Обездвижив колдунью, палачи начинали вовсю глумиться над ней. Тиски, раскалённые клеши, горящие свечи применялись попеременно, а то и разом. Если прежде боль гнездилась в одном очаге, то теперь она была повсюду. Описать, что женщина чувствовала, невозможно. Нет в человеческом языке таких слов. Остаётся цитировать протоколы – казённые бумаги, равнодушно фиксирующие чисто внешнюю сторону допроса:
«Затем её раздели, зажали на правой ноге испанский сапог, подняли на воздух и секли в две розги. Когда она обещала добровольно признаться, её спустили и раскрутили болты. Но слова её оказались двусмысленны; ей надели на левую ногу тиски, довольно сильно сдавили, немного приподняли, ещё раз закрепили винты, натянули верёвку, и она повисла в воздухе на связанных за спиной руках. Её стали сечь розгами. Когда её опустили вниз, она опять всё отрицала, и тогда её так долго завинчивали, растягивали и били розгами, что она, наконец, во всём призналась (Wachter стр. 151)».
Камера пыток в Регенсбурге
В протоколах редко называют срок, который ведьма провела под потолком. Вот и тут мы видим расплывчатую фразу: «так долго, что она, наконец, призналась». На сколько узнице хватило упорства? И вообще, каков предел пребывания на дыбе? Полчаса? Час? А может, и более того?