2020-06-10
72
Зверь споткнулся, обе ноги склонились на одну сторону; он обрушился, срывая плитку с пола.
Карса пнул врага в горло.
Зверь в ответ ударил его ногами в грудь. Карса полетел в третий раз, приземлился на пустой шлем и перекатился через него к стене.
В груди стучала боль, однако Тоблакай сумел встать на ноги.
Зверь сделал то же самое, медленно, мотая головой из стороны в сторону. Его дыхание стало серией грубых хрипов, сопровождаемых коротким, лающим кашлем.
Карса налетел на него. Руки схватились за запястье правой лапы врага. Он нырнул, потянув за собой лапу, и повернулся, так что конечность вылетела из плечевого сустава.
Ящер завизжал.
Карса вскарабкался ему на спину, замолотил кулаками по своду черепа. От каждого удара трещали кости. Щелкая зубами, тварь склоняла голову, потом поднимала — только чтобы склониться под новым тычком. Зверь шатался; правая лапа повисла, левой он старался сковырнуть противника.
Затем ящер, качаясь, побрел через комнату.
Карса не уставал наносить удары, хотя оба его кулака онемели от силы столкновений.
|
|
|
Наконец он услышал, что череп проломился.
Хриплый, дребезжащий выдох — то ли зверя, то ли его собственный, он не понимал — и тварь осела и упала набок.
Большая часть веса на миг пришлась между бедер Карсы; из горла вырвался рык, когда он напряг все мускулы, пытаясь избежать раздавливания яичек костистым гребнем. Но тут рептилия задергалась, мотая сломанной ногой. Он потянулся — и обнял рукой шею зверя. Сумел подвинуть тело так, чтобы высвободить и вторую руку. В плечо тут же вонзились огромные когти. Непреодолимая сила отбросила Тоблакая, послав на кучу сломанной мебели.
Карса пошарил рукой. Нащупал ножку стула — и немедленно врезал ей, словно дубиной, по простертой лапе зверя.
Лапа отдернулась, прозвучал новый визг.
Но зверь снова поднимался на ноги.
Карса пошел в атаку.
Его встретил пинок в грудь.
Внезапная тьма.
Глаза открылись. Тишина. Сумрак. Вонь кала, крови и оседающей пыли. Он со стоном сел.
Вдалеке шум. Откуда-то сверху.
Воин осмотрел окружающее, заметил дверцу. Поднялся и захромал к ней. Там оказался обширный зал, приведший его к лестнице.
* * *
— Капитан, это был крик?
— Не уверен, о Фалах'д.
Семар Дев покосилась на освещенного ярким солнцем солдата. С самого момента проникновения Тоблакая сквозь железную дверь он бормотал себе под нос. Каменные мечи, железо и замки казались основными пунктами этого бесконечного монолога; иногда основную тему разбавляли сочные ругательства. Еще было понятно, что варвара следует немедленно удалить из Угарата.
Семар утерла пот со лба и снова обратилась к воротам крепости. Ничего.
|
|
|
— Они ведут переговоры, — сказал Фалах'д. Он беспрестанно ерзал в седле, пока слуги по очереди подходили, чтобы охлаждать любимого вождя Угарата взмахами больших опахал.
— Скорее это был крик, о Святой, — не сразу отозвался Инашан.
— Тогда это напряженные переговоры. Что иное могло так его задержать? Если бы там все умерли с голоду, варвар уже вернулся бы. Конечно, там может найтись добыча. Ха, я ошибаюсь? Конечно, нет! Это же дикарь. Сорвался с поводка Ша'ик, да! Почему он не умер, защищая ее?
— Если верны рассказы, — неуверенно ответил капитан, — Ша'ик искала поединка с имперским Адъюнктессой, о Фалах'д.
— Слишком много странностей в этих сказках. Их доносят выжившие, то есть предавшие. Мне не по себе от Тоблакая. Он грубиян.
— Да, о Фалах'д, — ответил Инашан. — Он таков.
Семар Дев прокашлялась. — О Святой, в Моравальской крепости не найти добычи.
— О, ведьма? Почему ты так уверена?
— Это древняя постройка, даже древнее самого Угарата. Конечно, ее часто переделывали и ломали — ведь тамошние старинные механизмы непонятны нам, о Фалах'д, даже и сегодня. Мы берем лишь обломки металла; я изучала их очень долго и многое поняла…
— Ты утомила меня, ведьма. До сих пор непонятно, почему там нечем поживиться.
— Прошу прощения, о Фалах'д. Отвечаю. Крепость исследовали бессчетное число раз и ничего ценного не находили, кроме разрозненных деталей…
— Бесполезный мусор. Очень хорошо, варвар там не грабит. Он ведет переговоры с тупыми, наглыми малазанами. О, они еще встанут перед нами на колени! Трусливые повстанцы Рараку предали меня. Я унижен. Ни на кого нельзя рассчитывать в такие дни.
— Кажется так, о Фалах'д, — пробормотала Семар.
Инашан метнул на нее быстрый взор.
Семар снова утерла струйку пота.
— Ох! — внезапно вскричал Фалах'д. — Я расплавился!
— Подождите! — сказал Инашан. — Это был рев?
— Наверное, он кого-то насилует!
* * *
Карса обнаружил тварь скорчившейся в коридоре. Ее голова моталась, ударяясь то об одну стену, то о другую.
Должно быть, рептилия услышала шаги побежавшего Карсы: она развернулась, с шипением раскрыв пасть, за миг до его появления. Отбив в сторону нависшую лапу, Тоблакай ударил коленом в живот. Рептилия согнулась пополам, отчего гребень врезался в правое плечо Карсы. Он ткнул пальцами подмышку твари и ощутил, что кожа здесь мягкая. Проткнул ее большим пальцем, повел вверх, разрывая мясо и жилы. Затем схватил эти жилы всеми пальцами.
Острые как ножи зубы резанули по виску, содрав кусок кожи. Правый глаз Карсы залила кровь. Он напрягся, вытягивая руку.
Зверь повалился на него. Карсе едва удалось избежать попадания под полный вес твари; он сполна ощутил, как прогнулись и чуть не лопнули ребра.
Рептилия попыталась встать; но Карса оказался быстрее. Поставив подножку, он снова замолотил кулаками по черепу. При каждом ударе нижняя челюсть зверя шлепала по полу. Он чувствовал, как все сильнее проминаются толстые пластины костей. Не останавливаться!
Через дюжину бешеных сердцебиений он замедлил темп, поняв, что зверь уже не шевелится, уронив голову на камни и все сильнее распластываясь с каждым ударом могучих кулаков. Из черепа текла жидкость. Карса прекратил наносить удары. Прерывисто, мучительно вздохнул — и чуть не задохнулся в пронесшейся через разум тьме. Но дыхание быстро восстановилось. Он выхаркал полный рот мокроты прямо на череп мертвого зверя.
Поднял голову и огляделся. Справа дверной проем. В комнате за ним длинный стол и стулья. Он выпрямился, не сдержав стона, и поплелся туда.
Кувшин с вином. Чаши, стоящие ровным рядом вдоль сторон стола. Карса смел их, схватил кувшин — и поставил на запачканную деревянную поверхность. Поглядел на потолок, на котором некто нарисовал целый пантеон неведомых богов.
|
|
|
Все смотрят на него, и все как один ухмыляются.
Карса приложил кусок кожи обратно к виску и ухмыльнулся потолку. Поднес кувшин к губам.
* * *
Подул благословенно прохладный ветер, ведь солнце уже приближалось к окоему. Ничто не нарушало тишину после того рева.
Все солдаты, несколько звонов стоявшие на страже у ворот, ушли; их заменил одинокий раб, которого выделил из свиты Фалах'д.
Капитан Инашан готовил отряд, который должен будет войти в крепость.
Фалах'д приказал рабам массировать и протирать его ноги. Для этого они жевали листья мяты и смачивали их маслом. — Вы слишком медлите, капитан! — крикнул он. — Поглядите на демонического коня, на его глазищи! Пока вы возьмете крепость, наступит полночь!
— Факелы уже принесены, о Фалах'д. Мы готовы.
Его нежелание входить в ворота было явным и почти комичным. Семар Дев не решалась поднять глаз, боясь, что не сумеет скрыть выражение своего лица.
Крик из лагеря осаждающих.
Появился Тоблакай, спускавшийся по недавно сооруженной им лестнице из обломков. Семар Дев и Инашан поспешили ко рву, успев увидеть его восхождение. Белая шкура изорвана и покрыта кровью. Вокруг головы обмотана тряпица, удерживающая кожу на виске. Под рваными одеждами множество порезов и колотых ран.
И еще он вымазан в дерьме.
Сидевший в двадцати шагах фалах'д требовательно вопросил: — Тоблакай? Переговоры прошли успешно?
Инашан сказал вполголоса: — Похоже, малазан не осталось?
Карса Орлонг скривил губы: — Ни одного не видел, — и прошел мимо.
Семар поглядела ему в спину — и отшатнулась, ужаснувшись кровавым ранам. — Что там случилось?
Он пожал плечами. Дернулся прикрепленный за спиной каменный меч. — Ничего особенного, ведьма.
И ушел, не останавливаясь, не замедлив шага.
* * *
Пятнышко света далеко на юге, словно скопление умирающих звезд. Город Кейхум. За неделю песок бури опустился на землю, и ночное небо блистало двойной полосой Дорог Бездны. Корабб Бхилан Зену'алас слышал, что некоторые ученые утверждают, будто они — ничто иное, как бесчисленное собрание звезд. Но Корабб понимал, какая это глупость. Чем же они могут быть, как не небесными путями, трактами глубинных драконов, Старших Богов и тех кузнецов с солнцами вместо глаз, что выковали звезды? А крутящиеся около звезд миры — всего лишь шлак, отбросы кузен, бледные и обгорелые, на которых ползучие твари распускают хвосты тщеславия своего.
|
|
|
Хвосты тщеславия своего. Такое сказал ему один старый провидец, и по непонятной причине эти слова прочно засели в мозгу Корабба; едва он вытаскивал их, чтобы поиграть смыслами, как глаза его души загорались восторженным удивлением. Да, таков обычай людской. Он видит это снова и снова. Как павлины. Одержимые самомнением, почитающие себя способными достать головами до небес ночных. Провидец должен был быть гением, чтобы сказать так точно, уместить ТАКОЕ в три слова. Не то чтобы он хорошо понимал, что такое тщеславие… Кораббу вспомнилось, как однажды он спросил значение этого слова у некоей старухи, а та закудахтала и полезла ему под тунику, доставая пенис — что, само собой, было неожиданно и неприятно. Если не учитывать непроизвольную реакцию. Воспоминание вызвало смутное беспокойство, и он сплюнул в трепещущий огонь.
Леом Молотильщик сидел напротив; рядом с собой он поместил кальян, забитый смесью вина и дурханга, а в рот вставил кончик трубки, вырезанный в подобие женского соска — даже окрашенный в розоватый цвет. Глаза вождя в свете костра блестели темно-красным, веки опустились. Казалось, все его внимание сосредоточено на лижущих дрова языках.
Корабб нашел кусок дерева длиной в руку, но легкий как дыхание девушки. Он догадался, что внутри прячется слизень — бирит, и начал ковырять древесину кончиком ножа. Существо завертелось на острие, и это зрелище, увы, снова напомнило о приключении с пенисом. Он разрубил червяка на две части и начал уныло сосать, пачкая бороду соком. — Ах, — промямлил он, набив рот, — у него икра. Вкусная.
Леом поднял глаза и снова впился в трубку. — Мы теряем лошадей, — сказал он.
Корабб глотнул. Вторая половина слизня дергалась на кончике ножа, роняя нитку жемчужной икры. — Ну, командир, мы успеем, — ответил он, высунул язык и подхватил икру. Затем сунул в рот остатки твари и тщательно пережевал. — Думаю, четыре, пять дней.
Глаза Леома блеснули: — Ты знаешь.
— Куда мы идем? Знаю.
— А почему — тоже знаешь?
Корабб бросил палку в костер. — И'Гатан. Первый из Святых Городов. Там умер из-за измены Дассем Ультор, прокляни его имя. И'Гатан, древнейший город мира. Построен на дымоходе кузницы Бездны, на костях ее кузнеца. Семь И'Гатанов, семь великих городов, отмеряющих века, видели мы, и нынешний стоит на сломанных костях шести прежних. Город оливковых Рощ, город сладкого масла… — Корабб нахмурился. — О чем был вопрос, командир?
— Почему.
— Ах да. «Откуда знаешь, почему ты выбрал И'Гатан?» Потому что мы ожидаем осады. Этот город трудно штурмовать. Глупцы — малазане истекут кровью на его стенах. Мы добавим их кости к прочим, к костям самого Ультора…
— Он не умирал там, Корабб.
— Как? Ведь есть свидетели…
— Ранению — да. Попытке убийства. Но нет, друг мой, Первый Меч не умер, он еще жив.
— Но где же он?
— Где — не важно. Лучше спрашивай: КТО ОН? Спроси это, Корабб Бхилан Зену'алас, и я дам ответ.
Корабб начал думать. Даже утопающий в парах дурханга Леом Молотильщик слишком умен для него. Сообразительный, способный видеть то, что не видит Корабб. Лучший полководец, когда-либо рожденный Семиградьем. Он победил бы Кольтена. С честью. Если бы он стоял во главе, победил бы и Тавору, и Дуджека Однорукого. Вот это было бы настоящее освобождение, для всех Семи Городов, и восстание против проклятой империи расплескалось бы широко, пока ее иго не спадет со всего мира. Это трагедия, настоящая трагедия. — Благословенный Дессембрэ замети следы наши…
Леом выпустил целое облако дыма. Согнулся пополам, жестоко закашлявшись.
Корабб схватился за водяной мех и бросил его в руки вождю. Тот, наконец-то перевел дыхание и начал пить. Удовлетворенно разогнулся, вздохнул: — Ты чудо, Корабб Бхилан Зену'алас. Скажу честно — я и не надеялся!
Корабб приуныл. — Вы издеваетесь, командир?
— Нет, вовсе нет, благословенный Опоннами безумец — последний мой друг среди живых — вовсе нет. Повелитель Трагедии. Дессембрэ. Это Дассем Ультор. Уверен, что ты и сам догадался, да и подумай: для культа, религии со жрецами и прочими нужен бог. Живой бог.
— Дассем Ультор возвысился?
— Я в это верю. Хотя он не ценит божественность. Отрицает, как Аномандер Рейк из Тисте Анди. И поэтому блуждает, вечное бегство и, наверное, вечная охота.
— На что?
Леом покачал головой: — И'Гатан. Да, мой друг. Там мы встанем, и его имя станет проклятием в устах малазан, вечно будет горчить на их языках. — Его глаза вдруг сурово сузились. — Ты со мной? Невзирая на то, что я буду приказывать, даже если покажусь безумцем?
Что-то во взоре вождя напугало Корабба, но он кивнул. — Я с тобой, Леом Молотильщик. Не сомневайся.
Сухая улыбка. — Я не стану ловить тебя на слове. И все же спасибо.
— Почему ты сомневаешься?
— Потому что только я знаю, что намерен сделать.
— Расскажи.
— Нет, друг мой. Это лишь мое бремя.
— Ты ведешь нас, Леом. Мы следуем. Как ты говорил, ты несешь нас. Мы тяжесть истории, свободы, но ты не согнулся под…
— Ах, Корабб…
— Я просто высказал то, что известно всем, но не высказывается вслух.
— В молчании таится милость, друг мой. Но ладно. Все меняется, как ты любишь говорить.
— Я испытываю твое терпение. Прости, Леом Молотильщик.
Леом отпил еще воды и сплюнул. — Об этом мы больше говорить не будем. И'Гатан. Это будет наш город. Четыре — пять дней. Как раз конец сезона сбора урожая?
— Оливок? Да, мы прибудем ко дню начала выжимки. Фермеры и тысячи купцов сойдутся, и рабочие начнут чинить прибрежные дороги. Горшечники, бондари, изготовители фургонов, караванные стражники. Воздух заполнится золотистой пылью и звоном золота, которого будет не меньше пыли…
— Да ты поистине поэт, Корабб. Купцы и наемные стражники. Скажи мне, склонятся ли они перед моим влиянием?
— Должны будут.
— Кто фалах'д города?
— Ведор.
— Который?
— Тот, что с лицом хорька. Его пучеглазый братец найден мертвым в постели любовницы, самой шлюхи не нашли — она либо пересчитывает денежки в тайном месте, либо покоится в дешевой могиле. Привычная история среди Фалах'дов.
— Можно быть уверенным, что Ведор стоит против малазан?
— Ни армия, ни флот еще не достигли города. Ты сам знаешь.
Леом не спеша кивнул и снова уставился в костер.
Корабб поднял взор к ночному небу. — Однажды, — сказал он, — мы пройдем по Дорогам Бездны. И узрим все чудеса вселенной.
Леом глянул вверх: — Это там звезды скрутились, как толстые жилы?
— Это дороги, Леом. Ты же не веришь полоумным ученым?
— Все ученые безумны, да. Они бормочут чепуху. Дороги. Следы огня.
— Конечно, — продолжал Корабб, — до этого еще много лет…
— Как скажешь, друг. Не пора ли спать?
Корабб встал, заскрипев суставами. — Да увидишь ты сон о славе, командир.
— Славе? О да, друг мой. Наш огненный след…
— Брр, слизень мне живот расстроил. Вся эта икра…
* * *
— Ублюдок нацелился на И'Гатан.
Сержант Смычок оглянулся на Флакона. — Ты что, ДУМАЛ? Это нехорошо, солдат. Совсем нехорошо.
— Не могу остановиться.
— Еще хуже. Придется за тобой следить.
Корик стоял на четвереньках, опустив голову: пытался вдохнуть жизнь в оставшиеся от ночного костра угольки. Вдруг он закашлялся, вдохнув облачко пепла, и отпрянул, мигая и кашляя.
Улыба засмеялась: — Мудрый дикарь сделал это снова. Ты спал, Корик, но я должна была разбудить, предупредить… Тарр ночью пописал в костер.
— Что!?
— Она врет, — крикнул Тарр. Он сидел у вещей, починяя ремешок сумы. — Но вышло забавно. Видел бы ты свое лицо!
— Как его увидишь под белой маской? Корик, тебе не пора взять уголь и нарисовать полосы смерти? Так ведь делают сетийцы?
— Только когда идут в бой, Улыба, — ответил сержант. — А теперь уходи, женщина. Ты не лучше той хенгезской комнатной собачонки. Сегодня она укусила локоть хундрилу и была такова.
— Надеюсь, они ее насадили на вертел.
— Никаких шансов. Крюк стоял на страже. Им придется умолять Темула, чтобы убрал собачку. Я к тому веду, Улыба, что твою спину не охраняет виканская овчарка, так что чем меньше укусов, тем безопаснее. Для тебя же.
О ноже, полученном Кориком в ногу, никто не упоминал.
К лагерю подошел Каракатица. Взвод уже успел выхлебать жидкий чай и по очереди прикладывался к его жестяной кружке. — Они здесь.
— Кто? — спросила Улыба.
Флакон смотрел, как сержант не спеша уселся около вещей. — Ладно, — сказал Смычок, вздыхая. — Марш откладывается. Кто-нибудь, помогите Корику разбудить костер — пора готовить настоящий завтрак. Карак — повар.
— Я? Ладно, но потом не ругайте.
— За что? — с невинной улыбкой спросил Смычок.
Каракатица подошел к кострищу, сунул руку в карман: — Завалялось немного порошка из горелки…
Все, включая Смычка, отскочили. Каракатица вдруг оказался в одиночестве. Он задумчиво взирал на товарищей, вставших в пятнадцати шагах. Оскалил зубы: — Крупица или две. Черт, вы думали, я сумасшедший?
Все поглядели на Смычка. Тот пожал плечами: — Инстинкт, Карак. Удивляюсь, что ты еще не привык.
— А? Не ты ли побежал первый, Скрип?
— Кому лучше знать?
Каракатица скорчился у костра. — Да, — буркнул он, — я совершенно сражен. — Он достал из кармана небольшой глиняный диск — фишку для игры "плошки", за которой сапер проводил все свободное время. Плюнул на нее, швырнул в огонь. И проворно отскочил.
Остальные замерли.
— Эй, — сказал Корик, — это же не настоящая фишка?
Каракатица бросил на него взгляд. — Почему бы это?
— Да потому что такие раскиданы повсюду!
— Это те, что я потерял, — спокойно ответил сапер.
Внезапно пепел взлетел, взметнулось пламя. Каракатица вернулся к кострищу и начал подкидывать куски кизяка. — Ладно, привыкайте. Пойду поищу то, что сойдет за жрачку, и сварганю что-нибудь.
— У Флакона есть ящерицы, — сказала Улыба.
— Забудь, — бросил Флакон. — Они мои… э… друзья. — Сослуживцы, все как один, уставились на него. Солдат покраснел.
— Друзья? — удивился Смычок. И поскреб подбородок.
— А что, остальные для тебя слишком умные, а? — сказала Улыба. — Все эти заумные словечки, которые мы произносим? Тот факт, что мы умеем разбирать черточки на глине или бумаге? Кроме Корика, разумеется. И все же. Чувствуешь себя недостойным, Флакон? Я не в физическом смысле — тут все ясно. Но умственно? В этом проблема?
Флакон сверкнул глазами: — Пожалеешь еще, Улыба.
— Ох, он хочет натравить на меня друзей — ящериц! Помогите!
— Хватит, Улыба, — предостерегающе зарычал Смычок.
Та встала и провела рукой по распущенным волосам. — Ну, пойду поболтаю с Острячкой и Уру Хелой. Острячка рассказывала, что пару дней назад видела Непотреба Вздорра. Лошадь пала, и тот притащил ее в палатку своего взвода. Они ее зажарили. Остались только кости.
— Взвод съел лошадь? Целиком? — фыркнул Корик. — И как это я не знаю такого Вздорра? Кто-нибудь его видел?
— Я видела, — ответила Улыба.
— Когда?
— Несколько дней назад. Ладно, язык устал. А твой костер снова погас. — Она ушла.
Сержант тянул себя за бороду. — Боги, надо вытравить все ссоры, — пробурчал он.
— Птенчики никак не вылетят из гнезда, — отозвался Каракатица. Он принес целую кучу съестного. — Кто тут собирал змей? — крикнул сапер, бросая свертки за песок. Он подхватил одну — длинную, похожую на веревку. — Они воняют…
— Это уксус, — ответил Корик. — Старый сетийский деликатес. От уксуса мясо размякнет, и тебе не придется долго его коптить.
— Зачем ты истребляешь змей? — вопросил Флакон. — Они полезные твари.
Смычок встал: — Флакон, отойдем.
"Проклятие. Я ничему не учусь". — Слушаюсь, сержант.
Они перешли ров и углубились в почти ровную степь Лато Одхана, на пыльную почву, по которой местами разбросаны острые камни размером с голову человека. Где-то на юго-западе город Кейхум, еще не видимый глазу, а за ним вздымаются Таласские горы, сотни лет лишенные лесов и покрывшиеся глубокими рубцами эрозии. На небе ни облачка, и утреннее солнце уже начинало припекать.
— Где ты держишь ящериц?
— В одежде, прячу от солнца. То есть когда день. Ночью они гуляют.
— И ты с ними.
Флакон кивнул.
— Это полезный талант, — заметил сержант. — Особенно для шпионажа. Конечно, не за врагом, а за более близкими людьми.
— Вроде бы. То есть я имел в виду — мы слишком далеко от врага…
— Знаю. Вот почему ты никому еще не рассказал. Ты, значит, подслушиваешь Адъюнктессу? С тех самых пор, как выведал про гибель Сжигателей Мостов.
— Правду говоря, не часто. — Флакон колебался, гадая, что еще известно сержанту.
— Выкладывай, солдат. Еще кого?
— Того Когтя…
— Жемчуга.
— Ну, его, и еще Верховного Мага…
— Быстрого Бена.
— Точно, а еще Тайскренна…
Смычок резко дернул Флакона за руку. — Он ушел. Он был здесь несколько часов, неделю назад.
— Да, но кто сказал, что он не сможет вернуться когда захочет? Все эти прожженные, могучие маги заставляют меня нервничать…
— Это МЕНЯ ты заставляешь нервничать!
— Почему?
Сержант прищурился, но отпустил руку.
— Куда мы идем? — спросил Флакон.
— Ты мне скажи.
— Не туда.
— Почему?
— Гм. Нил и Нетер как раз за вон тем холмиком.
Смычок изрыгнул полудюжину портовых ругательств. — Возьми меня Худ! Слушай, солдат, я ничего не забываю. Помню, как ты играл в кости с Меанасом, делал кукол из Худа и Веревки. Магия земли, беседы с духами — боги, ты так похож на Быстрого, что у мне волосы дыбом стоят! Понятно, понятно — все от бабушки. Но, видишь ли, я ЗНАЮ, откуда у Быстрого его таланты!
Флакон нахмурился: — Откуда?
— Что значит откуда?
— О чем вы, сержант? Я сбился с панталыку.
— Быстрый Бен умеет тянуть из большего числа Магических путей, чем любой маг, о котором я знаю. Кроме, может быть… тебя!
— Но я эти Магические пути не терплю!
— Точно. Ты же ближе к Нилу и Нетер. Духи, травы. То есть когда не играешь с Худом и Меанасом.
— Они старше Магических путей, сержант!
— Вот как! И что это значит?
— Ну, оплоты. Это Оплоты. Они были до Магических путей. Старая магия, вот чему меня научила бабушка. По-настоящему старая. Но я передумал насчет Нила и Нетер. Они за чем-то охотятся, и я хочу знать.
— Но не хочешь, что бы они тебе увидели.
Флакон пожал плечами: — Слишком поздно, сержант. Они нас засекли.
— Отлично. Тогда веди. Хотел бы я, чтобы ты встретился с Быстрым Беном. И все узнать об оплотах, о которых ты тут намекал.
"Нет, не надо". — Ладно. — "Быстрый Бен. Встреча. Плохо дело. Может, лучше бежать? Нет, не будь идиотом. Тебе не сбежать, Флакон". К тому же, какой риск в беседе с Верховным Магом? Он ничего плохого не делал. Пока нет. По крайней мере, никто не знает. "Кроме, может быть, хитрого ублюдка Бена. О Бездна, что если он найдет идущую в моей тени? Ну, я же вроде и не просил компании?"
— О чем бы ты не думал, — простонал Смычок, — у меня все равно мурашки бегают.
— Не от меня. От Нила и Нетер. Они начали ритуал. Я снова передумал. Может, нам лучше отойти?
— Нет.
Они полезли по пологому склону.
Флакон почувствовал, как пот течет по телу. — У вас природный талант, не так ли? Мурашки по коже, все такое. Вы ощущаете… кое-что.
— Я плохой пророк.
— Куда пропал взвод Геслера?
Смычок метнул на него быстрый взгляд: — Ты снова?
— Извините.
— Они сопровождают Быстрого Бена и Калама, которые вышли вперед. Так что ужасная встреча с Быстрым откладывается. Радуйся.
— Ушли вперед. Через Магический путь? Знаете, лучше бы им этого не делать. Не здесь. Не теперь…
— Почему?
— Ну… Потому.
— В первый раз за всю карьеру солдата Малазанской Империи я по-настоящему желаю задушить боевого товарища.
— Печаль…
— Не называй ее имя!
— Какое имя?
Исцарапанные руки сержанта сжались в кулаки.
Флакон замолчал, гадая, не начнет ли сержант взаправду его душить.
Они взошли на гребень холма. Шагах в тридцати виканские ведьма и ведун выложили круг из камешков и сидели внутри лицом к лицу. — Они путешествуют, — пробормотал Флакон. — Это вид Странствия Духа, как у таноанцев. Они нас видят, но смутно.
— Полагаю, в круг нельзя заходить.
— Если только потребуется их вытащить.
Смычок огляделся.
— То есть — пока мне не потребуется их вытащить, точно? Если дела пойдут скверно. Если они попадут в переделку.
Они подошли ближе. — Почему ты вступил в армию, Флакон?
"Она настаивала". — Моя бабушка думала, это хорошая идея. Она как раз умерла, и ее дух был…э, малость возбужден. Кое-чем взволнован. "О, уходи подальше от темы, Флакон". Я скучал. Продавал кукол лоцманам и матросам на пристани….
— Где это?
— В Джакатакане.
— И что за куклы?
— Похожие на демонов — Бурегонов. Для умиротворения.
— Бурегонов? Боги, я не думал, что сейчас кто-то этим занимается. Давно такое было.
— Куклы работали не всегда, но кое-что удавалось. Пользы больше, чем от большинства приношений. Это давало кое-какие деньги, но мне не хватало…
— Ты не почуял вот сейчас озноба?
— Это объяснимо, учитывая, куда они ушли.
— И куда же?
— Во врата Худа. Все хорошо, сержант. Думаю. Точно. Они пронырливые, и пока что не привлекли особого внимания…
— Но… зачем?
Флакон оглянулся. Сержант выглядел бледным. Неудивительно — проклятые духи из Рараку его так напугали… — Они ищут… кое-кого. Мертвого.
— Сормо Эната?
— Думаю, да. Виканцев. Тех, что умерли в Собачьей Упряжке. Они уже делали такое. Не нашли, но… — Он запнулся. Над каменным кругом взвился поток ледяного воздуха. По земле пополз иней. — Ох, это нехорошо. Я сейчас, сержант.
Флакон рванулся вперед, впрыгнул в круг.
И пропал из вида.
Он так рассудил, потому что находился уже не в Лато Одхане, но стоял по колено в гнилых, крошащихся костях, а небо над головой тускло серело. Поблизости кто-то вопил. Флакон развернулся в том направлении и увидел троих. Нил и Нетер, а перед ними ужасное привидение — лич. Именно оно и вопило. Юные виканцы отступали перед его гневной тирадой.
Язык, которого Флакон не знал. Он подобрался поближе, с каждым шагов вздымая клубы праха.
Лич вдруг вытянул руки и схватил виканцев, поднял в воздух и затряс.
Флакон перешел на бег. "И что я делать буду, когда добегу"?
Тварь взвыла и швырнула виканцев на землю. Мгновенно исчезла в туче пыли.
Он помог им подняться на ноги. Нетер бранилась на родном языке и отрясала края одежд. — Чего тебе? — зыркнула она глазами на Флакона.
— Думал, вы в опасности.
— Мы в порядке, — фыркнул Нил, хотя натянутое выражение лица юноши говорило об обратном. — Можешь вести нас назад, маг.
— Тебя послала Адъюнктесса? — спросила Нетер. — Нам покоя не дадут?
— Никто меня не посылал. Ну, сержант Смычок — мы просто прогуливались…
— Смычок? Ты про Скрипача?
— Мы так подоз…
— Не будь идиотом. Все знают.
— Мы не идиоты. А вот вам, похоже, не пришло в голову, что Скрипач сам так захотел. Хочет, чтобы его звали Смычком, потому что старая жизнь ушла, а со старым именем возвращаются воспоминания, и их у него слишком много.
Виканцы не ответили.
Флакон расхаживал взад и вперед. — Так это был виканский лич? Один из мертвых, что вы искали?
— Слишком много знаешь.
— И?
Нил вполголоса выругался. — Наша мать.
— Ваша… — Флакон замолчал.
— Она велела нам не дурить и поскорее взрослеть, — добавил Нил.
— Это она сказала тебе, — буркнула Нетер. — А мне…
— Взять мужа и забеременеть.
— Просто как вариант.
— А тряска — в подтверждение варианта? — спросил Флакон.
Нетер плюнула ему под ноги. — Вариант. Совет. То, над чем мне нужно подумать. А тебя я слушать не намерена, солдатик. Ты малазанин. Взводный маг.
