Б) Жизнь человека: возможности отрицания имиджа

Обесчещенные ненавидят друг друга.

Ф. Искандер. Стоянка человека — М; «Правда», 1991— С. 227.

 

Гораздо сложнее, чем в группе, происходит блокирование или отрицание имиджа на индивидуальном уровне. В жизни человека такие процессы гораздо более трудны для исследования. Это, например, процессы понимания, страстей, интуиции, сна.

Автор встречал несколько точек зрения по этому поводу.

Во-первых, это идеология фатализма, согласно которой в данном случае изменить что-либо существенно в чередовании социальных и несоциальных мотиваций нельзя. Есть некоторая нить судьбы, причем местонахождение «катушки» неизвестно, которая разматывается, и единственное, что может сделать человек — стараться не мешать разматываться.

Во-вторых, у респондентов встречается гипотеза «снежного кома», согласно которой несоциальные процессы в жизни человека есть его ответ на агрессию социальных норм; он, как снежный ком, вбирает в себя энергию и массу других людей при общении с ними, и траектория такого движения для каждого своя.

Подчеркнем, впрочем, что речь идет о попытках объяснить феномены жизненного сценария «вне имиджа» у обычных людей, на уровне обыденного сознания.

Позиция автора, все же,  ближе к последней из приведенных, что подразумевает и необходимость выделения нескольких очевидных черт жизненных сценариев «вне имиджа». Такой сценарий требует высокой энергетики, и уже поэтому выбор его практически не бывает стихийным[143].

Кроме того, описываемые состояния психики крайне редко бывают прямо спровоцированы жизненными ситуациями (например, вариант Маугли, совершенно чуждого имиджам).

Вообще описываемые феномены психики очень трудно объяснить ответом на череду каких-то простейших ситуаций. Они откровенно избыточны для этого.

Косвенным доказательством этой избыточности является факт их необратимости. Иными словами, пройдя через такие состояния, человек уже никогда не возвращается к точке старта, и память о них — важнейший элемент того, что в предыдущих разделах книги называлось психическим комплексом.

Формально рассуждая, можно выделить три не сводимых друг к другу группы описываемых состояний, возникающих из:

• отсутствия неумения или невозможности строить имиджи. Таковы, например, патопсихологические состояния;

• нежелания строить имиджи в силу каких-то мировоззренческих или эстетических оценок (нравственная работа, тяга к истине, высокий уровень брезгливости);

• неожиданного возникновения ценностей более важных, чем привычка к строительству имиджей (например, страсти — аффект, тоска, несчастная любовь).

Приведем для обоснования интересующих нас положений имиджелогии лишь наиболее яркие их характеристики, взяв для примера процессы второго и третьего типа. Примеры таких процессов общеизвестны — понимание, интуиция, нравственность, страсти и др.

Проблемы герменевтики[144], системы дисциплин, изучающих феномены понимания, всегда относились к числу наиболее запутанных и сложных.

В рамках этой книги было бы несерьезным предпринимать даже попытку пересказа, а тем более исследования всех аспектов феномена понимания — начиная с вопроса о понимании в психике животных. Выделим лишь несколько черт феномена понимания, показывающие его роль в социальном поведении.

1. Понимание не может быть полностью интуитивным, оно неизбежно подразумевает систему обоснований того или иного вывода или прогноза.Вместе с тем понимание не является и простой системой рассуждений, отвечающей законам формальной логики — скажем, закону исключенного третьего или избегания учетверения терминов в силлогистике. Непременным условием понимания является освоение системных связей посылок и выводов, присвоение их как части своего мира. Потому связь понимания с рассудком совсем не означает отождествления понимания с безличным результатом работы какой-то мифической «бионнойЭВМ» в нашей психике.

2. Понимание неоднородно и не тождественно условиям, при которых оно возникает. Оно, если можно так выразиться, «вырастает» только из рациональных интерпретаций информации, но не сводится к ним, а существует лишь на их базе — по крайней мере, некоторое время, — поскольку оно имеет конечное время существования, и понять что-либо навсегда и окончательно (в том числе и утверждение об этом), видимо, нельзя.

Соответствующие исследования позволяют считать не лишенным смысла следующий график:

График 12.

Другими словами, понимание, возникая на базе рациональных, проверяемых рассудком и личным опытом, интерпретаций информации, всегда несколько избыточно по отношению к субъективной цели, и избыток такого понимания фильтруется, отбрасывается большинством людей. Сам же акт понимания кратковременен, что доказывается опытами по изучению решения задач на понимание, и потом лишь фиксируется в навыках и ассоциациях. Последние запоминаются по какой-нибудь «метке» (цвет, слово, запах, мысль) и используются при следующей попытке понять что-либо, не поддающееся при использовании уже имеющихся навыков.

Поэтому понимание всегда основано на методе «подстановки» имеющегося знания, навыков при решении эвристической задачи — но опять-таки не сводится к нему.

Ничего похожего на этот странный всплеск на энцефалограмме людей, внезапно решающих эвристические задачи, у животных не отмечено (хотя формально похожее поведение животных в некоторых опытах отмечалось). В этом смысле конкретное отличие человека от животного состоит, видимо, именно в способности понимать то, что им, человеком, не является.

Такие опыты позволяют, видимо, сделать обязывающий жесткий вывод о том, что понимание в принципе не рефлекторно и не существует как сторона всех без исключения процессов мышления. В понимании происходит странная попытка человека стать самим собой, используя адаптацию как причину, а может быть и повод для этой посильной лишь на краткое время задаче — если только само «психическое время» не меняет своих свойств в пугающем большинстве людей акте понимания.

Напомним, также, что основа понимания - установление причинных связей явлений. Но только «высшее», или «чистое» понимание, пользуясь терминами Ж.-П. Сартра, начинает работать тогда, когда недостаточно механизмов воли. В этом смысле понимание и воля ортогональны, т.е. «избыток воли ведет к редкому использованию понимания. Когда же человек вырабатывает привычку к на редкость не рациональной трате энергии на понимание, он становится нерешительным. Его установки включают в «рассмотрение» волей вариантов поведения слишком много информации.

3. Понимание, будучи не сводимым к системе рассуждении, в высшем своем выражении порождает особый психический феномен — эмпатию, т.е. сопереживание, основанное на возникающем умении моделировать себя как другого, умение быть другим, оставаясь собой.

Последнее важно, поскольку эмпатию не стоит смешивать с другой способностью человека — способностью подражать, копировать, играть в другого, что совсем не обязательно связано с сопереживанием (по традиции такие способности называют миметическими, или мимесисом). Не основана эмпатия и на эффекте двойника, когда человек субъективно идентифицирует себя с другой личностью. В состоянии эмпатии — как правило, весьма кратковременном, — человек как бы «впускает» образ другого как паритетную ценность, цель своей деятельности.

Так рождается особая «автономная» нравственность — хотя последняя может возникать и путем подражания лидеру, чьи ценности субъективно признающая человеком эталонными.

Подчеркнем, что и в том, и в другом случае речь идет о феноменах индивидуального сознания, что исключает из поля зрения общественную мораль — как впрочем, и социальные регуляторы поведения вообще.

Соотношение морали и нравственности легко проследить на следующей схеме: