Глава одиннадцатая

23 марта 1972 года Дороти пошла с Алленом в призывной пункт, и он на пару с Томми подписал договор о том, что добровольно поступает на военную службу. Дороти испытывала двойственные чувства от того, что сын собрался на флот, но понимала, что ему важно выбраться из дома, подальше от Челмера. Потому что после того, как Билли выгнали из школы, ситуация лишь ухудшилась.

Офицер быстро заполнил анкету, задавая вопросы. Отвечала на них в основном Дороти.

– Диагностировались ли у вас психические заболевания, лежали ли вы в психиатрических больницах?

– Нет, – ответил Томми, – у меня – нет.

– Погоди‑ка, – вставила Дороти, – ты же три месяца лежал в государственной больнице Коламбуса. Доктор Браун сказал, что это истерический невроз.

Офицер посмотрел на него, ручка повисла в воздухе.

– Ой, ну это отмечать необязательно, – сказал он. – Все мы слегка нервные.

Томми победоносно посмотрел на Дороти.

Получив тест на знания и общее умственное развитие, Томми с Алленом просмотрели его вместе. Поняв, что умения и способности Томми применить будет негде, Аллен решил делать тест сам. Но потом вышел Дэнни, взглянул на бумаги и растерялся.

– Давай, просто впиши что‑нибудь в пустые строчки, – прошептал инспектор, увидевший, как тот смущен.

Пожав плечами, Дэнни так и сделал, даже не читая вопросы.

Тест он прошел.

Через неделю Аллен уже ухал в Иллинойс, на Великие озера, в Центр военно‑морской подготовки, где его зачислили в 109‑ю роту 21‑й дивизии.

Поскольку в школе Миллиган числился в гражданском воздушном патруле, его назначили старшиной отряда из 160 новобранцев. За дисциплиной он следил очень строго.

Узнав, что рота, наиболее успешно справляющаяся с шестнадцатью пунктами устава, получит звание почетной, Аллен призвал на помощь Томми, и они принялись думать, как можно выиграть минуты в утреннем графике.

– Откажемся от душа, – предложил Томми.

– Не по уставу, – ответил Аллен. – Душ обязателен, хотя бы без мыла.

Томми продумал конвейерный способ принимать душ.

На следующее утро Аллен объяснил его всей роте.

– Скручиваете полотенце в рулон и берете в левую руку. В правую – мыло. У нас тут шестнадцать душей, поворот, двенадцать, поворот, и еще шестнадцать. Температура воды везде установлена одинаковая, чтобы не ошпариться и не замерзнуть. Вы идете через них строем, моете левую половину тела. Когда дойдете до угла, перекладываете мыло в другую руку и идете дальше, задом, моете вторую половину тела и голову. Когда дойдете до конца, уже ополоснетесь, и останется только вытереться.

Новобранцы изумленно смотрели на то, как он засек время и продемонстрировал им, что делать, прямо в форме. «Таким образом, каждый успеет принять душ за сорок пять секунд. Вся рота, сто шестьдесят человек, должны успеть помыться и одеться менее чем за десять минут. Я хочу, чтобы утром на плацу мы были первые. Мы получим звание лучшей роты».

На следующее утро рота Миллигана действительно вышла первой. Аллен был доволен, а Томми сказал, что разрабатывает еще несколько способов сэкономить время. Его наградили памятной медалью за безупречную службу.

Но через две недели все покатилось под откос. Позвонив домой, Аллен узнал, что Челмер снова избивает Дороти. Рейджен разозлился. Артуру, естественно, по большому счету было плевать. Но Томми, Дэнни и Аллен всерьез заволновались. Они впали в депрессию, и снова наступили смутные времена.

Шон начал обувать ботинки не на ту ногу, забывал завязывать шнурки. Дэвид стал очень неряшлив. До Филипа дошло, где он находится, но ему оказалось плевать. Рота вскоре поняла, что с их старшиной что‑то не так. Один день он блистал, а на следующий сидел без дела и болтал, забросив бумажную работу.

Они также заметили, что он начал ходить во сне. Кто‑то сообщил ему об этом, и Томми стал привязывать себя на ночь к кровати. Когда с него сняли обязанности старшины, Томми опечалился, а Дэнни при первой же возможности стал уходить в лазарет.

Артура тем временем заинтересовала гематологическая лаборатория.

Однажды к нему послали инспектора; тот застал Филипа, который лежал, растянувшись на койке, надев белую бескозырку на ноги, и вертел в руках колоду карт.

– Что тут происходит? – строго спросил капитан Саймонс.

– Встать! – приказал его помощник.

– Да пошли вы, – ответил Филип.

– Я капитан! Как ты смеешь!

– Да мне поср… хоть сам Иисус Христос. Выметайся. Я из‑за тебя проиграю сейчас.

Затем пришел главный старшина Ранкин, и Филип сказал ему то же самое.

12 апреля 1972 года, через шестнадцать дней после того, как Томми взяли на флот, Филипа отправили на психологическую экспертизу.

Командир его роты писал в отчете: «Поначалу этот человек был у нас старшиной роты, но он ничего не делал, лишь помыкал остальными. После снятия с должности часто сказывался больным. Ситуация с каждым днем ухудшалась, он находил поводы уходить со всех занятий. Он сильно отстал от своей роты и катится по наклонной плоскости. За ним требуется наблюдение».

С психиатром беседовал Дэвид, вообще не понимая, что происходит. Запросив сведения из Огайо, выяснили, что он лежал в психиатрической больнице, а при заполнении документов наврал. Согласно заключению психиатра, «ему не хватает необходимой для службы на флоте зрелости и устойчивости. Рекомендуем отчислить от службы по причине негодности к дальнейшей подготовке, обусловленной темпераментом».

1 мая, через месяц и один день после зачисления, Уильям Стэнли Миллиган был уволен из ВМС США «на почетных условиях».

Ему выдали зарплату и оплатили билет до Коламбуса. Но по пути с Великих озер до чикагского аэропорта О’Хара Филип выяснил, что два других новобранца отправляются в отпуск домой, в Нью‑Йорк. Так что вместо того, чтобы сесть в самолет «Юнайтед эрлайнс», Филип поехал с ними на автобусе. Он хотел посмотреть Нью‑Йорк – он знал, что оттуда родом, хотя никогда не видел этого города.

На вокзале в Нью‑Йорке Филип попрощался с попутчиками, перекинул рюкзак через плечо и пошел. Взяв на стойке информации брошюрки и карту, он направился к Таймс‑сквер. Филип чувствовал себя как рыба в воде. Улицы казались знакомыми, акцент – естественным, и он понимал, что это его родина.

Два дня Филип исследовал город. Он прокатился на пароме «Статен‑Айленд Ферри», посмотрел на статую Свободы. Потом пошел от Бэттери‑парка по узким улочкам мимо Уолл‑стрит, добрался до Гринвич‑Виллиджа. Поужинал в греческом ресторане и переночевал в дешевом отеле. На следующий день Филип отправился на угол Пятой авеню и 34‑й улицы и посмотрел на Эмпайр‑стейт‑билдинг. Вместе с группой экскурсантов он поднялся наверх и изучил город с высоты птичьего полета.

– А Бруклин в какую сторону? – спросил он у экскурсовода.

– Вон там. Видите три моста – Вильямсбургский, Манхэттенский и Бруклинский, – сказала она.

– Вот туда я и отправлюсь потом, – ответил он.

Спустившись на лифте, Филип поймал такси.

– На Бруклинский мост.

– Бруклинский мост?

Филип забросил армейский рюкзак в машину.

– Да, именно так я и сказал.

– Ты хочешь с него спрыгнуть или купить?

– Слушай, пошел ты. Веди, а свои остроты прибереги для приезжих.

Таксист высадил его на мосту, и Филип пошел пешком. Дул прохладный ветерок, и Филип чувствовал себя прекрасно, но, дойдя до середины, остановился и посмотрел вниз. Столько воды. Боже, как красиво! Настроение вдруг резко ухудшилось. Он не понимал почему, но на середине этого великолепного моста стало так хреново, что Филип не смог идти дальше. Надев рюкзак, он повернул обратно к Манхэттену.

Депрессия усиливалась. Вот он в Нью‑Йорке, а ему совсем не весело. Надо что‑то увидеть, что‑то найти, но он не знает, что это за место и где. Филип сел в автобус, доехал до конечной, потом пересел на другой, и еще раз. Он смотрел из окна на дома, на людей, но не знал, куда едет и что ищет.

Он вышел у торгового центра и принялся там бродить. Филип нашел фонтан Желаний, бросил пару монеток, а когда взялся за третью, его потянули за рукав. Маленький чернокожий мальчик смотрел на него молящими глазами.

– Черт, – выругался Филип и бросил монетку ему.

Мальчишка улыбнулся и убежал.

Филип взял свой рюкзак. От тоски уже так болело внутри, что он немного постоял, вздрогнул и вышел из пятна…

У Дэвида от тяжести рюкзака начали подкашиваться ноги, и он его сбросил. Восьмилетнему – ну, почти девятилетнему – мальчишке нести такой груз было не под силу. И он потащил его за собой волоком, заглядывая в витрины, пытаясь угадать, где он находится и как сюда попал. Потом он сел на скамейку, осмотрелся и стал наблюдать за играющими детьми. Дэвиду хотелось к ним присоединиться. Но он встал и потащил рюкзак дальше, но все же он был слишком тяжелый, так что мальчик бросил его и пошел налегке.

Он забрел в военный магазин и стал смотреть на армейские приемники и сирены. Взял какой‑то большой пластиковый пузырь и нажал на кнопку. Раздался вой, внутри замигала красная лампочка. Дэвид в ужасе уронил пузырь и бросился бежать, столкнулся с остановившимся неподалеку от выхода велосипедом мороженщика, поцарапал локоть, но не остановился.

Поняв, что за ним никто не гонится, Дэвид побрел по улице, думая, как бы попасть домой. Дороти, наверное, беспокоится. Да и есть уже хочется. Вот бы мороженого! Если попадется полицейский, надо спросить, как добраться до дома. Артур всегда говорит, что если потеряешься, попроси бобби[14]помочь.

Аллен заморгал.

Он купил мороженое и пошел, начав его разворачивать, но вдруг заметил, что на него смотрит маленькая чумазая девчонка.

– Боже мой, – сказал он, отдавая ей мороженое.

Он всегда питал слабость к детям, особенно к тем, у которых были большие голодные глаза.

Аллен вернулся к мороженщику.

– Еще одно.

– Вот это ты голодный.

– Заткнись и обслуживай.

Он шел, ел мороженое и думал, что надо как‑то решать вопрос с детьми. Что он за мошенник, если из‑за каждого малыша нюни распускает?

Аллен бродил по улицам, глядя на высотные здания, уверенный, что это Чикаго, а потом сел на автобус до центра. Он подумал, что уже поздно и в О’Хара ехать смысла нет. Переночует тут, а утром полетит в Коламбус.

Вдруг он заметил мигающее табло: «5 мая, 20°». 5 мая? Аллен достал бумажник. Примерно 500 баксов выходного пособия. Его уволили 1 мая. И билет из Чикаго до Коламбуса был на 1 мая. Что за хрень? Значит, он, сам не зная, прошатался здесь целых четыре дня. И где рюкзак? В животе, похоже, пусто. Аллен осмотрел свою синюю форму. Уже очень грязная, на локтях дыры, левая рука поцарапана.

Ладно. Надо раздобыть еды, где‑нибудь переночевать, а с утра лететь в Коламбус. Он купил пару гамбургеров, нашел дешевую ночлежку, отдал за номер девять долларов.

Утром Аллен поймал такси и попросил довезти до аэропорта.

– Ла Гуардия?

Аллен покачал головой. Он даже не знал, что в Чикаго есть еще и Ла Гуардия.

– Не, другой, большой.

И всю дорогу до аэропорта он пытался понять, что случилось. Закрыв глаза, Аллен попробовал достучаться до Артура. Безрезультатно. Рейджен? Его тоже рядом не оказалось. Значит, опять смутное время.

В аэропорту он подошел к стойке «Юнайтед эрлайнс» и предъявил билет.

– Когда можно улететь?

Девушка сначала посмотрела на билет, потом на Аллена.

– Это билет из Чикаго в Коламбус. Отсюда вы по нему в Огайо не попадете.

– Вы о чем?

– Чикаго, – повторила она.

– И?

Подошел контролер, тоже посмотрел на билет. Аллен не понимал, в чем проблема.

– Ты вообще в порядке, морячок? – спросил мужчина. – По этому билету в Коламбус из Нью‑Йорка лететь нельзя.

Аллен потер небритые щеки.

– Нью‑Йорк?

– Да, аэропорт Кеннеди.

– Боже мой!

Аллен вдохнул поглубже и затараторил:

– Понимаете, кто‑то, видимо, напутал. Видите ли, меня отчислили от службы, – он достал документы. – А я сел не в тот самолет, ну. Я должен был лететь в Коламбус. Мне, наверное, что‑то в кофе подсыпали, я сознание потерял, а когда пришел в себя, вот я тут, в Нью‑Йорке. У меня в самолете все вещи остались. Вы должны мне как‑то помочь. Это же вина авиакомпании.

– За обмен билета вам придется доплатить, – сказала девушка.

– Ну, позвоните в ВМС на Великих озерах. Они обязаны доставить меня обратно в Коламбус. Отправьте им счет. Военнослужащий, который едет домой, имеет право на нормальный перелет безо всякой там ерунды. Берите трубку, звоните в ВМС.

Мужчина посмотрел на него.

– Хорошо, подождите, пожалуйста, здесь, а я посмотрю, что мы можем сделать для военнослужащего.

– А где тут туалет? – поинтересовался Аллен.

Девушка объяснила, и Аллен поспешно направился туда.

Как только он зашел и убедился, что там больше никого нет, он схватил рулон туалетной бумаги с полочки и швырнул его.

– Черт! Черт! Черт! – заорал Аллен. – Как мне надоело это дерьмо, я больше не могу!

Успокоившись, он умылся, зачесал назад волосы, надел белую бескозырку, придав себе щегольской вид – ведь ему снова предстояло общаться с представителями авиакомпании.

– Мы все устроили, – сообщила ему девушка. – Я выдам вам другой билет, полетите следующим рейсом, через два часа.

По пути домой, в Коламбус, Аллена глодала досада: он целых пять дней провел в Нью‑Йорке и ничего не видел, разве что такси и международный аэропорт Кеннеди. Он совершенно не знал, как попал туда, кто украл время и что за эти пять дней произошло. Аллен думал и о том, узнает ли он об этом хоть когда‑нибудь. Уже в автобусе, который шел до Ланкастера, устраиваясь поудобней, чтобы вздремнуть, он пробормотал – в надежде, что Артур или Рейджен услышат: «Кто‑то у нас точно облажался».

Аллен устроился коммивояжером в «Интерстейт инжиниринг», ходил по домам и торговал пылесосами и прессами для отходов. Поскольку язык у него был подвешен хорошо, продержался почти целый месяц. Он заметил, что его коллега Сэм Гэррисон постоянно приглашал на свидание официанток, секретарш, да и клиенток. Аллен восхищался его проворством.

4 июля 1972 года Гэррисон спросил его об этом:

– А ты чего с девчонками не встречаешься?

– Времени нет, – ответил Аллен. Ему стало неловко, как и всякий раз, когда заходил разговор на эту тему. – Да меня это и не особо интересует.

– Но ты же не педик?

– Нет, конечно.

– Но как в семнадцать лет можно не интересоваться девчонками?

– Слушай, у меня просто другим мысли заняты.

– Я тебя умоляю, ты вообще хоть раз трахался?

– Не хочу об этом разговаривать.

Аллен тоже не знал ничего об истории Филипа с той девчонкой в больнице, понял, что краснеет, и отвернулся.

– Только не говори, что ты девственник.

Аллен промолчал.

– Так, мальчик мой, – продолжал Гэррисон, – надо что‑то с этим делать. Предоставь это дело Сэму. Я заеду за тобой сегодня в семь.

Вечером Аллен принял душ, приоделся и побрызгался одеколоном брата Билли. Джим в ВВС, ему теперь все равно.

Гэррисон приехал без опоздания. Они поехали в центр, остановились перед «Хот‑спот» на Брод‑стрит.

– Подожди в машине, я сейчас кое за кем сбегаю, – сказал Гэррисон.

Аллен был поражен, когда приятель вернулся уже через несколько минут с парой молоденьких женщин скучающего вида.

– Привет, дорогой, – сказала блондинка, наклоняясь к его окну. – Меня зовут Трина, а ее – Долли. А ты симпатичный.

Долли откинула за спину свои черные волосы и села на переднее сиденье с Гэррисоном, а Трина с Алленом расположились сзади.

Потом они поехали за город. Всю дорогу девушки хихикали. Трина не убирала руку с ноги Аллена и поигрывала с молнией на его ширинке.

Добравшись до уединенного местечка, Гэррисон съехал на обочину.

– Билли, у меня в багажнике одеяла. Помоги достать.

Когда Аллен подошел к багажнику, Гэррисон протянул ему два пакетика из фольги.

– Ты же знаешь, что с этим делать?

– Ага, – ответил Аллен. – Но ведь не сразу же два надевать, да?

Гэррисон хлопнул его по руке.

– Вечно ты со своими шутками. Один на Тину, второй на Долли. Я их предупредил, что мы поменяемся. В смысле, оба трахнем обеих.

Аллен посмотрел в багажник и увидел охотничью винтовку. Он тут же поднял взгляд, но Сэм подал ему одеяло, второе взял себе и захлопнул багажник. А потом они с Долли пошли за дерево.

– Ну, приступим к делу, – сказала Тина, расстегивая Аллену ремень.

– Слушай, это необязательно, – ответил он.

– Ну, милый, если тебе не хочется…

Вскоре Сэм позвал Тину, а к Аллену пришла Долли.

– Ну? – спросила она.

– Что ну?

– Сможешь еще раз?

– Я твоей подружке уже сказал, что это необязательно и можем остаться друзьями.

– Ну, милый, ты как хочешь, главное, чтобы Сэм не разозлился. Ты симпатичный парень. А он там занят с Тиной, наверное, и не заметит.

Закончив, Сэм снова подошел к багажнику, достал пару пива из кулера и отдал одно Аллену.

– Ну, понравились тебе девчонки?

– Сэм, я ничего не делал.

– Что значит ты ничего не делал? Или это они ничего не делали?

– Я сказал им, что не надо. Когда я буду готов, я найду себе жену.

– Черт!

– Да успокойся, все нормально, – сказал Аллен. – Просто супер.

– Супер, блин! – Сэм начал орать на девчонок. – Я сказал вам, что он девственник! Должны были его завести.

Долли подошла к машине и заметила винтовку.

– Дружище, да ты попал.

– Черт! Садитесь в машину, – приказал Гэррисон. – Отвезем вас обратно.

– Я к тебе не сяду.

– Ну и пошла тогда!

Гэррисон грохнул багажником и прыгнул за руль.

– Билли, давай. А эти суки проклятые пусть пешком идут.

– Почему вы не садитесь? – спросил у девушек Аллен. – Вам одним тут оставаться опасно.

– Ничего, доберемся, – ответила Трина. – Но вы за это заплатите.

Гэррисон завел мотор, Аллен сел в машину.

– Давай не будем оставлять их тут одних.

– Черт, да это просто две жалкие шлюхи!

– Они не виноваты. Просто мне не хотелось.

– Ну, по крайней мере, нам это ничего не стоило.

Несколько дней спустя, 8 июля 1972 года, Сэма с Алленом вызвали в полицию Секлвилля, якобы чтобы задать им несколько вопросов. Но когда они пришли, их обоих немедленно арестовали за похищение, изнасилование и угрозу смертоносным оружием.

Выслушав факты в ходе совещания с адвокатами обеих сторон, окружной судья Пикэвея снял обвинение в похищении и наложил залог в две тысячи долларов. Дороти наскребла две сотни, которые позволили взять сына на поруки, и забрала его домой.

Челмер настаивал на том, что Билли все же следует отправить в тюрьму, но Дороти договорилась с сестрой из Майами, чтобы он пожил у нее до октября, когда должно было состояться слушание в окружном суде Пикэвея по делам несовершеннолетних.

Когда мальчиков в доме не осталось, девчонки взялись обрабатывать Дороти. Иными словами, Кэти с Челлой поставили ультиматум: если мать не подаст на развод, то они обе тоже уйдут из дома. И Дороти, наконец, решилась разойтись с Челмером.

Во Флориде в школу ходил Аллен и хорошо справлялся с учебой. Он устроился на работу в магазин, торговавший краской, и поразил его хозяина своими организационными талантами. «Сэмюэль», набожный еврей, знал, что отец Билли был иудеем. Так что его, как и остальное еврейское население Майами, крайне возмутило убийство одиннадцати израильских спортсменов в Олимпийской деревне Мюнхена. Он ходил на пятничные ночные службы и молился за спасение их душ, как и за отца Билли. А еще он просил Бога сделать так, чтобы суд оправдал Аллена.

Когда 20 октября Миллиган вернулся в Пикэвей, его направили на экспертизу комиссии по делам несовершеннолетних штата Огайо. Он содержался в окружной тюрьме Пикэвея с ноября 1972 года по 16 февраля 1973‑го – то есть Билли выпустили через два дня после его восемнадцатилетия. Несмотря на это, судья согласился, что судить его надо как несовершеннолетнего. Адвокат Джордж Келнер, которого нашла Дороти, сказал судье, что, по его мнению, какое решение ни вынес бы суд, ни в коем случае нельзя отправлять этого молодого человека домой, в столь пагубную атмосферу.

Судья признал Уильяма С. Миллигана виновным и передал его на попечение комиссии по делам несовершеннолетних на неопределенный срок. 12 марта, в тот самый день, когда Аллена перевели в лагерь в Зейнсвилле штата Огайо, был закончен и бракоразводный процесс Дороти и Челмера Миллигана. Рейджен посмеялся над Сэмюэлем, заявив ему, что бога нет.