2020-06-29
116
Вечер. Ковалёв стоит возле палатки, курит.
Мимо проходит Катин в расстёгнутой куртке, с пакетом в руке.
КОВАЛЁВ: Шура! Привет. Где бывал?
КАТИН: Вчера вернулся с колонной. А Живанов уже вернулся?
Здороваются.
КОВАЛЁВ: Улетел, оставил адрес, очень сокрушался, что не простился, просил написать ему в Союз. Покурим?
КАТИН: Напишем. Давай, что у тебя?
КОВАЛЁВ: «Памир» - что страна родная дала, то и курим.
КАТИН: «Год за три»! Можно подумать, что на складах нет других сигарет. В офицерском пайке имеется «Ява», иногда «Ростов».
КОВАЛЁВ: Письма долго идут?
КАТИН: Когда как, а ты домой, наверное, уже написал жене?
КОВАЛЁВ: А ты, Шура, женат?
КАТИН: Женат, да что-то пишет редковато-херовато. Бойцы говорят: «Мы думали, вы холостой, - узнав про письмо от жены.
|
|
|
КОВАЛЁВ: А дети есть?
КАТИН: Сын родился и умер в 1981-м. Даже имя успели дать Андрей…
КОВАЛЁВ: Да… и что случилось? Заболел или ещё что?
КАТИН (в раздумье): Родился и умер, вот так бывает.
КОВАЛЁВ: А я женился на женщине с ребёнком по имени Таня. Хороша была всегда, не удержался, познакомился, потом просто вместе жили,
А перед Афганом расписались.
КАТИН: Ну, Ты, счастлив?
КОВАЛЁВ: Не знаю, очень скучаю. Это уже восьмое письмо
за 5 дней пишу. Хочу получить от неё ответ до выхода в «зелёнку».
КАТИН: Она у тебя красивая?
КОВАЛЁВ: Очень душевная. Знаешь, есть женщины – войдёт
в дом и становится теплее и светлее.
КАТИН: Знаешь!
КОВАЛЁВ: А твоя? Фотография есть?
Ковалёв достаёт свою фотографию.
У нас было, как сказано у одного японского поэта:
Читает на обороте:
Вдвоём, или своим путём
И как зовут и что потом
Мы не спросили ни о чём
И не клянёмся, что до гроба…
Мы любим, просто любим оба.
КАТИН: А ты, оказывается, сентиментальный вояка!
КОВАЛЁВ: Очень жалею, что не усыновил её сына. Если не вернусь, сын не будет получать пособие, как потерявший кормильца.
КАТИН: В отпуске можешь сделать.
КОВАЛЁВ: Когда ещё это будет, разве что только по ранению или по болезни?
КАТИН: Да-а, вообще-то, мало кто едет в нормальный отпуск…
|
|
|
КОВАЛЁВ (передразнивая): «Вообще-то» я к женщинам более, чем равнодушен. Знаешь, как бывает в кабаке, когда молоденькая проститутка, закинув ногу за ногу, изощряется, убеждённая, что открывает моим глазам искусительные прелести, мне хочется сказать: «Мадам, у вас петля спущена…» А вот со своей женой я испытывал чувство леденящей душу страсти.
КАТИН: Прошло полгода. Мне кажется, что я здесь вечность, столько всякого накручено, а ты про страсти-мордасти.
КОВАЛЁВ (без интереса): Ну, а как женщины здесь есть хоть?
КАТИН: Конечно, есть…, но мы здесь временные для них, сегодня здесь, завтра там. А вот кто в расположении бригады «торчит», тот у них имеет успех.
КОВАЛЁВ: Ну, а познакомиться из любопытства?
КАТИН: Володя, вечером пойдём в гости к моей знакомой, хирургической сестре, ты «непротив»?
КОВАЛЁВ: Как, без ничего, без спиртного?
КАТИН: Я повторяю: к «хирургической»…
Понял?
КОВАЛЁВ: Кажется, понял.
КАТИН: Нет. Ты не понял, Вова. Туда с пустыми руками нельзя.
Это здесь не принято. У меня стоит снарядный ящик с виноградом, возьмём
с собой.
КОВАЛЁВ: Так и «попрём» его на виду?
КАТИН: Дождёмся темноты.
КОВАЛЁВ: А мы не будем потом лишними?
КАТИН: Не должны. Мне там всегда рады, я им свежие музыкальные кассеты привожу из командировок. Но в этом случае, мы озабоченно уйдём, уроним ящик, возле входа.
КОВАЛЁВ: По-моему, это лишнее, а впрочем, есть идея: посадить
в ящик варана.
КАТИН: А где его взять?
КОВАЛЁВ: Сегодня ребята поймали. У кого-то он сейчас в БТРе, размером около полуметра, маленький крокодил, да и только.
КАТИН: Превосходная идея. Мы кладём ящик, якобы
с виноградом, в коридоре, у двери в комнату, а кто-то из этих, кто не по праву
у наших девочек, его из любопытства открывает, затем следует тайфун эмоций, и мы отомщены…
КОВАЛЁВ: Тогда не надо портить виноград, давай туда сразу варана, чутьё не обманывает, сегодня нам не светит…
КАТИН: Иду за ящиком.
КОВАЛЁВ: А я, приволоку варана.
КАТИН: Ты считаешь, виноград не нужен?
КОВАЛЁВ: Шура, чутьё не обманывает, а виноград съедим сами.
КАТИН: Тогда, может, сразу пойдём есть виноград?
КОВАЛЁВ: Нет, распалил, а сам на «попятную», веди знакомиться.
КАТИН: Через полчаса встретимся у моей палатки.
Аэродром «Ариана» и Авиагородок в 12 километров от города Кандагар,
на втором плане расположение 70-й Гв.Омсбр. в 1980-89 годы.
ЯВЛЕНИЕ 8
Вечер. Брезентовая палатка капитана Познякова с поднятым пологом.
Горит керосиновая лампа «Летучая мышь». В палатке за длинным столом сидит шесть человек.
Входят Ковалёв и Катин. На толе кружки, банка с водой, сало, хлеб. Открыты две банки консервов. Все раздеты по пояс, кроме Ковалёва и Катина в хэбэ обмундировании без ремней.
КАТИН: Можно к вам?
ОТВЕТ (Смеются): Мы всё выпили…
КОВАЛЁВ: Добрый вечер.
ПОЗНЯКОВ: Это Володя Ковалёв – командир отряда сопровождения.
Представляет всем.
ОТВЕТ: Уже знаем. Позывной «Орёл».
1-ый ЛЕЙТЕНАНТ: Наш комбат уже шутил по радио, когда он пересекал Чёрную площадь: «Орёл» не пролетал»?
|
|
|
ПОЗНЯКОВ: Ну что, Владимир, завтра сдаёшь должность и на операцию в свою роту?
КОВАЛЁВ: Да, в свою роту, но оставляю «старый» позывной.
КАТИН: Олег, а ты что не весел? Почему не бодрый?
У тебя же фамилия Бодров.
БОДРОВ: Ты представляешь, Шура! Такой вечер сегодня испортили с девочками из медроты.
КАТИН: Как понимать? Ещё можно успеть… Ночь впереди.
БОДРОВ: Пошли мы с Димкой Поповым в гости к девочкам.
У нас с собой было. Сели за стол, они приготовили ужин, а кто-то в коридоре положил возле двери ящик с вараном. Выпили по одной, и тут из соседней комнаты вышли девчонки и решили посмотреть, что в ящике. А там – варан. Он, конечно, выскочил в тёмный коридор и давай там носиться из комнаты
В комнату, а двери ни у кого не закрыты, только занавески. Визг, писк, крики.
На шум пришёл начальник политотдела и приказал всем офицерам
оставить женское общежитие. Вот мы с Димкой и скорбим.
Всю «вечерню» испортили.
ПОПОВ: Надо же, из Союза одну бутылку передали и ту не выпили.
ДЕВЯТЕРЯКОВ: Вот нас не угостили. Жадность «фраера» сгубила.
ПОЗНЯКОВ: Пришёл бы ко мне, и не надо было бы жалеть. А то сходил к своей … знакомой и рассказывает.
ПОПОВ: Шура! А на ящике, между прочим, мелом написано: «Ответственный старший лейтенант Катин».
Катину.
КАТИН: Так это же мелом. И вообще, Дима, откуда я знал, что ты там сидишь?
Все смеются.
ПОПОВ: Между прочим, на боевой операции ваше «хозяйство» буду сопровождать я.
БОДРОВ: Ну, ты и чёрт! Ни себе, ни людям.
КАТИН: Мужики, простите, не хотел ничего плохого. Откуда
я мог знать, что там вы?
ДЕВЯТЕРЯКОВ: Надо было ещё пару змей…
БОДРОВ: Шура, догадываюсь, что и Дима - вина сегодняшнему ералашу.
|
|
|
ПОЗНЯКОВ: Бросьте ссориться. Послезавтра в «зелёнку», извольте остаться в живых!
ДЕВЕТЯРИКОВ: Какой сегодня вечер прекрасный, ребята, звёзды большие, как лампочки - чужое небо, скорей бы в отпуск.
БОДРОВ: У меня какое-то неприятное ощущение неизвестности.
ПОПОВ: Бросьте хандрить!
Включает магнитофон. Тихо слышна мелодия «Если б небыло тебя»
в исполнении Джо Дассена.
КАТИН: Для здоровья вредно!… Лучше думать о вечном
или о делах насущных. Это избавляет от всех лишних мыслей, заодно,
от второстепенных вопросов…
ПОЗНЯКОВ: Кстати, о наших военных «делах». Выходим ночью.
Я боюсь одного: чтобы начальники нам не ускорили темпы. Так воевать нельзя. Язык на боку, сил нет, а по радио всё «вперёд» и «вперёд», «почему стоите?». Повезло нам с комбатом, умный мужик, моей ротой командовал.
Как с ним старшие начальники разговаривают, я не знаю, но нам спокойно:
без дергатни, всё делает по отработанной в Кандагаре классической схеме.
БОДРОВ: Командир батальона с переносной радиостанцией обещал помочь. Ротному без брони необходимо быть на связи с артиллерией самому. В прошлый раз беглым 150 снарядов как выпустили по мне. Хорошо, никого не зацепило. Комбат их спрашивает: «В чём дело? Мы доложили на центр боевого управления, что находимся здесь», а в ответ: «А у нас плановый огневой налёт, мы по времени отработали».
ПОПОВ: А если бы на нашем месте были духи? Им этот огневой налёт «до с….ки»…
Пустая трата снарядов. Вот почему у них потери небольшие. Толщина стен до полуметра из сцементировавшейся столетиями глины, или виноградник. Идеальное укрытие от любого огня: земляные ряды
не ниже полутора метров.
КАТИН: Если бы были с вами танки….
ПОЗНЯКОВ: Шура, а как твой перевод в десантно-штурмовой батальон? Тебя очень звал к себе Александров – И.О. комбата, командир
3 ДШР. Я не советую, нам нужна своя «подмога», в твоём лице, в жрачке
и в патронах…
КАТИН: Но тогда решили: остаюсь на месте.
КОВАЛЁВ: Десантура выходит первой, но у них «блокировка»
с юга зелёной зоны.
ПОЗНЯКОВ: А потом они тоже идут на «прочёску». Это ещё хуже,
под вечер самое время – только и жди засаду. Между прочим, у «духов» очень хорошо работают наблюдательные посты. Если теперь вспомнить о том, что
в каждой банде есть 3-4 радиостанции, существует «духовской» центр управления, где он только - чёрт его знает, и то, что каждая команда наших комбатов дублируется на французском языке, становятся понятным последние неудачи.
КОВАЛЁВ: А вооружение у «духов» какое?
ПОЗНЯКОВ: За три года сильно изменилось: почти у всех АК-47, ручные пулемёты, гранатомёты – 5-8 штук, ружья, гранаты, миномёты, безоткатные орудия. Всё, как в нашей полнокровной усиленной мотострелковой роте.
Теперь их трудно назвать бандами, скорее это подготовленные штурмовые отряды, отлично экипированные, снаряжённые боеприпасами и радиостанциями, медикаментами и пищей, с опытными наёмными инструкторами из числа бывших офицеров стран НАТО. Караваны с оружием в обмен на наркотики и Бог знает за что, следуют круглосуточно. На местах оружие доставляют по подземным коммуникациям.
ПОПОВ: Вообще-то, давно пора нашему командованию посмотреть правде в глаза и не гонять людей на эти бессмысленные «прочёски». Сил для того, чтобы их как следует зажать, всё равно не хватает.
Душманы уходят спокойно, они маневреннее от того, что знают местность
в идеале и имеют глаза и уши из числа местных жителей. Что, не так разве? Или кто-то ещё слушает уверения нашего командования из Кабула и верит
в мифическую победу над «духами»?
ПОЗНЯКОВ: Я согласен с этим, но всё гораздо серьёзнее. На них работает вся Европа и Америка, вместе взятые. Вот чего не понимает командование. «Духов» мы и так гоняем, но каждый раз вместо одних приходят другие, ещё лучше обученные, да и люди ими руководят опытные, имеющие за плечами не одну войну.
В Афганистане схлестнулись, по сути, интересы России и западного капитала, а это почти полмира. Здесь ничья, это точно, только когда ещё это будет?
Входит солдат с чайником.
СОЛДАТ: Товарищ капитан! Чай готов.
ПОЗНЯКОВ: Спасибо, Петрович! Я очень рад за тебя. Ты научился угадывать мысли командира. Ребята, попьём пакистанского чая. Кстати, действительно, лучший индийский чай – это пакистанский. Раньше эта страна была Индия, а там лучше чайные плантации!
ДЕВЯТЯРИКОВ: Ну вот, похвалили солдата за мою догадливость.
ПОЗНЯКОВ: Комиссар! В любом случае кашу маслом
не испортишь. Пусть ему будет «зашибись».
КОВАЛЁВ: Миша! А что такое «прочёска»: по-вашему, на самом деле?
ПОЗНЯКОВ: Роту делим на две группы по 15-20 человек – соответственно офицеров. Каждая группа делится на тройки: старший - «дембель», как правило, сержант, ему подчиняются бесприкословно.
Он отвечает за всё в тройке. «Молодой» из Союза
и солдаты 2-го и 3-го периода службы.
Вооружение группы: по одному АГСу, 2-3 пулемёта, подствольные гранатомёты по 5-8 штук, АКС-74, ручные гранаты по 6-8 штук,
две радиостанции с запасными комплектами батарей, одна при ротном для связи с вертушками. Группы усиливаются сапёрами, санитарами и обученными артиллерийскими наводчиками.
Рота прочёсывает район, осматривая последовательно: дома, сооружения. Но в опасные места не заходим, а обстреливаем, используя артиллерию, вертолёты.
КОВАЛЁВ: Но докладываете, что заходите.
ПОЗНЯКОВ: Вова, хороший ты парень, с понятием, у меня
убитых 14 уже в этом году. Если бы я все приказы выполнял, было бы уже 28,
а может и больше.
КОВАЛЁВ: А как на самом деле это выходит?
ПОЗНЯКОВ: Есть необъяснимое чувство опасности. После входа
в «зелёнку», оно в каждом, но в некоторых случаях вдруг отдельных людей начинает терзать. Это очень ценные люди. «Трусы» в почёте!
КОВАЛЁВ: «Трусы»?!!!
Все смеются.
ПОЗНЯКОВ: Ну, это так сказано, имеются в виду «очень» осторожные люди с особой психикой. А трус – это кто не может владеть собой. Вот почему полезно иметь рядом таких людей.
КОВАЛЁВ: Интересно, какая у меня психика?
БОДРОВ: Это сейчас никто не может сказать, пока не увидит тебя в деле.
КАТИН: Пора идти. Поздно – 2 часа ночи. Володя, ты идёшь?
КОВАЛЁВ: Да, пока, Миша. Уже до сегодня.
ЯВЛЕНИЕ 9
Разрушенные стены. Дверь, побитая осколками, серая от пыли небольшая комната. В середине лежит солдат в обмундировании без снаряжения, в углу горит керосиновая лампа «Летучая мышь». На выходе два солдата о чём-то разговаривают, одетые в грязное обмундирование. Сверху обмундирования бронежилеты, автоматы стволами вниз, на боку небрежно висят сумки для магазинов и фляжек на поясных ремнях. Лица усталые и в пыли, говорят медленно, делая паузы, иногда зевая и вытирая глаза.
1-й СОЛДАТ: Слушай, ты вчера приехал с Ковалёвым?
2-ой СОЛДАТ: Ну, я.
1-й СОЛДАТ: Давай знакомиться – Андрей.
2- СОЛДАТ: Алексей.
АНДРЕЙ: А сколько вас приехало «новеньких»?
АЛЕКСЕЙ: Четверо, недавно из Союза. Водитель БТРа, а я и ещё двое из пехоты.
АНДРЕЙ: Как впечатление о нашей крепости – герое?
АЛЕКСЕЙ: Я, когда впервые о ней услышал, подумал, что это сказки, а после этой ночи понял, нам тут всем может быть п….а.
АНДРЕЙ: Что? Серьёзная война?
Рассмеявшись.
АЛЕКСЕЙ: Я сильно перетрусил ночью. Момент нападения
на «духовкие» машины. Особенно бешеная перестрелка в упор. Мы в них,
а они в нас. Впрямь, как в детстве, когда в речке обливались холодной водой,
кто кого больше. Ужасно страшно. Я потом как-то забылся и вспомнил о страхе, когда всё закончилось.
АНДРЕЙ: А я был у сержанта Громова в 3-ей группе, которая «чистила» машины.
АЛЕКСЕЙ: Но, все целы?
АНДРЕЙ: Да, если не считать утреннего обстрела. «Духов» мы насчитали одиннадцать. Четверых добили на месте, ещё дышали, трупы все
не обыскивали, хоть вы и прикрывали, по нам стреляли из развалин.
АЛЕКСЕЙ: Это мой первый бой…
Идут в комнату.
АНДРЕЙ: Ладно, пойдём к Саньке, покурим. У меня сегодня Зема погиб, он был наводчиком танка. Нёс завтрак механику в танк, на позиции, снайпер подкараулил.
АЛЕКСЕЙ (рассеянно): А он…
АНДРЕЙ: «Кэмэл»! «Духовской»! Держи! Дарю пачку, ради знакомства.
Солдат лежит в полевом снаряжении, без каски.
АНДРЕЙ: С «духовских» машин два ящика сигарет сняли, чай пакистанский, бананы, ещё всякой всячины понабрали, а потом подожгли.
АЛЕКСЕЙ: Там, я слышал, много всего было: джинсы, куртки, спортивные костюмы?
АНДРЕЙ: Да они все изношеные, из Европы, душманам через Международный Красный Крест одежду поставляют. Так что это труха.
АЛЕКСЕЙ: А ты давно здесь, Андрей?
АНДРЕЙ: Вот уже год и два месяца.
АЛЕКСЕЙ: Ранен был?
АНДРЕЙ: Есть немного (показывает шрамы на руке). Ты видел во дворе разбитый БТР в проломе? Так вот я с него наводчик.
АЛЕКСЕЙ: Везёт тебе. А у твоего БТРа пулемёты работают?
АНДРЕЙ: Конечно, у меня всё работает. В прошлый раз Ковалёв за чёткую стрельбу объявил, что представил меня к медали «За отвагу».
АЛЕКСЕЙ: Да, награда, чёрт с ней. Здесь я вижу главное – продержаться.
АНДРЕЙ: Ну, не скажи. Потом в Союзе будут пальцем
в спину показывать, типа ряженый. Если бы отсиживался, было бы не обидно,
а у нас всё, как дед мне рассказывал о той войне: «пуля-дура» никого не жалеет... Здесь за тебя стрелять некому: духам только дай расслабиться: потом так обложат, что мало не покажется…
АЛЕКСЕЙ: Я много слышал рассказов в Союзе, но что бы как здесь…
АНДРЕЙ: А ты, Лёха, откуда родом?
АЛЕКСЕЙ: Я из Минска.
АНДРЕЙ: Я видел открытки моего погибшего друга, на них цветные фотографии Минска.
АЛЕКСЕЙ: А он минчанин? Как фамилия?
(заинтересованно)
АНДРЕЙ: Фамилия Франков, звали, как и меня, Алексеем. Показывал фотографию улицы, на которой жил, кажется, Партизанский проспект. Возле какого-то большого универмага. Он был водителем моего БТРа. Ковалёв ездил только с ним, никому больше не доверял. Он его из отряда сопровождения звал к себе, но ротный не отдавал.
АЛЕКСЕЙ: Он жил далеко от меня. Я на улице Горького.
А фамилию эту я где-то слышал.
АНДРЕЙ: Франков погиб в Кандагаре в октябре 1983 года. Есть
такой район и кишлак Карс. Мы туда входили бронегруппой, он шёл вторым.
Из развалин в упор по нам из гранатомётов, в засаду попали. Я, помню, успел крикнуть: «Всё, п…ц!» И тут как что-то ударит, пламя, дым. Не помню, как вылез? Меня вытащили. А он без головы.
АЛЕКСЕЙ: Есть такое. А Ковалёв откуда?
АНДРЕЙ: Отец Ковалёва военный, а он жил и учился в Ленинграде, часто вместе вспоминаем город. У меня остались в бригаде фотографии Ленинграда (пауза). Хороший офицер. Он для нас как старший брат. Сейчас он командиром взвода, пришёл к нам недавно, всего 4 месяца. У Ковалёва есть друг, офицер из Минска, ходит в колоннах, фамилия Катин. Можешь с ним поговорить «зёма» всё же. Скоро он должен быть проездом в батальоне, в пустыне.
АЛЕСЕЙ: А ты ленинградец?
АНДРЕЙ: Не совсем, мои родители живут сейчас в Луге, это
пригород. Я учился в Ленинградском госуниверситете, на «историческом»,
на третьем курсе отчислили за одну неприятную историю. Избил преподавателя за соседку по группе. Он её в компании соблазнил, а когда забеременела, бросил, хрен лысый… Я в секции бокса занимался, несдержался и ему «дал по башке»
за подружку. Об этом потом как-нибудь расскажу.
АЛЕКСЕЙ: Красивый город Ленинград?
АНДРЕЙ: Я не был в Минске, но в России красивее города нет.
Эх, Лёша, дай Бог выжить. Приезжай к нам в Питер, заживём! Хоть бы на денёк увидеть свой славный город: Фонтанку, Аничков мост, Мойку. Побродить по
Летнему саду. Эх! Как же это было давно – 100 лет назад.
АЛЕКСЕЙ: А что это за названия: Фонтанка, Мойка?
АНДРЕЙ: Это надо увидеть своими глазами, хоть бы один раз
в жизни каждому человеку нашей страны. Фонтанка – речка, и Мойка – речка
и в то же время улица. На Мойке, 12 лет жил и умер Пушкин, смертельно раненный на дуэли завистником Дантесом. Кстати, в доме напротив живёт известный и очень уважаемый в нашем городе артист Михаил Боярский.
Тебе он нравится?
АЛЕКСЕЙ: Да, по фильму «Д, Артаньян и три мушкетёра».
АНДРЕЙ (поёт):
На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги.
Но, слава Богу, есть друзья,
Но, слава Богу, есть друзья,
И, слава Богу, у друзей есть шпаги.
АЕКСЕЙ (смеётся): Почти как настоящий.
АНДРЕЙ: Я его однажды в Питере возле театра Ленсовета встретил. Он шёл с кем-то быстро-быстро. Деловые люди, что сказать…
АЛЕКСЕЙ: Ну да?
АНДРЕЙ: Да-а. Они шли к машине. А вот сейчас я бы нашёлся,
что сказать Михаилу Боярскому при случайной встрече. Я бы его остановил
и предложил бы закурить «Кэмэл» настоящий, не патентованный, мол, знай наших.
Потом бы сказал: «Уважаемый Михаил Сергеевич,
я влюблён в Вашего Д, Артаньяна, он очень похож на моего геройского взводного гвардии старшего лейтенанта Ковалёва в Кандагаре, командира крепости-героя «Пассаб». Я бы затянулся и вежливо, сняв шляпу, сказал:
«Извините. С уважением, Андрей».
АЛЕКСЕЙ: Здорово ты придумал. Что, серьёзно? Так бы и сделал?
АНДРЕЙ (рассмеявшись): Конечно, дай Бог живым остаться, специально подкараулю после «дембеля», возле театра Ленсовета, где он работает.
Так и сделаю.
АЛЕКСЕЙ: А до «дембеля»?
АНДРЕЙ: Ты думать об этом забудь, чем меньше помнишь
о нём, тем легче здесь. А девчонка у тебя дома есть?
АЛЕКСЕЙ: Есть. Катя, только мы с ней так и не начали… не
успели.
АНДРЕЙ: А зря. Я вот уже ребёнка имею. Только мы не расписались. Это я специально: лучше ждать будет.
АЛЕКСЕЙ: Ой, что-то кровь. А он что, спит? Он мёртв?
Случайно попадает рукой в лужицу крови возле лежащего солдата и вскаивает, вытирает руку о свои штаны.
АНДРЕЙ: Пуля в грудь, навылет, и в голову. У нас в этой комнате всегда убитых держат до отъезда в батальон. Давай немного «вмажем». У меня во фляге есть брага. Помянём его. Классный был парень.
Солдаты, по очереди, выпивают жидкость из фляги. Андрей подходит к трупу. Обнимает и целует в лоб. Расправляет одежду. Ковалёв входит в помещение.
КОВАЛЁВ: Сашу на мой БТР, также повезёте раненого Халимова. Андрей! После возвращения из батальона тебе поручаю заниматься огневой подготовкой с новенькими в течение остатка всего дня. Экзаменовать буду я. Сегодня я этим п…..м намерен «отдать долги». Буду просить разрешения
у комбата.
За спиной Ковалёва стоят четыре солдата.
1-ый СОЛДАТ: Давно пора, а то всё им сходит с рук.
КОВАЛЁВ (другому солдату): Пётр! Собери всех, кто не на постах, объяви: пусть готовяться. Боевой расчёт на вылазку прежний.
Алёша и Андрей выносят тело Франкова.
Батарея «ведёт» огонь. Позиции артиллерийской батареи в пустынном батальоне ранней весной, перед «Зелёной зоной». 1984-85 годы.
ЯВЛЕНИЕ 10
Звук подъезжающего БТРа, двигатели «чихают». Брезентовый навес без боковых стен. Закат, вечер. 3 стола, стулья. За двумя склонились офицеры, что-то чертят
на картах, неслышно переговариваются. За одним столом сидит майор, два капитана, и старший лейтенант, одетые в хэбэ обмундирование. Слышна отдалённая стрельба одиночными и длинными очередями. Японский магнитофон чуть слышно воспроизводит песню Пугачёвой: «А ты такой холодный, как айсберг в океане». Входит Филиппов, за ним два солдата ведут трёх афганцев.
Солдаты старшего лейтенанта Филиппова одеты в пыльное обмундирование
из х/б, в изношеные бронежилеты, с автоматами наперевес, с небрежно торчащими стволами между правой рукой и бедром, в пыльных ботинках. Афганцы одеты в грязные серые халаты, на голове чалмы, на ногах резиновые красные сандалии, под халатами какие-то грязные клетчатые рубахи, голые ноги чёрного цвета, с торчащими ногтями, в широких коротких штанах, ноги и руки слегка связаны. Один солдат Андрей, другой – высокого роста, по лицу – горец.
