Июня 1932 г

Я вызвал Урби, чтобы вручить ему ноту по вопросу о нашей радиостанции на Шпицбергене***.

1. Еще до того как я изложил цель его вызова, Урби заявил, что, узнав на днях от т. С. М. Мирного**** о решении комиссии стортинга по спорному вопросу о праве торговли торгпредства внутри Норвегии *****, он телеграфировал в Осло, сообщив о неблагоприятном впечатлении, вызванном здесь решением комиссии стортинга, и просил разъяснений. В ответ на это он получил по телеграфу разъяснение, что слушание этого вопроса в самом стортинге отложено, но что правительство понимает значение этого вопроса для отношении с СССР и сделает все возможное для его «удовлетворительного разрешения». От себя Урби прибавил, что телеграмму надо понимать в том смысле, что вопрос будет разрешен согласно нашему желанию,

Я поблагодарил за сообщение, сказав, что этот вопрос действительно стал одним из важных вопросов в наших отношениях. Когда я стал записывать сообщение Урби, он забеспокоился и обратил мое внимание на то, что «ему не сказано передавать мне это сообщение норвежского правительства». Он, однако, счел нужным в личном порядке информировать меня,

* См. док. № 241. 291, ** См. г. XIV. шнм, 25.

*** См. дзк, № 249.

**** Пс-рвый секретарь I Западного отдела НКИД СССР ***** См. также док,.Ye 25L

2. Когда я заявил Урби, что вызвал его для вручения ноты, он сразу заволновался и сказал: «Я надеюсь, что нота не слишком резка». Ввиду того что Урби хотел узнать сейчас же содержание ноты, я перевел ему наиболее существенные ее места, Он все время волновался и прерывал меня, выражая несогласие с отдельными положениями ноты. Он был, однако, видимо, приятно поражен сравнительно умеренным концом ноты н с видимым облегчением констатировал, что заключительная часть ноты по существу повторяет то, что я ему уже сказал во время первой беседы по этому вопросу*. Он все же, видимо для приличия, заявил, что в заключительной части норвежской ноты отнюдь не следует усматривать ультиматума и что никаких намерений у норвежского правительства обострять отношения из-за этого вопроса не было.

Я ответил, что считаю нецелесообразным отвечать на сделанные нм возражения по поводу отдельных положений нашей ноты, ибо это означало бы повторить ту аргументацию, которую я привел уже в прошлый раз, и повторить и разъяснить ноту, которая сама по себе ясна и разъяснений не требует. Мы отнеслись к вопросу очень серьезно и после тщательного обсуждения вместе с нашими юристами коллегия пришла к единодушному заключению о необоснованности норвежской позиции. При этом, как я и предвидел, большое изумление и возмущение вызвала заключительная часть ноты. Коллегия, как и я, полагала, что характер и тон норвежской ноты совершенно не оправдывается обстоятельствами.дела, которому она посвящена. В интересах наших отношений я считаю нужным со всей откровенностью сказать посланнику, что в наших правительственных кругах все больше укрепляется представление, что те последовательные конфликты и трення, которые мы имели с Норвегией за последний год, являются результатом недружелюбной установки нынешнего норвежского кабинета в отношении СССР. У нас говорят, что при новом норвежском кабинете с норвежской стороны, вместо того чтобы сглаживать возникающие недоразумения, как будто стремятся использовать всякий повод для обострения отношений. Такое же впечатление получилось у нашего правительства, когда недавно был заслушан очередной доклад НКИД о наших текущих отношениях с разными странами. На заседании правительства было выражено удивление по поводу того, что с Норвегией за последний год наши отношения изменились, в то время как онн всегда были традиционно хорошими. Эта перемена была поставлена в связь с приходом к власти в Норвегии нового правительства. Посланник является

* См. док. Хв 245.

живым свидетелем правильности такой констатации. Он сам является видным фактором наших отношений, он олицетворяет как бы кусок истории этих отношений, поскольку он ведет дела Норвегии в Москве с самого начала дипломатических отношений с СССР. Это именно обстоятельство и наши хорошие личные отношения позволяют мне с откровенностью, необычной в дипломатическом обиходе, сказать ему о том, что думают в наших авторитетных кругах об отношениях с Норвегией. Я полагаю, что такая откровенность может быть только полезна для дела.

Урби с самого начала моего заявления насторожился и потом несколько раз сказал, что он является сторонником такого откровенного обмена мнениями. Повторив, что он не согласен с содержанием нашей ноты и с нашим выводом о характере и тоне норвежской йоты, он, однако, прибавил, что «по приезде в Норвегию он сделает все, что в его власти, чтобы избежать в будущем ненужных трений между нашими странами». Явно польщенный словами, которые я сказал об его личной роли в норвежско-советских отношениях, Урби довольно долго распространялся на эту тему. Он сказал, что вполне согласен с той оценкой, которую я дал прошлым отношениям между СССР и Норвегией, и что если эти отношения, как я правильно сказал, были традиционно хорошими, то это также объясняется тем, что он всегда делал все возможное для устранения конфликтов и торопился интервенировать с самого начала, чтобы не дать тому или иному инциденту разрастись и оказать плохое влияние на наши отношения. Той же тактики он придерживался и тогда, когда представлял интересы Англии после разрыва наших отношений с нею в 1927 г., и т. Литвинов был прав, когда отметил его умиротворяющую роль и благодарил его за сотрудничество в эти годы после восстановления советско-английских отношений. Тут он перешел к деятельности т. Коллонтай, указывая, что о ее роли в наших отношениях в Осло все вспоминают с похвалой и благодарностью. Она придерживалась той же тактики, что н он, и стремилась урегулировать и затушить всякое столкновение по возможности в самом начале. Никогда не следует откладывать подобные дела из каких бы то ни было соображений. Он вспоминает, как я его вызвал по какому-то делу (кажется, он упомянул инцидент с опротестованием нашего векселя в Осло¹⁷⁹) и, сделав демарш, сказал, что т. Бекзадян будет говорить с Бродландом «во вторник»,— это значит, в обычный приемный день министра. Он не стал этого дожидаться и сразу, послав срочную телеграмму, добился успеха. Тов. Бекзадян не должен был стесняться и ожидать обычного приемного дня у Бродланда, а должен был немедленно пойти к нему. Он, Урби, рад, что ему удалось урегулировать это

неприятное дело с векселем и притом урегулировать таким образом, что ни в одной норвежской газете не появилось никакого сообщения о протесте векселя. Так он действовал и во всех других случаях. Тэк поступил и теперь, когда узнал, что мы недовольны решением юридической комиссии стортинга *^7а. Теперь он будет серьезно говорить в Осло н не только с членами правительства, но и с Мувннкелем, который, хотя и находится в оппозиции, все же имеет очень большое влияние в стране. Посланник всегда вспоминает правильные слова, которые я ему сказал, когда говорил с ним о мероприятиях норвежского правительства в отношении торговли с СССР,— именно что отношения между государствами тогда бывают особенно прочны, когда они покоятся на солидной экономической базе. Он будет ратовать в Осло за то, чтобы норвежско-советской торговле оказывалось всякое содействие и не чинилось никаких препятствий.

3. В заключение Урби заговорил об инциденте с задержкой норвежских судов в Белом море*. Он считал бы очень важным принять какие-нибудь меры для того, чтобы избежать повторения подобных инцидентов в будущем. Задержка судов вызывает большие убытки и большое недовольство в Норвегии. Для того чтобы показать мне, какое значение придается этим вопросам, он считает полезным информировать меня о том, что пишет такая «советофильская» газета, как социалистический «Арбейтербладет»; говоря о задержании органами норвежских судов в Белом море, газета предложила послать сторожевое судно «Фрнтьоф Нансен» в наши воды для наблюдения за тем, чтобы норвежские суда не переходили дозволенной линии. Это предложение, сказал Урби, делается «в интересах СССР», хотя, как он теперь знает, посылка такого судна в наши воды нам очень неприятна. Было бы очень желательно придумать что-нибудь, чтобы устранить самую возможность повторения подобных случаев.

4. Урби сообщил, что он уезжает со всей семьей на два с половиной месяца в отпуск в Норвегию,

Разговор происходил под конец в очень мирных и даже дружественных тонах.

Б. Стомоняков

Печаг. по арх.

⁸ См. док. N» 140.

258. Выступление Председателя советской делегации M. M. Литвинова на девятнадцатом заседании Генеральном комиссии Конференции по сокращению и ограничению вооружении

22 июня 1932 г.

Председатель советской делегации тов. Литвинов в своей речи сказал:

Я уверен, что не только я, ио и другие делегаты чрезвычайно признательны нашему председателю за предоставленный нам случай в столь неожиданной и драматической обстановке вновь восстановить между собой официальный контакт, напомнить нам, что мы находимся на берегу Женевского озера не в качестве туристов и не в качестве любопытствующих, ловящих слухи о содержании разговоров о разоружении между представителями нескольких правительств, а что мы сами являемся членами конференции по разоружению.

Я позволю себе воспользоваться этим случаем, чтобы сделать несколько общих замечаний по поводу состояния дел на дайной конференции. Нет никакого сомнения в том, что состояние дел признается крайне неудовлетворительным всеми делегациями. Это осознание не нашло еще до сих пор формального и денственного выражения. В самом деде, уже почти истекает пятый месяц конференции, и мы не можем зарегистрировать хотя бы малейшее движение вперед, хотя бы ничтожный результат. На первых заседаниях конференции и Генеральной комиссии были вскрыты значительные разногласия между делегациями, которые до сих пор остаются в полной силе. По крайней мере нам официально ничего неизвестно о смягчении этих разногласий. Я хотел бы подчеркнуть, что эти разногласия существуют не между двумя или тремя государствами, усилий которых было вполне достаточно для сдвижения с места работ конференции. Я пытаюсь сделать свою мысль более ясной. Если какое-либо государство возражает против того или иного вида разоружения, то имеется налицо разногласие у него со всеми теми государствами, которые согласны на этот вид разоружения. Если выдвигается новое предложение о какой-либо форме разоружения и это предложение не всеми делегациями принимается, то можно говорить о разногласиях между автором предложения и остальными делегациями, а не с каким-либо отдельным государством, выбранным наугад.

Академический характер работ технических комиссий¹⁸⁰

Говоря об отсутствии результата, я отнюдь не забываю огромной работы, проделанной за последние месяцы так назы-

ваемыми техническими комиссиями. Об этом красноречиво свидетельствуют 500 документов, разосланных делегациям и образующих стопку почти в 75 сантиметров высоты. Вопрос в том, однако, имеют ли эти работы какое-либо отношение к конференции и будут лн они ею использованы. Комиссии, например, занимались вопросами об определении агрессивных родов оружия, когда еще нет общего решения, приемлемого для всех делегаций, о безусловном отказе от агрессивных родов оружия. Они занимались вопросом об интернационализации воздушного флота при отсутствии общего согласия на эту интернационализацию и при наличии, наоборот, резко выраженных возражений против нее. Я не стану умножать эти примеры. Работы комиссий носили, таким образом, совершенно академический характер. Члены комиссий это сознавали, они не могли отделаться от сомнений, не работают ли онн впустую, и это не могло не сказаться на темпах и характере работ комиссий, на представлении государствами в комиссии отдельных документов, информации и т. п.

Нет решения по основному вопросу

Но не только нет принципиальных решений конференции по тем вопросам, которые разрабатывались комиссиями, но и нет решений по главному, кардинальному вопросу; созванная после продолжительной, чуть лн не 10-летней подготовки конференция по разоружению на пятом месяце своего существования не имеет еще ответа на вопрос, согласны лн все представленные на ней государства на какое бы то ни было разоружение или сокращение вооружений вообще, и отсюда вытекает вся ненормальность создавшегося положения. Я имею в виду прямое материальное сокращение вооружений, а не экономические мероприятия, как, например, по сокращению бюджета, которые могут явиться результатом не конференции, а скорее экономического и финансового положения отдельных стран или всех стран. Конечно, при отсутствии иных результатов сокращение военных бюджетов может в некоторых кругах считаться успехом конференции. Но народы представляемого мною государства, как, впрочем, н народы всего мира, могут интересовать не мнимые успехи конференции, а действительные успехи разоружения. Можно опасаться, что создается такое положение, при котором понятие успехов конференции и успеха разоружения не будет совпадать. Я счел нужным высказать эти соображения в надежде, что мое обращение к вам явится некоторым стимулом для возобновления и направления работ конференции по новым рельсам, другими методами. Но если эта надежда не оправдается, то я буду удовлетворен тем, что своим заявлением по крайней

мере сниму ответственность с советской делегации за положение абсолютно неудовлетворительное. Советская делегация, как н всякая другая делегация, должна отчитываться перед пославшими ее народами. Мы не можем в течение пяти месяцев отделываться краткими реляциями о том, что в Женеве нет ничего нового. Мы не можем также говорить нм, что хотя мы сами в Женеве сейчас ничего не делаем, но за нас думают н работают представители нескольких государств, решения которых мы ожидаем, ибо народы, как большие, так н малые, могут счесть это неуважением не только к их представителям, но и к самим себе. Советская делегация составляет часть конференции, она участвует во всех ее комиссиях и в Бюро, и это может привести к неправильным выводам о некоторой доле ответственности и советской делегации за безрезультатность работ. На самом деле советская делегация не может нести этой ответственности, ибо ни одно из ее основных предложений конференцией не принято, обсуждаются и разрабатываются не те вопросы, которые ею выдвинуты, и применяются не те методы, которые она рекомендовала. Советская делегация заявляла и заявляет, что представляемое ею государство согласно на полное разоружение, на частичное разоружение, количественное и качественное, что она готова идти в этом направлении так далеко, как только это позволит согласие других государств. Только тогда, когда все остальные государства сделают публично на самой конференции аналогичные или хотя бы сходные заявления, можно будет говорить о действительном начале работ конференции. Я полагаю, что пришла пора сделать это начало.

Оценка предложения САСШ

Я приветствую в основном предложения, только что сделанные американской делегацией ^1В!, тем более что они отчасти идут, хотя не так далеко, по линии советских предложении, в свое время сделанных здесь и не поддержанных. Я приветствую эти предложения потому, что они заключают некоторые из важных принципов, которые выдвигала на Подготовительной комиссии и здесь, на конференции, советская делегация, а именно принцип объективного метода пропорционального сокращения при сохранении относительности между государствами и попытки нарушения которой могли бы совершенно обесплодить работы конференции. В американских предложениях имеются, однако, моменты, отличающие их от советских предложений, которые, конечно, должны стать предметом открытого обсуждения. Я, однако, этих деталей сейчас касаться не буду и вернусь к ним в свое время, когда будет Открыта дискуссия. Со своей стороны я предложил бы эту

дискуссию не откладывать, для того чтобы делегации могли возможно скорее высказать хотя бы свое принципиальное отношение к этим предложениям и чтобы хотя бы таким путем положить начало конференции *.

Печат. по газ. t Известия» Л* /73 (4745). 24 июня Ш2 г. Опубл. в сб. г Ades de lit Conférence...*, Série В. Vol. /, pp. 128—129.

259. Телеграмма Народного Комиссара Иностранных Дел СССР в НКИД СССР, из Женевы

23 июня 1932 г.

После разговора с Титу леску Залесскии сообщил сегодня мне, что румынское правительство готово возобновить переговоры о пакте, и в предварительном порядке Залесскии вручил мне и Титулеску выработанный им проект пакта, который Титу леску уже одобрил. Пакт оказался почти точной копией пол ьс ко-совете ко го пакта** с той лишь разницей, что в 1-й статье говорятся о ненападении иа «территории, находящиеся в настоящее время под властью одной из договаривающихся сторон». Я сказал, что изучу этот документ и обратил его внимание на неприемлемость 1-й статьи и отсутствие всякого упоминания о спорных вопросах. Кроме того, я сказал, что, поскольку большинство статей уже согласовано в Риге***, нам нечего к ним возвращаться или заменять их новыми. Окончательный ответ я думаю ему дать после свидания с Эррио, который до сих пор в Женеву еще не заезжал. Залесскии сообщил, что французский посланник в Бухаресте говорил финскому посланнику, что он по поручению Тардье заявил румынам, что Франция больше не заинтересована в советско-румынском пакте; если Румыния теперь все же идет на переговоры, то Залесскии склонен приписать это влиянию Эррио, который говорил и ему о желательности этих пактов. Когда я сказал Залесскому, что если Румыния будет настаивать иа неупомииании спорных вопросов, то из переговоров ничего ие выйдет и что придется вернуться к вопросу подписания советско-польского пакта, Залесскии промолчал, из чего заключаю, что ои такую возможность предусматривает ****.

Гранди мне сегодня с беспокойством говорил о возможности политических уступок со стороны Германии в обмен на французские уступки в репарационном вопросе. Ои дал по-

* См. также док. № 260, 294. ** См. док. N» 300. *** См. врнл. к док. № 273. **** См. также док. N° 227, 266.

нять, что речь идет не только об отказе от пересмотра Версальского договора в течение продолжительного срока, но, возможно, и о германо-польских отношениях. Залесскин же мне сегодня говорил, что имеются в виду уступки в отношении Дунайской федерации³¹. Граиди страшно раздражен непривлечением его к участию в аигло-франко-американских переговорах по разоружению, и этим объясняется его вчерашнее неожиданное заявление о полной солидарности с предложениями Гувера ¹⁸¹. Он был немало взбешен тем, что Турция ему не сообщила о предстоящем ее приглашении в Лигу наций. В Риме Муссолини собирался говорить с Исметом о Лиге наций, но для этого не было якобы подходящего случая.

Литвинов

Печат. по арх.