2020-09-24
95
о р г а н и ч е с к и с в я з а н ы д р у г с д р у г о м в п р о ц е с с е п о з н а н и я. Только одна правильность формы мыслей, правильность, последовательность мыслей, правда, не дает гарантии истинности наших знаний, но, как мы видели, она — необходимое, хотя и недостаточное условие познания. Конечно, можно оторвать правильность от истинности, но процесс познания в таком случае не осуществится. В таком случае мы будем иметь не науку логики, изучающую условия и законы правильного построения мыслей, ведущих к подлинному знанию, а бессодержательную, схоластическую и формалистическую игру в понятия, следование одних мыслей из других, не имеющих никакого значения д ля живого процесса познания.
Некоторые логики отождествляют правильность, последовательность мышления с истинностью. Но, как мы уже указывали, одна только последовательность мыслей, только правильная связь мыслей не гарантирует их истинности. О тождествление правильности и истинности приводит к неприемлемым результатам, а именно, к тому положению, что для достижения истины достаточно правильно, последовательно мыслить, что соблюдение правил логики достаточно для познания действительности. Неприемлемость, ошибочность, реакционность разных философских систем, как, например, идеализма, агностицизма, механицизма и т. д., нельзя объяснить тем обстоятельством, что авторы этих систем не мыслили логически, последовательно. Правда, часто эти философы впадали в противоречия, сознательно или несознательно нарушали правила логического мышления, однако не в этом была их главная ошибка. Очень часто они мыслили вполне последовательно, опираясь на определенные основания, и тем не менее создавали ложные теории. Происходило это потому, что основания, из которых они выводили последовательно свои положения, были ложны, обусловливались классовыми интересами и классовой идеологией.
|
|
|
Нельзя утверждать, что представители господствующего класса современных империалистических государств, политики, идеологи, создающие разнообразные реакционные теории, только тем и заняты, что совершают логические ошибки, мыслят неправильно, непоследовательно. Если бы это было так, то против них нужно было выставить преподавателей логики, которые указали бы на логические ошибки в их рассуждениях. Конечно, эти политики и идеологи часто прибегают к софизмам, жонглируют понятиями и т. д., так как им нужно оправдать в глазах народа, в глазах масс свою хищническую, антинародную, агрессивную политику. Это, так сказать, показная сторона, это речи, с которыми они выступают перед массами на международных совещаниях, где они стремятся доказать свое миролюбие, приверженность демократии, справедливости и т. д.
|
|
|
Но за этой показной стороной, на своих тайных совещаниях, где разрабатываются планы эксплуатации масс, эксплуатации колоний, завоевания господства над миром и т. д., они, исходя из своих классовых интересов, как оснований, мыслят правильно, логически, и если их планы не осуществляются,— они, конечно, обречены на провал,— то в этом повинно, конечно, не столько незнание логики, неумение последовательно мыслить, сколько классовая ограниченность, классовые интересы, как основания, которые противоречат законам развития действительности.
Теория, в которой встречаются непоследовательность, нарушение правильной связи мыслей, нарушаются правила логического мышления,— не научная теория. Но это положение нельзя обратить и сказать: всякая научная теория — это такая теория, в которой не нарушаются правила логического мышления. Теория может быть ненаучной и в том случае, если последовательность и связь положений в этой теории логичны. Если основания, на которые опирается эта теория, ложны, искажают действительность, то дальнейший ход мыслей, как бы он ни был правильным, логически последовательным, не сделает ее истинной.
4. О так называемой формальной истине.
В буржуазной логике распространен взгляд, что существует двоякая истина и поэтому двоякий- критерий истины. Этот взгляд в популярном виде изложены в учебнике логика
Челпанова. Челпанов писал: «Мы считаем какое-либо положение истинным материально, когда оно соответствует действительности или вещам. Мы считаем то или другое заключение истинным формально в том случае, когда оно выводится с достоверностью из тех или иных положений, т. е., когда верен способ соединения мыслей, самое ж е заключение может совсем не соответствовать действительности. Те правила, которые указываю т, когда получаются заключения истинные формально, мы можем назвать формальными критериями истинности; тс правила, которые определяют материальную истинность, мы можем назвать материальными критериями истинности»[7].
Челпанов, правда, говорит, что существуют «правила, которые определяют материальную истинность», но он нигде не старается установить и перечислить эти правила. В этом отношении логики более раннего периода были более последовательными, когда они вообще отрицали «материальный критерий» истинности. Кант, например, утверждал, что «всеобщий материальный критерий истинности невозможен, это было бы даже противоречием»[8]. Что касается формальной истинности, то она «состоит исключительно в согласии знания с самим собой, при полной абстракции от всяких объектов вообще и от всех их отличий»[9].
Теория, утверждающая существование двоякой истины, истины формальной и истины материальной, причем между этими истинами нет и не может быть никакой связи, в корне ошибочна. Это—точка зрения идеализма и формализма. Истина одна: она — отражение действительности в человеческом сознании; она объективна, так как в человеческом мышлении есть содержание, не зависящее ни от человека, ни от человечества, а обусловленное объективной действительностью. Она, эта истина, относительна, так как ограничена рамками эпохи, но содержит в себе зерна, частицы абсолютной истины. И единственным критерием истины является общественно-историческая практика. Никакой формальной истины не существует, так же как не существует формального критерия истинности.
Что касается правильности и последовательности наших мыслей, правильности связи и построения мыслей, то она, правильность, еще не истина, а необходимое условие истинности наших суждений, она — одна сторона, один момент истинного знания. Рассуждение п р а в и л ь н о е по форме и истинное по содержанию — это две стороны процесса познания. Одна только правильная форма, взятая отдельно, вне истинных исходных положений, посылок, — пустая бессодержательная форма. Процесс познания не может осуществиться, если, рассуждая об истинном, мы будем рассуждать логически неправильно; и, наоборот, если, рассуждая о ложном, мы будем рассуждать логически правильно.
|
|
|
Истинное знание осуществляется единством мышления, правильного по форме и истинного по содержанию исходных положений.
5. Формализм отождествления правильности и истинности
Правильность характеризует не содержание мысли, а логическую форму. Содержание мысли всегда конкретно: оно всегда отражает конкретные вещи и явления,- даже в том случае, когда мысль высказана не об отдельных вещах и явлениях, а об общих и тождественных явлениях. Если мы высказываем мысль о том, что металлы проводят электричество, или, что базис определяет надстройку, или, что язык не является классовым, то мы утверждаем нечто обшее о металлах, а не о данном куске железа, говорим вообще о базисе, а не только о капиталистическом базисе, говорим вообще о языке, а не только о русском языке. То есть, содержание мыслей касается определенных вещей, независимо от того, единичны ли эти вещи, индивидуальны или общие.
Иное положение имеем мы в логической форме. Тут можно провести аналогию между логическими и грамматическими формами. «Отличительная черта грамматики, — писал И. В. Сталин, — состоит в том, что она даст правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще слова без какой-либо конкретности; она дает правила для составления предложений, имея в виду не какие-либо конкретные предложения, скажем, конкретное подлежащее, конкретное сказуемое и т. п., а вообще всякие предложения, безотносительно к конкретной форме того пли иного предложения. Следовательно, абстрагируясь от частного и конкретного, как в словах, так и в предложениях, грамматика берет то общее, что лежит в основе изменений слов и сочетании слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические законы. Грамматика есть результат длительной, абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления»[10]. На самом деле, возьмем для примера известную логическую
|
|
|
1. а есть в 2. а есть в
в есть с с есть в
а есть с ?
Что мы мыслим под а, в, с,? Конечно, не конкретные вещи и явления, как, например, Сократа, смертность, металл, проводник электричества и т. п. В этих логических формах, в данном случае умозаключениях, связаны понятия, которые имеют в виду не конкретные вещи и явления, подобные перечисленным выше, а вообще вещи и явления без всякой конкретности. Абстрагируясь от частного и конкретного, логическая форма отражает то общее, что лежит в основе связей и отношений между вещами и явлениями. Благодаря этим формам, человеческое мышление получает возможность облечь свою мысль в правильную, последовательную оболочку.
Логические формы, конечно, не классовы; они не принадлежат к надстройкам базиса. И древние греки мыслили этими формами, — кстати Аристотель впервые исследовал и открыл некоторые из этих форм,— и люди двадцатого века мыслят при помощи этих форм. Эти формы — общечеловеческие; всякий нормальный человек мыслит при помощи этих форм.
Правда, представители реакционной буржуазии, философы, социологи, политики для «обоснования» своих теорий, взглядов, д л я оправданий своих действий прибегают часто к софизмам, к подмене понятий, иногда даже отрицают логику, впадая в алогизм и т. д., но это не значит, что они мыслят другими формами; они просто нарушают законы логического мышления, «они не в ладу с логикой».
Но если логические формы не относятся к надстройкам базиса, если они не классовые, а общечеловеческие, то это еще не значит, что объяснение, интерпретация этих форм, теория логических форм не относится к надстройкам базиса, что она не классовая.
Логика, как наука о логических формах, — классовая наука. Одно дело — логическая форма
а есть в
в есть с
а есть с, по которой мыслит всякий нормальный человек, другое дело — объяснение факта необходимости следования суждения «а есть с» из данных двух суждений. Что заставляет нас мыслить по этой форме? Априорная закономерность нашего мышления, как это утверждал Кант и вместе с ним многие идеалисты? Является ли эта форма априорной формой нашего рассудка, lie имеющей ничего общего с объективной действительностью? Или, быть может, она — форма «экономного» мышления, созданная мышлением для удобства описания, ради удобного упорядочения ощущений?
Марксистский философский материализм, отвергая все эти и им подобные идеалистические извращения сущности логических форм, утверждает, что логические формы выражают отношения вещей, что «практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики»[11].
Таким образом, как только возникает вопрос об объяснении, теории логических форм, сразу обозначаются две основные линии в логике: линия материализма и идеализма. Борьба материализма с идеализмом, отражающая в своеобразной форме борьбу классов в обществе, красной нитью проходит через всю историю логики. «Сама формальная логика являлась, начиная с Аристотеля и до наших дней, ареной ожесточенных споров», — писал Энгельс[12]
Мы уже говорили о том, что логическая форма абстрагируется от конкретных вещей, как грамматическая форма от конкретных слов и конкретных предложений. Конкретные вещи и явления и их сущности, как общее и тождественное в них, — многообразны, многоразличны. Но, несмотря на различие, о н и о б л а д а ю т, к а к вещи, я в л е н и я, сущности, о б щ и м и ч е р т а м и, которые проявляются в их связях и отношениях. Так, если, а имеет определенное отношение к в, а в такое же отношение к с, то тогда, а имеет такое же отношение к с. Такая связь между а, в и с объективна и характеризует вещи как таковые, а не ту или иную вещь. В логической форме, в данном случае, в форме умозаключения отражается с помощью понятий а, с, с эта связь вещей вообще. В практике человечества эти связи между конкретными вещами, повторяясь миллиарды раз, отложились в виде фигур умозаключения.
Связи и отношения вещей и явлений многообразны, а потому многообразны и логические формы. Та же практика, повторяясь миллиарды раз, отложилась в нашем сознании в виде неправильной фигуры
а есть в
с есть в
?
так как в объективной действительности две различные вещи (а и с) могут иметь связь с одной вещью (в), но эти две вещи (а и с) могут иметь, а могут и не иметь связи друг с другом.
Таким образом, ясно, что логическая форма обусловлена связями и отношениями вещей и явлений, как вещей и явлений вообще, и поэтому она не может гарантировать истинности утверждения о связи каких-либо конкретных вещей или явлений, выраженных в посылках. Логическая форма — форма правильного построения мысли, форма последовательной связи мыслей, отражающая формы связей и отношений между вещами, гарантирует, в случае умозаключения, истинность заключения при наличии истинности содержания посылок. Формализмом в логике является как отрыв правильной формы от истинности содержания посылок при познании действительности, так и отождествление правильности формы и истинности содержания.
Вообще формализм заключается в признании только формы за существенное в явлении, в признании независимости формы от содержания или в обусловленности содержания формой. Так, например, логическая теория Канта, безусловно, формалистическая и идеалистическая, поскольку она отрывает форму от содержания и признает ведущее значение формы. Современная буржуазная «логика отношений» является также формалистической и идеалистической теорией, так как она признает формы мысли вне их зависимости от действительности, признает, что формы отношений, созданные мышлением, создают вещи и явления мира.
Своеобразный вид формализма культивируется в современных буржуазных учебниках логики. По аналогии с математикой, современные буржуазные логики совершенно выбрасывают понятие истинности из науки и заменяют его понятием правильности, последовательности. Иными словами, понятие истины они отождествляют с понятием правильности. «Геометрия, как математика, интересуется лишь логическими зависимостями между своими положениями, более точно — занимается логическим выводом из некоторого числа положений (аксиом) всех остальных. Об истинности предложений геометрии, к а к. математики, можно говорить поэтому лишь условно, а именно в том смысле, что данное предложение действительно выводится из аксиом»[13].
Дело в том, что аксиоматический метод в геометрии дал серьезный толчок развитию геометрии: стали возможными широкие обобщения, появились, неевклидовы системы геометрии.
Все эти системы логически безупречны, из установленных аксиом логически вытекают все теоремы данной системы. Но заменять понятие истины понятием логической выводимости ни в коем случае не допустимо. Ведь построенная таким образом система носит характер «гипотетически-дсдуктивной», как выражаются иногда сами математики. Ведь вопрос истинности— это вопрос адекватного отражения действительности в человеческом.мышлении. И поэтому, если системы геометрии логически безупречны, это еще ничего не говорит об истинности положений, теорем этих систем. Остается нерешенным вопрос о том, какая из этих систем адекватнее отражает действительность. Решение этого вопроса уже выходит за пределы данных систем геометрии; этот вопрос решает уже практика, в частности опыты, поставленные физикой.
Логическая безупречность систем геометрии не гарантирует их истинности, не дает гарантии, что они отражают действительность. Поэтому нельзя отождествлять понятие правильности с понятием истинности. Формализм заключается не в аксиоматическом построении систем геометрии, а в признании этих систем истинными за их логическую безупречность.
Отрыв логических форм от действительности, отождествление правильности хода мыслей с истинностью мыслей является одним из самых распространенных видов формализма в современной буржуазной логике.
6. Правильность связи мыслей — отражение связи вещей
Истина — адекватное отражение предметов, явлений действительности; правильность характеризует, не отдельны мысли, а связь суждений, последовательность мыслей, следование одних мыслей из других. Суждения «Советский Союз— социалистическое государство», «С. Ш. Америки готовятся к агрессивной воине», «металлы проводят электричество» — истинны, так как они адекватно отражают действительность.
Суждения: «в С. III. Америки существует демократия», «Москва севернее Ленинграда», «железо — газообразное тело»— ложны, так как они не отражают объективной действительности. Дело туг не в том, имеем ли мы правильное или неправильное построение мыслен, а в том, истины или ложны данные мысли.
Другой вопрос, когда мы имеем дело со связью мыслей. В умозаключении:
Металлы — проводники электричества
Железо —.металл
Железо — проводник электричества связь мыслей правильна, так как из посылок вывод следует с необходимостью. В умозаключении:
Металлы проводят электричество
Резина не металл
Резина не проводник электричества связь мыслей неправильна, так как вывод вовсе не вытекает из посылок; другими словами, вывод не обоснован посылками, хотя посылки и выводное суждение истинны.
Возникает вопрос, чем обусловлена правильность связи мыслей. Легко можно заметить, что правильность связи мыслей, их последовательность не зависит от нас, то есть, не зависит от наших желаний, от наших настроений, от нашей воли: правильность связи мыслей не носит субъективного характера. Мы не можем по нашему желанию делать любые выводы из данных посылок. Если мы признали истинность положений, что война колониальных народов против колонизаторов и угнетателей — справедливая воина и война индонезийского народа против американских и голландских колонизаторов есть именно такая война, мы неизбежно должны согласиться также с положением, что война индонезийского н ар о д а— справедливая война. При последовательном мышлении мы «чувствуем принуждение» мыслить так, а не иначе, что из таких-то и таких суждений вытекает с необходимостью такое-то суждение. Такая связь мыслей, их последовательность носит объективный характер. Конечно, этим мы не хотим сказать, что последовательность мыслей, связь мыслей, суждений существует независимо от нашего сознания, в объективной действительности. Мысли существуют в сознании и нигде больше; мы хотим сказать, что они не зависят от наших переживаний, настроений и т. д., что они обусловлены законами, независящими от нашей психики, законами, которым мы подчиняемся при правильном мышлении.
Мысль о том, что правильность мышления не зависит от психических переживаний, что она обусловлена определенными законами, имеющими объективный характер, защищается многими логиками.
Но необходимый и объективный характер последовательности, правильности мышления объясняется логиками различно, смотря по тому, какую точку зрения защищает тот или иной логик, материалистическую или идеалистическую. Представитель немецкого идеализма Кант также защищает мысль о том, что следование одних мыслей из других, правильность мышления носит объективный и необходимый характер. Но эта необходимость представляет собой не что иное, как необходимость нашего рассудка; законы связи между мыслями — это законы чистого- мышления. Необходимость не что иное, как всеобщность; она обусловлена не эмпирическим сознанием какого-либо индивидума, а закономерностью человеческого «сознания вообще». Законы сознания априорны, они предшествуют опыту, и так как мышление люден подчиняется законам этого «сознания вообще», то эти законы имеют объективный характер. Получается странное положение: априорные законы мышления субъективны, так. как они ведь законы только мышления, а не независимой от него действительности. Но так как эти законы представляют собой не законы мышления отдельных людей, но действуют вообще в человеческом сознании, то они имеют объективный характер.
Теория Канта идеалистическая: основу объективной закономерности Кант ищет в субъективном, в сознании. Если закономерность — закономерность т о л ь к о сознания, то она субъективна и никоим образом не может стать объективной. Делу не поможет то обстоятельство, что эта закономерность характеризует не мышление отдельных людей, а человеческое мышление вообще, мышление человеческого рода. Объективность закономерности и вообще объективность чего-либо нельзя объяснить таким путем. Нелепо объяснять объективность закономерности, исходя из сознания, все равно будет ли это сознание индивидуальным или так называемым сознанием вообще.
Ленин, критикуя субъективно-идеалистическую точку зрения Богданова, пытавшегося обосновать различие между субъективным и объективным тем обстоятельством, что первое якобы связано с опытом сознания индивидума, а второе— с опытом коллективного сознания, указывает на его основную ошибку:
«Основа объективности должна лежать в сфере к о л л е к т и в н о г о опыта. Объективными мы называем те данные опыта, которые имеют одинаковое жизненное значение для нас и для других людей, те данные, на которых не только мы без противоречия строим свою деятельность, но на которых должны, по нашему убеждению, основываться и другие люди, чтобы не «прийти к противоречию. Объективный характер
физического мира заключается в том, что он существует не для меня лично, а для всех». В этом месте Ленин
замечает: «неверно! он существует независимо от всех»[14].
Объективно то, что существует независимо от сознания, а то, что существует только в сознании, —субъективно. Объективный характер последовательности, правильности мышления нельзя объяснить субъективными свойствами сознания. Идеализм не может объяснить объективный характер закономерности,
необходимости.
Необходимая связь мыслей, необходимое следование одних мыслей из других можно объяснить только тем, что связь, следование подчиняется на самом деле объективной закономерности, закономерности независимо от сознания и мышления существующей действительности. Логическое, то есть правильное мышление не оторвано от объективной действительности, у него нет своей собственной, самостоятельной, независимой от объективного мира закономерности. Так же как изменение и развитие сознания и, в частности, мышления подчиняется законам диалектики, а эти законы представляют законы всей действительности, природы и общества, и эти же законы действуют и в области мышления, точно так же законы правильного, последовательного мышления представляют собой черты определенной стороны действительности и постольку они характеризуют и мышление.
Правильная связь мыслей — не что иное, как своеобразное отражение в нашем мышлении связей и отношений вещей и явлений действительности. Если Петр сидит рядом с Иваном, а Иван рядом с Павлом, мы заключаем, что Петр не сидит рядом с Павлом. Эта связь мыслей, безусловно, правильная, она отражает реальную, объективную связь и отношение трех вещей, в данном случае трех лиц. Именно на это указывал Ленин. Ленин писал о формах умозаключения, что они выражают «самые обычные отношения вещей».
7. Возможность истинного вывода при ложных посылках
Выше было установлено, что одно только правильное построение мыслей, их последовательность еще не гарантирует истинности познания, что правильное мышление — только одна сторона многогранного процесса познания, что только посредством единства истинности содержания исходных положений и правильности формы связи мыслей осуществляется подлинное опосредствованное знание. Это положение на
первый взгляд противоречит общеизвестным фактам, а именно, фактам получения истинного вывода из ложных посылок при правильном построении мыслей. Очень легко, например, подобрать такие ложные посылки, из которых с необходимостью следует вывод и вывод этот — истинное положение.
Например:
Все металлы — жидкости
Ртуть — металл
Ртуть — жидкость
Умозаключение это правильное и, несмотря на ложность первой посылки, вывод оказался истинным. Можно подобрать обе посылки ложные таким образом, чтобы вывод опять оказался истинным.
Например:
Все металлы — жидкости
Вода — металл
Вода — жидкость.
Следовательно, истинное положение можно получить в выводе не только из истинных посылок, но и из ложных?! Если это так, то возникает законное сомнение в ценности выводного, опосредствованного знания. Объяснение того обстоятельства, что из ложных посылок можно получить в выводе истинное суждение, дано уже Аристотелем[15]. Аристотель объясняет данное обстоятельство следующим образом: если
А не есть В и В не есть С, то А все -таки м о ж е т б ы т ь С.
Поэтому суждения А есть В и В есть С — ложны; а из этих двух суждений вытекает, что А есть С, что является истинным суждением. Точно так же: допустим а не равно в и в не равно с; но а и с равны друг другу; тогда из двух ложных суждений
а = в (ложное суждение)
в == с (ложное суждение)
следует суждение: а = с, что, по условию, истинное суждение. Но так как а может и не быть равным с, то истинность вывода а = с совершенно случайна.
Следовательно: можно и из ложных посылок получать истинные положения. Но тут нужно указать на следующее обстоятельство: получение в выводе истинного положения из ложных посылок является совершенно случайным, и нельзя, поэтому на основании таких примеров установить правило: из ложных посылок с помощью правильного мышления получается истинное суждение. Если уж говорить о правиле, то
в данном случае можно установить следующее правило: из ложных посылок с помощью правильного мышления можно получить и истинные и ложные суждения, причем нельзя установить, когда получается истина н когда ложь. С другой стороны, можно установить правило: из истинных посылок с помощью правильного мышления получаются с необходимостью истинные выводы. Одно это обстоятельство показывает, какое громадное значение имеют правильное мышление и его законы в процессе познания, для достижения истины.
Однако, интересно то обстоятельство, что в процессе познаниям мы часто прибегаем к умозаключениям с заведомо ложными посылками, а иногда к посылкам, истинность которых сомнительна. В процессе познания — именно для достижения истины — нам приходится доказывать истинные положения, опровергать ложные положения, проверять положения, истинность которых кажется нам сомнительной. И очень часто в таких случаях мы прибегаем к рассуждениям, основанным на заведомо ложных и.сомнительных посылках. Так, например, часто мы прибегаем, в частности в геометрии, к доказательствам теорем «от противного», доказательствам, приводящим к нелепости. Чтобы доказать, что положение А истинно, мы предполагаем противное, а именно, что А ложно и, исходя из этой ложной посылки, делаем вывод, противоречащий данным условиям, то-есть приходим к нелепости и заключаем, что нелепость получилась вследствие нашего предположения, что А ложно; следовательно А истинно.
Таким же образом обращаемся мы с гипотезой, которая не поддается непосредственно проверке практики. Мы принимаем данную сомнительную гипотезу за истину, делаем из нее выводы и проверяем выводы на практике. Если выводы не оправдываются на практике, то мы убеждаемся в ложности гипотезы. Подробнее об этом будет изложено ниже в главах о доказательствах и гипотезе, но и тут следует подчеркнуть,
что правильное мышление имеет определенную ценность в процессе познания, часто даже и в тех случаях, когда посылки ложные, именно в тех случаях, когда вопрос стоит об истинности самих посылок.
8. Возможность ложного вывода при правильном построении мыслей.
В связи с вышеизложенным может возникнуть вопрос: если закономерность логического мышления имеет объективный характер, если связь и последовательность мыслей есть отражение связей и отношений вещей объективного мира, то как же может случиться, чтобы подчиняющаяся этой закономерности связь мыслей приводила к ложным, выводам.. Конечно, можно было бы просто разъяснить это недоразумение:
ведь правильное мышление только в единстве с истинными исходными положениями обеспечивает необходимость истинного знания. Из ложных посылок, как мы видели, следуют и истина и ложь. Мысли, которые мы связываем, могут и не быть истинными, а из связи ложных мыслей нет гарантии получить непременно истинную мысль.
Получение ложной мысли в процессе закономерной связи и последовательности мысли объясняется тем обстоятельством, что мы ложным мыслям, сознательно или бессознательно, приписываем объективное значение, чисто субъективному придаем объективное значение и подчиняем объективной закономерности.
Если мы ложным положениям, например, что между буржуазией и пролетариатом нет антагонистического противоречия, что они могут сотрудничать друг с другом в целях развития и процветания страны, приписали характер объективной истины, то отсюда мы должны заключить, что между ними нет и не может быть борьбы и конфликтов, что не нужна я невозможна социалистическая революция, не нужна и диктатура пролетариата для построения социализма. Если мы приняли за посылки первые положения, это значит, что мы приписали ложным суждениям характер объективной истины, и подчинили их законам правильного логического мышления, мы нарушили тут не закономерности правильного мышления, а ложным суждениям приписали характер истины и по правилам логического мышления сделали вывод.
Логика и психология
Объявив мышление — хотя бы и правильное — предметом логики, мы принуждены поставить вопрос о взаимоотношении логики и психологии. Ведь предметом психологии является психика: психология — наука о закономерностях психики человека. В состав психики входит и мышление. Существует целый отдел психологии, трактующий о мышлении — психология мышления. Не совпадает ли логика, как наука о мышлении, с психологией мышления?
Вопрос о соотношении логики и психологии был одним из актуальных вопросов в истории логики, в частности в истории логики конца XIX и начала XX вв. В борьбе различных направлений особенно выделились так называемые психологистическое и антипсихологистическое направления. Представители психологизма защищали точку зрения, согласно которой логика есть часть психологии, прикладная психология, или паука, построенная па принципах психологии. Логика не является самостоятельной наукой. Соотношение между психологией и логикой такое же, как между целым и частью. Или иначе: психология — паука, что же касается логики, то она представляет собой применение принципов психологии в определенных целях; а также: психология — наука, логика же искусство применять- принципы психологии в определенной
сфере. Основной аргумент психологистов таков: логика имеет дело с мышлением, мышление же — психический процесс, и поэтому логика — часть психологии, так как психику изучает психология.
Антипсихологисты защищали и самостоятельность логики от притязаний психологии. Логика, утверждали они, самостоятельная наука, независимая от психологии. У логики и психологии различные объекты изучения, невозможно их смешивать, нельзя объявлять логику частью психологии.
Из наших, советских логиков эту точку зрения защищает проф. Строгович. Он старается обосновать положение о различии между логикой и психологией следующим образом. Во-первых, говорит он, логика отличается от психологии тем, что логика изучает только законы мышления, в то время как психология изучает законы всей душевной жизни человека, то есть, изучает не только мышление, но и эмоции, чувства,
волю и т.д.[16] Второе отличие заключается в том, что психология изучает мышление, как психическую деятельность, как. естественный процесс, как ом фактически протекает. Логика же изучает законы не всякого мышления, а только законы правильного мышления, то есть, те необходимые формы, которые гарантируют правильность мышления, согласованность мыслей, правильность выведения одной мысли из другой[17].
Оба аргумента, приведенные проф. Строговичем для доказательства самостоятельности логики и против притязаний психологии, говорят скорее в пользу психологизма. Эти аргументы доказывают в сущности не то, что желает доказать проф. Строгович, а обратное, именно, что логика есть часть психологии.
