Родилась 2 сентября 1948 г. 8 страница

Но по прошествии некоторого времени, проведенного Сарой в их подземном доме, Призраки поняли: в девочке есть нечто, сильно отличающее ее от остальных. Она все время видела сны и часто пробуждалась от кошмаров, немо трясясь и вздрагивая. Они спрашивали ее, что случилось, но Сара никогда не рассказывала. Иногда она отказывалась заходить в некоторые места, особенно темные и закрытые. Им она тоже не позволяла входить туда, впадая в такие приступы истерики, что гораздо легче было позволить ей поступать по-своему. Ни Сова, ни Ястреб не могли выяснить, в чем дело, но догадывались, что это важно.

Потом в один из дней Сова вместе с Сарой остались вдвоем в центре площади Первопроходцев, разбирая собранные в бункере контейнеры, которые Медведь волок сюда за несколько кварталов. Медведь сейчас был далеко, но в пределах видимости. Ястреб и Воробышек ушли куда-то в центр города на поиски припасов. Сова не обращала особого внимания на то, что творится вокруг нее, сосредоточившись на ручной работе, и вдруг внезапно Сара зашипела, как будто ее ошпарили кипятком, схватилась за спинку кресла Совы и быстро затолкала его в глубь здания. Сова только попыталась спросить, что происходит, но маленькая ладошка зажала ей рот, и девочка прошептала:

— Хрипуны!

Секунды спустя они появились. Трое ходячих мертвецов выскользнули из переулка, кидая злобные взгляды направо и налево, пересекли площадь и ушли вниз по улице. Поскольку Сара спрятала Сову, их не заметили. Сова обняла малышку за плечи. Как она узнала о Хрипунах? Сара потрясла головой, отказываясь говорить, но на этот раз Сова настаивала, говоря, что все в порядке, но она должна знать, потому что это важно.

Девчушка сказала, что это были голоса.

Она сказала, что эти голоса у нее в голове. Они приходят к ней во сне и наяву, предупреждая об опасности. Они всегда там, всегда наблюдают за ней.

Сова не поняла. Значит, у Сары есть голоса, которые говорят с нею, которые могут сказать, когда ей угрожает опасность? Маленькая девочка кивнула, внезапно застыдившись. Сова все еще не понимала. Почему она не рассказала об этом другим членам семьи? Почему скрывала это?

И тогда Сара сказала, что некоторые люди не верили в ее голоса, некоторые думали, что голоса плохие. Из-за чего она, Сара, в свою очередь, стала плохой, а она не хочет быть плохой. Но она ничего не может поделать с тем, что слышит голоса и верит им. И с тем, что некоторые люди не послушались голосов и умерли.

Как ее мама и папа.

Сова на время оставила девочку в покое, но позже рассказала эту историю Ястребу. Они отвели Сару в сторону и сказали, что голоса очень важны и она должна всегда рассказывать им, что говорили голоса. Голоса вовсе не плохие, и Сара тоже. Оба стараются помочь, а плохим можно быть, только если помочь не стараешься.

Сначала Ястреб сам был не слишком уверен, что верит в голоса. Но после нескольких месяцев наблюдения за Сарой он изменил мнение, особенно после того, как стал брать ее в экспедиции за припасами. Она несколько раз предупреждала его о невидимой опасности, спасая не только Ястреба, но и всех остальных. Рационального объяснения тому, как она видит это или откуда приходят голоса, не было, но факт оставался фактом. Саре дали другое имя — Свеча, и она освещала их путь в самых темных местах.

Ястреб позволил памяти унести его в прошлое, однако его мысли вернулись к настоящему, когда он вышел из здания на площади, расположенного над тайным входом в их убежище и ступил в сумрак. Следовало поторопиться, чтобы встретиться с Тессой. Ему нужна эта встреча еще и для того, чтобы выполнить обещание, данное Тигру относительно пленетона. Чейни шла по следу впереди, большая голова опущена и обнюхивает мостовую, глаза зорко следили за любым движением в темных провалах дверей и окон окрестных зданий. Город молчал, лишь издалека доносились отдельные приглушенные звуки, теряющиеся в темноте и тумане. С берега тянуло запахами гниения и скверны, но Ястреб так привык к этому, что не замечал. Иногда он думал о мире, где все запахи ароматные и приятные, подобно запахам полевых цветов и лесов, которые он помнил со времен детства в Орегоне. Иногда Ястреб представлял себе, что когда-нибудь уведет Призраков в место, наполненное такими запахами.

Он прошел по Первой Авеню мимо останков транспорта и куч всякого хлама, мимо травы и сорняков, пробивающихся сквозь растрескавшуюся мостовую, затем повернул на север, двигаясь параллельно одной из стен компаунда к входу в убежище. Ястреб снова размышлял о видении Свечи и ее настоятельном предупреждении уходить из города. Судя по тому, что произошло в последнее время, он должен прислушаться к ней. Мертвые Хрипуны, мертвая Ящерица, сегодняшний случай в подвале магазина и его собственная интуиция — все поддерживало его растущую уверенность, что он не может игнорировать предупреждение голосов Свечи.

Но еще Ястреб знал, что никогда не сможет покинуть Тессу. Даже если на кону будет стоять его жизнь, он не покинет ее. Это не было рациональным решением, и даже вообще не было решением, к которому он пришел сознательно. Ястреб просто знал это. Может быть, в глубине сердца он всегда знал, просто не хотел признавать. Да и не все ли равно? Где-то, в какой-то момент их встречи Ястреб взял на себя обязательство, и теперь слишком поздно пытаться что-либо изменить. Его чувства к Тессе были так сильны и так глубоко укоренились в нем, что он не мог больше вообразить себе жизни без нее. Он был женат на ней единственно возможным образом — в своем сердце, обвенчан глубокой любовью и решимостью навсегда остаться с ней.

Поэтому прежде, чем он сможет выполнить то, что, как он верил, предназначено ему судьбой — уберечь Призраков, увести семью из города от надвигающейся опасности, — он должен убедить Тессу уйти с ними. Тесса постоянно отказывалась покинуть родителей, но Ястреб должен найти способ заставить ее передумать, и времени у него очень мало.

Ястреб думал об этом, когда шел к входу в убежище и спускался по ступенькам. Чейни он оставил снаружи, обнюхивать развалины. Свет стал таким скудным, что Ястреб едва различал стены компаунда. К тому времени как встреча закончится, уже совсем стемнеет, наступит ночь без проблеска света в облаках — ни луны, ни звезд.

Ястреб отбросил все заботы и сомнения до другого раза и постучал в стальную дверь, ведущую в туннели, условленным стуком: два громких удара и один тихий.

Секунды спустя задвижки на той стороны отодвинули, дверь открылась, и Тесса выскользнула и очутилась в его объятиях.

— Ну что ты со мной делаешь, — вздохнула она прямо ему в ухо, целуя его. Потом она обняла Ястреба, уткнувшись лицом в его шею.

— Я весь день провел верхней части города. Я не мог вернуться раньше. — Он тоже обнял и поцеловал девушку. — Прости.

— Все нормально, — сказала она. — Но я беспокоюсь. Каждый раз. Думаю, что ты не придешь, что случилось несчастье. Я не знаю, как от этого избавиться.

Тесса отстранилась от Ястреба на расстояние вытянутой руки, глядя на него так, как будто никогда не видела раньше и больше не увидит снова. В слабом свете ее глаза были черными и бездонными.

— Ты скучал по мне?

Ястреб засмеялся.

— Настолько, что отказался от ужина, чтобы увидеться с тобой.

— От ужина? Только и всего?

— Только и всего — я отказался от ужина. А чего бы ты хотела?

Тесса взглянула на него.

— Не знаю. Всего, наверное. — Она улыбнулась вымученной улыбкой и полезла в карман жакета. — Я принесла пленетон. Шесть доз в охлаждающей упаковке. Персидке этого хватит. Храни лекарство на холоде, пока не отдашь. Тигру вели делать то же самое.

Ястреб кивнул, принял упаковку и засунул глубоко в боковой карман, Пленетон выпускали в таблетках, которые легко было переносить. Завтра в полдень он отдаст их Тигру, как обещал.

Тесса взяла его за руки и подвела к скамье, на которой они любили сидеть во время встреч. Он обнял ее одной рукой за плечи и усадил рядом, прижав к себе.

— Спасибо, что ты это сделала.

Тесса молча кивнула.

Ястреб почуял что-то в ее молчание и спросил.

— Все в порядке, да?

— Меня могли видеть.

Ястреб похолодел и некоторое время не мог произнести не слова.

— Кто мог видеть? — он наконец справился с собой.

Тесса вздохнула и приподняла голову с его плеча.

— Другая девушка, которая работает в помещении, где хранятся медикаменты. Она застала меня в холодильной камере, где держат пленетон. Я выдумала историю про инвентаризацию — но все знают, что инвентаризацию проводят только по особому назначению и в определенные сроки.

— Думаешь, она может кому-нибудь рассказать?

— Она может.

— Тогда тебе надо уходить.

«Потому что ты знаешь, что будет, если ты вернешься, и они обнаружат, что ты крадешь лекарства», — хотел добавить он, но сказал совсем другое:

— Ты должна уйти со мной.

— Ты знаешь, что я не могу это сделать.

— Я знаю, что ты думаешь, что не можешь.

Тесса отстранилась от него.

— Почему мы всегда должны затевать этот спор, Ястреб? Всякий раз, когда видимся! Почему мы не можем просто быть вместе без этих разговоров о будущем? — Она стиснула его руки. — Почему мы не можем жить настоящим?

Ястреб подумал, что надо было подвести Тессу к этому разговору исподволь, потихоньку, но теперь уж ничего не поделаешь. Он притянул ее к себе так близко, что их лица почти соприкоснулись.

— Потому, — прошептал он, — просто потому. — Юноша глубоко вздохнул. — Послушай, Тесса. Прошлой ночью я говорил тебе, что ты должна быть осторожна, выходя из компаунда, что Погодник обнаружил на берегу целое гнездо мертвых Хрипунов. Но это еще не все. Два дня назад мы натолкнулись на Ящерицу, она вся была изодрана в клочья. Я никогда не видел ничего похожего. Я не знаю, кто мог бы это сделать. Дальше, сегодня днем мы спускались в подвал магазина, и голоса Свечи велели нам быстро сматываться оттуда. Я ничего не увидел, но я чувствовал что-то. Там, за стеной, что-то было, что-то большое и очень опасное.

Тесса хотела что-то сказать, но Ястреб приложил палец к ее губам.

— Подожди, еще не все. Прошлой ночью, когда я вернулся от тебя, меня дожидалась Свеча. Она вся тряслась от страха. Она видела сон, плохой сон. В этом видении нечто огромное пришло в город, нечто, что собирается убить всех нас. Свеча на самом деле слышит голоса, и они никогда не обманывают. Не думаю, что они ошибаются и сейчас. И я не знаю, что теперь делать. Я никому не говорил, кроме тебя. И знаешь почему? Без тебя я не могу ничего сделать. Мне надо увести Призраков из города в какое-нибудь безопасное место. Но я не уйду без тебя. Я не могу оставить тебя. Я никогда тебя не оставлю.

Тесса кивнула, прикусив губу, потом крепко обхватила голову Ястреба руками и стала целовать в глаза, в нос, в губы. В глазах ее блестели слезы.

— А что прикажешь делать с моей матерью? Я не могу бросить ее!

Ястреб взглянул на нее почти сурово.

— Ты уже выросла, Тесса, ты не ребенок. Мы принадлежим друг другу — ты и я. Мы готовы начать свою собственную жизнь. Чтобы сделать это, ты должна оставить ее. Таков порядок вещей. У нее есть твой отец, он позаботится о ней. В любом случае ты оставила бы ее, если бы мы поженились. Разве ты не хочешь этого?

Тесса затрясла головой.

— Я уже говорила тебе! Ты мог бы жить в компаунде! Ты мог бы быть со мной здесь!

Ястреб потерял над собой контроль и грубо встряхнул ее.

— О чем ты говоришь? Ерунда это все! Когда они застукали нас вместе снаружи компаунда — помнишь, шесть месяцев назад, — твой отец навсегда запретил тебе видеться со мной. Он сказал нам обоим, что не может позволить своей дочери встречаться с беспризорником, членом клана. Это он сказал! Остальные там еще хуже. Некоторые считают, что ты подвергаешь их опасности. Они беспокоятся, что ты подхватишь заразу, которая им передастся. Другие вообще хотели выгнать тебя из компаунда. Думаешь, если мы скажем им, что хотим пожениться, это что-нибудь изменит?

Он закрыл ладонью рот Тессы, когда она попыталась заговорить.

— Подожди, не говори. Дай мне закончить. Дай все высказать. Все это время я не спорил с тобой. Я не знал, что сказать. Я только знал, что не хочу потерять тебя. Поэтому мы так и встречались до сих пор: ты тайком пробираешься ко мне ночью, я ползу к тебе через эти чертовы развалины. Но мы оба знаем, как это закончится. Рано или поздно нас поймают — если мы не сможем найти способ устроить нашу жизнь.

Ястреб резко выдохнул, его запал истощился.

— Сейчас мы на грани чего-то такого… я чувствую. Один неправильный шаг, и все потеряно. Шаг в правильном направлении, и мы никогда не расстанемся. Но ты должна оставить компаунд. Оставить и уйти со мной туда, где мы будем вместе и в безопасности. Твои родители не поймут. Нет таких слов, которые бы заставили их понять. Мы можем предложить им пойти с нами, но ты, так же как и я, знаешь, что они не согласятся. Не согласятся, даже если будут уверены, что ты не останешься.

Тесса покачала головой.

— Этого ты не можешь знать.

— Я знаю это! Я знаю это так же хорошо, как свои чувства к тебе.

Тесса молча смотрела на него, потом вытерла слезы, набежавшие на глаза.

— Дай мне немного времени. Мне нужно подумать.

«Время — это то, чего у тебя нет», — хотел сказать Ястреб, но заставил себе удержаться.

— Знаю, — сказал он вместо этого, — знаю.

Они молча сидели на скамье, обнявшись и глядя в темноту. Ястреб пытался понять, может ли он сказать что-нибудь еще, что бы повлияло на ее решение. И не мог ничего придумать. Поэтому он довольствовался тем, что теснее прижимал ее к себе, впитывая в себя ее тепло и мягкость, позволив себе немного понежиться рядом с ней, пока она снова не ушла.

— Фуражная команда ушла в начале прошлой недели, — вдруг сказала Тесса, не глядя на него. Она сидела, уткнув лицо в плечо Ястреба.

Некоторое время она молчала, потом быстро заговорила вновь:

— Там одиннадцать человек, все хорошо подготовленные и вооруженные. Они пошли на юг по направлению к складам, за двадцать-тридцать миль от города, на поиски лекарств и консервов, с которыми собирались вернуться в компаунд. Эта экспедиция рассчитывалась на пять дней. — Она снова помолчала, словно ожидая реакции с его стороны, потом сказала: — Это было неделю назад, и они не вернулись. Среди них мой отец.

Теперь Ястреб услышал страх в ее голосе, глубокий непреходящий ужас. Его предостережения относительно голосов Свечи и странностей, творящихся в городе, сделали свое дело. На мгновение он пожалел, что не приберег эти новости до другого раза. Но что сделано, того не вернешь.

— Там одиннадцать вооруженных мужчин, — сказал Ястреб, пытаясь успокоить ее. — Они знают, что делают. Они могут защитить себя.

Он почувствовал, что Тесса качает головой.

— Хрипуны и Ящерица, о которых ты мне рассказывал, тоже знали, что делают. Они тоже должны были защитить себя, но смотри, что вышло.

— Это не одно и то же. Одиннадцать вооруженных мужчин могут противостоять чему угодно. С твоим отцом все будет в порядке.

Ястреб всей душей хотел поверить в свои слова. Он хотел бы придумать еще что-нибудь, чтобы утешить ее. Он знал, как Тесса привязана к отцу и матери и что значит для нее потерять кого-то из них.

«Ты глупец», — со злостью сказал он себе.

— Я должна идти, — внезапно проговорила Тесса и отстранилась. Она встала и пошла к двери, потом оглянулась на него. — Когда ты снова придешь?

Ястреб тоже встал.

— Если ты пообещаешь быть осторожной, я приду. Через две ночи, хорошо?

Тесса побежала и прижалась к нему.

— Ты один пойдешь по улицам.

— Иногда на улицах безопаснее.

— Не произноси таких слов.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя еще больше. — Она крепко поцеловала его, потом оттолкнула, ее черные глаза сияли, лицо отражало бурю эмоций. — Я хочу тебя. Я хочу от тебя всего. Я хочу быть с тобой навсегда.

Тесса снова поцеловала Ястреба, потом повернулась, стремительно проскользнула в дверь туннеля и исчезла. Ястреб постоял, прислушиваясь к звуку задвигающихся запоров и к наступившей потом тишине. Он пылал от волнения и разрывался от страха, он едва владел собой. Два слова пульсировали у него в голове в такт ударам сердца.

«Не уходи!»

 

Глава четырнадцатая

 

— Кирисин, — прошептал Биат через щель в открытой двери. — Ты собираешься идти спать?

Мальчик-эльф посмотрел на друга через плечо и увидел его узкое худое лицо в тусклом свете свечи.

— Я как раз заканчиваю, — ответил он.

— Ты знаешь, который час?

Кирисин покачал головой.

— Ну, еще не рассвело.

Биат изобразил на лице отчаяние и исчез, дверь закрылась. Кирисин вновь начал писать.

Он сидел на крошечной веранде дома, который поделили между собой шестеро — Биат, Эриша, Рэйа, Джэм, Гилн и он сам. Четверо были родом из Цинтры, остальные приехали из других мест, чтобы участвовать в Избрании.

Большая часть эльфийского народа обитала в Цинтре, но существовали и другие небольшие сообщества, разбросанные по миру и также жившие в лесах. При выборе Избранных Элкрус могла бы ограничиться только эльфами, живущими рядом с ней. Но, видимо, ей нравилось, когда они собираются отовсюду, и так было с незапамятных времен. В конце концов Элкрус есть Элкрус — она имела право получать то, что хотела.

Когда Кирисин познакомился с ней, у него захватило дух. Сначала пред ним предстали великолепные, поражавшие красотой деревья, потом он увидел Элкрус. Высокое и стройное дерево, чей облик превосходил все представления о величии или грации. Серебристая кора и темно-красные листья создавали неповторимую ауру покоя, мерцание ее листвы наводило на мысль о чем-то шелковом и невесомом. Она была волшебная; какое дерево походило на нее или могло сравниться с ней? Она была единственной в своем роде.

Элкрус создали много веков назад, чтобы сохранить Запрещение, барьер, за который отбросили демонов во времена волшебства. До тех пор, пока она существует, они не смогут освободиться. Избранные являлись слугами Элкрус, призванными беречь ее. Это была великая честь, но она не включала в себя выяснения причин или побуждений Элкрус. От слуг Элкрус требовались преданность и подчинение, удовлетворение личного любопытства не приветствовалось.

Все же Кирисину очень хотелось лучше понять ее. О ней знали так мало, большая часть знания была собрана из отрывочных сведений, полученных за годы службы многих поколений Избранных. Элкрус существовала уже тысячи лет, и почти все, что было написано о ней во времена ее создания, утрачено…

Как и многое из того, чем обладали эльфы, — напомнил себе Кирисин. Как, в частности, магия. Когда-то мир был полон магии, и большая часть ее принадлежала эльфам. Но эльфы лишились магии, так же, как утратили свой образ жизни. В начале времен они представляли собой доминирующую расу. Теперь эльфы — чуть больше, чем легенда. Мир населили люди, и они не знали о магии. Все они умели лишь жестоко обращаться с природой, брать от нее то, что хотели, не заботясь о причиненном ущербе.

«Люди, — с внезапной злостью подумал он. — Разрушители».

Кирисин тряхнул копной светлых волос и приписал эти слова внизу, добавив к остальным рассуждениям. Каждую ночь, перед тем как уснуть, он писал дневник, внося туда размышления и открытия, чтобы потом, когда срок его службы завершится, иметь записи, которые можно просматривать. Может быть, если бы в прежние времена велись такие же записи, не получилось бы так, что теперь слишком много знаний оказалось утеряно. Особенно об Элкрус.

По логике вещей Избранные и должны быть теми писцами, что ведут записи, но это мало кто делал. Срок службы краток. Избираемые во время летнего солнцестояния из мальчиков и девочек, которые вступили в первый год взрослой жизни, они служили Элкрус только один год, а затем передавали обязанности новой группе. Дерево никогда не выбирало больше восьми или меньше шести служителей. Вполне достаточно, чтобы выполнить требуемый долг по уходу за ним и заботиться о садах, в которых оно укоренилось.

Само Избрание было ритуалом. Все кандидаты на рассвете, в день солнцестояния, проходили под ветвями дерева. Избранными становились те, кто ощутил легкое прикосновение одной из нижних ветвей к своему плечу — единственный раз, когда Элкрус хоть как-то общалась с ними. Как она делала свой выбор, как решала, кто будет служить ей следующие двенадцать месяцев, — было неразрешимой загадкой. Она была чувствующей, но закрытой для общения. Практика показала, что Элкрус создана такой и что ее природа, несмотря на нечеткость сохранившихся записей, требует, чтобы она испытывала постоянную связь с разумными существами. Отсюда и присутствие эльфов, которые ежедневно присматривают за ней Кирисин написал последние строки, отложил пишущие принадлежности и потянулся. Солнце встанет примерно через час, и все Избранные выйдут в сады поприветствовать Элкрус и пригласить ее в новый день. Конечно, это не более чем формальность. Так поступали все Избранные с незапамятных времен. Это традиция, основанная на необходимости поддерживать связь с деревом.

На самом деле странно. Элкрус наблюдала за ними, и все же по большей части она, кажется, даже не осознавала их присутствия. Это представлялось ему неправильным. Кирисин задумался об этом и потом потряс головой в порыве самокритики. Он несправедлив. Элкрус — дерево, а какое удовольствие дереву от теплых отношений с двуногим созданием, которое может по своей прихоти устроить лесной пожар?

— Чем ты занимаешься, Кирисин? — спросил знакомый голос.

Позади него стояла Эриша. Он не услышал, как она подошла, и рассердился. Она всегда умела подкрадываться незаметно. Эриша стояла, скрестив руки на груди, и обращалась к нему небрежно и покровительственно. Она была старше на пять месяцев, и ее назначили руководителем Избранных. А еще Эриша — дочь короля. Кирисин не часто задумывался об этом, но иногда хотел, чтобы она поменьше о себе воображала.

— Я как раз закончил записи в дневнике, — ответил он, приветливо улыбаясь.

Эриша не улыбнулась в ответ. В этом заключалась ее беда. Она относилась ко всему слишком серьезно, словно то, что они сейчас делают, превыше любых других дел, которыми им когда-либо посчастливится заняться. Нельзя относиться к тому, что ты делаешь, так серьезно. Это быстро старит и отнимает энергию и надежду. Кирисину казалось, что именно это произошло с его родителями, которые слишком упорно боролись за то, чтобы убедить короля основать второе поселение на склонах горы Парадиз, где много воды и чистейшего воздуха. Но покинуть Цинтру означало также покинуть и Элкрус — перспектива, которая лишь немногим казалось приемлемой. Большинство эльфов всегда жили рядом с ней, и нигде более, и они не представляли себе, что может быть иначе.

Дело было не только в том, что для заботы об Элкрус действительно требовались Избранные. Жизнь за пределами Цинтры — для других эльфов; цинтрийские эльфы принадлежали этому месту.

Конечно, таким образом эльфы не решали ни одну из стоящих перед ними проблем. Они ни на шаг не продвинулись в том, чтобы прекратить отравление природных ресурсов. Они никак не отреагировали на войны и эпидемии болезней, выкосившие людское население. Хуже того, они даже не обращали внимание на серьезную опасность, угрожавшую им самим, — на новых демонов и их армии выродков. Оказалось недостаточно, что эльфы изолировали демонов во времена волшебства; новые демоны, порожденные человеческой расой, заняли место прежних. Отстранившись от мирских дел, эльфы потворствовали случившемуся. Новые демоны еще не сталкивались с эльфами, может быть, они даже не подозревали об их существовании. Но рано или поздно они узнают, и тогда местонахождение эльфов рассекретят, сколько бы они ни прятали голову в песок.

Кирисин каждый раз злился, когда думал об этом. Еще больше злило, что Эриша уделяет больше внимания пустякам, чем тому, что может иметь серьезное значение.

Разве это не то, что обязана делать дочь короля? Обращать внимание на важные вещи?

Но тогда братьям короля полагается нести ответственность за переселение народа, поэтому едва ли Кирисин мог выражать недовольство.

— Ты знаешь, который час? — спросила Эриша.

Он вздохнул.

— Скоро рассвет. Я не мог уснуть.

— Если ты не спишь, значит, ты не отдыхаешь. Если ты не отдыхаешь, ты не можешь должным образом исполнять обязанности Избранного. Ты думал об этом? Ты все время отвлекаешься, Кирисин. Это можно объяснить недостатком сна.

Они были очень похожи, эти двое — стройные, с эльфийскими чертами, узкими лицами, глаза и брови скошены, уши со слегка заостренными кончиками, а походка такая легкая, что, казалось, можно не заметить, как они оторвутся от земли и взлетят. Кирисин и Эриша походили друг на друга, как и должны были походить двоюродные брат и сестра, — хотя Кирисин думал, что это сходство лиц ничего не значит для обоих.

— Вероятно, ты права, Эриша, — согласился он, все еще улыбаясь. — Следующим вечером я постараюсь вести себя лучше. Но поскольку я сейчас не сплю, думаю, мне имеет смысл бодрствовать до рассвета.

— Кирисин…

Но он уже спустился с веранды и пошел прочь. Когда Кирисин появился в просвете между деревьями, он взмахнул рукой, давая Эрише понять, что не злится. Но шаг не замедлил.

Эльфы были старейшим народом на земле. Некоторые полагали, что они являлись прототипами людей, но Кирисин всегда считал это чушью. По его мнению, эльфы ничем не походили на людей.

Все же они сосуществовали в одном мире, на который оба рода оказывали сильное воздействие, хорошее или дурное. В настоящее время воздействие было в основном делом рук человеческих, и это было крайне плохо. Люди потеряли контроль над своим миром. Это происходило постепенно и достигло таких угрожающих размеров, что эльфы и вообразить себе не могли. Люди систематически уничтожали природные ресурсы, отравляя все, до чего могли дотянуться, — сначала локально, но потом и повсеместно. Они стали воевать друг с другом с такой яростной решимостью, что спустя столетие от начала применения силы были скорее мертвы, чем живы.

Природа, конечно, откликнулась. Эпидемии болезней, ураганы и землетрясения довершили начатое людьми. Сначала эльфы сказали себе, что все происходящее — часть некоего природного цикла и что в конечном итоге все придет в норму. До самого последнего времени они уговаривали себя, что все обойдется. Пока фактически все не стало так плохо, что некоторые рекомендовали эльфам выйти из укрытий и попытаться исправить положение дел.

«Конечно, значительная часть вины за то, что произошло, исходит непосредственно от нас», — мрачно подумал Кирисин. В основе всего лежит решение закрыться от мира, принятое века назад, когда людское население начало быстро увеличиваться, а эльфийская цивилизация стала приходить в упадок. Сосуществование двух народов происходит гораздо лучше, если одни ничего не знают о других. Эльфы всегда знали, как исчезнуть из виду. Для них не составило труда раствориться в лесах, которые были их домом с начала времен. Мудрый выбор — так в то время считали старейшие.

Итак, эльфы нашли свою нишу для выживания в человеческом мире и сделали все, чтобы сохранить тайну. На людском языке Цинтра называлась Вилламетт, а окружающие земли — Орегон. Это было отдаленное и малонаселенное место, и эльфам не приходилось тратить много сил, чтобы оставаться незамеченными. Когда люди подходили слишком близко, их поворачивали в сторону. Небольших отвлекающих маневров было достаточно — небольшой шум здесь, небольшое движение там. Если эта тактика не помогала, незваные гости часто просыпались от неожиданного падения или необъяснимой шишки на голове. Это происходило нечасто; в лесных чащобах для большинства людей не было ничего привлекательного. Эльфы охраняли родные земли от вторжения человеческой небрежности по отношению к природе и стремления всем управлять. Но их последние попытки доказали свою неэффективность. Вопрос уже рассматривался в эльфийском Высшем Совете, но мнения разделились и принятые решения оказались половинчатыми.

Но эльфы наконец начали понимать: их устранение от участия в судьбе мира стало прямым поводом к несчастью.

Впереди между деревьями появилась темно-красный купол кроны Элкрус, яркий и сияющий даже в бледном свете луны, путеводная звезда, которая никогда не погаснет… Мальчик улыбнулся. «Как она прекрасна, — подумал он. — Разве может быть что-то неправильно в мире, давшем жизнь Элкрус?»

Кирисин вышел на расчищенное пространство, где росла Элкрус, и остановился, чтобы посмотреть на нее. Он приходил сюда почти каждое утро, до того, как проснутся остальные Избранные, в свое личное время. Он сидел здесь один и беседовал с ней. Конечно, Элкрус не отзывалась, потому что никогда никому не отвечала. Но для Кирисина это не имело значения. Он приходил сюда потому, что, так или иначе, понимал — здесь его место. Время его служения в качестве Избранного не начиналось с восходом солнца и не заканчивалось с закатом. В течение года, отпущенного ему, чтобы служить Элкрус, он был обязан посвятить ей все время, какое мог. Это означало, что, пока он выполняет предписанные ему обязанности, он может делать то, что ему нравится.

Лишь недостаток понимания заставлял Эришу считать его независимым. Она полагала, что все надо делать установленным образом, организованно и в соответствии с расписанием. Эрише не нравилось, когда она замечала недисциплинированное поведение Кирисина. Но он — это не она, а она — это не он; в общем, у них существовали явные проблемы со взаимопониманием.