История философии права и История правовой мысли: Вопросы соотношения

В настоящее время наиболее четко вырисовы­вается только одна из внесенных в за­главие на­стоящей статьи дисциплин – история правовой мысли, которая традиционно именуе­тся «исто­рия политических и правовых учений» или «ис­тория учений о государстве и праве». Что касае­тся истории философии права, то в юриди­ческой литературе самостоятельное существова­ние ее молчаливо игнорируется, а в лучшем слу­чае она отождествляется с историей правовой мысли [1, с. 3; 3, с. 12]. По всей очевидности, этому спо­собство­вали те близкие связи этих ди­сциплин, которые существуют между ними и их роднят. А в тех ред­ких случаях, когда между указанными дисципли­нами проводится линия разграничения, остается немало дискуссионных вопросов [9, с. 7-8].

Действительно, историю философии права и историю правовой мысли роднит многое.

Во-первых, предметная область истории фи­лософии права во многом пересекается с пред­метной областью истории правовой мысли: и там и здесь объектом является теоретическое знание, в обоих случаях изучаются зачастую мысли од­них и тех же выдающихся людей. В центре вни­мания обеих дисциплин находится историческое развитие правовой мысли, идей; обе они относя­тся к разряду так называемой истории идей.

Во-вторых, указанные дисциплины бытуют в форме исторической саморефлексии. Квин­тэссе­нцией этих дисциплин является наличие двойной рефлексии: первая рефлексия – это наблюдение в истории, когда объектом явля­лась сама реаль­ность, вторая рефлексия – это наблюдение с то­чки зрения сегодняшнего дня, когда объектами выступают знания (рефлек­сия) об этой реально­сти, т.е. продукты первого наблюдения [7, с. 20; 16, с. 9].

В-третьих, источниковедческая база подчас является общей для этих дисциплин: исследова­тель в обеих дисциплинах имеет дело с текстами, среди которых подавляющее боль­шин­ство сос­тавляют сочинения на правовую проблематику.

В-четвертых, в рам­ках данных дисциплин освещаются проблемы исторического становле­ния и развития многих правовых категорий и по­нятий и т.д.

Вот почему зачастую трудно отграничить указанные дисциплины друг от друга. Тем не менее, представляется, что каждый из них имеет свою предметную специфику.

Главное в предметной специфике истории философии права заключается в том, что в ее объект в отличие от истории правовой мысли входит не всякое теоретико-правовое знание, а лишь такое знание философского характера, т.е. философско-правовое знание, философская мысль о праве. Соответственно, история фило­софии права имеет своим предметом философию права в ее временном измерении, иначе говоря, исторический процесс формирование философ­ско-правового знания.

Поскольку философия права формируется и продолжает свое развитие в лоне истории фило­софии права, постольку всестороннее изу­чение первой непременно предполагает вторую. В этой связи верно замечание о том, что, с одной сто­роны, «философия существует и продолжает су­ществовать только в качестве истории, кото­рую создают философы», а с другой – нередко «исто­рия философии выступает в качестве фило­софс­кой деятельности» [11, c. 58, 62].

История философии права является историче­с­ким самопониманием философии права. Она – раз­новидность философско-правовых знаний, дис­цип­лина философско-правовая, подобно тому, как ис­тория философии является дисцип­линой фи­лософ­ской. Что касается истории пра­вовой мы­сли, то она в известной мере выполняет роль ис­тории общей теории права. Поэтому ка­чествен­ное различие ме­жду историей философии права и историей право­вой мысли естественнее всего устанавливать на основании различения филосо­фии права (или фи­лософского подхода) и теории права (или юриди­ческого подхода). В этом плане их соотношение в известной степени может быть рассмотрено как соотношение фило­софии права и теории права, но только взятые в историческом измерении.

В юридической теории конечной предметной задачей является выявление общих закономерно­стей развития и функционирования права, а в философии права акцент делается на философс­кую позицию, определенное философско-миро­воззренческое постижение, интерпретацию пред­мета, каковым является социально-правовая реа­льность «в качестве наличного бытия в своих универсальных свойствах» [8, с. 29, 34].

Философия права и юридическая теория представляют собой качественно разные стили мышления. Способом приобретения знания для философии права является специфический стиль мышления – философствование. В этом плане философию права (следовательно, и историю философии права) отличает степень рефлексив­ности. Ей присуща философская рефлексия и дискурс [14, с. 15], которые являются не прос­тым отражением в собственном смысле этого слова, а конструированием смысла [11, c. 94].

Отличие философии права от теории права – значит, и истории философии права от истории правовой мысли – можно выявить также через проблему понимания.

В указанной плоскости своеобразно разграни­чивает историю философии права и историю правовой мысли (в авторской редакции – исто­рию правовых учений) Ю. Пермяков. Так, ре­зультатом познания в рамках политико-правовых учений, согласно автору, является внеличностное знание («наука изучает мир, из которого предва­рительно удален субъект, именно поэтому науч­ное знание внеличностно»): мы изучаем труды мыслителей прошлого такими, какими они были и существуют вне нас, ибо они существуют в ис­тории, где нас не было. Ю. Пермяков, исходя из предпосылки о том, что философия наукой не является (соответственно, он отказывает фило­софии вообще и философии права в частности в научном статусе), приходит к выводу, что в ходе философского познания субъект устанав­ливает связи не только с тем отрезком времени, который мы называем «современность», но и вписывает себя в круг тех идей, которые воз­никли задолго до нее, которые оформили мента­литет народа, повлияли на понимание справед­ливости и т.д. В данном случае, по мнению ав­тора, история не противостоит познающему суб­ъекту как вере­ница внешних ему событий и док­трин, она те­ряет свою хронологию и субъект становится субъектом исторического действия, т.е. истори­ческим человеком [9, с. 7]. Другой вывод автора состоит в том, что наука в отличие от филосо­фии, оперирующей категорией «смысл», не ста­вит себе задачей поиск смысла того или иного исторического действия [9, с. 8].

Отвлекаясь от тезиса о том, что философия наукой не является (это – спор без конца, и среди самих философов нет общепринятого ответа на этот вопрос), ограничусь следующими критичес­кими замечаниями.

Во-первых, вызывает возражение мнение о том, что наука, – значит и историческая наука вообще, история правовой мысли в частности, – изучает мир, из которого предварительно удален субъект. Здесь налицо неверное понимание при­роды социально-гуманитарного познания, исто­рического в том числе. Забывает­ся, что одной из характерных черт исторического познания зак­лючается как раз в том, что познание социально-истори­ческого объекта есть в то же время и по­знание субъекта, ибо он выступает в форме дея­тельности, где субъективное переходит в объек­тивное, почему и изучение его объективных за­кономерностей выступает как познание сущно­сти самого человека [5, с. 100-101]. В этом аспе­кте мы своей жизнью включены внутри мира как истории [17, с. 377]. Субъект исторического по­знания – это субъект истории. Как пишет Р. Арон, «историческая наука есть форма созна­ния, которое общество имеет о себе самом», «субъект исторического познания есть не чистый субъект, трансцендентальное я, а живой человек, истори­ческое я, стремящийся понять свое прошлое и свою среду» [2, с. 529]. Прав также К. Ясперс, когда подчеркивает, что история непосредст­венно касается нас; а все то, что касается нас, тем самым составляет проблему настоящего для человека.

Особенность исторического изучения право­вой мысли как всякого исторического познания вообще, истории идей в особенности, заключае­тся в наличии здесь ситуации живого диалога, сменяющихся в процессе познания «вопросов» и «ответов», где субъект-объектные связи посто­янно преобразуют­ся в субъект-субъектные, ин­терсубъектные отношения [7, с. 19]. Таким обра­зом, че­ловек в истории оказывается одновре­менно и объектом и субъек­том как социального познания, так и со­циального действия.

Во-вторых, нельзя согласиться с утвержде­нием, что наука в отличие от философии, опери­рующей категорией «смысл», не ставит себе за­дачу поиска смысла того или иного историчес­кого действия. С подобным взглядом, пожалуй, можно было бы согласиться, если не признать важности понимания, интерпретации для позна­ния социокультурной реальности. Нельзя объяс­нить многие проблемы истории правовой мысли, не коснувшись проблемы понимания, ибо «объя­снить что-то нельзя без понимания этого “чего-то”» [15, с. 63]. С другой стороны, при понима­нии, интерпретации на первое место выдвигается постижение смысла бытия. Ведь интерпретация, – говоря словами П. Рикёра, – это работа мыш­ления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом [12, с. 18].

Историческое (в том числе историко-право­вое) познание направлено на рас­крытие смысла. Это вытекает из природы историко-пра­во­вого познания как гуманитарного знания, которое не­возможно без отображения мотивационно-смыс­ловых, ценностных факторов и целевых зависи­мостей, которые являются ключом к открытию субъективного мира человека [6, с. 16]. Между тем важно заметить, что «поскольку речь идет об историческом исследо­вании, то имеется в виду не какой-то метафизический смысл истории (его демонстрацией озабочена теология и филосо­фия), но тот смысл, который люди-участники исторического исследо­ва­ния привносили в свою жизнь, в окружавший их природный и социаль­ный мир, в свое повседневное поведение. Исто­рик не может отказаться от попыток расшифро­вки символических и знаковых систем, кото­рыми люди прошлого наделяли действи­тель­ность. Человек – animal symbolicum (Э. Касси­рер), и ко всем текстам, в которых за­печатлены мысли и действия актеров и авторов историчес­кой драмы, необходимо применять ге­рменев­ти­ческие процедуры. Наука истории не может до­вольствоваться Erklären, ее конечной целью яв­ляется Verstehen» [4, с. 249].

Таким обра­зом, можно предположить, что со­держание категории «смысл» имеет философс­кий (и философско-исторический) и конкретно-историчес­кий пласты. Эти пласты на примере истории правовой мысли и истории философии права могут быть прослежены следующим обра­зом. Содержание категории «смысл» в истории правовой мысли на­ходит свое наполнение в том, что оно связано с пони­ма­нием специфики иссле­дуемой эпохи, выявлением ее своеоб­разных свойств, постижением изучаемого учения в его сов­ременной научно-тео­ретической значимости и когнитивной ценности, уяснением объек­тивной социальной значимости (со­циального смысла) и личностного значения (личностного смыс­ла) в воссоздании прошедшей исторической действи­тель­ности, реконструкции исторических ситуа­ций [о проблеме понимания и истолкование смысла в истории правовой мысли см.: 7, с. 148-159; 10, с. 26-27; 13, с. 148-150]. Наполнение ка­тегории «смысл» содержанием в истории фило­софии права происходит главным образом в процессе философско-мировоззренческой ин­тер­претации, философского осмыс­ления право­вого бытия путем применения тех или иных ти­пов философствования к проблемам права и вы­веде­нием знания из более общих мировоззренче­ских положений. Между тем, при этом понима­ние специфики эпохи изучаемой философии, от­но­шений между философом и средой не исклю­чае­тся, ибо любая «философия зарождается в опре­деленной ситуации», «представляет свою эпоху, выражая ее через отдельные моменты универса­льного» [11, с. 88, 90].

Список литературы

1. Андрусяк Т. Г. Історія політичних та пра­во­вих вчень: Навч. посіб. – Львів, 2001.

2. Арон Р. Избранное: Введение в филосо­фию истории / Пер. с фр. – М, 2000.

3. Бабкін В. Д., Усенко І. Б. Нариси історії роз­витку загальної теорії держави і права, філо­софії та енциклопедії права // Антологія україн­ської юридичної думки. Том 1. Загальна теорія дер­жави і права, філософія та енциклопедія права / Редкол.: Шемшученко Ю. С. (голова) та ін. Упоря­дники: Бабкін В. Д., Усенко І. Б., Пар­хоменко Н. М. – К.: Видавничий дім “Юридична книга”, 2002.

4. Гуревич А. Я. Апории современной исто­риче­ской науки: мнимые и подлинные // Одис­сей. Человек в истории. 1997. – М., 1998.

5. Коршунов А. М. Диалектика субъекта и объе­кта в познании. – М., 1982.

6. Коршунов А. М., Мантатов В. В. Диалек­тика социального познания. – М., 1988.

7. Луковская Д. И. Политические и право­вые уче­ния: историко-тео­ре­тический аспект. – Л., 1985.

8. Малахов В. П. Философия права. – Учеб­ное пособие. – М., 2002.

9. Пермяков Ю. Е. Лекции по философии права. – Самара, 1995.

10. Рабинович П. М. Проблемы понимания в правовом регулировании // Правоведение. – 1988. – № 5.

11. Рикёр П. История и истина / Пер. с фр. – СПб., 2002.

12. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерк о герменевтике. – М., 1995.

13. Скакун О. Джерельна база наукових дослі­джень з історії політичних і правових вчень та ін­терпретація політико-правового вчення // Вісник Академії правових наук України. – 1999. – № 3.

14. Філософія права: Навч. посібн. / О. Г. Да­нільян, Л. Д. Байрачна, С. І. Максимов та ін.; За заг. ред. О. Г. Данільяна. – К., 2002.

15. Черняк В. С. О смысле понимания и пони­ма­нии смысла // Вопросы философии. – 1986.– № 8.

16. Честнов И. Л. История политических и пра­вовых учений. – СПб., 1996.

17. Шпенглер О. Закат Европы. Очерк морфо­логии мировой истории. – В 2-х т. – Т. 1. Всеми­рно-исторические перспективы. – М., 1998.

М. А. Дамирли

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ ПРАВА И ИСТОРИЯ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ:

ВОПРОСЫ СООТНОШЕНИЯ

В статье анализируются проблемы соотношения истории философии права и истории правовой мысли, выделяются их общие и специфические черты. Одно из центральных мест при разграничении этих дисциплин отведено проблеме понимания. Автор приходит к выводу, что содержание категории «смысл» имеет философско-исторический и конкретно-историчес­кий пласты.

M. A. Damirli

HISTORY OF PHILOSOPHY OF LAW AND HISTORY OF LEGAL THOUGHT: