Теория естественного права и общественного договора. Взгляды Г. Гроция и Т. Гоббса

Тема. Развитие европейской историографии в XVII – начале XVIII века

Лекция 4

Цель. Раскрыть сущность теории естественного права и общественного договора, охарактеризовать взгляды Г. Гроция и Т. Гоббса, взгляды европейских мыслителей XVII – начала XVIII века.

Содержание

1. Теория естественного права и общественного договора. Взгляды Г. Гроция и Т. Гоббса.

2. Взгляды европейских мыслителей XVII – начала XVIII века.

Основная литература

1. Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняется естественное право и право народов, а также принципы, публичного права. – М., 1956.

2. Гоббс Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. – М., 1936.

3. Вико Д. Основания новой науки об общей природе наций. – Л., 1940.

4. Косьминский Е. А. Историография средних веков. – М., 1963.

5. Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен по XVIII век: Курс лекций. – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982.

Дополнительная литература

1. Гулыга А. В. История как наука. — В кн.: Философские проблемы исторической науки. – М., 1969.

2. Пуфендорф С. Политическое рассуждение о согласии политики истинной с религиею христианскою. – СПб., 1815.

3. Прокопович Ф. Соч. – М.; Л., 1961.

4. Плеханов Г. В. История русской общественной мысли, кн. 2. – М.; Л., 1925.

5. Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого. – М., 1902.

Философское осмысление человеческой истории было в XVII в. связано прежде всего с учением об естественном праве и обще­ственном договоре. Самыми выдающимися адептами этого учения были тогда голландский юрист Гуго Гроций (1583-1645 гг.) и английский философ Томас Гоббс (1588-1679 гг.).

Под впечатлением успехов естествознания, позволивших науч­но объяснить многое из того, что еще недавно являлось сферой теологии, ученые XVII — начала XVIII вв. надеялись распростра­нить действие законов математики и естествознания на историю. Гоббс мечтал о времени, когда взаимоотношения человеческих поступков будут определены с тою же уверенностью, как коли­чественные отношения геометрических фигур. Он даже полагал, что тогда человеческий род будет пользоваться непрерывным миром и не будет никакой борьбы. Стремясь сделать методы геометрии и механики нормой всякого научного мышления, Гоббс не учитывал специфичности законов общественной жизни и их большой сложности. Но стремление решать проблемы обществен­ной жизни с помощью пытливого разума, а не слепой веры, было глубоко прогрессивно.

Гоббс перевел на английский язык «Историю» Фукидида. Гуго Гроций издал Тацита и сам был автором нескольких исторических произведений о древности Голландской республики, о Нидерландской революции и др. Но значение обоих ученых для истории исторической науки определяется мыслями и поло­жениями, которые высказаны в их главных трудах. Важнейшим сочинением Гроция является труд «О праве войны и мира», опубликованный в 1625 г. и переведенный около 1710 г. на русский язык. Важнейшим произведением Томаса Гоббса являет­ся «Левиафан», вышедший в свет в 1651 г.

Вслед за Макиавелли и другими гуманистами Гоббс и Гроций рассматривали государство человеческими глазами и выводили «его естественные законы из разума и опыта, а не из теологии». Они не признавали божественного происхождения государства и объясняли его появление человеческими потребностями и че­ловеческим разумом.

Вслед за Аристотелем Гуго Гроций считал, что по природе человек является существом общественным. Стремление к обще­нию с себе подобными он признавал важнейшим свойством человеческой природы. Характеризуя первых людей, Гроций отмечал, что у них не было частной собственности. Первый человек мог овладеть для своей надобности, чего бы не пожелал, и потребить все, чем только он в состоянии был воспользоваться. И то, «чем каждый овладевал подобным обра­зом, другой не мог у него отнять». Такую систему Гроций назы­вал правом на вещи низшего порядка. Однако такая бесконфликт­ная ситуация и отсутствие частной собственности могли длиться лишь постольку, поскольку люди пребывала в великой простоте или «находились между собой в некоей чрезвычайной взаимной приязни». Но по мере того, как возникали земледелие, ското­водство и ремесло, по мере того, как развивалась «разнообраз­ная изобретательность» и хитрость, все это стало употребляться для удовлетворения страстей. «Из различия способностей про­истекали соревнование и даже убийство, и, наконец, когда добрые осквернились сообществом злых», водворился «быт насильников и зверская дикость». Когда люди убедились в том, что отдельные рассеянные семейства не в силах противостоять насилию, они решают создать государство. Решение это было принято потому, что обстановка насилия и зверской дикости противоречила общи­тельной природе человека. Таким образом, «первоначально люди объединились в государство не по божественному повелению, а добровольно». Государство, по Гроцию, есть «союз свободных людей, заключенный ради соблюдения правды и общей пользы».

Гоббс, подобно Гроцию, считал, что жившие в естественном состоянии люди не имели государства, но отрицал, что им свойственно было стремление к общению. Не соглашался он и с предположением Гроция, что в естественном состоянии один человек не отнимал у другого то, что ему принадлежало. Наобо­рот, Гоббс считал, что людям в естественном состоянии был присущ необузданный эгоизм и стремление всем обладать и все захватывать. Не принципами морали, а принципами собственной пользы определялись все их поступки. Первобытные люди на­ходились в состоянии «войны всех против всех».

При естественном состоянии, в условиях ужасающей войны всех против всех «нет промышленности, ибо нет уверенности в плодах ее. Нет, следовательно, никакой обработки земли, никакого мореплавания, ни науки, ни искусств, ни литературы, ни общества; и что хуже всего, есть лишь бесконечный страх и опасность насильственной смерти, и жизнь человека становится одинокой, бедной, грубой, бессмысленной, внезапно обрывающей­ся». Такое положение было невыносимым, и люди должны были его изменить. Единственный выход из ужасного естественного состояния заключался в его разумном ограничении. Для своего собственного блага людям необходимо было договориться об отказе от своих прав и о передаче их государству, которое, в свою очередь, должно положить конец «войне всех против всех». Люди добровольно отказались от свободного состояния и заключили общественный договор, передав свои естественные права государству.

Как видим, существенно расходясь друг с другом в характе­ристике человеческой природы и первоначального естественного состояния людей, Гроций и Гоббс близко сходились в объяснении происхождения государства, как результата добровольного общественного договора. Расхождения вновь выступают, когда речь заходит о вытекающих из общественного договора правах и обязанностях государства и подданных.

В воззрениях Гроция отразилась победоносная буржуазная революция в Нидерландах и их освобождение от испанского владычества. Выдающийся голландский юрист XVII в. признает, что «не следует повиноваться приказам власти, противным естественному праву и божественным заповедям». «Я едва ли возьму на себя смелость,— пишет Гроций,— осудить огульно как отдельных граждан, так и меньшинство народа, прибегав­ших когда-либо к самозащите в состоянии крайней необходи­мости».

Противиться верховной власти, по Гуго Гроцию, законно, если «царь, проникнутый чисто враждебным духом, замышляет гибель своего народа», или «если имеет место захват власти путем неправой войны с нарушением всех требований права народов». Но право на революцию и противодействие властям признается Гроцием только как редкое исключение. Как правило же, «нельзя противиться носителям верховной власти, не совер­шая при этом правонарушения». Эти воззрения Гроция соот­ветствовали интересам уже пришедшей к власти голландской буржуазии. Они были менее консервативными, чем взгляды англичанина Гоббса, который выступил с тезисом о незыблемости и нерушимости права верховной власти. Гоббс рассуждал так: права людей в естественном состоянии безграничны, а так как люди по добровольно заключенному общественному договору передали их государству, безграничными являются и права го­сударства.

Гоббс не случайно назвал произведение, посвященное го­сударству, «Левиафан», т. е. библейское морское чудовище, обладающее невероятным могуществом. Он даже именовал го­сударство земным богом. Казалось бы, государство, выводимое не из божественного творения, а из договора, заключенного людьми, должно было представляться ограниченным в своих правах. На самом же деле его власть признавалась неограни­ченной. Государственный закон был провозглашен единствен­ным правом на земле.

С естественным правом связывалась не только неограничен­ная власть государства, но и его неотъемлемая обязанность следовать велениям разума и заботиться об общем благе для всех подданных. Первейшей задачей государства является обес­печение счастливой жизни подданных. Поясняя, что он имеет в виду, говоря о счастливой жизни, Гоббс выдвигает четыре условия: защита от внешних врагов, сохранение мира внутри государства, поднятие народного благосостояния и богатства, предоставление каждому гражданину права пользоваться сво­бодой без ущерба для других граждан.

Социально-политические воззрения Гоббса соответствовали чаяниям английской буржуазии и нового дворянства, особенно тех слоев, которые ожидали от абсолютной монархии ликвидации феодальных беспорядков и расширения буржуазных свобод, ко­торые уповали на твердый порядок, способный удушить рево­люционные выступления низов.

Мы знаем, что идеи естественного права зародились уже в античной историографии и юриспруденции. Они не были пол­ностью забыты и в средние века. Но тогда они служили обосно­ванию рабства или феодализма и религии. Иначе у Гроция и Гоббса, теоретически обосновывавших право буржуазной соб­ственности и личной свободы, в частности свободы совести и мысли.

Поднимаясь против феодальных правопорядков и против феодального бесправия, буржуазия XVII в. отражала многие чаяния народных масс. И в идеологии крупнейших теоретиков XVII в. не случайно звучит идея общего блага. О том, что государство обязано заботиться об общем благе, о счастье каждого из своих подданных, неоднократно говорили и Гуго Гроций, и Томас Гоббс.

Прогрессивными были высказывания Гроция о войне и между­народных отношениях. Еще до XVII в. выдвигались доводы о справедливости той или иной войны, и доказывалась ее право­мочность. При этом в средние века справедливой считалась защита или распространение своей, единственно правоверной религии, защита или расширение территории родного племени, а затем народности, а также наказание за клятвопреступление или другие преступления враждебных правителей, Гроций не только изложил международное право «в целом и в последо­вательном порядке». Он положил в его основу общечеловече­скую природу, чуждую идей расовой, национальной и религиоз­ной исключительности. Как и отдельные люди, целые народы исходят в своих действиях из соображений собственной пользы. Но эти действия не должны наносить вред другим народам. Подобное нарушение противоречит естественному праву и опасно для самого нарушителя. Народ, ущемивший право других на­родов, «навсегда подрывает основу своего собственного спокой­ствия в будущем», так как ему всегда будет угрожать ответное нападение.

Гроций не отрицал, правомерность войн. Но, во-первых, он настаивал на гуманных правилах ведения войны и на необхо­димости избегать ненужных убийств и жестокости, а во-вторых, он строго различал войны справедливые и войны несправедливые. К справедливым целям войны он относил самозащиту, возвра­щение захваченного имущества, наказание за нарушение права. И до и после Гроция не было недостатка в юристах, которые доказывали правомерность любой войны и любого захвата. Однако после обстоятельного труда Гроция, систематизировав­шего высказывания древних, и не только древних, ученых и политических деятелей о войне и тщательно разработавшего фундаментальные положения международного права, стало легче отличить фальшивые доводы о справедливости войны от действительной ее справедливости. Следует также учесть, что под влиянием Гроция и других юристов XVII в. проблемы международных отношений, международного права и диплома­тические договоры заняли значительно более почетное место в историографии, и в частности в русской, чем это имело место раньше.

В произведениях Гроция и Гоббса не отрицается существо­вание бога. Бог является, по Гроцию, творцом вселенной и соз­дателем человека с его человеческой природой и естественным правом. Но, создав человека, бог затем как бы предоставил людям самим творить свою историю, вырабатывать законы, создавать государства. Он не нарушает человеческую природу и естественное право. В книге «О праве войны и мира» было даже провозглашено, что «естественное право столь незыблемо, что не может быть изменено даже богом». Гоббс тоже считал, что бог заложил в человека «естественный разум», а историче­ская жизнь развивается уже не по божеским законам, а по законам человеческого разума. Гоббс выводит из природы человека не только государство, но и религию. Языческие ре­лигии вызревают из природного стремления доискиваться причин наблюдаемых событий и прежде всего причин своего счастья и несчастья. Если человек не может удостовериться в истинных причинах вещей, он строит такие предположения, какие ему внушает фантазия. Когда люди не находят видимых причин, они «считают виновником своего счастья или несчастья неви­димого агента или невидимую силу. И в этом смысле, может быть, следует понимать слова некоторых древних поэтов, гово­ривших, что боги были первоначально созданы человеческим страхом».

В отличие от многобожия, вера в единого всемогущего бога «может быть легче выведена из желания людей познать причины естественных тел и их различных свойств и действий, чем из страха людей перед тем, что с ними случится». Вскрывая причину совершающегося к переходя от этой причины к ее собственной причине, люди идут все далее и, подобно древним философам, приходят к мысли о первичной и предвечной причине всех вещей. «А это именно то, что люди разумеют под именем бога». Подводя итоги своим рассуждениям о семени, из которого произросли религии, Гоббс находит их «в четырех вещах — в представлении о приведениях, незнании вторичных причин, покорности по отношению к тому, чего люди боятся, и в при­нятии случайных вещей за предзнаменования».

По отношению к священному писанию как к историческому источнику Гоббс значительно более критичен, чем Гроций. Не­смотря на то, что учение обоих мыслителей о природе госу­дарства коренным образом расходилось с библейскими легендами, Гроций признавал некоторые из этих легенд бесспорными факта­ми. Так, он говорил, что отсутствие у первых людей идеи част­ной собственности было внушено им богом в первый раз при сотворении мира, а второй раз после потопа. И Гоббс не критиковал легенду о сотворении мира, но некоторые другие библейские легенды он подвергал убедительному критическому анализу. Нельзя признать, читаем мы в «Левиафане», что пятикнижие Моисея действительно целиком им написано. Иначе, как бы в него попало сообщение, что «никто не знает места погребения его даже до сего дня», т. е. до того дня, когда эти слова были написаны. «Было бы странно думать, что Моисей, когда он еще был жив, говорит о месте своего собственного погребения».