Наука в средние века: христианство и наука. Наука и магия

4 характеристики, отличающие научное знание:

· Объективность

· Системность

· Обоснованность

· Стремление к неограниченному расширению сферы знания.

Первые две черты присутствуют уже в древних царствах. Стремление дать обоснование научному знанию обнаружено в античной науке (греко-римской науке). Четвертая черта связана с появлением на исторической арене христианства. Хронологически этот период связывают с тем, что называют средними веками.

Термины и хронологические рамки.

Христианство появляется на культурной арене в 1 году по рождеству христову, а точнее, это 40-60е годы первого века и это связано с миссионерской деятельностью Апостола Павла и с теми общинами, которые он основывает в разных городах Римской империи. Тем не менее, когда говорят о средних веках, имеют в виду немного более поздний период, то есть 4 в н.э. Это связано с тем, что именно на протяжении 4 века христианство получает главенствующее место в культуре римской века. В начале 4ого века это только прекращение гонений на христиан, а конец века это уже запрещение всех остальных религиозных культур. То есть это век стремительного развертывания социальной роли в христианства в обществе того времени. Завершение эпохи средних веков это условно 15 век. В 15 веке произошло много значимых событий: падение Константинополя, изгнание арабов из Испании, открытие Америки,…. По целому ряду направлений в культур 15 век оказывается переломным.

По поводу терминологии. Термин «средние века» явно оценочный. Он появляется в эпоху Возрождения, которая сменяет средние века и специфически их воспринимает. Люди в эпоху возрождения ощущали свою прямую преемственность с античным языческим миром и то, что отделяло их от этого античного мира воспринималось как промежуточная эпоха, лишенная каких-либо ценностей. О средних веках говорят «темные века». Первоначально это выражение пустил в ход Франческо Петрарка. Имеется ввиду эпоха с 4 по 15 век. Интересно, что в эпоху нового времени, в эпоху просвещения и отчасти 19 века сохранялся взгляд на средневековье как на «темное время», период застоя, упадка культуры и науки. Но в 20 веке, когда стали более внимательно исследовать историю культуры этого периода, довольно быстро обнаружилось, что если мы хотим сохранить имя «темных веков» за каким-то периодом, то временной размер этого периода стремительно уменьшается. Сейчас, говоря о «темных веках», говорят о двух веках: середина 6-середина 8ого века, причем исключительно о территориях запада (бывшая территория западной римской империи). На небольшом участке в маленький период можно говорить о «темных веках», и то нельзя думать, что бегали дикие орды и больше ничего не было. Во-первых, эти варварские государства были в определенной степени христианизированы, и появлялся ряд текстов высокой культуры (законы, хроники, поэзий, жития, и даже тексты по географии). Но, в общем, все это сведено к минимуму в этом маленьком периоде.

Основные тенденции, связанные с восприятием средних веков в последние сто лет состоят в том, что они все меньше выглядят «темными». В них замечают все больше разных интересных черт.

Нужно обратить внимание на то, что развитие науки связано с христианством. Но требуются некоторые оговорки. Во-первых, наука продолжает развиваться в таких культурах, как Индия или Китай или Америки, с которой столкнулись европейцы, плывя в Индию. Кроме того, если говорить о христианстве, то приходится говорить о том, что примерно с 4ого века римская империя раскалывается на две части: западную и восточную, что соответствует разделению западного христианства (католицизма) и восточного (православия). Правда, западная римская империя пала под натиском варваров, которые начали почти сразу христианизироваться, а дальше стали постепенно восстанавливать свою культуру. Уже с конца 8ого - 9ом веке мы наблюдаем то, что называют каролингским возрождением. Дальше восстановление богатой сложной культуры идет по нарастающей.

Еще один момент: когда мы говорим о христианской культуре средних веков, нам нужно различать западную группу и Византию. Правда, в восточном христианстве, в византийской империи не очень много ярких явлений, по крайней мере, в отношении естествознания. Хотя, в 6 веке постройка храма святой Софии в Константинополе, который потрясал и архитектурно и в художественном отношении, и являл собой высокий уровень культуры и технических знаний. Можно назвать нескольких ученых, но очень серьезных прорывов не было. Больше было богословских споров, чем естествознания.

Специфика христианства и двойственность его роли в развитии науки.

Взаимоотношение науки и христианства.

Будем говорить о науке западной Европы, связанной с католичеством, латинским языком и остальными культурными явлениями, которые были характерны для этой территории.

Дело в том, что ситуация во взаимоотношениях двойственная. С одной стороны, можно сформулировать тезис о том, что христианство тормозило развитие науки и привести аргументы в поддержку. С другой стороны, как было выяснено в ходе исследования ряда историков науки 20ого века, парадоксальным образом, наука в том виде, в котором она возникнет в 17 веке, и в котором она будет активно развиваться в 18, 19 и 20ом веках, в своей основе имеет целый ряд предпосылок, которые появляются именно благодаря христианству. То есть можно сформулировать и другой тезис, что христианство явилось необходимой предпосылкой современной науки. Это не всегда видно и бросается в глаза но историко-культурные исследования это вскрывают. Эта двойственность связана с тем, что христианство несло в себе иное понимание бога мира и человека, чем то понимание, которое имело место в греко-римской античности.

Вкратце:

Тормозило науку то, что она была не нужна для простого христианина.

Развивало науку то, что она была нужна священникам, чтобы толковать Библию.

Аргументы в пользу того, что христианство тормозило развитие науки

Что же поменялось?

Принципиально поменялось понимание бога. Бог оказался чем-то значительно более высоким, великим, содержательным, значимым и центральным чем это было в античной науке и философии.

Для античности:

основным и центральным является представление о космосе, о мире. Этот мир мыслится в античности как некое иерархически сложно устроенное целое, вообще говоря, вечное и неизменное в своей основной структуре. При этом, если речь идет о божественном или о богах, то они воспринимаются, как правило, как часть единой космической структуры. Да, это вершина или центр этой структуры, но тем не менее скорее ее часть.

Для христианства:

христианство ставит бога на неизмеримую высоту по сравнению с миром. Бог возвышается над этим миром, являясь чем-то вне-мирным, над-мирным, превосходящим этот мир. Более того, античный космос, который мыслился цельным и самодостаточным, утрачивает самодостаточность. Без бога мир является просто ничем и существовать не может. Он существует только потому, что бог пожелал, чтобы он существовал. В этом смысле статус мира понизился. Но тогда и статус науки, которая изучает этот мир, вроде бы тоже понизился. И в самом деле, наукой в средние века в точном смысле слова, то есть самым важным и достоверным знанием, конечно, было знание о боге, а не о мире, то есть теология. Источники знания о боге очень не похожи на источники знаний о космосе в античном понимании, потому что для христианской картины мира бог для человека непостижим. Бог постижим лишь в той мере, в какой он пожелает сам себя человеку открыть, то есть в той мере, в которой имеет место откровенное знание. Именно поэтому для христианской культуры столь важна библия. В этом смысле основным источником теологических знаний является авторитет некоторого откровенного знания. Ничего похожего мы не находим в античности. Ни один текст не получает такого статуса, какой в христианской культуре имеет священное писание.

Меняется представление о человеке.

Для античной картины мира:

человек является частью космоса, причем частью не самой совершенной. Человек разумен, но небесные тела более разумны, чем человек. Человек занимает свою нишу, не самую низкую, не самую высокую в мироздании. Главное его призвание – не высовываться из этой ячейки, соблюдать положенную ему меру. Тогда он будет прекрасен, счастлив и т.д. Конечно, это не единственный взгляд, в античности очень пестрое представление о человеке. Но даже если рассмотреть вдохновенную картину платоновского диалога “Тимей”, где действительно говорится о божественности душ, индивидуальные души – не самое совершенное, что есть. Сначала из смеси, которую приготавливает демиург, он создает душу мира, а потом из остатков уже индивидуальные души.

В христианстве картина принципиально меняется:

с одной стороны, человек – часть этого мира. Человек – часть творения, но совершенно особенная. Эта идея присутствует уже в иудаизме. Действительно, человек высшее, что есть в мире. Мир сотворен для человека. Именно сотворением человека завершается сотворение мира. Когда Бог приводит к Адаму всех живых существ, чтобы тот дал им имена. В ветхозаветной культуре имя дает господин и хозяин. Центральная мысль христианства – то, что бог становится человеком. Для философской теологии античности это невообразимо. В неоплатонизме была совершенно обратная ситуация. Да, все со всем связано, но человек может вернуться и приобщиться к божественному, только утратив самого себя, перестав быть индивидом. Тогда он поднимется на высшие онтологические этажи.

Бог становится человеком для людей, принимает на себя страдания, смерть для человека. Несмотря на то, что бог превосходит мир, человек настолько для него важен и ценен. Причем ценна не идея человека вообще, а каждый отдельный человек. Более того, если мы посмотрим в Евангелие, то мы увидим, что он призван быть также совершенен, как бог. Человек стремится к максимальному совершенству. В основной онтологической триаде бог-мир-человек, мир начинает играть второстепенную роль. Все, что происходит – отношения между богом и человеком. Мир – просто среда для этих отношений. Для средних веков характерно, отношение к миру природы как к системе символов, которые могут быть прочтены в контексте отношения бога и человека. В этой картине не остается места для естествознания. Зачем оно? Все центральные ключевые смыслы обходят вопросы античного естествознания.

Антиматематизм евангелия.

Если попробовать посмотреть, как занятия математикой должны выглядеть с точки зрения евангелия, мы увидим в нем антиматематический смысл. В самом деле, евангелие говорит об отношениях бога и человека в категориях любви, жертвы, и так далее, но все эти категории совершенно не подлежат расчету, и это подчеркивается. Основная из коллизий евангелия строится на том, что основным оппонентом Христа были фарисеи. Мы их привыкли воспринимать как лицемеров, как символ показной набожности, но они были совсем не такие. Фарисеи во времена Христа это лучшая часть иудейского общества, для которых исполнения закона очень было серьезно. Почему же они не устраивают Христа? Они строят и рассчитывают свои отношения с богом. В притче о фарисее, который благодарит, господа за то, что он праведен.

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь.

Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю.

Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!

Сказываю вам, что сей пошёл оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

С точки зрения фарисеев, правидность была набором конкретных действий, выполнив которые человек мог считать себя правидным. В христианстве это невозможно. Ни один христианин не может сказать, что он выполнил то, к чему его призывают. «До скольких раз прощать брата моего? До семи ли?» «До семидежды семи» (то есть неограниченное количество). Образ фарисейского благочестия не совсем соответсвует реальному фарисейству, но тем не менее там было все расчитано. Этот момент здесь и отрицается. Бог дает человеку милость не по расчету. Бог не считается с человеком, и человек призван не считаться с другими людьми. Прощать сверх меры.

Так как весь мир завязан на человкека, этот принцип распространяется для всего мира. Нет в нем места для расчетов.

В Ветхом завете более благоприятная картина.

В ветхом завете можно найти книгу примудрости Соломона, в которой написано: «Ты все расположил по меру, числу и весу». Здесь уже связь с тем богом, который имел место в античности. Эта триада есть у Платона в том же виде. Демиург организует мир посредством чисел и геометрических фигур. Так появляется образ бога-геометра. Спасительно для науки оказалось то, что христианство не осталось «благой вестью», а стала формироваться в знание и богословие. Тогда оно стало брать на вооружение то, что было в античности. Система христианской учености это компромисс между античными представлениями и христианской «благой вестью», попытка адаптировать одно к другому. Удается это не до конца, но, так или иначе, сложное переплетение разнородных идей в культуре средних веков сохранится на протяжении всего времени. Любой интеллектуал этой эпохи находится между двумя центрами притяжения: священным писанием и античными текстами.

Доводы в пользу того, что христианство способствовало развитию науки.

Христианство содержало в себе значительно более сильную монотеистическую тенденцию, чем в античности.

В самом деле, античный космос мыслится как единой целое, но тем не менее, в нем есть очень четко различимые уровни, этажи, и эти этажи оказываются очень разной ценности. (Это видно у Платона, Аристотеля). Есть уровни, которые заслуживают внимания, а есть те, которые нет. Например, для Платона истинным предметом познания явлеятся сфера подлинного бытия (эйдосов). Чувственно воспринимаемо дает нам лишь повод вспомнить о подлинном бытия. У него нет смысла, это грязь, о нем нет знания. Это предмет недостойный внимания. У Аристотеля знание касатеся только общего, а все единичного относится к случайному и о нем знания нет. Аристотеля занимает только типическое, повторяющееся. До некоторой степени эти черты наследуют современные науки.

Поскольку античный космос вечный, нет единого творца, который отвечал бы за все. Даже в диалоге «Тимей», говорящем о демиурге, видим, что демиург занят не столько созданием, сколько упорядочиванием мира посредством чисел и геометрии. Он это не создавал и за это не ответственен.

В христианской картине мира ничего подобного нет. Здесь бог сотворил мир из ничего. Бог является единственным источником всего, что есть в мире. А раз бог счел достойным это создать, то это заслуживает внимания. Наш мир искажен грехом, но как только мы попробуем указать на плохость этого мира, на то, что от греха, нам вряд ли это удастся. Зло это нетворческое начало. Оно лишь вносит тонкое искажение того, что создано богом.

Античный космос делился на этажи, здесь такого разделения нет. У всего здания есть единый создатель. Отсюда предпосылка о том, что мир подчинен единому универсальному закону. Кроме того, появляется интерес к единичному и индивидуальному, а не только к общему. В античном мире ничего не происходит, все уже произошло. Все, о чем стоит говорить есть повтор неких существующих форм. Остальное – случайное. В христианской картине мира появляется представление о непредсказуемом развитии, которое к чему-то приведет.

В античности главную роль играет разум. Свобода воспринимается как некое случайное отклонение вокруг устойчивых форм. Особой ценностью она не обладает. В христианстве свобода и категория воли получают очень серьезное развитие. Хотя у Аристотеля был термин «воля», но у него это некое инстинктивное стремление (например, питаться) и воля=разум. А в христианстве воля связана с выбором. Выбор совершенно необязательно рационально обоснован, иначе зачем выбирать? В христианстве человек выбирает бога не потому, что бог это такая невероятная сила, и он просто не может его не выбрать. Еще как может не выбрать. Выбор этот связан с состоянием сердца, выбор по любви. Подробные картины загробной жизни это нехристианская вещь. Евангелие не стремится дать четкие знания про иную жизнь.

Итак, свобода, воля вышли на первый план.

Появляется возможность другого отношения к миру и другого понимания статуса знания в этом миру.