Тема 15. Историческая герменевтика

Целью занятия является ознакомление с принципами и приемами исторической герменевтики.

Вопросы:

1. Герменевтика как общая теория интерпретаций. Г.Х. Гадамер, Поль Рикер, Мартин Хайдеггер.

2. Семиотика и история. Основные принципы семиотического подхода в исторической науке. Понимание как искусство постижения значения знаков.

3. Концепция Р. Козеллека.

4. Применение метода исторической герменевтики Игорем Николаевичем Данилевским.

Содержание занятия:

В настоящее время герменевтика является одним из главных направлений философского теоретизирования в странах Западной Европы, в Цюрихе даже имеется Институт герменевтики. Герменевтические вопросы возникают там, где «зарождается желание отдать себе сознательный отчет в роли слова как знака сообщения. Эволюцию герменевтических методов можно представить как процесс, зависящий от уровня развития социальной практики и научного обеспечения решения социальных задач. Герменевтика, применяемая в исторической науке – теория операций понимания, последовательное осуществление интерпретаций, дисциплина второго порядка, применяемая к общим правилам истолкования. Под пониманием следует иметь в виду искусство постижения значения законов передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другими сознаниями через их внешнее выражение (жесты, позы, символы и, разумеется, речь).

Возникновение первых герменевтических методик было обусловлено, прежде всего, запросами греческой педагогики и потребностями в толковании литературных, религиозных, философских и исторических текстов. Только превращение христианства в мировую религию, а вместе с тем канонизация определённых библейских текстов, которая требовала строгого их истолкования и доведения их смысла до широких масс верующих, стимулировали возникновение систематических герменевтик. Августин обосновал необходимость учета контекста для определёния значения слова. Используется у Августина принцип конгениальности, входящий в состав современных герменевтических методик. Соразмерность творческих потенциалов автора и читателя — вот какова внутренняя сущность данного принципа. Очередной поворот в герменевтике был обусловлен практическими задачами, поставленными Реформацией, и был осуществлен М. Флацием Иллирийским (XVI век), идеи которого существенно повлияли на историю герменевтики. Герменевтика в новых условиях стала теоретическим оружием в борьбе с католицизмом. Флаций вводит новые герменевтические принципы: изучение текста должно учитывать контекст слов, цель текста и отношение части к целому. Флаций разрабатывает новые герменевтические принципы: изучение текста должно учитывать контекст слов (принцип контекстуального истолкования был введен еще в герменевтике Августина, но у Флация он получает новое значение), цель текста и отношение части к целому (герменевтический круг). Слово, выражение, текст имеют одно значение, но различные контексты будут определять различные их смыслы. В герменевтику в качестве основополагающих теоретических принципов вводятся, во-первых, принцип контекстуальной интерпретации; во-вторых, принцип герменевтического круга; в-третьих, принцип учёта цели и замысла автора, привносящий в герменевтику субъективно-психологический момент и учитывающий неявным образом исторические и социальные условия «жизни» текстов, т. е. их возникновение и всевозможные изменения в многочисленных редакциях. И, наконец, следует отметить четвертый очень важный принцип, приобретенный герменевтикой благодаря усилиям Флация, — принцип различения понимания и интерпретации. Исследования И. М. Хладениуса (1710—1759) по методологии исторического познания, которые я намерен рассмотреть, выводят герменевтику на новый уровень обобщения: в предметную область герменевтики вовлекается историческая проблематика. Логика зависит от определённых онтологических предпосылок, т. е. от определённого содержания, обусловленного предметом мысли. Следовательно, формальная логика неприменима к исследованию исторического, единичного. Предмет исследования должен определять специфические особенности метода. Большое влияние на развитие герменевтики оказала также философия языка В. Гумбольдта. Он значительно расширил предмет герменевтики, включив в него все богатство языка. Именно В. Гумбольдта следует считать идейным предшественником современных влиятельных лингвистических герменевтик. Он вводит в герменевтику в качестве методологического ориентира новый принцип — принцип диалога. Одно из центральных мест в историческом движении герменевтических идей занимает герменевтика Ф. Шлейермахера. Он справедливо считается одним из создателей герменевтического метода и общей (универсальной) герменевтики, претендующей на решение уже собственно философских задач. Подлинно научная герменевтика, по Шлейермахеру, должна быть искусством понимания чужой речи с целью правильного сообщения другим отраженного в мыслях интерпретатора содержания. Принцип диалогичности при такой постановке вопроса приобретает фундаментальный характер. Историческая интерпретация в данном случае выполняет двойственную функцию, объясняя как осознанные, так и бессознательные моменты, повлиявшие на авторский творческий процесс. Отношение «чужеродное — родственное» (различное — тождественное) универсальным образом определяет человеческое общение (и, следовательно, понимание). Собственно философского статуса герменевтика впервые достигает в программе обоснования гуманитарных наук В. Дильтея. Герменевтика становится «органоном наук о духе». Дильтей был в числе тех, кто утверждал, что для наук о природе более характерны номотетические приёмы исследования, а науки о духе не могут существовать без интерпретационных методик. Понимание, согласно Дильтею, побуждается переживанием отдельных состояний сознания в сфере осознанной общности. Герменевтический круг есть конструирование уникальности «единичного проявления жизни» из составляющих его частей.

Герменевтика в новейшее время превратилась, точнее, превращается в направление, базирующееся на когнитивном картировании, базах и банках данных, на методах формальной логики и искусственного интеллекта [146]. Теоретическим обоснованием герменевтики служат работы М. Хайдеггера, Х. Г. Гадамера, П. Рикёра и др.

Изложение герменевтики у Хайдеггера основано на следующем определёнии понятия «жизнь». Жизнь — это элементарная структурная единица, в которой представлена (истолкована, структурирована) однородность сознания и предмета. «Кто хочет понять текст,— пишет Х.-Г. Гадамер, комментируя хайдеггеровское понятие герменевтического круга, — тот всегда делает предположение. Он предполагает смысл целого, который кажется ему первым смыслом в тексте. Так получается потому, что текст читают уже со значительным ожиданием определённого смысла». Х. Г. Гадамер предложил изучать «мир истории» прежде всего на основе внутреннего переживания, непосредственных данных сознания, являющихся условием общечеловеческой коммуникации, которая обеспечивает индивидуальному сознанию «подъём над собой к всеобщему». В данном случае препятствием к субъективистскому истолкованию истории является историчность человеческого сознания, наличие в нём культурно-обусловленных «пред-рассудков», «пред-убеждений». «Истинный исторический предмет является вовсе не предметом, но единством того и другого – отношение, в котором коренится действительность, как истории, так и исторического понимания. Понимание по существу своему является действенно-историческим решением» [147]. Герменевтическую связь, по Хайдеггеру, определяет сам язык. Это значит, что не мы говорим языком, а скорее язык говорит нами, через нас. Язык должен быть понят не как продукт человеческой деятельности, не как отдельный её аспект, а скорее как сама сущность, субстанция исторического процесса, определяющая собой направление развития. Вместо гуссерлевской трансцендентальной феноменологии Хайдеггер предлагает «герменевтическую феноменологию», в которой вопрос о смысле существования равносилен вопросу о смысле познанного. Понимание здесь выступает первоначальной формой человеческой жизни, а не только методической операцией. По мнению Хайдеггера, «герменевтика имеет дело не столько с правилами интерпретации текстов, теорией лингвистического, понимания или методологией наук о духе, сколько с нашим общим отношением к миру, в котором мы живем. Герменевтика П. Рикёра «претендует на статус универсальной методологии. При подобном подходе философия становится не чем иным, как искусством интерпретации окружающего нас мира». В качестве центральной проблемы универсальной методологии П. Рикёр рассматривает проблему диалектики объяснения и понимания. «Важнейшим следствием нашей парадигмы, — пишет П. Рикёр, — является то, что она открывает новый подход к проблеме отношения между объяснением и пониманием в гуманитарных науках. Реконструкция текста как целого имеет характер круга в том смысле, что знание целого предполагает знание его частей и всевозможных связей между ними. Причем многозначность целого является дополнительным побудительным мотивом для возбуждения герменевтических вопросов. Понимание присваивает себе полученный в результате объяснения смысл, поэтому оно всегда следует во времени за объяснением. Объяснение опирается на гипотезы, реконструирующие смысл текста как целого. Обоснованность таких гипотез обеспечивается вероятностной логикой. Путь от объяснения к пониманию обусловлен спецификой текста. Сущее является само таким, каким оно обнаруживается и понимается. Сущее само по себе только потому может быть онтологически истинным, что оно делается очевидным и доступным нашему пониманию в историческом процессе.

Функция опосредования понимания (или взаимопонимания) есть, по сути дела, коммуникативная функция. Язык — это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека. Понимание всегда есть со-понимание, оно всегда связано с со-знанием и с со-общением. Поэтому язык развивается только в обществе, объективно представляет собой деятельность языкового со-общества.

Понятие «текст» нуждается в уточнении, текстом называется любая знаковая система, которая способна быть (или в действительности есть) носителем смысловой информации и имеет языковую природу.

В гуманитарном познании объективно-истинное знание составляет как бы ядро, является основным стержнём. Для того чтобы стать адекватным, ему еще нужно «обрести» знание о многих сопутствующих моментах, которые для естествознания несущественны. От них последнее сознательно отвлекается, так как его целью является достижение объективной истины. К таким моментам относятся культурно-исторический контекст, языковые характеристики, психологические, мировоззренческие, жизненные установки автора текста и его исследователя и прочие условия, выбор которых предопределён задачами конкретного исследования. Задачей гуманитарного познания какого-либо определённого текста является построение его модели. Наибольшую трудность представляет построение моделей таких текстов, которые, удалены от нас во времени. Модель представляет собой теоретическую реконструкцию текста с целью наиболее точного воспроизведения смысла текста, вложенного в него автором (объективно-истинная интерпретация), и придания ему дополнительного (нового) смысла. Понимание текстов всегда основано на определённых моделях. Модели автора текста, современников автора, интерпретатора и современников интерпретатора различны. Различие их основано на принципиально разном восприятии одного и того же текста. Все четыре модели имеют право быть отнесенными к одному тексту (именно его моделями они могут быть названы), потому что все они имеют объективно-истинное ядро.

М. М. Бахтин выделяет три этапа диалогического движения понимания. На первом этапе исходным моментом является данный текст. Точнее было бы сказать, что перенесение исследуемого текста в настоящее время (возможно даже его перевод на современный язык) является исходной точкой движения понимания, так как тексты всегда принадлежат прошлому, сколь бы малый промежуток времени ни отделял их от настоящего. Содержание второго этапа составляет движение назад - изучение данного произведения в прошлых контекстах. Третий этап характеризуется движением вперед, стремлением к «предвосхищению будущего контекста». Понимание есть синтез многих интерпретаций на всех трёх этапах. Полнота произведения раскрывается только в «большом времени».

Вик. П. Визгин предлагает три уровня осмысления текста, которые, с одной стороны, соответствуют исторически преходящим подходам в истории знания, отражают основные линии его генезиса, а с другой стороны, синтез всех трех уровней может рассматриваться как своеобразная логика интерпретации для современных исследований. Первый уровень понимания текста связан с осмыслением его как неотъемлемой части всей системы текстов автора в целом. На втором уровне осмысления текста ставят задачу выявления смысла при помощи исторической интерпретации, которая может быть внутренней и внешней. Третий уровень осмысления текстов опирается на вненаучные данные, внешние по отношению к научным текстам факторы. Для исторической интерпретации важно исследовать текст как соотнесённый с определённой школой или направлением. Главным отношением в модели схематической интерпретации является отношение между текстом и схемами культуры». Истинно научный подход будет обеспечен лишь в случае, когда интерпретация текстов будет рассмотрена как проблема истории произведения. Понимание осуществляется посредством построения моделей (реконструкций), в которые могут быть включены как естественно-научные методы исследования и приемы объяснения, так и специфические гуманитарные приемы истолкования текстов.

Подлинно познавательную значимость гуманитарное знание получает в развернутой теоретико-интерпретационной деятельности. Именно теория является тем фундаментом, на котором строятся «картины гуманитарного мира». Она ведёт к пониманию гуманитарных явлений. Цепочка «текст - ситуация непонимания - реконструкционная гипотеза - восполняющая интерпретация теоретическая модель - понимание текста» является в методологии гуманитарных наук принципиально важной.

Предметной основой герменевтической методологии является текст, понимаемый как знаково-символическая система в её социокультурном и историческом контексте. Если слово есть принцип культуры, то принципы анализа слова должны быть последовательно распространены на анализ культуры. Иными словами, лингвистические, герменевтические, семиотические, этимологические, исторические и прочие методы, применяющиеся при исследовании языка, должны быть включены в средства анализа культуры, должны явиться методологическим основанием наук о духе. Интерпретация и понимание текстов обеспечиваются специфическими методологическими средствами (герменевтическим кругом, вопросо-ответными методиками, контекстным методом, специальными логическими средствами, семиотическими и психологическими приёмами). Понимание особым образом связано с интенциональностью. Можно понять цели и намерения другого человека, значение знака или символа, смысл социального института или религиозного ритуала.

Введение понятия «субъективная реальность» даёт возможность допустить, что содержание мышления, оформленное надлежащим образом, относится к субъективной реальности. Такие мысленные образования могут быть названы концептами. Если классическая логика отвлекалась от времени произнесения высказываний, то логика времени явным образом учитывает временные параметры, причем, используя разные понимания сущности временных процессов, она может исследовать разные типы высказываний с временными характеристиками. Так, скажем, в исторических высказываниях очень часто в качестве субъекта используются не общие в обычном смысле понятия, а «типически общие». Если для естественных наук высказывание «все металлы суть электропроводные вещества» является общим в обычном смысле, понятие «металл» является строго определённым, так что любая подстановка в функцию-высказывание X - электропроводное вещество вместо X любого элемента из области металлов даст истинное высказывание, то в гуманитарных науках такая однозначность не имеет места. В истории нельзя логически выводить последующее из предыдущего, подобно тому, как мы выводим частное из общего. Это связано с тем, что история есть знание об индивидуальном. Поэтому общие понятия не могут выступать субъектами «исторических суждений». Но следует особо отметить, что для научного понимания конкретной действительности историк «стремится возможно больше воспользоваться выводами обобщающих наук». В своих построениях он использует номологические и типологические обобщения, но они сами по себе не составляют цели исторического знания: «Историк прибегает к готовым обобщениям в качестве средств, пригодных для понимания конкретно данной ему действительности».

История есть наука в той мере, в какой она образует относительно общие понятия (типические понятия), подводит индивидуальный факт под типические обобщения. Логика исторического познания не может абстрагироваться от социальных условий, от временной соотнесенности высказываний. Особая герменевтическая логика. Мы понимаем А, если и только если: 1) знаем смысл известных частей А; 2) существует реконструкционная гипотеза h о смысле А; 3) наделяем смыслом (интерпретируем) непонимаемый остаток; 4) объясняем роль каждого элемента (части) в структуре целого А относительно гипотезы h; 5) если гипотеза h позволяет объяснить роль каждой части в формировании смысла целого А, то процесс завершается (мы постигаем смысл А, т. е. понимаем А), а если роль какой-либо части не объяснена, то формулируется новая реконструкционная гипотеза и процесс повторяется, начиная со второго пункта. И так до тех пор, пока не будет установлен смысл А.

Следующей важной особенностью герменевтических рассуждений является их тесная связь с нерациональными моментами, необходимо присутствующими в гуманитарных явлениях. Действия людей, в том числе и творчество, «гуманитарное действие», осуществляются не только при содействии ясно осознаваемых факторов, но и под влиянием инстинктивно-неосознаваемых и даже бессознательных сил. Осознаваемые, неосознаваемые и бессознательные причины человеческих поступков можно называть, вслед за Ф. Энгельсом, «идеальными побудительными силами». По его же определению: «Все, что приводит людей в движение, должно пройти через их голову; но какой вид принимает оно в этой голове, в очень большой мере зависит от обстоятельств».

Примером применения герменевтики к теории истории является концепция немецкого историка Р. Козеллека, изложенная в книге «Прошлое будущее». Анализируя проблемы семантики исторического времени, Р. Козеллек пришел к необходимости введения специальных методологических понятий, которые он называет метаисторическими категориями. По его мнению, метаисторическими они становятся в силу того, что выступают как антропологические предпосылки «возможных историй», оказывая влияние на формирование и развитие событий. Метаисторические категории, первую из которых Козеллек называет «пространством опыта», а вторую - «горизонтом ожидания», образуют особое семантическое поле, которое формирует будущее.[148] «Опыт», рассматривается Козеллеком как современное прошлое, события которого соединяются с настоящим через воспоминания и описание. Благодаря им, в памяти поколений, содержится и сохраняется чужой опыт и в этом смысле история понимается как сведения о чужом опыте. По мнению Козеллека, вопрос о том, насколько точен рассказ историка, описывающего какое-либо событие, неизбежно приводит к сфере познания различных аспектов движения истории во времени. Это требует потенциала представления события через осмысление источников, которые содержат в себе индикаторы временных рядов и последовательностей. Поскольку речь идет о различных «слоях» времени, требуются особые приемы исследования, среди которых автором выделяется метод «опережения» событий. Такой приём связывается Козеллеком с понятием «структура события», где выделяется не просто его хронологическая рамка, но и его особая диахроническая структура. [149] Под хронологией понимается совокупность таких элементов события как его начало, апогей, кризис и конец, а под диахронологией - внутренние условия длительного, а потому скрытого от наблюдения, процесса, который может либо проявиться, либо нет, в произошедшем событии. К подобным структурам, по мнению Р. Козеллека, можно отнести, например, способы господства власти или формы строительства государства. «Надежда» и «воспоминание» или, более обобщенно, «ожидание» и «опыт», пишет он, обладают двумя системными качествами: способностью конституировать историю и, одновременно, способностью ограничивать ее развитие[150]. Конституировать, по Козеллеку, значит - обозначать и устанавливать внутреннюю взаимосвязь прошлого и будущего. Ограничивать - значит «тематизировать» время. Эти свойства «ожидания» и «опыта» выводятся Козеллеком из того, что, обогащаясь содержательно, они отслеживают историческое время в сфере эмпирического исследования и упорядочивают действия в определенном социальном или политическом направлении. Вследствие способности изменять историю, Козеллек рассматривает «опыт» и «ожидание» как ее антропологические предпосылки. [151] Козеллек считает, что метаисторические категории «пространство опыта» и «горизонт ожидания» не имеют статического взаимодействия. Они устанавливают временную дифференциацию в «сегодня», отграничивая его от прошлого и будущего. Осознанно или нет, формируется определенная взаимосвязь, которая устанавливает и прогнозирует диахроническую временную структуру, которую выделяет Козеллек. Именно она формирует признак исторического времени, одновременно, указывая на его изменяемость[152]. Козеллек подчеркивает, что история указывает лишь на возможное «будущее», которое выводится отнюдь не из совокупности отдельных событий. Возможность обозначает внутренние тенденции развития события и условия его реализации, которые формирует структура. Именно она, с одной стороны, обуславливает, а с другой, ограничивает, возможные действия будущего. Структура формирует границы «возможных историй», отнюдь, не исключая условий повторяемости определенных событий. «Вывод должен делаться не из самой истории, а из развития ее структуры» - пишет он.[153]

Ещё один пример использования методов исторической герменевтики - работы Игоря Николаевича Данилевского. Особо выделяется его работа «Повесть временных лет: Герменевтические основы источниковедения». В данном случае методы герменевтики применяются к анализу средневековых русских летописей. Исследование посвящено разработке и апробации принципиально нового подхода к изучению летописных текстов, основанного на сочетании последних достижений текстологии и герменевтики. Анализ Повести временных лет с его помощью позволяет предложить не только новые трактовки летописных сюжетов, но и сформулировать гипотезу о целях, которые преследовали летописцы, и социальных функциях древнерусского летописания.

В одной из своих работ Данилевский пишет, что подавляющем большинстве случаев историк или литературовед исходит в своей работе из неявной предпосылки, будто психологические механизмы остаются неизменными на протяжении веков. Иногда презумпция тождества мышления летописца и исследователя высказывается открыто. Так, говоря о стимулах возникновения новых жанров древнерусской литературы, Д.С. Лихачев прямо отмечает, что их не следует связывать с особенностями мышления создателей этих жанров. Подобная точка зрения “устарела” почти на столетие. Еще в первые десятилетия XX в. психологи, этнографы и антропологи (прежде всего Л. Леви-Брюль, а также его последователи и даже часть критиков пришли к выводу, что психологические механизмы человека исторически изменчивы. Причем их изменения не сводились к количественному накоплению единиц мышления. Речь идет о качественных преобразованиях самих мыслительных процессов. В частности, установлено, что индивидуальное мышление, так называемый, здравый смысл, по мере развития общества постепенно освобождался от коллективных представлений, другими словами, мышление индивидуализируется. При этом коллективные представления на разных этапах развития общества существенно отличаются от современных идей и понятий и не могут отождествляться с ними. Для предшествующих обществ, подчеркивал Л. Леви-Брюль, характерно совсем иное мышление: “Оно совершенно иначе ориентированно. Его процессы протекают абсолютно иным путем. Там, где мы ищем вторичные причины, пытаемся найти устойчивые предшествующие моменты (антецеденты), первобытное мышление обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду. Оно без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может одновременно пребывать в двух или нескольких местах. Она подчинено закону партиципации (сопричастности), оно в этих случаях обнаруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит наш разум”. И.Н. Данилевский предложил гипотезу об эсхатологических мотивах как основной теме древнейшей русской летописи. Судя по всему, для летописца именно тема конца света была системообразующей. Все прочие мотивы и сюжеты, встречающиеся в Повести, лишь дополняют и развивают ее. Есть достаточные основания и для гипотезы о том, что ориентация на спасение в конце мира - сначала коллективное (т. е. на "большую" эсхатологию), а позднее индивидуальное (на "малую" эсхатологию) - определяла и важнейшую социальную функцию летописи: фиксацию нравственных оценок основных (с точки зрения летописца) персонажей исторической драмы, разворачивающейся на богоизбранной Русской земле, которая явно претендует стать центром спасения человечества на Страшном Суде. Именно эта тема определяет (во всяком случае, позволяет непротиворечиво объяснить) структуру летописного повествования; отбор материала, подлежащего изложению; форму его подачи; подбор источников, на которые опирается летописец; причины, побуждающие создавать новые своды и продолжать начатое когда-то изложение.