семью, нарушая родовые устои и православные нормы брачевания, а Фрол смело попирает казавшиеся нерушимыми социальные перегородки между сословиями, а вместе с ними нарушает и этикетные нормы средневекового поведения, включая и нравственный кодекс средневековья. В «революционном» поведении героя и заключается главная правда произведения, отразившего ломку устоев жизни в «бунташный XVII век». Многие бытовые черты «Повести» были реальностью в пору перехода от Средневековья к Новому времени. В сюжете, образах и действиях персонажей произведения, которые предстают перед нами вроде бы реальными историческими лицами, но в малоправдоподобных ситуациях, эти черты представлены в форме художественного, а не исторического обобщения действительности. Соответственно и правду произведения приходится поверять не по законам реалистического повествования, а с точки зрения смены идеалов и произошедшей и в жизни, и в литературе ломки стереотипов поведения. С этой точки зрения авантюрный вымысел сочинителя безусловно правдив, а текст сработан весьма умело и талантливо.

По мнению исследователей, создание «Повести о Фроле Скобееве» относится к 80-м гг. XVII в. Безымянный автор ее был «маленьким» человеком, судя по лексике, скорее всего подъячим, который воплотил в образе Фрола — тоже подьячего — собственные мечты на достижение материального благополучия и достойного уму высокого социального положения. Однако, скорее всего, художественный вымысел так и не воплотился в вожделенную реальность, зато сегодня мы можем наслаждаться замечательным творением, вдохновленным неосуществленной надеждой.

В жанровом отношении "Повесть" близка к плутовской новелле. Оригинально композиционное решение произведения, которое строится из двух контрастных частей: в первой части главное – интрига, поступки героев; во второй – изображение характеров, психологической подоплеки действия. Любовный сюжет "Повести" погружен в русский быт, и завязка действия не случайно отнесена ко времени святочных гуляний с характерными для них переодеваниями, любовными гаданиями и играми. Во второй части развитие сюжета замедляется путем включения в повествование диалогов и жанровых сцен, при этом впервые в русской литературе язык персонажей индивидуализирован, передает их душевное состояние. В речи Нардина-Нащокина главенствуют повелительные интонации. В общении с "худородным" зятем он часто использует крепкое словцо: "А ты, плут, что стоитъ? Садись тут же. Тебе ли, плуту, владеть моею дочерью?" Если в "Повести о Савве Грудцыне" речь героев книжная и бесцветная, то в "Повести о Фроле Скобееве" она, отделившись от авторской, обретает живые интонации, зависит от характера персонажа и ситуации. Нардин- Нащокин, общаясь с "ябедником" Фролкой, "кричит" и "приказывает" ("Встань, скажи, что твоя вина!"); с женой – "разсуждает и сожалеет о дочери своей": "Какъ, другъ, быть? Конечно плут заморитъ Аннушку: чем ея кормить, и сам, какъ собака, голоденъ. Надобно послать какова запасу на б лошедях".Автор не осуждает своего героя, а любуется его находчивостью, ломкостью, пронырливостью, хитростью, радуется его успехам в жизни и отнюдь не считает поступки Фрола постыдными.

Жизненную достоверность придает "Повести" тонкий психологизм в изображении героев, как главных, так и второстепенных. Двулична и жестока мамка Аннушки, которая готова в случае обнаружения обмана скрыть Фрола "в смертное место". Мягка, но безвольна сестра главного героя. Проделки брата заставляют ее пребывать в "великой печали", опасаясь "большой беды", однако она не решается его ослушаться. Глубоко горе родителей Аннушки, после долгих слез и беспамятства проклявших дочь. Но, любя и жалея в душе единственное "чадо", они стараются узнать, "жива ли она, имеет ли пропитание какое".

Повести XVII в., возникшие в атмосфере культуры барокко, оказались под влиянием этого стиля. Отсюда рыхлость их композиции, нагромождение сюжетов и неожиданность развязок, стилевые диссонансы, столкновение старого и нового, высокого и низкого, реального и фантастического, что напоминает вычурность архитектурных форм и богатство декора барочных "нарышкинских" церквей. В бытовых повестях XVII в. видят истоки русского новеллистического и романного повествования. Они богаты сюжетами, образами и проблемами, над которыми задумается не одно поколение писателей Нового времени.

Автор хорошо владеет мастерством непосредственного свободного рассказа. И. С. Тургенев высоко оценил повесть, назвав ее «чрезвычайно замечательной вещью». «Все лица превосходны, и наивность слога трогательна», – писал он.