Запись бесед члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Норвегии в СССР Урби

25, 26, 27 марта 1932 г.

I. 25 марта 1932 г. Урби пришел по своей инициативе и, вытащив пачку телеграмм, сообщил, что из них явствует, что задержание норвежских судов, о котором он говорил со мной 23 марта ^1ао. произошло 15 марта, что всего нашими властями было задержано 10 судов, занимавшихся убоем тюленей в Белом море, н что 5 из этих судов: «Веслекари», «Хаймланд», «Ханмен». «Ост» н «Сер» — были отведены нашими органами в порт Иоканка, в то время как о других 5 судах в Осло ничего неизвестно. Норвежское министерство не может понять, почему оно так долго не получало от нас никакого извещения о задержании этих норвежских судов, н он, посланник, находит, что министерство действительно «вправе инчего не понимать». После этого Урби спросил, не имею ли я сделать ему каких-либо сообщений по этому делу.

Я ответил, что, согласно обещанию, данному ему 23 марта, я немедленно после его ухода связался с Главным управлением погранохраны и получил от него обещание распорядиться по телеграфу составить для каждого из задержанных судов в отдельности протокол о допущенных нм нарушениях, а суда отпустить, прислав протоколы в Москву, с тем чтобы ГУПО и НКИД приняли решение о дальнейшем направлении этих дел.

Этот ответ, видимо, привел Урби в замешательство. Выразив свое удивление каким-то восклицанием, он сперва пробормотал, что это, собственно, меняет дело, но потом, оправившись, прибавил, что он все же должен передать мне ноту, которую ему поручено нам вручить.

*. См. док. Jâ 163,237.

Эта вербальная нота содержала сперва норвежскую версию фактической стороны инцидента с задержанием 10 норвежских зверобойных судов, причем особенно было подчеркнуто, что с 15 марта в Норвегии не было получено никаких известий об этих судах и что норвежское правительство не получило от нас никакого сообщения о задержании. Затем в ноте было выражено предположение, что суда отнесло течением южнее линии, дозволенной для убоя тюленей, н норвежская миссия сообщала, что норвежское правительство приняло решение о посылке в Белое море на место происшествия сторожевого судна «Фритьоф Нансен» для помощи зверобойным судам, если течение льдов будет относить нх дальше на юг. В заключение норвежская миссия просила дать указание нашим властям, чтобы они. в случае нужды, допускали «Фрить-офа Нансена» заходить в наши порты (нота была примерно на 1V₂ страницах).

При просмотре ноты я спросил Урби, является ли «Фритьоф Нансен» военным судном. Урби это подтвердил. Пробежав ноту, я сказал, что я, по-Видимому, сделал ошибку, так энергично взявшись за дело после первого посещения посланника, 23-го, и добившись распоряжения об освобождении судов. По-вндимому, более правильно было бы поступить с задержанными судами по всей строгости законов. Теперь получилось такое положение, что мы удовлетворили просьбу посланника, а норвежское правительство посылает в наши воды военное судно на помощь задержанным норвежским судам. Я не могу не выразить своего крайнего изумления по поводу такого необычайного н неожиданного решения норвежского правительства. Это решение является «более чем недружелюбным актом по отношению к Советскому Союзу». Я. конечно, немедленно доложу об этом инциденте т- Литвинову и коллегии, которая сегодня собирается, и резервирую за собой право пригласить к себе посланника для сообщения ему нашего отношения к решению норвежского правительства. Я опасаюсь, что навлеку на себя упреки за поспешное удовлетворение просьбы посланника, которое поставило нас в столь неприятное положение.

Урби был явно обеспокоен. Он сказал, что он очень благодарен мне за принятые мною меры и за освобождение судов, но что ведь я в прошлый раз не сказал ему. что суда будут освобождены. Если бы норвежское правительство это знало, то. конечно, оно не послало бы «Фритьофа Нансена».

Я ответил, что не люблю давать посланникам обещаний, в исполнении которых я наперед не уверен, н что только поэтому ограничился в прошлый раз лишь обещанием о скорейшем расследовании дела. В действительности же я сразу после ухода посланника обратился к ГУПО с настойчивым ходатайством удовлетворить просьбу посланника об освобождении

задержанных судов. Это, однако, ничего не меняет ни формально, ни по существу, ибо норвежское правительство решило послать «Фритьофа Нансена», не дожидаясь ответа на свою просьбу об освобождении задержанных судов, а посланник вручил мне ноту с извещением о решении норвежского правительства уже после того, как я сообщил ему об освобождении судов. Все это создает весьма серьезное положение, н. наверное, будет истолковано коллегией и правительством, как новое доказательство изменившейся позиции Норвегии в отношении СССР при нынешнем правительстве. Посылка военного судна в воды другого государства бывает вообще чрезвычайно редко н является очень серьезной мерой, которая принимается после очень серьезного обсуждения положения и возможных результатов. Очевидно, норвежское правительство так мало дорожит отношениями с СССР, что решило пренебречь тем впечатлением, которое его решение может произвести в СССР, из-за жеста, который по существу никакой пользы ни норвежским судам, ни Норвегии принести не может. Совершенно ясно, что действия наших властей ни в какой степени не могли бы и не будут зависеть от присутствия этого военного судна.

Урбн явно испугался и, идя на попятный, стал говорить, что в сущности «Фритьоф Нансен* — не военное судно: оно предназначено лишь «для сторожевых целей» н т. п. Он был уже один раз в наших водах. Посланник думает, что посылка «Фритьофа Нансена», особенно в Белое море, лежит также «в интересах СССР». Поскольку норвежские суда течением относит южнее линии, до которой позволен убой тюленей, присутствие сторожевого судна, которое будет препятствовать такому отвлечению норвежских судов за дозволенную линию, лежит также в советских интересах. После некоторого колебания Урбн сказал, что. впрочем, «если я хочу», он может взять свою ноту обратно.

Я сказал, что, поскольку «Фритьоф Нансен» уже послан в наши воды и поскольку посланник мне сделал об этом сообщение, я, конечно, не могу просить его, посланника, взять свою ноту обратно. Напротив, в интересах ясности я предпочитаю, чтобы она осталась у меня и чтобы я ознакомил с нею т. Литвинова и коллегию.

Урби замолчал н задумался. Он сильно волновался и был бледен. После некоторой паузы он протянул руку к ноте и сказал, что он берет ее обратно по собственной инициативе, а меня просит рассматривать его сообщение о посылке «Фритьофа Нансена» лишь как «предварительное сообщение». Дело в том, что он решил немедленно телеграфировать норвежскому правительству о беседе со мною и в особенности о моем заявлении, что мы рассматриваем посылку «Фритьофа Нансена» как «более чем недружелюбный акт в отношении СССР». Так как я

подал реплику, что это пока моя личная оценка, Урби сказал, что он это сообщит, но прибавит, что убежден, что коллегия и правительство присоединятся к моей оценке.

Я ограничился замечанием, что он, конечно, также вправе взять назад свою ноту, как н ее вручить, но что я все же обязан доложить коллегии обо всем происшедшем.

Урби. сильно волнуясь, просил, однако, доложить коллегии, что он сделал свое сообщение только в предварительном порядке, что он телеграфирует норвежскому правительству и еще вернется к этому вопросу. Я сказал, что это, конечно, будет сделано, а он продолжал сидеть, изредка делая замечания о том, что ни норвежское правительство, ни он не думали, что мы так воспримем решение о посылке «Фрнтьофа Нансена», что в этом нет ничего недружелюбного по отношению к СССР и т. д. Видя, что я молчу и не склонен продолжать разговор, Урби откланялся и ушел.

И. 26 марта 1932 г. согласно постановлению коллегии я вызвал Урби и заявил ему, что коллегия целиком присоединилась к моей оценке н, так же как н я, рассматривает решение норвежского правительства о посылке военного судна в наши воды на помощь задержанным нашими властями за незаконные действия норвежским зверобойным судам, как «более чем недружелюбный акт по отношению к СССР». Ёзятне посланником обратно своей ноты ничего не изменило в положении дела, поскольку мы получили известие о том, что вице-министр Эсмарк довел официально до сведения нашего полпреда о посылке «Фрнтьофа Нансена» в наши воды, н особенно ввиду получения нами сообщения, что норвежское телеграфное агентство опубликовало подробные сообщения обо всем инциденте, н в том числе о решении норвежского правительства послать «Фрнтьофа Нансена» в наши внутренние воды на помощь норвежским зверобойным судам. Мы находим, что норвежское правительство своим отношением ко всему этому делу иллюстрировало свое недружелюбное отношение к СССР. Поручив посланнику просить нас об освобождении судов, норвежское правительство, во-первых, не сочло нужным дождаться ответа посланника, несмотря на проявленную с нашей стороны чрезвычайную предупредительность. В самом деле, 23-го просьба норвежского правительства была передана мне посланником, и в тот же день из Москвы было дано по телеграфу распоряжение об освобождении судов, а 25-го я об этом сообщил посланнику. Между тем норвежское правительство еще накануне приняло решение о посылке военного су-дна в наши воды и поручило посланнику получить наше согласие на заход этого военного судна в наши порты. Во-вторых, не дожидаясь ответа на это свое второе обращение к нам, норвежское правительство дало распоряжение о выходе «Фрнтьофа Нансена», и он

находится уже в пути. В-третьих, как мы узнали, уже после моей последней беседы с посланником норвежское правительство, не дожидаясь запрошенного у нас разрешения, поспешило распространить через официозное норвежское телеграфное агентство известие о посылке «Фритьофа Нансена» в наши внутренние воды на помощь норвежским зверобойным судам н о его намерении заходить в наши порты, Все эти действия носят вызывающий характер по отношению к СССР. С международно-правовой стороны посылка «Фритьофа Нансена» также не может быть оправдана. Действительно, по международным обычаям военные суда всякого государства могут проходить через территориальные воды других государств. Однако в данном случае речь идет не о территориальных водах, а о внутренних водах Советского Союза и, кроме того, не о проходе военного судна, а о длительном его пребывании для выполнения функций, которые принадлежат внутренним судам и никоим образом не могут быть признаны за иностранным военным судном. Ввиду такого правового положения и проявленного со стороны норвежского правительства недружелюбного поведения в отношении СССР мы не можем дать согласия на заход «Фрнтьофа Нансена» ни в наши порты, ни в наши воды.

Урбн записывал содержание моего заявления, а потом оправдывающимся тоном и очень неуверенно стал объяснять. Что его первый разговор со мной по этому делу происходил в среду 23-го, после обеда, что в четверг 24-го и в пятницу утром 25-го он не мог снестись со мной и получить информацию и Что, таким образом, норвежский мининдел не имел никакого ответа нз Москвы. Ввиду этого норвежское правительство решило послать «Фритьофа Нансена», который не является военным судном в собственном смысле этого слова, а лишь сторожевым судном, в наши воды на помощь норвежским зверобойным судам. Для такой посылки сторожевого судна норвежскому правительству давал право заключительный протокол к советско-норвежскому торговому договору*. (Урбн зачитал протокол, в котором денствительно говорится о праве договарнвающнхся сторон посылать сторожевые суда в воды другой стороны.).

Я тут же доказал Урби, что зачитанный им заключительный протокол не имеет никакого применения в данном случае, и вновь подчеркнул, что поведение норвежского правительства не только было крайне недружелюбным и вызывающим, но н находилось в противоречии с международным правом. Я прибавил, что нам придется из этого сделать свои выводы.

Урбн, насторожившись, робко спросил: «Какие?»

* См. т. VIII, док. JÄ 410.

Я ответил, что нам придется сделать тот вывод, что в лице нынешнего норвежского кабинета мы имеем дело с правительством, которое настроено недружелюбно в отношении Совет-ского Союза и которое не ценит отношений с нами. Мы, ко-нечно, должны будем учитывать это при разрешении всех конкретных вопросов наших отношений с Норвегией.

Урби записал себе это заявление, потом опять посидел, как в прошлый раз, и опять, вндя мое нежелание продолжать разговор, встал и ушел. Уже прн выходе я выразил надежду, что мы получим от него удовлетворительное объяснение по поводу происшедшего и не будем вынуждены продолжать письменные разговоры с норвежским правительством по этому вопросу.

Урби сказал, что он обо всем доложит в Осло и, как только получит ответ, придет ко мне.

В этой беседе, как и во второй части беседы 25 марта. Урби выглядел очень напуганным всей этой историей, особенно в этот раз он очень слабо защищался, и было видно, что он сам осуждает свое правительство за предпринятые им шаги,

III. 27-го Урби позвонил мне по телефону и сообщил, что, согласно полученному им накануне вечером телеграфному сообщению, «Фрнтьоф Нансен» отозван обратно в Норвегию.

Я сухо поблагодарил за сообщение.

IV. Примерно через час Урби позвонил мне вновь и сообщил, что ои получил газеты из Норвегии, в которых нашел коммюнике миннндела о посылке «Фритьофа Нансена». В этом коммюнике сказано, что «Фритьоф Нансен» послан на помощь затертым во льдах норвежским зверобойным судам, с тем чтобы воспрепятствовать, чтобы онн не были отнесены льдами н течением по ту сторону линии, разрешенной для убоя тюленей. Урби сказал, что из этого коммюнике явствует, что посылка «Фритьофа Нансена» в наши воды совсем не носила такого недружелюбного характера, как мы ей приписывали. Я не реагировал на это заявление, а Урби спросил, не прислать ли мне перевод этого коммюнике. Я попросил прислать.

Примечание. На следующий день я получил от Урбн прилагаемое личное письмо *, которое является подтверждением обоих телефонных сообщений 27 марта.

Б. Стомоняков

Начат. Г.о а$х.

* Не публикуется-

141. Телеграмма Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочным Представителям СССР за границей

26 марта 1932 г.

-Предлагаю следить внимательно за возможной вербовкой белогвардейцев для отправки на Дальний Восток и при точном установлении таких случаев делать правительству, при котором Вы аккредитованы, устные представления.

Литвинов

Печат, г.о арх.

142. Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Греции с Министром Национальной Экономики Греции Вур-лумисом

27 марта 1932 г.

Беседа состоялась в доме Вурлумнса во время вечернего приема. Предметом ее явились некоторые затруднения, возникшие в греко-советских торговых отношениях в связи с нынешним финансовым кризисом *.

Затруднения в области греко-советских торговых отношений. Министр нацэкономнки осведомился у полпреда, удовлетворен ли он нынешними торговыми отношениями между СССР и Грецией. Полпред ответил, что в расчетах торгпредства с греческой клиентурой имеются затруднения, мешающие нормальному развитию греко-советских торговых отношений. Дело в том, что по сделкам, заключенным и выполненным торгпредством еще до проведения сентябрьского закона об охране драхмы, за клиентурой торгпредства числятся значительные суммы, которые подлежат уплате в твердой валюте. Однако валютная комиссия задерживает разрешения на выдачу этой валюты или совсем отказывает в удовлетворении заявок со стороны клиентов торгпредства. Такое положение, естественно, отражается на работе торгпредства и требует скорейшего урегулирования. С другой стороны, торгпредство готово приступить к некоторым закупкам товаров греческого происхождения. По этим закупкам оно желало бы расплачиваться драхмами, которые ему приходится в большом количестве получать от своей клиентуры вследствие ограничений, применяемых валютной комиссией после издания сентябрьского закона. Однако согласно вновь установленному порядку товары, вывозимые из Греции, должны оплачиваться в твердой валюте. В результате всех этих мер торгпредство не может ни получить твердой валюты, причитающейся ему по

* См. также док. Лэ 92.

сделкам, заключенным до сентября 1931 г., ни распорядиться накопившимися у него драхмами для закупки греческих товаров. Такое положение представляется совершенно ненормальным.

Министр ответил полпреду, что вполне понимает, насколько валютные затруднения осложнили работу торгпредства в Греции. Однако он не считает невозможным найти выход из создавшегося положения. Он надеется, что, в частности, можно будет сговориться относительно закупок греческих провенансов на драхмы для вывоза в СССР ^К1.

Полпред выразил пожелание, чтобы министр принял в ближайшие дни торгпреда и первого секретаря полпредства, которые ознакомят его подробнее с положением вещей н совместно с Вурлумисом обсудят вопрос об условиях дальнейшей деятельности торгпредства в Греции.

Министр ответил, что готов в любое время принять торгпреда и первого секретаря полпредства. Он просил лишь сговориться об этом по телефону с его секретариатом.

Потемкин

Печат. iio арх.

143. Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Греции с Посланником Болгарии в Греции Ненковым

27 марта 1932 г.

Беседа состоялась на вечернем приеме у министра национальной экономики Вурлумиса. Предметом ее явились советско-болгарские взаимоотношения.

Болгария и СССР. Посланник Болгарии, просивший жену турецкого посланника Эннс-бея представить его н'его жену М. И. Потемкиной, после этого представления подошел знакомиться и к полпреду, заявляя, что давно искал этого случая. По его словам, «бывшее правительство государственного переворота» в Болгарии должно нести ответственность за ненормальные взаимоотношения между Болгарией и СССР. В настоящее время в Болгарин наблюдается сильнейшее течение в пользу восстановления этих отношений. Нейков надеется, что в ближайшее время между Болгарией и СССР вновь возникнет связь, прерванная событиями 1923 г. *. Лично он был бы счастлив, если бы это произошло. Он может заверить полпреда, что такое его заявление есть подлинный «крик сердца».

Полпред ответил Нейкову, что очень рад выслушать столь искреннее заявление. По его мнению, ничто не мешало бы вос-

* См. т. V, прим. 170.

становлению нормальных отношений между Болгарией и СССР. До сих пор этому препятствовало нежелание болгарского правительства должным образом ликвидировать прискорбный инцидент, связанный с деятельностью советского Красного Креста в Болгарин. Если нынешнее правительство вместе с г. Нейковым возлагает ответственность за этот инцидент на тогдашнее правительство Болгарин, этим самым открывается полная возможность ликвидировать возникший конфликт н восстановить нормальные взаимоотношения между обоими государствами.

Полпред выразил надежду, что посланник Болгарии будет поддерживать с Полпредством СССР в Греции фактический контакт. На это Нейков ответил, что будет счастлив такой возможности *.

Потемкин

Печат. по арх.

144. Письмо Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Временному Поверенному в Делах СССР во Франции М. И. Розенбергу

29 марта 1932 г.

Уважаемый Марсель Израилевич,

Присланный проект меморандума ^1D2 нуждается в сокращениях н дополнениях. К сожалению, к отъезду сегодняшнего курьера сделать этого не успею, тем более что я хотел бы освежить в памяти документы, на которые меморандум ссылается. Таким образом, Вам, очевидно, не удастся вручить меморандум Тардье до его отъезда в Женеву. Если он напомнит мне в Женеве о меморандуме, то объясню невручение отъездом полпреда, а если окажется необходимым, то вручу ему меморандум, исправленный мною, в Женеве нли же перешлю Вам для вручения Вертело.

Должен сказать, что беседа с Тардье оставила меня под впечатлением, что улучшение отношений с СССР отнюдь не входит в его ближайшие расчеты и задачи. Если Тардье и говорил о неизменности позиции французского правительства в отношении пакта о ненападении, то он мог этим преследовать исключительно нзбнрательно-маневренные задачи. При невозможности сохранить большинство в нынешней палате н получить большинство на выборах, опираясь исключительно на правые партии, Тардье, очевидно, пытается изображать из себя наследника Бриана, готового продолжать мирную политику последнего. При такой установке Тардье, естественно, не

* См. также док..Ча 232.

может открыто признать прекращение всей акции Бриана по так называемой пацификации Востока, из чего и вытекает обещание Тардье подписать пакт по устранении румынского препятствия. Правда, он шел несколько дальше и говорил о готовности содействовать устранению румынского препятствия и помочь выработке необходимых формул по спорным с Румынией вопросам, Но и это обещание могло служить той же, ранее мною указанной, цели. Кроме того, и после подписания нами пакта с Румынией Тардье может затормозить или сорвать советско-французский пакт попытками внести в него изменения, и не только в сторону уменьшения французских обязательств, но и расширения наших. У Тардье может явиться желание показать правым, что, хотя он и идет на пакт с нами, он все же добился от нас большего или дал нам меньше, чем Брнан. Во всяком случае, трудно ожидать каких-либо определенных решений со стороны Тардье до выборов, если только он не думает, что завершение акции Бриана окажется ему полезным в самой избирательной кампании. Таковы мои впечатления, которые постараюсь проверить последующими разговорами с Тардье в Женеве *.

Литвинов

Печит. г.с арх.

145. Письмо Полномочного Представителя СССР в Японии Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Л. М. Карахану**

31 марта 1932 г,

Уважаемый товарищ,

Япония и СССР. Наибольшую угрозу для советско-японских отношений представляет в Японии военно-фашистское движение, Но нельзя сказать, чтобы; все это движение целиком было враждебно СССР. Поскольку оно охватывает разнородные элементы с различными настроениями, в нем нет и не может быть одинаковой у всех неприязни к СССР. Экономический рост СССР многим из них импонирует. Но решающую роль в установлении преобладающего настроения будут играть, конечно, не вопросы симпатий к социалистическому строительству, а соотношение силы и роль СССР в отношении главнейших вопросов внешней политики Японии, на данной стадии — в отношении дальневосточных вопросов. Внешнеполитическая программа японского империализма включала в себя захват Маньчжурии, подчинение японскому влиянию

* См. также док..Ye 111. ** Печатается с сокращенней.

всего Китая и экспансию в разных формах —от экономического проникновения до прямого захвата на нашем Дальнем Востоке. Эти цели были формулированы и знаменитым меморандумом барона Танака*. и отдельными заявлениями японских политических деятелей-

Осуществление этой программы зависело от условий момента и соотношения сил.

Для этого время осенью прошлого года показалось японским военным подходящим, и они приступили к военным действиям в Маньчжурии для ее захвата, как основной и ближайшей империалистической задаче.

Маньчжурские события развивались постепенно. Возможно, что некоторые разногласия между военными и руководителями японской внешней политики сндэхарозского толка и были, разногласия относительно того — идти ли севернее Чанчуня, брать Цзиньчжоу или нет. Во всяком случае, военные, сторонники более решительных и широких действий в Маньчжурии, возобладали: заняты были и Цицнкар и Цзнньчжоу, а в дальнейшем и Харбин. Намерения военных относительно Северной Маньчжурии, а затем и СССР выдавали провокационные сообщения относительно нашей помощи Ma Чжань-шаню ка первой стадии маньчжурских событий**. Вполне вероятно, что гнусная роль Чжан Сюэ-ляна, без боя сдавшего всю Маньчжурию нз страха потерять власть и свои войска, вскружила голову японскому военному командованию, вернее полковникам и капитанам, фактически командующим японскими войсками. Возможно, что проба с Цицикаром тоже показалась японским военным удачной. В результате программой минимум стал захват всей Маньчжурии, а программой максимум—подчинение всего Китая и захватнические планы на нашем Дальнем Востоке в отношении Приморья н Сахалина в первую очередь^т:з. Отсюда шанхайские дела и движение к Пограничной с разговорчиками Сиратори о Приморье, представителей фирмы «Окура» о Сахалине, а рыбопромышленников — о Камчатке ^|04, с поднятием акции «Нитиро» *** почти до 70 иен против 16 в прошлом году.

Имевшиеся у нас сведения из различных источников говорили о том, что японский генштаб твердо уверен в том. что ни Америка, ни СССР воевать не хотят и не могут, И в отношении Америки, и в отношении СССР считалось, что для японских империалистов теперь самый благоприятный момент, так как в дальнейшем Соединенные Штаты усилят свой флот в соот-

* См, т, XI прим. 41. ** См, т. XIV. док. № 320. *** «Ннтнро гёгё кабусики кайся» — японская акционерная компания по рыболовному промыслу,

ветствии с решениями Лондонской конференции *, а СССР, сейчас «бессильный», постепенно укрепляет свою военную мощь.

Но положение осложнилось благодаря двум решающим фактам.

Китайская 19-я армия, несмотря на предательское поведение гоминдана н Чан Кай-шн, оказала серьезное сопротивление японцам под Шанхаем. Хотя в конце концов, не имея поддержки, она вынуждена была отступить, но удар японской армии был нанесен очень сильный н не столько материальный, сколько моральный. Легенда о непобедимости японской армии была рассеяна. Это отразилось, а главным образом еще отразится, на китайских массах и, следовательно, на дальнейших перспективах японо-кнтайскнх отношений. Я бы сказал, со многими, разумеется, оговорками, что шанхайские битвы могут сыграть в японо-китайском конфликте ту же роль, что битва на Марне в мировую войну. Вот что пишет о шанхайских событиях такой японофнльскни знаток дальневосточных дел, как Сокольский, теперешний руководитель дальневосточного отдела «Нью-Йорк тайме»:

«Если главная цель Японии в настоящее время —закрепить ее достижения в Маньчжурии, тогда надо избежать опасности осложнений с Соединенными Штатами и Советской Россией. Шанхай опять имел умеряющее влияние. Нет сомнений, что многие японцы ошиблись в Шанхае, ввиду легкости, которой отмечены их прежние успехи в маньчжурской кампании: китайские армии растаяли перед их войсками, иностранная оппозиция ограничилась дипломатическими нотами**. Шанхай, однако, изменил настроение японцев. Все в Шанхае пошло плохо — даже достижения в Маньчжурии теперь в опасности.

Урок Шанхая будет поглощен н усвоен для будущих отношений народом, успехи которого были достигнуты благодаря бесконечной способности к усвоению. Скорее умеряющее влияние Шанхая, чем встреченные усилиями трудности, кладет конец для настоящего времени японской экспансии в Китае за пределами Маньчжурии и Жэхээ.

Мы здесь все видим и чувствуем как шанхайские «победы» изменили настроение японцев.

Вторым решающим фактом явились сведения о военных мероприятиях СССР у границ Маньчжурии. Японцы увидели, что, если дело зайдет далеко, мы, во-первых, хотнм оказать серьезное сопротивление, а во-вторых, можем это сделать во внушительных размерах. Отрезвляющее влияние этих сообще-

* См. т. XII, прим. 135. ** См. также док. Ns 98,

ний заметно ощущается даже в личных отношениях к нам, в частности ко мне.

Если соединить эти два факта вместе — шанхайские события и вести из СССР,— то положение станет еще яснее. Вооруженный конфликт с СССР потребует огромнейших жертв и, несомненно, поднимет против Японии Китай, даже против волн Чан Кай-ши, Чжан Сюэ-ляна и компании. Все это грозит Японии катастрофой.

К этому надо добавить непрекращающиеся выступления «бандитов» в Маньчжурии, ухудшение отношений с Соединенными Штатами (которые, между прочим, делают все, чтобы избежать войны или, по крайней мере, оттянуть ее возможно дольше), тяжелое финансовое и экономическое положение внутри Японии наряду с все более широким распространением «опасных мыслей».

Наиболее вероятным для настоящего времени представляется закрепление Японии в Маньчжурии, с линией обороны по Хннгану, с одной стороны, и Мулннскому хребту, с другой, т. е. возвращение к тем позициям, которые были намечены японским империализмом после неудачи сибирской интервенции.

Это не значит, что мы гарантированы от военного конфликта. Конечно, опасность его теперь очень велика и стала очень большой, когда японская «линия обороны» вплотную Приблизилась к нашим границам. Какое-нибудь незначительное изменение международной ситуации легко может создать военную обстановку, тем более что охотников втянуть нас в войну найдется сколько угодно*.

Из этого следует, что мы должны быть настороже [...]

С товарищеским приветом

А. Трояновский

Печат. по арх.

146. Запись беседы Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Японии в СССР Хирота

31 марта 1932 г.

На вопрос Хнрота, могу ли я сообщить ему что-либо о стабилизации японских участков в связи с последней нашей беседой, я ему ответил, что сегодня я ничего не могу ему сказать, ио хотел бы, со своей стороны, знать, может ли он что-либо сообщить мне по этому вопросу. Я ему напомнил, что в последнюю беседу мы с ним условились, что оба обдумаем конкретные планы в связи с его соображениями, с тем чтобы совместно

* См. также док. Xs 44, 126.

придумать какое-либо общее решение с целью продвинуть рыболовные переговоры вперед. Констатировав, что ни у него, ни у меня пока нет конкретного плана на основе его последних бесед, мы условились встретиться в ближайшие дни для дискуссии по этому вопросу *. Посол подчеркнул, что он очень хотел бы возможно быстрого выяснения вопросов, связанных с переговорами, так как он лично в этом заинтересован, нбо, если нет перспектив для быстрого завершения переговоров, он ввиду своего болезненного состояния хочет просить у своего правительства отпуск для лечения.

После этого Хирота сообщил, что им получена только что инструкция правительства по рыболовному вопросу, но не по переговорам, а в связи с наступающим рыболовным сезоном. Инструкция эта гласит следующее. В связи с тем, что рыболовный сезон наступает через 2 недели, японское правительство желает, чтобы в этом году не было таких затруднений, какие были до сих пор. Желанием японского правительства является то, чтобы в этом году не было никаких конфликтов н все шло гладко. Это важно для дружественных отношений между обеими странами. Поэтому японское правительство обращается с просьбой к Советскому правительству, чтобы последнее обратило внимание на установившиеся обычаи н правила рыбной ловли. Японское правительство особо обращает внимание на рыболовные правила по ловле рыбы на Тихом океане и просит, чтобы эти правила не применялись к японской рыбной промышленности. Применение этих правил вызвало бы затруднения. Кроме того, имеется ряд других вопросов, по которым шли переговоры между посольством и II Восточным отделом. Так как японское правительство искренне желает, чтобы в этом году рыболовный сезон прошел без затруднений и конфликтов, и так как перегозоры, связанные с рыбным делом, уже имели место между советником посольства Амо и заведующим Восточным отделом Козловским, посол хотел бы поручить Амо, чтобы он изложил Козловскому подробным образом все те пожелания японского правительства, которые им получены. Поэтому он обращается ко мне с просьбой, чтобы я инструктировал Козловского, чтобы последний вел эти переговоры в таком духе, чтобы возможные затруднения, которые могут иметь место, были бы предотвращены.

Я ему ответил, что искренним желанием не только японского правительства, но и Советского правительства является избежание всяких недоразумений и затруднений во время рыболовного сезона. Как в прошлом году, так и в этом году советские власти на Дальнем Востоке инструктированы надлежащим образом, и. в частности, им дано указание о строгом со-

* См. такке док. Aï 2lS.

блюдении рыболовной конвенции и существующих правил и законов. Поскольку посол не излагает мне подробно всех вопросов, а предлагает их поручить Козловскому, я проинструктирую последнего, чтобы он выслушал внимательнейшим образом все пожелания, которые сообщит ему Амо, и доложил мне о них ^lû5.

Далее Хирота сообщил мне, что так как различные недоразумения возникали от применения тех или иных правил и от толкования тех или иных условий конвенции, то поэтому японское правительство командирует на Дальний Восток своих консульских агентов в целях возможного уменьшения возможных недоразумений. Поэтому посол обращается с просьбой, чтобы мы дали инструкции нашим властям о необходимом контакте с японскими консульскими агентами. Я ему ответил на это, что японские консульские агенты имеются у них в определенных пунктах н, поскольку они будут выполнять там обычные консульские функции н не будут выходить за их пределы, им будет, конечно, оказано всяческое содействие со стороны местных властен, и он может быть спокоен, что в этом смысле наши власти своевременно и надлежащим образом будут инструктированы. Хирота ответил, что, конечно, как и во всех консульствах, японские агенты ограничиваются охраной резидентов и наблюдением за выполнением договорных обязательств н что японские консулы не будут в своих функциях выходить за пределы обычных консульских функций.

На этом мы распрощались, условившись на днях встретиться для продолжения дискуссии по рыболовному вопросу.

Л. Карахан

Печат. по арх.

147. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Японии в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

Немедленно 2 апреля 1932 г.

Виконт Сайто, адмирал Като, Иванага *, Танака Сэй-дзнро ** и другие добиваются от военных ясности в отношении СССР и требуют, чтобы не только не было войны, но и вообще осложнений. Имеется и письменный меморандум. Принц Канъин ***, с которым и я говорил и принц Фусими ****, обе-

* Управляющий японским информационным агентством Симбуа Рэнго.

^в# Одни из директоров Японо-Советского общества.

**^s Президент Японо-Советского общества, начальник генштаба японской аркиа с лекзбря 1931 г.

**** Начальник генштаба ВМФ Японии.

щали свою поддержку. Вице-военмин Койсо настроен более благоприятно, чем Араки. Перелом, несомненно, имеется, новее же полной ясности еще нет. Барон Хорада, секретарь Сайон-дзи *, мне сказал, что вопрос о военно-фашистском перевороте сейчас снят и что с точки зрения отношений с СССР мне беспокоиться нечего **.

Трояновский

Печат. по арх.