Бытие и реальность

Онтология – тематический раздел философии, в котором рассматриваются проблемы устройства мира в целом, его универсальные свойства, действующие в нем глобальные силы, основания его существования – не случайно является одним из разделов, имеющих наиболее долгую историю: само формирование философии начиналось с вопросов: как устроен мир, как он возник, кто или что им управляет (боги, судьба, случай), откуда все происходит и к чему возвращается? Дело в том, что по отношению к другим составляющим философии онтология является базовой областью философского знания, т.к. любой изучаемый в других разделах объект является частью мира, занимает в нем определенное место. Рассматривая сущность человека или ставя вопрос о функциях техносферы, необходимо представлять их роль, значение, положение и возможности в мире в целом. Классические "системы природы" следовали этому принципу с завидной прямотой, начиная логическое развертывание философской концепции с сущности и атрибутов субстанции и последовательно продвигаясь к естественным принципам этики. Но даже отказавшись от логики выведения, философ, именно в силу того, что по своей природе философская рефлексия направлена на предельные основания некоторой области реальности, вынужден посмотреть на нее не только "изнутри", но и "извне", как-то определить рамки и контекст своего исследования, опираясь на некий образ мира в целом. Таким образом, с чего бы ни начинал философ, он в какой-то момент своих исследований оказывается перед лицом философского учения о бытии.

Понятие бытия – самое традиционное и базовое понятие онтологии – является, тем не менее, довольно своеобразной категорией. Необычно оно в первую очередь с точки зрения обычной логики формирования и функционирования понятий.

Как правило, понятия формируются в результате операции абстрагирования, мысленного объединения группы объектов в класс, обладающий общими признаками, при отвлечении от различий. Говоря несколько упрощенно, создавая понятие, мы сравниваем объекты определенного типа и выделяем свойства, которые есть у всех. Эта совокупность свойств и составляет основное содержание понятия; остальные свойства остаются при этом за пределами рассмотрения.

В логике выявлена общая закономерность такого генерализующего абстрагирования – закон обратного соотношения содержания и объема понятия: чем более широкий круг объектов охватывает понятие, тем меньше объединяющих признаков лежит в его основе.

Понятие "бытие" с этой точки зрения является логически предельным: оно объединяет все существующие в мире объекты на основе одного-единственного свойственного им всем признака. (Альтернативой – другим крайним вариантом – будет, по-видимому, единичное понятие, построенное как дескрипция, т.е. не через прямое именование, а через перечисление признаков). Что же представляет собой этот единственный признак, присущий всем без исключения объектам? Все они (представим объекты совершенно разной природы, такие, как стол, квант электромагнитного поля, живое существо, мелодия, "черная дыра") обладают свойством быть – существовать, присутствовать в мире, принадлежать к универсуму, обладать реальностью.

Понятие бытия отражает признак, первичный по отношению к любым другим признакам: чтобы быть каким-то, надо вообще быть. Стандартная языковая конструкция выражает именно такую взаимосвязь. В высказываниях типа: "Он был очень умен", "Еще в прошлом году он был студентом" – второй признак как бы накладывается на фундамент, образованный первым. В общем виде бытие – это "есть" в суждении "S есть P". Словесное отображение бытия в таких (атрибутивных) суждениях выступает универсальной связкой, во многих языках выраженной еще более отчетливо, чем в русском (вспомним множественность грамматических функций и форм английского глагола to be). По мысли С. Л. Франка, философское постижение бытия одной из форм своего выражения имеет вопрос: «Что, собственно, означает это «есть»? Что мы хотим выразить, когда говорим, что что-либо «есть»?[4]

Бытие, рассмотренное как единственное универсальное свойство, может быть определено двояко, хотя различие между этими формулировками не очень велико. (1): Бытие – это инвариант способов и форм существования; (2): Бытие – это все существующее, рассмотренное с точки зрения единства.

Оба варианта определения заключают в себе сходную идею: философская категория бытия конституируется как безусловно всеобъемлющее понятие, отображающее наличие внутренней связанности мироздания, наличие некоей минимальной общности между всеми объектами реальности.

Категория бытия, трактуемая таким образом, фиксирует некое глубинное основание философского осмысления мира, лежащее даже вне уровня концептуальной оформленности философских идей и предшествующее борьбе философских школ и направлений. Бытие – это объективная реальность, существующая вне и независимо от сознания человека, это весь мир и все в мире. Но ведь и сознание, мышление, соотносимое в традиционной философской постановке вопроса с бытием, также принадлежит к этому миру, существует и реализуется в нем. Оно в каком-то смысле тоже есть, а значит, тоже каким-то образом включено в бытие, сопричастно ему. Гегель говорит о непосредственности бытия; а у Гегеля непосредственное всегда противопоставляется опосредованному как результату рефлексии, осмысления, обоснования; непосредственное – эта данность до того, как она начала расщепляться и определяться формально организованным разумом. «Чистое бытие образует начало, потому что оно в одно и то же время есть и чистая мысль, и неопределенная простая непосредственность, а первое начало не может быть чем-нибудь опосредствованным и определенным»[5]. Бытие – более изначальный, глубинный, первичный момент, чем дилемма телесного и духовного.

С другой стороны, в обратном движении мысли категория бытия предстает, напротив, логическим пределом рефлексии, возможной для человеческого разума. Продвигаясь от уровня наблюдаемых вещей и явлений к уровню закономерностей, определяющих явления, и оснований, обеспечивающих возможность вещей, мы в конце концов приходим к необходимости признания некоего безосновного начала, к которому восходят все основания. Бытие – это уровень, на котором становятся бессмысленными вопросы: "Почему это существует?", "Почему оно такое, а не иное?" Это чистая данность – реальность есть – над которой надстраиваются все варианты.

Именно таким был изначальный импульс к появлению категории бытия в контексте философского мышления в античности. Парменид, впервые поставивший эту категорию в центр философского размышления, искал за текучестью и иллюзорностью видимого мира нечто незыблемое, абсолютное:

"Остается только один мысленный путь,

[который гласит]: "ЕСТЬ". На нем – очень много знаков,

Что сущее нерожденным, оно и не подвержено гибели.

Целокупное, единое, бездрожное и законченное.

Оно не "было" некогда и не "будет", так как оно "есть сейчас – все вместе

[одновременно],

Одно, непрерывное. Ибо что за рожденье будешь выискивать ему?

... Да и какая необходимость побудила бы его

[Скорее] позже, чем раньше, начав с ничего, родиться на свет?

Следовательно, оно должно быть всегда или никогда...

Каким образом то, что есть [сущее-сейчас] могло бы быть потом?

Каким образом оно могло бы быть-в-прошлом [или: "стать"]?

Если оно "было" [или: "стало"], то оно не есть, равно как если ему [лишь] некогда предстоит быть.

Так рождение угасло и гибель пропала без вести,

И оно неделимо, ибо оно все одинаково,

И вот тут его ничуть не больше, а [вот там] ничуть не меньше,

Что исключило бы его непрерывность, но все наполнено сущим.

Тем самым все непрерывно: ибо сущее примыкает к сущему.

Неподвижное, в границах великих оков,

Оно безначально и непрекратимо..."[6]

Бытие по Пармениду – это последний слой мироздания, в котором угасают все причины, вероятности, изменения. Бытие – это то, что не было и не могло не быть, не могло быть не таким, каким является, не может изменяться. Это реальность "просто так существующего".

Понятие бытия является, таким образом, самым общим из всех возможных понятий вообще. Но при этом его позитивное содержание никак не удается достаточно полно раскрыть. Что значит сказать о каком-либо объекте, что он есть? Практически ничего: для того, чтобы что-то утверждать, надо говорить дальше и объяснять, что он есть. Само по себе понятие бытия заключает в себе настолько мало информации об объектах, которые охватывает, что даже возникает вопрос о том, насколько вообще имеет смысл введение таких понятий и использование их в качестве отправной точки философствования. Гегель, сам начинающий развертывание системы с категории бытия, пишет, что это "наиабстрактнейшая и наибеднейшая дефиниция", "скудная абстракция"[7]. Эта мысль Гегеля цитировалась много раз, и нередко – в такой интерпретации, что уже становится непонятным, почему же именно с понятия бытия начинает философия. Между тем статус категории бытия в качестве исходной философской категории все-таки оправдан, в первую очередь самим Гегелем. Лишь с точки зрения нелюбимой им формальной логики автоматически устанавливается соотношение: чем больше объем понятия, тем меньше его содержание. По Гегелю, хотя понятие бытия и пустая абстракция, стремление найти устойчивое значение этой категории порождает логику развертывания теоретической мысли[8]. Попытаемся проявить хотя бы некоторые аспекты этого значения.

Прежде всего следует отметить, что несмотря на минимальность содержания понятия "бытие", все-таки это содержание отнюдь не нулевое. Возвращаясь к приведенному примеру: утверждать существование объекта, сказать "Да, такое явление есть" – может быть, и сказать о нем немного, но это не значит – ничего о нем не сказать. Дж. Фаулз, взвешивая смысл суждения о существовании, пишет: "Я есть" означает "меня не было", "меня могло не быть", "меня может не быть", "меня не будет"[9]. В свете сравнения со всеми вариациями небытия "Я есть" – не нечто само собой разумеющееся. Это позитивное утверждение, лежащее в основании любого другого утверждения. В соответствии с традицией трактовки бытия утверждение "Я есть" безосновно и лежит в сфере простой данности. Факт собственного существования нельзя доказать самому себе чисто логическими средствами, но это отправная точка и критерий всех доказательств, непосредственно переживаемое знание.

Во-вторых, при всей ограниченности понятия "бытие" по своему содержанию оно выполняет важные гносеологические функции, заключая в себе и подразумевая ряд ключевых обобщений осмысления человеком мира и своего отношения к нему.

Понятие бытия, как уже говорилось, фиксирует и выражает прежде всего идею единства всего существующего. Но ведь это вообще одна из самых первых и важных философских идей: мир, в котором мы живем, представляет собой не хаотическое нагромождение каких-то предметов, явлений, процессов, случайным образом взаимодействующих друг с другом, а нечто целостное, внутренне взаимосвязанное, организованное. В традиционной онтологии этот смысл понятия "бытие" выражается также через его сближение с понятием "космос". В античной философии космос – это гармоничный, организованный мир, в противоположность хаосу, это целостность, заключенная в определенные границы. В противоположность современному обыденному взгляду, смутно связывающему понятие космоса с какими-то отдаленными просторами Вселенной, Космос античных философов – это целостность, органической частью которой является человеческий мир. Человек – это "микрокосм", через него происходят и в нем осуществляются космические процессы. Интегрирован в космос и мир античных богов, в которых воплощаются силы самого космоса. Таким образом, в изначальном философском представлении мир не разделяется на сферы природного и социального, естественного и сверхъестественного бытия; бытие – космос прежде всего мыслится как единое целое.

Бытие, как мы видели выше, описывается при введении понятия о нем как абсолютное также в смысле тотальности существования, на уровне которой теряет смысл любое изменение. Это означает, что понятие бытия фиксирует также осознание единства изменчивости и устойчивости в мире. Даже для того, чтобы вести речь об изменении, необходима некоторая "точка отсчета", нечто константное, сохраняющееся. "Только устойчивое изменяется; изменчивое подвергается не изменению, а только смене"[10]. У Парменида представление о бытии как устойчивом основании всех возможных изменений было выражено буквально: бытие неподвижно. Но и в дальнейшей традиции бытие рассматривается как абсолют, в противоположность меняющимся вещам. Наличие в мире абсолютного, наряду с относительным, рассматривается как необходимое условие самоопределения человека в эпоху формирования личностного начала в культуре. Вероятно, с этой необходимостью связано, в частности, соотнесение бытия с миром эйдосов у Платона: базовые понятия и ценности в его представлении не могут существовать лишь в релятивном контексте мнений и суждений, они должны иметь более универсальную укорененность.

Этот смысловой срез понятия "бытие" выражается также через его взаимосвязь с понятием "закон". Закон – это всеобщая, необходимая и существенная связь между процессами и явлениями, и тем самым он фиксирует именно момент сохраняющегося в изменениях. В античном Космосе закон – это Логос, определяющий его бытие.

Если бытие как космос заключает в себе имманентную упорядоченность (само слово "космос" буквально означает "порядок"), выражающуюся в законах, то обе обозначенные идеи позволяют выявить в категории бытия и следующий когнитивный принцип: идея единства и сквозной закономерности бытия содержит в себе также обоснование возможности выхода познания за пределы доступного опыта. Понятие бытия фиксирует фундаментальное убеждение: мир един, в нем есть некоторые общие характеристики, действуют общие правила. Тогда понятие бытия как бы объявляет мир достаточно однородным для допущения: то, что мы открываем в его доступной нам части, верно и за пределами наблюдения. Если сила притяжения зависит от расстояния между телами или свет имеет как корпускулярную, так и волновую природу, это верно не только в пределах Земли, но и в отдаленных уголках космоса. Линии освоенного, понятого, установленного можно "продолжать". Этот имманентный смысл понятия "бытие" (не вполне актуализированный на ранних этапах развития онтологии), оказался, в частности, ключевым для формирования классической науки Нового времени, устремившейся "к законам, имеющим неограниченную силу во всём космосе"[11] (В. Гейзенберг считает именно эту переориентацию на всеобщие, а не земные или небесные закономерности принципиальным переворотом в развитии научного подхода к реальности). Действительно, только такой взгляд на мир делает занятие наукой по-настоящему осмысленным. На более поздних этапах развития науки фундаментализм будет критиковаться; но для ее формирования, по-видимому, необходима четкая и ясная установка на надежность и постоянство обнаруживаемых объективных закономерностей. В более широком смысле, за пределами научного мышления, можно говорить о существовании общей психологической потребности в возможности полагаться на опыт: если бы мы все время чувствовали, что живем в стихийном, непонятно как меняющемся мире, где место любой установленной закономерности может занять любое другое соотношение, наше существование было бы более трудным (если не невозможным). Понятие бытия отражает общечеловеческую веру в стабильность реальности и в возможность экстраполировать полученные знания на следующие объекты и обстоятельства.

В сфере теоретического мышления этот смысл понятия "бытие" выражается также через его сближение в указанный период с понятием "природа" (важнейшей характеристикой которой являются "законы природы"). Природа – это материальный, вещественный мир, связанный едиными законами. Законы природы – это "правила без исключений", выполняющиеся везде и всегда. Гейзенберг указывает, что в ходе формирования классической науки "... значение слова "природа"... постепенно изменялось. Оно становилось неким собирательным понятием, охватывающим все сферы человеческого опыта, в которые можно проникнуть с помощью естественно-научных методов и соответствующей техники исследования независимо от того, даны ли они как "природа" в непосредственном опыте человека. Соответственно и слово "описание" природы всё более и более теряло свой первоначальный смысл – такое изображение, которое должно было давать возможно более живую и яркую картину природы; под ним большей частью стали понимать математическое описание природы, то есть максимально точную, краткую и вместе с тем всеобъемлющую сводку информации о природных закономерностях... Природа виделась как закономерный ход событий в пространстве и во времени"[12]. Возможность взгляда на природу как устойчивое и в конечном счете постижимое царство закономерностей неявно просматривается уже в изначальном смысле понятия "бытие". Парменид в свое время, соотнося бытие с тем, что можно мыслить, и указывая, что небытие невозможно как раз потому, что его мыслить нельзя, очертил, с одной стороны, границы познающего разума, но, с другой стороны, заложил основание для веры в могущество разума в этих пределах.

Рассматривая же процесс осуществления деятельности разума, мы обнаруживаем, наконец, что понятие бытия включает в себя также идею перехода от видимости к сущности. За вещами, которые по внешнему виду различны и разрозненны, понятие бытия фиксирует некое ненаблюдаемое единство. Гносеологическим выводом из возможности такого познавательного акта (и принятия его в качестве основания философского размышления) будет также убежденность в том, что мир вообще не сводится к наблюдаемому, доступному, что истина лежит глубже, чем данные опыта, она скрыта от непосредственного наблюдения, ее надо искать и найти.

Наиболее отчетливо данный смысл понятия "бытие" выражается в онтологии в традиции разграничения видимого (кажущегося) и подлинного бытия. По мысли А. И. Введенского, данное разграничение составляет даже центральную идею метафизики. Он определяет истинное бытие как "бытие в том виде, в каком оно существует само по себе, независимо от того, каким оно сознается нами или каким представляется нам существующим", а кажущееся бытие – как "бытие, мыслимое в том виде, как оно кажется или представляется нам существующим"[13], и указывает на длинный ряд фиксации различия этих форм бытия в метафизике: феноменальное и ноуменальное, вещи-для-нас и вещи-в-себе, реальность и явления.

В разграничении истинного и кажущегося бытия хорошо виден статус универсального онтологического обобщения (одного из обнаруживаемых при анализе понятия бытия). С одной стороны, оно не введено собственно в рамках метафизики: уже обыденный опыт – и чувственного переживания, и мыслительной деятельности – убеждает людей в том, что вещи не всегда такие, какими они представляются, что самого главного глазами не увидишь. Философская идея (и появление соответствующей философской категории) лишь резюмирует, выражает со всей возможной отчетливостью и закрепляет в культурной перспективе одну из фундаментальных интенций общечеловеческого опыта.

С другой стороны, именно формулировка этого обобщения кладет начало развитию дальнейших форм теоретического мышления, вырастающих над обыденностью. С одной стороны, необходимость перехода от видимости к истине, от явления к сущности является отправной точкой научного мышления. С другой стороны, тот же взгляд – мир далеко не сводится к тому, что зримо и осязаемо в буквальном смысле – лежит в основе религиозного мировоззрения: религия предполагает веру в сверхъестественное, а оно по определению трансцендентно, лежит за пределами повседневного опыта.

А.И. Введенский выделяет три вопроса, связанных с понятиями истинного и кажущегося бытия:

"1. Составляет ли истинное бытие, т.е. вещи в себе, то же самое, что и данные опыта, или же оно отличается от них?

2. Если оно не то же самое, что данные опыта, то каково же оно: в чем сходство и в чем разница между вещами в себе и данными опыта, т.е. между истинным (ноуменальным) и кажущимся (феноменальным) бытием?

3. А в этих двух вопросах, очевидно, заключается еще и такой: входят ли в состав истинного бытия, иначе – вещей в себе, также и трансцендентные предметы; или же нет никаких трансцендентных предметов, а всякое бытие имманентно, хотя бы и воспринималось нами не вполне в том самом виде, как оно существует в действительности, а кажущимся (феноменальном)?"[14]

Очевидно, что эти вопросы охватывают едва ли не весь предмет онтологии и теории познания и позволяют увидеть логику исторического развертывания философской мысли. По существу, философия с этого начинается: данные элеатами определения истинного бытия как единого и неподвижного можно по крайней мере отчасти понять, обратив внимание на принцип противопоставления очевидности как вдохновляющую идею этого определения. Истинное бытие должно отличаться от видимости. Если, по-видимому, вещи множественны, разрозненны и изменчивы, то бытие должно обладать противоположными свойствами; по существу, это характеристика бытия через отрицание, предшествующая позитивному обоснованию утверждения, что свойства его должны быть именно такими. Из идеи противопоставления исходит и антипод элеатов – античный атомизм. Знаменитый тезис Демокрита гласит: "Лишь в общем мнении существует сладкое, в мнении – горькое, в мнении – теплое, в мнении – холодное, в мнении – цвет, в действительности – атомы и пустота"[15]. Видимый мир состоит из вещей, а подлинное бытие – это ненаблюдаемые атомы, вечно движущиеся в пустоте.

Этот смысл понятия "бытие" выражается также через понятие "субстанция". Понятие субстанции вообще снимает в себе многие ранее отмечавшиеся смыслы бытия. Кант, в частности, рассматривает субстанцию как "условие возможности всякого синтетического единства восприятий"[16], и он же указывает: "Собственно, положение, что субстанция устойчива, есть тавтология. Признак устойчивости и есть именно то основание, благодаря которому мы применяем к явлениям категорию субстанции"[17]. Но можно выявить и еще не рассмотренную акцентировку смысла бытия, фиксируемую в его связи с понятием "субстанция". Категория субстанции (термин буквально переводится как "подо всем", "в основе всего") отображает представление о существовании первоосновы, всеобщего начала мира как некоторого ненаблюдаемого основания единства. Субстанция и есть реальность, рассматриваемая в аспекте ее внутреннего единства, в противоположность многообразным формам ее проявления, гегелевское бытие в-себе-и-для-себя-необходимое. В ранней греческой философии субстанция обозначается как архэ – "начало". Субстанциальны атомы у Демокрита, "стихии" – вода, воздух, огонь – в учениях ионийских философов; но в каком-то смысле субстанциально и число в философии пифагорейцев, ибо "все есть число", "числу все вещи подобны", именно число "владеет вещами" и придает миру единство и внутреннюю законосообразность. Трактовка субстанции как субстрата реальности представляет собой лишь наиболее простой вариант реализации основной идеи этого понятия – идеи универсального основания не только с генетической, но и с логической точки зрения, основания, пронизывающего все наличное бытие и выступающего носителем его единства.

Примечательно в истории понятия субстанции то обстоятельство, что почти сразу представление о ней выводится за пределы опыта. Уже в первых учениях о субстанции, где в качестве архэ рассматривались зримые и представимые сущности (вода, воздух), присутствовала идея их особости по сравнению с той водой или воздухом, которые даны в повседневном восприятии. Вода как субстанция в концепции Фалеса свободна от примесей других веществ; она может затвердевать (причем этот процесс отличен от замерзания); эту "элементарную влагу" пронизывает божественная сила. Идея апейрона – субстанции как "беспредельного", "неопределенного" у Анаксимандра – предполагает в том числе отличие архэ от любых знакомых нам по опыту элементов бытия. И окончательное отделение субстанции как истинного бытия от мира кажущегося происходит в атомизме, основанном на интеллектуальном обосновании природы атомов.

Понятие субстанции в философской традиции отнюдь не тождественно понятию материи. Да, субстанция по отношению к явлениям видимого бытия – это то, из чего и благодаря чему они возникают, и в каких-то вариантах интерпретации понятия субстанция может быть рассмотрена как протоматериал, лежащий в основе всех вещей. Но конституирующий понятие признак субстанции несколько иной. Главное свойство субстанции – то, что она рассматривается как изначальное основание существования и, с этой точки зрения, "просто существует", в отличие от вещей, которые существуют по каким-то причинам или ради каких-то целей. Артефакты, любые предметы, изготовленные человеком, имеют внешний источник бытия и предназначены для чего-то; естественные объекты детерминированы в своем существовании и занимают определенное место в "системе природы". Но можно ли ответить на вопрос, почему и для чего существуют атомы? Их существование – это факт, исходный для построения объяснений существования иных объектов. Субстанция в общем определении – то, что не имеет внешних по отношению к ней самой причин и источников существования, что существует безусловно. Именно этот момент отражен в определенииДекартом субстанции как того, что не нуждается для своего существования ни в чем другом, кроме себя, в ее характеристике (в частности, у Спинозы) как causa sui – причины самой себя, в принятом в русской философии для обозначения субстанции понятии "самобытие". Во всех указанных случаях речь идет о самодостаточности и самодетерминированности как ключевой характеристике субстанции. И тогда становится возможным и занимает свое место в контексте истории философского постижения субстанции тезис Фомы Аквинского о том, что материя не является субстанцией в полном смысле слова, т.к. она тоже сотворена, создана Богом в первом акте творения и в этом смысле не выступает как causa sui. По существу, именно ощущением необходимости внешнего творения, оформления, организации материи, ее несамодостаточности поддерживается возможность – и философская традиция – трактовки субстанции как духовного начала, истинного бытия как идеального. Такое понимание субстанции по самой своей логике не может быть субстратным, но может согласовываться с базисными моментами содержания понятия – идеями скрытого имманентного единства и самодетерминированности бытия.

Внутри категории субстанции обнаруживаются, таким образом, две несколько отличающиеся друг от друга смысловые линии его развертывания. Субстанция с онтологической точки зрения мыслится как реальное основание бытия, изначально – субстратного типа. Субстанция в гносеологическом контексте характеризуется как категория, выражающая предел рефлексии над основаниями и пронизывающее на этом уровне все стороны и формы бытия единство. Логика исторического развития категории субстанции развертывается в направлении смещения от онтологической акцентировки понятия к гносеологической.

Можно указать с этой точки зрения на одну из наиболее близких к современности попыток найти общее определение субстанции: Н. Винер трактует основу всего существующего как единство вещества и поля, с одной стороны, информации, с другой, и энергии, с третьей. Очевидно, что нельзя интерпретировать этот тезис через образ соединяющихся начал; речь идет о выделении предельных категорий, отображающих наиболее универсальные определители реальности и выступающих основой любого ее описания.

Итак, в категории бытия может быть обнаружен целый ряд смыслов, результирующих первичную определенность человеческого познавательного опыта и выступающих в качестве детерминант организации научно-теоретического мышления. М. Хайдеггер пишет, что бытие (как присутствие) "... обнаруживает себя как έν, все единящее единственное одно, как λογος, все охраняющее собирание; как ίδέα, ένέργεια, substantia, aktualitas, perseptio, монада..."[18]; каждое из понятий, которые ставятся в соответствие категории бытия, высвечивает новую грань его содержания.

Взгляд на категории космоса, закона, природы как на понятия, акцентирующие различные смыслы категории бытия, и, в частности, трактовка понятия субстанции как одного из срезов философского взгляда на мир, манифестированного в категории "бытие", по крайней мере отчасти позволяет объяснить также следующую особенность философского знания. Почему, хотя обычному рассудочному мышлению, основанному на эмпирическом опыте, представляется наиболее логичным простое признание сосуществование в мире двух субстанций – телесное и духовной – рефлексирующая философская мысль исторически все же тяготеет к различным вариантам монизма, т.е. представления о том, что в мире существует одна, единая субстанция? Представляется, что ответ коренится не в обобщаемом опыте, а в гносеологических функциях категории бытия. Если оно в философской традиции изначально было призвано зафиксировать и в различных интерпретациях выражало идеи внутреннего единства мира, его целостности, закономерности, не дробящейся по областям и сферам реальности, а пронизывающей и "сшивающей" весь космос, то наиболее органичным способом определения для эксплицирующих внутренние смыслы категории бытия понятий оказывается монизм. Плюрализация философских концептов, формирующихся под эгидой категории бытия и эксплицирующих его содержание, несет в себе некоторое потенциальное противоречие с изначальными интенциями категории бытия.

Но многообразие мира, как и его единство, должно обрести свое отражение на уровне концептов предельной общности. И это происходит в философском осмыслении категорий, развертывающихся до определенной степени параллельно категории бытия (т.е. поставленных ему не во внутреннее, а во внешнее соответствие, не столько отражающих различные смысловые срезы категории бытия, сколько репрезентирующих объект, отраженный в этом понятии, другими способами).

С категорией "бытие" в философской традиции сближаются еще два фундаментальных понятия – "существование" и "реальность". По смыслу они достаточно близки друг к другу, а различия обнаруживаются скорее в нюансах интерпретации. При всех необходимых оговорках, касающихся взаимозаменяемости этих терминов в реальном словоупотреблении и относительности нюансировок, представляется возможным указать на следующее разграничение.

Бытие может быть в большей степени представляемо как свойство, тот общий признак, который есть, как уже говорилось, у всех предметов, вещей, явлений: они обладают бытием как важнейшим качеством, предваряющим определенность всех иных характеристик. Еще раз подчеркнем условность возникающего толкования. У М.К. Мамардашвили, например, бытие – это не свойство, а скорее действие: объекты бытийствуют. У И. Канта бытие – это субъект, всегда требующий предиката, и в это смысле – предмет, сама реальность. Но если ориентироваться на исходный смысл понятия "бытие", предложенная интерпретация выглядит вполне правомерной.

Тогда действие в большей степени отражено в категории "существование". Существование – это процесс, в который включены и который осуществляют все объекты: что они делают? Они существуют.

И тогда возникает более выраженная возможность вариантификации содержания этого понятия. Свойство, вообще говоря, может иметь скорее разные степени, чем формы проявления. Свойством можно обладать в большей или меньшей мере, но свойство, получившее существенно иное выражение, может оказаться уже другим свойством. Действие же в большей мере предполагает разные способы осуществления, варианты реализации. Это может быть отнесено и к категории существования: более очевидно, что можно не только существовать или не существовать, не только существовать в различной степени, но и существовать разными способами.

Это опять-таки относительное разделение. В философской традиции многократно говорилось не только об уровнях бытия, но и о его видах, тогда как при известной жесткости проведенного принципа речь шла бы об уровнях бытия и видах (или типах, или способах) существования. Но все же определенное логическое "движение" категорий бытия и существования друг относительно друга, на наш взгляд, здесь обнаруживается.

И тогда получает некоторую самостоятельную определенность понятие "реальность". Реальность может быть рассмотрена как совокупность предметов, явлений, обладающих примерно одинаковым бытием или существующих одним и тем же способом. С точки зрения предлагаемого разграничения понятий, если бытие – это скорее свойство объектов, а существование – их процессуальная характеристика, то реальность – это сами объекты, обладающие этим свойством и реализующие это действие. И тогда, если можно говорить об уровнях бытия (внутри единого) как степени проявленности, о разных видах существования как способах присутствия в мире, то применительно к реальности возможно утверждать множественность, т.е. существование различных реальностей. Объект, уже представленный в бытии в достаточной степени осуществленности, принадлежит к актуальной реальности, действительности; объект, пребывающий в становлении, принадлежит к потенциальной реальности, возможности. Материальные предметы существуют одним способом и образуют объективную реальность; идеи, которые приходят нам в голову, планы, проекты, фантазии существуют другим способом и образуют психическую реальность. Именно понятие "реальность" наиболее активно используется в терминах, которые вводятся в современной философии для описания специфических форм существования: "физическая реальность", "виртуальная реальность" и т.д. Таким образом, понятие реальности, будучи равномощным категории бытия, отличается акцентировкой содержания на вариативности существования.