К N. N

Да утешит вас Господь в разуме ведения о всех бывающих к вашему спасению.

Память и размышление о смерти, о суде, обе аде, о царствии небесном, в несомненной вере—есть истинная мудрость. Такое памятование и размышление ни как не допущает человека согрешить смертным грехом пред Богом, или чем нибудь обидеть ближнего, или укорить, или озлословить. Забвенье же сего вовлекает человека в такую тьму, в которой он никак не видит самого себя, ни дел своих, ни того пути, по которому идет, ни того конца, который внезапно может постигнуть его; забыв о праведном суде Божием, он небрежет о бессмертной душе своей и, лестно надеясь на единое милосердие Божие, не алчет, ни жаждет ее духовной пищи, да и помыслить о ней не хочет; питает же всяких вкусов изобретением свое гнилое тело, и со всем усердием ему служит, чтобы усладить и успокоить похотение сердца своего, кипящего кровью от плотских вожделений: вот в чем более погружается весь ум его—сие тьмою ослепленное око души!...

Видите, что бывает, когда не помним и не размышляем о смерти, о суде, об аде и царствии небесном: тогда всякое праздное слово, как гнилой ручей из навозной кучи, неудержно катится с языка и разливается от заразившегося на заражение многих всякою нечистотою сердца... Вот что значит забвение о смерти, о суде, об аде и о царствии небесном! Непрестанно нужно молиться: Господи, избави мя от всякого неведения, и забвения, и малодушия, и окамененного нечувствия. Господи, избави мя от всякого искушения.

Простите! Да покровительствует вас Матерь Божия во всякое время жизни вашей до последней минуты! Искренно доброжелательствующий вам о Господе

н. р. Е.

2-го Апреля, 1835 г.

3.1. К А.П.Р.

Милостивая государыня! Любовь к Богу и к ближнему человека земного претворяет в небесного. Но какие знаки сей любви? Убегать, сколько можно, человеческого почитания, удаляться от всякой временной чести, презирать себя и уничтожаться, покрывшись смиренномудрием, чтобы лучше и удобнее взирать на открытые язвы Господа славы Иисуса Христа. И когда в сердце возгорится божественный огонь, тогда все сладости, все приятности земные обратятся в несносную горечь; все удовольствия временные и видимые прелести столько сделаются противны, что душа почувствует нестерпимую болезнь от них и будет искать иного убежища. Всякое праздное слово слышать — для нее язва и болезнь неизъяснимая! Она жаждет Любимого; она к Нему воссылает сердечные вздохи.

Нет! уже более не могут утешать ее человеческие беседы; она мучится, когда видит и слышит смеющихся и осуждающих своего ближнего. Она оставляет все обыкновения, которые разлучают ее с Иисусом Христом. Тогда сердце сокрушенное исполняется жаром небесной любви; душа восхищается от земных прелестей и предается в руки Ангелов. Какая невидимая радость! О свет неизреченный! О любовь! О рай, упокоевающий человеческие души в любви Христовой! О Царь славы! Сколько славно видеть Тебя, окруженного Херувимами и превознесенного Серафимами выше пренебесных.

Изнемог мой ум. Обращаюсь к юноше, бегущему от мира, и повторяю его песнь:

Песнь.

О вечность, вечность вожделенна!

Стократ, ты, вечность преблаженна!

Горя огнем любви к тебе

Волнуется вся кровь во мне;

Коликим жаром я пылаю —

Изречь то сил не обретаю.

Не все ли мы о том известны,

Что блеск обманчивых утех

И суетны заботы всех —

Один лишь смех и сон прелестный?