Слияние частей

На ранних стадиях художественного развития дифференциация формы достигается посредством добавления самостоятельных элементов. Например, ребенок преодолевает манеру изображать фигуру человека в виде окружности тем, что добавляет прямые линии, предметы продолговатой формы или другие изобразительные единицы. Каждая из этих единиц обладает геометрически простой, хорошо определенной формой. Они связываются одинаково простыми направленными отношениями, сначала вертикально-горизонтальными, затем наклонными. Конструкция относительно сложных моделей целого достигается сочетанием нескольких простых моделей. Это не означает, что на ранней стадии ребенок не обладает интегрированным представлением об объекте в целом. Симметрия и единство целого и планирование пропорций показывают, что ребенок придает (в пределах определенных границ) частям форму с точки зрения их окончательного расположения в общей модели. Но аналитический метод позволяет ему в каждый определенный момент иметь дело с простой формой или направлением.

Некоторые из детей, воздвигая целое на основе иерархии деталей, доводят эту процедуру до исключительно запутанных комбинаций, что уже само по себе

говорит об их тонком наблюдении. Результат можно назвать как угодно, но только не бледным, малоинтересным.

Однако после определенного периода ребенок начинает соединять несколько изобразительных элементов посредством общего, более дифференцированного контура. И глаз и рука вносят свою лепту в этот процесс. Глаз знакомится со сложной формой, которая получилась в результате сочетания элементов, до тех

пор, пока он не будет в состоянии понять целое как определенный комплекс Когда это достигнуто, глаз следит за очертанием человека и заставляет карандаш точно вычерчивать его фигуру, в том числе руки и ноги, без остановки. Чем больше

дифференцировано понятие об объекте, тем больший навык требуется для этой процедуры. Мастера «линейного стиля», например Пикассо, с такой исключительной точ-

ностью воспроизводят контур какой-либо фигуры, что даже схватывают все тонкости мускула и скелета. Однако, имея в виду фундамент, на котором творит ребенок, следует отметить, что даже самые ранние применения этого метода требуют смелости, виртуозности и дифференцированного чувства формы.

Слияние деталей в один контур также соответствует моторному акту рисования. На стадии рисования каракулей детская рука часто в определенные

периоды совершает ритмические колебания, не отрывая при этом карандаша от бумаги. По мере того как ребенок

научается визуально контролировать форму, он начинает четко рисовать отдельные

-.изобразительные единицы. Визуально подразделение целого на четко определенные части способствует простоте, но для руки, находящейся в движении, любой перерыв в ее деятельности означает определенное осложнение. В истории письма произошла замена отдельных заглавных букв в монументальных надписях на плавно связанные кривые в рукописном шрифте, в котором ради скорости руке удалось склонить на свою сторону глаз человека. Подобным же образом и ребенок с увеличивающейся уступчивостью отдает предпочтение беспрерывному течению линии. Изображение лошади на рис. 105, сделанном пятилетним мальчиком, обладает изяществом подписи какого-нибудь бизнесмена. Степень, с которой индивидуальный ремесленник позволяет моторному фактору влиять на создание формы, в значительной мере зависит от взаимоотношений в его личном характере между спонтанно выраженным темпераментом и рациональным контролем. (Весьма убедительно это может быть проиллюстрировано графологическим анализом почерка.)

Изображения двух рыб (рис. 106 и 107) взяты нами из рисунков, выполненных одним и тем же ребенком в разное время. На более ранней картине

мы видим первый намек на синтезирующий контур только в зазубренных плавниках рыбы. В остальном туловище сконструировано из геометрически простых элементов, нахо-

дящихся в вертикально-горизонтальной зависимости. Позднее целостное очертание дано уже в одном четком непрерывном движении. Как будет показано ниже, эта процедура усиливает эффект

объединенного движения, благоприятствует наклонному направлению и сглаживает углы, например в хвосте. Все это способствует образованию более сложных форм, чем те, которые глаз может точно проконтролировать и понять на этой стадии. Таким образом, более раннее изображение рыбы, хотя оно менее интересно и оживленно, организовано гораздо удачнее.

Картина, на которой изображены дети, бросающиеся друг в друга снежными комьями, выполнена тем же самым ребенком еще позднее (рис. 108). Этот рисунок свидетельствует о том, что экспериментирование с более дифференцированной формой дает возможность ребенку по истечении определенного времени видоизменять основную статичную форму тела. Движения больше не сводятся к соответствующей пространственной ориентации различных частей туловища, последнее изгибается само по себе. На этой стадии ребенок более убедительно справляется с фигурами, сидящими в креслах, верхом на лошади или взбирающимися на деревья.

Размер

Как и другие разобранные нами факторы, размер остается на первых порах недифференцированным. Закон дифференциации вынуждает нас ожидать, что отношения между размерами изображаются сначала структурно наиболее простым путем, то есть посредством равенства. Фактически единицы изобразительного контекста воспринимаются равными по размеру до тех пор, пока не появляется потребность в дифференциации. Помня это, мы не зададим традиционного вопроса: «Почему в некоторых изображениях отношения между размерами не соответствуют реальной действительности?» Вместо этого мы спросим: «Что побуждает детей придавать предметам на своих рисунках различные размеры?» Перцептивное опознание относительно мало зависит от размеров объектов. Формы и ориентация объекта не страдают от изменения размера. Говоря языком музыки, это просто «транспозиция». Подобно тому как для большинства слушателей нет никакой разницы, в каком ключе исполняется музыкальный отрывок, так и изменение визуального размера часто остается незамеченным. Более непосред- ственную параллель можно обнаружить в том, что музыканты называют

«повышение» или «ослабление», когда тема остается знакомой, даже «ели скорость ее воспроизведения, то есть ее временной размер, изменилась. Обычно мы не осознаем постоянное перспективное изменение размера в объектах окружающей

нас среды. Поскольку дело идет об образах, то ни для кого не будет иметь боль- шого значения, покажут ли ему маленькую фотографию человека или гигантскую статую. Телевизионный экран в жилой комнате выглядит небольшим, но, стоит нам

лишь в течение некоторого времени сосредоточить на нем свое внимание, и он становится вполне приемлемой рамкой для изображения в нем «реальных» людей и зданий.

Поэтому-то нет ничего удивительного в том, что потребность в

«правильных» отношениях размеров в картине является весьма незначительной. Даже в развитом искусстве средневековых книжных иллюстраций замки и люди

очень часто имеют одинаковые

размеры. В картине, изображающей тему «Человек направляется к дому», два объекта имеют одинаковый визуальный вес до тех пор, пока не появляется необходимость в их отличии. Если, например, человек должен находиться в дверном проеме или выглядывать из окна, то он должен быть меньше, чем здание. Но даже в этом случае различие в размерах не идет дальше того, что требуется для ясного визуального указания на соответствующие функции здания и человека. Рис. 109 является иллюстрацией отрывка из «Открове-

ния от Иоанна». В сцене землетрясения человеческие фигуры нарисованы так, что они значительно выше, чем сами здания. Даже лица людей, которые почти целиком находятся под обломками развалившихся зданий, имеют достаточно большие размеры, чтобы оставаться видимыми. В интересах единства и согласованности ху- дожники стремятся сохранять интервалы небольшими. Чем более одинаковы по размеру изобразительные единицы, тем с большим успехом они объединяются — на основе закономерности «подобия по размеру»—в совместные группы. Очень трудно установить непосредственную, зрительно воспринимаемую зависимость между человеческой фигурой и высоким сооружением, если бы мы захотели нари- совать их с сохранением истинного масштаба. Либо человеческая фигура становится крошечным придатком к дому, вместо того чтобы играть роль равноправного партнера во взаимных отношениях между этими объектами, либо художественное изображение в целом не

обладает зрительно воспринимаемым единством. В тех местах, где желательны большие различия в размерах, крупные и мелкие единицы композиции объединяются большей частью посредством других промежуточных изобразительных единиц, имеющих средние размеры. Таким образом заполняется недостающая брешь.

Психологический и художественный аспекты размера имеют мало общего с метрически правильным копированием. Можно с уверенностью сказать, что

различия в размерах исключительно редко вводятся с единственной целью лишь правдивого подражания. Эти различия появляются тогда, когда их требует функциональная природа эмоциональных,

символических и пространственных отношений. Психологически это явление хорошо раскрывается в тезисе Жана Пиаже: «Пространство прежде всего является топологическим, а потом уже евклидовым»1. Ранние представления о пространстве и пространственных отношениях имели дело с качественными взаимозависимостями, а не с его измерением.

Ребенок в таком случае начинает с недиффе- ренцированной фазы — с изображения, в котором все части одинаковы. Это верно даже относительно взаимных размеров частей одного и того же объекта,

хотя вначале дифференциация тесно связана с функциональным контекстом. Наглядным примером тому может служить рис. 110. Голова, туловище и

конечности являются равноценными частями и все еще не дифференцированными по размеру. Обычно данное явление не слишком очевидно, однако Виктор

Лоуэнфельд привлек внимание ко множеству примеров, в которых изображение лица человека такое же большое, как и машины, дом имеет такую же высоту, что и маленький ребенок, кисти рук нисколько не меньше, чем головы, а цветы достигают в размерах человеческого бедра. Лоуэнфельд интерпретировал2 подобные изображения в традиционной манере, предполагая, что пропорции являлись бы «правильными», если не мешал бы какой-то другой фактор. Этим фактором, как он полагает, может оказаться субъективная ценность, приписываемая ребенком определенным объектам, которые, следовательно,

рисуются «такими большими». Лоуэнфельд утверждает, например, что в рисунке

«Мухи беспокоят лошадь» мухи в силу их важности и значимости для ребенка изображены примерно таких же размеров, что и голова лошади. Если, вместо того

чтобы мыслить понятиями взрослого человека, мы проанализируем генетический процесс, то тот факт, что муха

нарисована меньше, чем лошадь, и является требуемым объяснением.

В истории искусства мы находим много примеров того, как посредством размеров подчеркивалось значение той или иной детали картины. В древнеегипетских барельефах боги или фараоны часто изображались по крайней мере в два раза большими, чем их подчиненные. Однако такое объяснение по отношению к ранним детским рисункам следует применять с большой осторожностью. Например, в рисунках детей очень часто голова человека по отношению ко всей фигуре имеет большие размеры. Вполне естественно предположить, что это так и должно быть, потому что голова — самая важная часть человеческого тела. Посмотреть на другого человека — значит взглянуть главным образом на его лицо. Однако следует напомнить, что в рисунках детей голова — это изначальная окружность, из которой посредством второстепенных добавлений возникла и развилась более дифференцированная фигура человека. Свой рисунок ребенок начинает с изображения огромной окружности, располо- женной чаще всего посредине листа бумаги, так что остаток листа служит для втискивания в это пространство всего оставшегося. Пока форма не дифференцированна, с ней обращаются произвольно. Так же как на стадии недифференцированной формы окружность (содержащая в себе пространство без сопоставления фигур) рисуется менее тщательно, чем на более поздней стадии,

когда ее уже отличают от других форм, так и недифференцированный размер часто является следствием неразборчивого, беспорядочного изображения больших или

малых вещей, потому что различие в размере еще не принимается во внимание. В этих условиях довольно трудно быть уверенным, что в любой конкретной картине

объект был изображен большим в силу того, что он имеет большое значение.

Фактор размера связан с фактором расстояния. Потребность в простой и ясной картине требует от ребенка четкого визуального отделения одних объектов

от других. Ни в коем случае нельзя допускать их смешивания, потому что тогда чрезвычайно осложняется общая зрительно воспринимаемая структура. Когда маленького ребенка просят скопировать геометрические фигуры, которые сопри- касаются друг с другом или частично перекрываются, он обычно упраздняет этот

контакт и между этими изобразительными единицами оставляет некоторое пространство. На недифференцированной стадии существует стандартная дистанция, которая выглядит иногда слишком маленькой, а иногда слишком

большой в зависимости от содержания картины. В целях достижения ясности дистанция всегда является достаточно большой, даже если требуется изобразить тесную связь между объектами. Следовательно, слишком удлиненные руки,

которые протягиваются от объекта к объекту, покрывают всю требуемую огромную дистанцию. Контакт между частями объекта осуществляется довольно просто, например руки и ноги

присоединены к туловищу, однако близость и наложение различных объектов остаются все еще в течение определенного времени неудобными для зрительного восприятия.