Культура как игра

Оригинальная концепция культуры как игры развернута в труде Йохана Хейзинги Homo Ludens (1938), что в переводе означает «Че­ловек играющий». Родовая, или всеобщая, характеристика человека выражена в таких суждениях: Homo sapiens — человек разумный; Homo faber — человек создающий. Такие определения распростране­ны в науке.

Хейзинга, не отвергая их, избирает иной аспект, считая, что «че­ловеческая культура возникает и развертывается в игре, как игра»¹. Книга имеет подзаголовок «Опыт определения игрового элемента культуры». Здесь важно каждое слово. Опыт предполагает обраще­ние к огромному историческому материалу, а игра как явление куль­туры «анализируется средствами культурологического мышления»². Необходимо упомянуть, что специфика культурологического мето­да исследования — одна из дискуссионных тем современной науки, и Хейзинга дает возможность определить отличие его от других под­ходов.

Книга состоит из 12 глав, каждая из которых заслуживает само­стоятельного анализа. Например: «I. Природа и значение игры как явления культуры», «П. Концепция и выражение понятия игры в языке», «III. Игра и состязание как функция формирования куль­туры». В этих главах определяется теоретическая концепция игры, исследуются ее генезис, основные признаки и культурная ценность игры в жизни народов различных исторических эпох.

Затем Хейзинга переходит к анализу игры в различных сферах культуры: «IV. Игра и правосудие», «V. Игра и война», «VI. Игра и мудрость», «VII. Игра и поэзия», «VIII. Функция образного вопло­щения», «IX. Игровые формы философии», «X. Игровые формы ис­кусства». В главе «XI. Культуры и эпохи sub specie ludh рассматри­ваются игровые элементы в стилях различных культурных эпох — в Римской империи и Средневековье, Ренессансе, барокко и рококо, романтизме и сентиментализме.

В заключительной главе «XII. Игровой элемент современной культуры» автор обращается к западной культуре XX в., исследуя

¹ Хейзинга Й. Homo Ludens. С. 7.

² Там же. С. 8.

спортивные игры и коммерцию, игровое содержание искусства и науки, игровые обычаи парламента, политических партий, междуна­родной политики. В современной культуре он обнаруживает приме­ты угрожающего разложения и утраты игровых форм, распростране­ние фальши и обмана, нарушения этических правил. Но к этому мы еще вернемся.

Необходимо вначале определить основные контуры культуроло­гической концепции игры.

Исходный тезис заключается в том, что «игра старше культуры», ибо животные вовсе не «ждали» человека, чтобы он научил их иг­рать, — утверждает Хеизинга. Все основные черты игры можно на­блюдать у животных. Всякая игра имеет определенные правила, вы­полняет определенные функции, приносит удовольствие и радость.

Человеческий мир значительно увеличивает функции игры, рас-¹ ширяет диапазон проявлений. Игра как разрядка жизненной энер­гии, как вид отдыха, как тренировка перед серьезнмм делом, как упражнение в принятии решений, как реализация стремлений к со­стязанию и соперничеству и поддержание инициативы — таковы лишь некоторые аспекты объяснения необходимости игры в жизне­деятельности человека.

Однако эти подходы еще не дают ответа на вопросы: как игра ста­новится элементом культуры? Как она закрепляется культурой? Ка­кие виды и формы игры характерны для культуры?

Для ответа на эти вопросы Хеизинга анализирует главные призна­ки игры.

1. Всякая игра есть прежде всего свободная деятельность. Игра по принуждению, по приказу становится навязанной, лишается глав­ного смысла и назначения. Для игры необходимо свободное вре­мя, она не диктуется обязанностью, а определяется желанием, личным настроением. Можно вступить в игру, но можно и не де­лать этого, отложить ее на неопределенный срок.

В повседневной жизни игра возникает как временный перерыв. Она вклинивается в жизнь как занятие для отдыха, создавая настро­ение радости.

2. Цели игры прямо не связаны с пользой, выгодой, материальным интересом. Она обретает смысл и значение благодаря собствен­ной ценности. Человек дорожит этим состоянием, вспоминая на­слаждение, которое он пережил во время игры, желает вновь ис­пытать те же чувства.

3. Игра обособляется от обыденной жизни местом действия и про­должительностью. Она разыгрывается в определенных рамках пространства.

4. Игра не может длиться бесконечно, у нее есть свои рамки начала и конца. Она имеет замкнутый цикл, внутри которого происходят подъем и спад, завязка и финиш. Поэтому в игру вступают, но ее и заканчивают.

5. Устойчивость и повторяемость игровых форм определяют их ме­сто в культуре: «Будучи однажды сыгранной, она остается в па­мяти как некое духовное творение или ценность, передается далее как традиция и может быть повторена в любое время»¹.

6. Любая игра протекает внутри определенного пространства, ко­торое должно быть обозначено. Арена цирка, игральный стол, волшебный круг, храм, сцена, экран, судное место — все это осо­бые территории, «отчужденные» земли, предназначенные для со­вершения игрового действа. Внутри игрового пространства царит собственный безусловный порядок. Это очень важный признак игры. Он имеет непреложный характер, запрещающий нарушать правила игры.

7. Всякое отклонение от установленного порядка в игре воспринима­ется игроками как вероломство, обман. Правила игры обязательны для всех без исключения, они не подлежат сомнению, пересмотру или оценке. Если их нарушают, игра становится невозможной. Нарушители правил изгоняются из игры с позором и наказанием. Игра — это святое, и играть надо «честно и порядочно» — таковы ее внутренние законы.

8. Игра всегда требует сообщества, партнерства. Группировки, кор­порации, ассоциации обладают способностью к самосохранению и консервации, обособляясь от прочего мира, используя игровые формы для укрепления своей сплоченности: «Клуб идет игре, как голове шляпа»².

9. Чтобы усилить принадлежность к игре, используются ритуалы и церемонии, тайные знаки, маскировка, эстетическое оформление в виде особого костюма, символики. Участие в игре имеет свой сце­нарий, драматическое действие; оно разыгрывается как спектакль, с завязкой, кульминацией и развязкой.

¹ Хейзинга Й. Homo Ludens. С. 20.

² Там же. С. 23.

Как писал В. Шекспир, «весь мир — театр, и люди в нем — акте­ры».

Категория игры может рассматриваться как одна из фундамен­тальных в исследовании духовной жизни.

Хеизинга предлагает следующее определение игры как феномена культуры:

Игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри уста­новленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсо­лютно обязательным правилам, с целью, заключенной в нем самом, сопро­вождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыденная жизнь¹.

В этом определении объединены все основные признаки игры. Культура возникает в форме игры, первоначально она разыгрывает­ся и тем самым закрепляется в жизни общества, передается от поко-'ления к поколению. Так было во всех архаических, традиционных обществах. Но по мере развития культуры игровой элемент может вытесняться на задний план, растворяться в сакральной сфере, кри­сталлизоваться в науке, поэзии, праве, политике. Возможно и изме­нение места игры в культуре: она может вновь проявиться в полную силу, вовлекая в свой круг и опьяняющий вихрь огромные массы: Священный ритуал и праздничное состязание — вот две постоянно и по­всюду возобновляющиеся формы, внутри которых культура вырастает как игра и в игре².

10. Игра всегда ориентирована на удачу, выигрыш, победу, радость и восхищение. В этом проявляется ее состязательный характер. В игре наслаждаются одержанным превосходством, торжеством, триумфом. Результатом выигрыша может быть приз, почет, пре­стиж. Ставкой в игре становится золотой кубок, драгоценность, а также Прекрасная Дама, королевская дочь. Люди соперничают в игре, состязаясь в ловкости, искусности, но при этом соблюдая определенные правила.

Хеизинга описывает судебный процесс как состязание, словесный поединок, азартную игру, спор о вине и невиновности, оканчиваю­щийся чаще победой суда, нежели поражением. Правосудие всегда совершается в особо отведенном месте; оно отгорожено от повсе­дневной жизни, как бы выключено из нее.

¹ Хеизинга Й. Homo Ludens. С. 41.

² Там же. С. 63.

Это настоящий магический круг, игровое пространство, в котором вре­менно упраздняется привычное социальное подразделение людей¹.

Судьи на время становятся выше критики, они неприкосновенны, облачены в мантии, надевают парик. Тем самым подчеркивается их причастность к особой функции правосудия. Судебный процесс опи­рается на жесткие правила, нормы кодекса, согласно которым отме­ряется наказание. Богиня правосудия всегда изображалась с весами, на которых взвешивалась вина подсудимого. В архаических общест­вах суд совершался по жребию, как проявление божественного ре­шения.

Состязание может принимать форму пари, обета, загадки. Но во всех вариантах оно остается игрой, в основе которой лежит уговор действовать согласно установленным правилам.

Поскольку игра обнаруживается во всех культурах, всех времен и народов, это позволяет Хейзинге сделать вывод, что

игровая деятельность коренится в глубинных основах душевной жизни человека и жизни человеческого общества².

Религиозный культ сопровождался всегда священной игрой ри­туалов, обрядов, церемоний, символов. Поэзия возникла в игре как словесное состязание. Музыка и танец изначально были игровым действием. Философия, наука также имели игровые формы. Воен­ные действия разворачиваются по сценарию, содержат игровые эле­менты.

Хейзинга делает вывод:

Культура в ее древнейших фазах «играется». Она не происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела; она развива­ется в игре и как игра³.

Но, может быть, это утверждение справедливо для древних эпох, а характерно ли оно для более позднего исторического периода?

Хейзинга отмечает тенденцию постепенного, но неуклонного умень­шения игрового элемента в культуре последующих столетий. Коли­зей, амфитеатры, ипподромы в Римской империи, турниры и цере­мониальные шествия в Средневековье, праздничные карнавалы и маскарады Ренессанса, стили барокко и рококо в Европе, парады модного костюма и париков — вот те немногие новые формы, кото­рые вошли в европейскую культуру в минувшие века.

¹ Там же. С. 94.

² Там же. С. 125.

³ Там же. С. 197.

В XX в. на первое место в игре выдвинулся спорт. Состязания в силе, ловкости, выносливости, искусности становятся массовыми, сопровождаются театрализованными зрелищами.

Но в спорт все больше проникает коммерция, он приобретает чер­ты профессионализма, когда дух игры исчезает. Всюду процветает стремление к рекордам. Конкуренция, соперничество охватывают экономическую жизнь, проникают в сферу искусства, научную по­лемику. Массовые развлечения, сенсации, скандалы тоже имеют иг­ровые формы. Массовые зрелища, сопровождаемые салютами, при­ветствиями, лозунгами, внешней символикой, маршами, получили широкое распространение в культуре XX в.

Хейзинга объясняет это вступлением полуграмотной массы в ду­ховное общение, девальвацией моральных ценностей и благодаря технике и организации слишком большой скоростью их распростра­нения. В массовом сознании преобладают злые страсти, которые по­догреваются социальной и политической борьбой, вносят фальшь в любое состязание.

«Во всех этих явлениях духа, добровольно жертвующего своей зрело­стью, — заключает Хейзинга, — мы в состоянии видеть только приметы угрожающего разложения. Для того чтобы вернуть себе достоинство и стиль, культура должна идти другими путями»¹.

Фундамент культуры закладывается в благородной игре, она не должна терять свое игровое содержание. Подлинная культура требу­ет честной игры, порядочности, следования правилам:

Для того чтобы игровое содержание культуры могло быть созидающим или развивающим культуру, оно должно быть чистым. Оно не должно со­стоять в ослеплении или отступничестве от норм, предписанных разу­мом, человечностью или верой².

Оно не должно быть ложным сиянием, историческим взвинчива­нием сознания масс с помощью пропаганды и специально «взращен­ных» игровых форм. Нравственная совесть определяет ценность че­ловеческого поведения во всех видах жизнедеятельности, в том числе и в игре.

Следует подчеркнуть, что книга Homo Ludens была написана в го­ды наступления в Европе фашизма. «Тоталитаристским неоварвар­ством»³ назвал это время известный ученый С. С. Аверинцев. Иссле-

¹ Хейзинга Й. Homo Ludens. С. 233.

² Там же. С. 238.

³ Аверинцев С. С. Культурология Й. Хейзинги // Вопросы философии. 1969. № 3. С. 171.

дуя культурологическую концепцию игры Хейзинги, он сравнивает ее с романом немецкого писателя Германа Гессе «Игра в бисер». Оба принадлежали к одному поколению, были близки по либерально-гуманистическим взглядам на культуру. Хейзингу и Гессе роднит общее восприятие действительности того периода, когда в Европе возник культ пропаганды, лжи, насилия, человеконенавистнической травли. Они отказывают этим явлениям в праве называться культурой.

Фашистский режим очень широко использовал игровые фор­мы — факельные шествия и многотысячные митинги, награды и зна­ки отличия, парады и марши, спортивные состязания и юношеские сообщества. На все это тоталитарные государства не жалели денег и времени.

Хейзинга публикует свою книгу

«как протест против лживой игры, против использования игровых форм в антигуманных целях, в защиту "настоящей" игры. Противопоставить игру кризису, игрой спасти культуру — вот цель этого произведения», — спра­ведливо отмечает исследователь его творчества Т. А. Кривко-Апинян¹.

Книга Й. Хейзинги вышла более чем 60 лет назад, но она не утра­тила своей актуальности. Прошлое «осыпается» позади нас, когда мы все дальше уходим о него, но оно кристаллизует вечные проблемы и вечные ценности, предостерегая от повторения трагических ошибок.

Диагноз кризиса культуры

Трактат Й. Хейзинги «В тени завтрашнего дня», имеющий подзаго­ловок «Диагноз духовного недуга нашей эпохи», был опубликован в 1935 г. и переведен на многие языки мира, многократно переиздавал­ся. В России он впервые вышел в свет только в 1992 г.

Эпиграфом этой книги стало изречение: «У этого мира есть свои темные ночи, и их много»² — в этом скрыт символический и пророче­ский смысл книги. В ней есть и посвящение: «Моим детям». Оно то­же воспринимается как обращение ученого к будущим поколениям. В основу этой книги был положен доклад, прочитанный в 1935 г. в Брюсселе.

В предисловии Хейзинга пишет, что, невзирая на все самые угро­жающие признаки упадка и вырождения современной культуры, он — оптимист, ибо верит в возможность исцеления Для этого нужно

¹ Кривко-Апинян Т. A. iMnp игры. СПб., 1992. С, 121.

В оригинале: Habet mundus iste nodes suas et поп paucas (Бернард Клервоский). — Примеч. ред.

13 Зак. 1050

хранить мужество, верить и выполнять свой долг. Есть своя симво­лика и в самом названии книги: что означает «тень завтрашнего дня»? Можно предлагать разные толкования.

Но вернемся к трактату. У него тоже есть свои особенности: пуб­лицистичность, обращение к широкой аудитории. Это отразилось и в названиях глав, приведем некоторые из них: «В ожидании катаст­рофы», «Страхи прежде и теперь», «Проблематический характер прогресса», «Профанация науки», «Культ жизни», «Упадок мораль­ных норм», «Государство государству волк?», «Виды на будущее». Каждая глава кратка, лаконична, как приговор и диагноз.

Хейзинга начинает свой трактат с тревожного предчувствия:

Ни для кого не было бы неожиданностью, если бы однажды безумие вдруг прорвалось в слепое неистовство, которое оставило бы после себя эту бедную европейскую цивилизацию отупелой и умоисступленной, ибо моторы продолжали бы вращаться, а знамена — реять, но человеческий дух исчез бы навсегда¹.

Его охватывает страх перед будущим и трагическое ощущение грозящей человеку гибели. Пошатнулось все, что казалось незыбле­мым и священным, — истина и человечность, право и разум, переста­ют функционировать государственные институты и производствен­ные системы. Прогрессирующее разложение и упадок культуры стали сигналом тревоги, осознаваемой все более значительным числом лю­дей. Постоянно растет число «гордиевых узлов» проблем: судьба на­циональных меньшинств, новых государственных границ, запрет на воссоединение семей, немыслимые экономические условия жизни.

Как отмечает Хейзинга, любая из этих ситуаций переживается на грани ожесточения, превращая их во множество горячих очагов, го­товых воспламениться в любой момент. Доктрина абсолютной вла­сти государства заранее оправдывает любого державного узурпатора, приближая мир к угрозе опустошительной войны.

В прошлые эпохи неоднократно возникали кризисные ситуации: подземные толчки, смещение пластов и приливные волны были не менее разрушительны, чем в наши дни. Однако чувства грозящего краха всей цивилизации не было.

Преодоление кризиса культуры многие видят в возрождении про­шлого, возврате к былому совершенству. Хейзинга иронизирует над таким подходом. Старая мудрость, старая добродетель создают лишь иллюзию обновления. Если мы хотим сохранить культуру, считает

Хепзипга Й. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 245.

Хейзинга, то должны продолжить ее созидание. Только непрерывно двигаясь вперед в штормовом море неизвестности, можно найти путь выхода из кризиса. Это не означает забвения прошлого, ибо здоровый дух не боится брать с собой в дорогу весомый груз преж­них ценностей.

Для созидательной деятельности важно понимать смысл и назна­чение культуры. В главе «Основные условия культуры» Хейзинга называет важнейшие черты, которые необходимы для преодоления кризиса и возрождения культуры.

Во-первых, культура требует известного равновесия духовных и материальных ценностей. Это означает, что различные сферы куль­турной деятельности реализуют каждая в отдельности, но в рамках целого более эффективную жизненную функцию. Гармония прояв­ляется в порядке, мощном сочленении частей, стиле и ритме жизни данного общества. Каждая оценка культурного состояния народа определяется этическим и духовным мерилами. Культура не может быть высокой, если ей не хватает милосердия.

Во-вторых, всякая культура содержит некое стремление. Культура есть направленность на идеал общества. Этот идеал может быть раз­ным: духовно-религиозный; прославление чести, благородства; почет; власть; экономическое богатство и благоденствие; восхваление здо­ровья. Подобные стремления воспринимаются как благо, они ограж­даются общественным порядком и закрепляются в культуре общества.

В-третьих, культура означает соединение с природой, использо­вание природных сил для изготовления инструментов, защиты себя и своих ближних. Тем самым она меняет ход природной жизни. Но это еще половина дела. Главное состоит в осознании человеком свое-их обязанности и долга в отношениях с космосом.

В-четвертых, культура создает систему условностей, правил по­ведения, табу, культурных представлений, направленных на обузда­ние негативных сил. Так возникают понятия служения и сотрудниче­ства, на которых основаны отношения человека и природы, человека и общества.

В-пятых, культура отличается гармоническим равновесием ду­ховных и материальных ценностей и характеризуется определением идеала, на который ориентированы различные формы деятельности общества.

^* Духовный кризис нарушает равновесие материальных и духовных иен-■ ностей в ориентации общества, приводит к дисгармонии, дезынтегра-

ции, утрате идеалов, возвышает зло ло роли «путеводной нити и сиг­нального маяка» человечества. Прославление насилия и борьбы любы­ми средствами, войны и завоеваний как цели государства неизменно вызывает упадок морали и жестокость. Ненависть и нужда — следст­вия чудовищной войны и ее свиты..

Величайшей опасностью, угрожающей западной цивилизации, Хей-зинга считает аморальную автономию государства, которому позво­лено использовать любые средства для самоутверждения — вражду и ненависть, ложь и вероломство. «Государство государству волк», — заключает автор. В этом утверждении содержится главное разобла­чение политики фашизма и тоталитаризма.

«Диагноз духовного недуга нашей эпохи» — такой подзаголовок имеет эта книга. Каков же этот диагноз?

Хеизинга отмечает, что целый комплекс опасностей угрожает куль-«туре, переживающей период острого духовного кризиса.

Культура находится в состоянии ослабленного иммунитета против ин­фекции и интоксикации, дух расточается впустую. Неудержимо па­дает значение слова, растет безразличие к истине: «Над всем миром висит облако словесного мусора, как пары асфальта и бензина над на­шими городами»¹.

Необычайно возросла опасность абсолютно безответственных массовых действий, вдохновляемых лозунгами, митингами и призы­вами.

Назвав кризисные симптомы духовного недуга, автор делает по­пытку представить прогноз на будущее. Правда, он оговаривается, что взгляда хватает не более чем «на три шага». Вся перспектива скрыта туманом. Сегодняшний мир не может вернуться на прежний путь. Кроме того, прогноз затрудняется тем, что некоторые признаки нового могут вовсе не получить развития в будущем. Откуда можно ожидать спасения?

Наука и техника не могут стать фундаментом обновления.

Новое устройство социальной жизни, упорядочивание деятель­ности государства могут упрочить базис культуры, но не излечить от кризиса.

Объединение религий возможно, но не диктатом, а добровольным принятием общей воли. Но все это внешние факторы.

Для выздоровления необходимо обновление духа:

Хейзита Й. В тени завтрашнего дня. С. 349.

...Необходимо внутреннее очищение самого индивидуума. Должен изме­ниться сам духовный habitus (состояние) человека¹.

Как считает Хейзинга, основы культуры таковы, что их не могут закладывать или поддерживать коллективные субъекты, будь то на­роды, государства, церкви, школы, партии, ассоциации. Благо не мо­жет заключаться в победе одного государства, одного народа, одной расы, одного класса над другими. Мир зашел слишком далеко в сво­их противоречиях.

Новую культуру может создать только очистившееся человече­ство. Очищение, или катарсис, — состояние, которое наступает в момент созерцания трагедии, вызывая боль и сочувствие, способно избавить душу от грубых инстинктов и вызвать умиротворение, при­звать человека к правильному употреблению жизненных сил..

Пока трудно предвидеть, когда начнется духовное очищение, для которого необходимо самопожертвование. Для этого нужна кропот­ливая работа.

Йохан Хейзинга возлагает большие надежды на молодое поколе­ние. Несмотря на все тяготы жизни, оно не стало ни слабым, ни апа­тичным, ни равнодушным:

Молодежь эта выглядит открытой, бодрой, непосредственной, способной

и к наслаждениям, и к лишениям, решительной, отважной и благородной.

Она легче на подъем, чем прошлые поколения².

Перед ней стоит задача вновь овладеть и управлять этим миром, не дать ему погибнуть в безрассудстве, а пронизать его духовностью.

На этой оптимистической ноте заканчивает Й. Хейзинга свою книгу о диагнозе духовного недуга нашей эпохи.

¹ Там же. С. 362.

² Там же. С. 363.