В кольце врагов

В эпоху раннего Средневековья различные регионы Европы регулярно страдали от набегов. Разорение европейских территорий продолжалось вплоть до VIII—X веков. В этот завершающий период бедствий набеги осущест­влялись по трем направлениям. С севера, со Скандинавии, надвигались норманны (викинги). С юга, из Африки, европейцам угрожали арабы (сарацины). А с востока, из диких степей, слабую европейскую цивилизацию атаковали венгры (мадьяры).

«Завидев корабли под полосатыми или красными парусами с головами драконов и зверей на высоко вздымавшихся форштевнях, жители примор­ских районов Англии и Ирландии, Франции и Германии бросали дома и поля и спешили укрыться в лесах вместе со своим домашним скарбом и скотом, — так ярко описывает многочисленные нападения викингов выдающийся российский историк Средневековья Арон Гуревич. — Замешкавшиеся погибали под ударами боевых топоров пришельцев или становились их пленниками. Вместе с награбленным имуществом их грузили на корабли и увозили на север. Все, что пираты не могли захватить с собой, уничтожалось: скот убивали, дома сжигали».

Горячие северные парни с колоритными именами, такими как Харальд Боевой Зуб, Бьерн Железный Бок, РагнарКожаные Штаны, Эйрик Кровавая Секира, Сигурд Свинья, Эйнар Брюхотряс, Свейн Вилобородый, Харальд Серая Шкура, Магнус Голоногий, Сигтрюгг Шелковая Борода и т. п., прошлись огнем и мечом по значительной части Европы.

Еще в самом конце VIII столетия норманны атаковали Англию с севера, разграбив ряд монастырей. Но это была всего лишь прелюдия к тому колоссальному «концерту», который они устроили примерно полстолетия спустя. Большой набег на Кент в 835 г. положил начало трем десятилетиям, когда нападения происходили почти ежегодно. В конечном счете все увенчалось полномасштабным завоевательным походом. Война шла долгое время с переменным успехом, от чего неизбежно страдала слабая экономика острова. Наконец в 893 г. большое войско высадилось в устье Темзы и грабило Англию на протяжении следующих трех лет.

Очередной этап осуществления погромов настал к концу Х столетия. Датчане собрали сильную армию. Англичанам приходилось постоянно откупаться от агрессоров. В 991 г. датчане получили огромную сумму — 22 тысячи фунтов золота и серебра. В течение нескольких десятилетий размер «датских денег» дошел до 80 тысяч фунтов и превратился в ежегодный налог. Можно представить себе трудности, которые приходилось претерпевать хозяйству, обложенному столь высокой данью.

То же самое происходило в Ирландии. Хронист говорит, что «невозможно передать всех страданий, которые вынес ирландский народ, мужчины и женщины, миряне и священники, малые и старые, от этих воинственных и диких язычников».

Норманны активно хозяйничали и на континенте. В 40-х гг. IX века викинги дошли до Пиренейского полуострова, две недели грабили Лиссабон, а после атаковали Севилью. В 860 г. они напали даже на Пизу, находящуюся в Италии. А для того чтобы захватить маленький приморский городок, который они по неосведомленности приняли за Рим, норманны пошли на интригующий ход, сравнимый со знаменитым троянским конем. Они направили послов с известием о внезапной смерти вождя и с просьбой совершить над ним погребальную службу по христианскому обряду. С разрешения епископа гроб с телом был внесен в город. Однако, вместо того чтобы отправиться в мир иной, «покойник» вдруг вскочил и убил епископа, а свита набросилась на горожан и на их имущество. Когда ж стало ясно, что сей населенный пункт отнюдь не Рим, захватчики решили сжечь город.

Переправившись через Гибралтар, норманны слегка пограбили Северную Африку, увезя с собой «в качестве сувениров» синих людей (blїmenn) — по всей видимости, негров. Но главным объектом их деятельности оставалась богатая Европа.

Под натиском викингов прекратили свое существование такие известные торговые центры, как Дорестад и Квентовик, Нант и Руан, Гамбург и Париж, Орлеан и Утрехт, а также многие другие города тяжело страдали от этих нападений.

Если от норманнов страдали преимущественно английские, германские и северофранцузские земли, то от сарацин — итальянские и южнофранцузские. В начале IX века они захватили Сицилию, Сардинию, Корсику, Крит. Проникнув в это своеобразное «подбрюшье» Европы, сарацины получили возможность атаковать континентальную территорию. В 841 г. арабы завоевали Бари. Двинувшись дальше по Адриатике, они разграбили Анкону. В 846 г. сильному удару подверглись Рим и Ватикан, где пострадала, в частности, гробница св. Петра. Венецианцев от нашествия арабов спасло лишь то, что их город находится значительно севернее да к тому же на острове, недоступном для атак сухопутных кочевников.

В дальнейшем арабской агрессии на протяжении столетия подвергались даже такие относительно удаленные от Сицилии регионы, как Северная Италия и Прованс. Последний стал своеобразным плацдармом для последующих набегов на Савойские Альпы. По сути дела, сарацинам в тот момент удавалось блокировать даже альпийский перевал Сен-Бернар.

К этому следует добавить, что главные завоевания сарацин были осуществлены в Испании. С VIII столетия ими контролировалась большая часть Пиренейского полуострова. Христиане оказались вытеснены на самый север региона.

В 732 г. мусульманские войска преодолели Пиренеи и дошли до Пуатье. Лишь там они были остановлены КарломМартеллом. «Контратака», предпринятая христианами во второй половине столетия, не вполне удалась. Карл Великий во главе воинства франков дошел до Сарагосы и попытался ее взять, однако потерпел сокрушительное поражение. В дальнейшем борьба двух сторон шла с переменным успехом, но под конец Х столетия визирь Кордовы аль-Мансурперешел в решительное наступление. Последствия его действий для Северной Испании были сопоставимы с тем, что делали норманны в иных частях Европы.

Если арабы со временем сформировали очаги высокой культуры в Южной Европе, то венгры отличались прежде всего разрушительными набегами. С грозным боевым кличем «hui-hui!!!» они обрушивались на несчастного противника. Их воинственность и жестокость порождали страх и разного рода легенды. Подозревали, в частности, будто мадьяры пьют кровь своих беспомощных жертв.

«От стрел венгерских спаси нас, Боже!» — так молились, по преданиям, охваченные ужасом жители Западной Европы. Пользуясь широко распространенным среди тюркских кочевых народов приемом, венгры регулярно грабили одну и ту же территорию, пока ее правители не начинали выплачивать им дань.

За период с 899 по 955 г. венгры осуществили в общей сложности 33 набега на Европу. Под их натиском пала Моравская держава (906 г.), а затем начались постоянные вторжения в восточные и южные германские земли (907—917 гг.). После себя они оставляли руины и пожарища. В 924 г. венгры дошли даже до Северной Италии и сожгли Павию — древнюю столицу государства лангобардов. Первое тяжелое поражение от германского короля Оттона I венгры понесли лишь в 955 г.

Эпоха варварских набегов наносила серьезный ущерб не только городам, которые самым непосредственным образом подвергались разрушениям, но даже сельскому хозяйству. Например, норманны во время своих набегов умудрялись истреблять как людей с их поселениями, так и зерно на полях, что впоследствии обрекало на голод и вероятную смерть тех, кто выжил в ходе самого нашествия. Поэтому далеко не всякую землю имело смысл обрабатывать.

Крестьяне, не уверенные в собственной безопасности, вынужденно теснились вокруг феодальных замков, где могли получить хоть какую-то защиту. Незащищенные территории в целом ряде случаев вообще не обрабатывались. По некоторым данным, в IX веке больше половины земель во Франции, а также четыре пятых в Италии и Англии просто пустовало.

Разрушительные последствия набегов тормозили экономическое развитие. Однако постепенно ситуация тем или иным образом начинала стабилизироваться. В определенных случаях агрессоры получали жесткий отпор. В других — европейские монархи шли с ними на компромиссы, предоставляя территорию для оседлого проживания. В итоге кочевники меняли свой образ жизни, начинали создавать собственные государства и прекращали осуществлять массовые набеги. Переломным моментом в отношениях «старых» европейских народов с недавними пришельцами стала, по всей видимости, вторая половина Х века.

Трудно, конечно, определять в наши дни, как конкретно развивалось хозяйство тысячу лет назад, однако, по оценке крупнейшего французского медиевиста Жака Ле Гоффа, между 950 и 1050 гг. на всем пространстве христианского мира произошло ускорение экономического роста. Примерно такие же оценки в своих работах по экономической истории дают А. Мэддисон и Е. Гайдар.

Выводы о наступлении экономического перелома следуют и из анализа ситуации в отдельных регионах. Например, известный бельгийский историк Анри Пиренн отмечал, что в X веке завязались оживленные сношения между берегами Северного моря. Фламандские, валлонские, германские, фрисладские, англосаксонские купцы встречались в Брюгге. Во второй половине XI века судоходство Фландрии сделало поразительные успехи.

К аналогичному выводу можно прийти и в отношении развития венецианского судоходства. С 992 г. Венеция начинает вытеснять византийский флот из Адриатики. Чуть позже она устанавливает контроль над далматин­ским побережьем. А к концу XI столетия твердо закрепляется в Константинополе и начинает вести торговлю в целом ряде портов и населенных пунктов Восточной империи.

Однако развитие выразилось не только в укреплении позиций крупнейших хозяйственных центров. В XII веке началась интенсивная урбанизация, которая столетием позже обернулась невероятно быстрым взлетом числа вновь основываемых городов. Согласно оценкам выдающегося французского историка Фернана Броделя, рассчитанная по данному показателю интенсивность урбанизации за период с 1250 по 1300 г. была в Центральной Европе выше, чем в любой другой период истории вплоть до второй половины ХХ столетия.

Скорее всего, важнейшей причиной ускорения экономического роста в Европе стало прекращение набегов. Современные экономисты, по всей видимости, назвали бы этот рост восстановительным. Европа стала залечивать нанесенные ей раны. Зажили спокойной жизнью уцелевшие города, сформировались многочисленные ремесла, начали строиться соборы и монастыри. На безопасных территориях, которых становилось все больше и больше,
стали возникать новые хозяйственные центры. Конечно, Средневековье по-прежнему оставалось эпохой произвола и неопределенности прав собственности, как отмечалось в первой главе, однако сплошного уничтожения экономики больше не было.

«ПОЛОЖИЛИ ПУСТУ ВСЮ ЗЕМЛЮ РУССКУЮ»

А что же тем временем происходило на Руси? В какой мере русский исторический путь отличался от того пути, которым прошли другие европейские страны?

В то время когда в Западной и Центральной Европе уже происходило становление городской культуры, на «восточном фронте» все оставалось без перемен. Более того, каждый новый противник оказывался сильнее предыдущего. Печенегов сменили половцы, а затем пришли монголы.

Вот красноречивая оценка современника, описывающего масштабы навалившегося на Русь бедствия. По словам владимирского епископа Серапиона, «разрушены божественные церкви, осквернены священные сосуды, потоптаны святыни, святители преданы мечу, тела монашеские брошены птицам, кровь отцов и братьев наших, словно вода, обильно напоила землю. Исчезло мужество князей и воевод наших, храбрецы наши, исполненные страха, обратились в бегство. А сколько их уведено в плен! Села наши поросли лесом. Смирилось величие наше, погибла красота наша. Богатство, труд, земля — все достояние иноплеменных».

Конечно, жизнь на русских землях от всего этого не прервалась. Современные историки более взвешенно, нежели красноречивый епископ Серапион, оценивают масштабы бедствия. Большинство населения в то время жило в небольших деревеньках, укрытых густыми лесами. Им татары, скорее всего, могли причинить лишь ущерб, сопоставимый с последствиями обычных внутренних войн и усобиц, характерных как для восточной, так и для западной части Европы. Однако по городской культуре был нанесен действительно страшный удар.

Современные археологические данные подтверждают информацию летописей о том, что разрушения в ряде городов были чрезвычайно значительными. Так, например, во Владимире некоторые районы после разорения запустели и уже не поднялись. Подобная же картина зафиксирована в Чернигове. Обильным разрушениям подвергся Ярославль. В Рязанском княжестве археологические материалы демонстрируют тотальное разорение. Сама же Рязань вообще на долгое время из крупного, развитого города опустилась до положения села. Похожее положение сложилось и в Галиче. Во Владимире-Волынском слой угля, обнаруженный в археологических раскопках, составлял порядка 30 см, причем следы пожарища найдены и в тех местах, где впоследствии город уже не развивался.

Археологи отмечают, что культурный слой, относящийся к эпохе монгольского нашествия, во Владимире, Суздале, Ярославле, Переяславле-Залесском и некоторых других городах оказывается значительно беднее, чем культурные слои других эпох. В нем обнаруживается мало инвентаря, найденные изделия из кости становятся грубее, чем были раньше, а порой, кроме керамики, археологи вообще ничего не находят. Хорошо прослеживается упадок ремесла на примере Мурома. Домонгольский период в развитии этого города был периодом расцвета. Но в целом ряде вскрытых раскопками участков, находящихся выше домонгольского слоя, сначала идет угольная прокладка (непосредственный результат сожжения многих домов в ходе нашествия), а дальше количественно преобладают опять-таки материалы домонгольскоговремени. Упадок Мурома длился до XV—XVI веков.

Весьма характерно, что из крупнейших русских городов Средневековья, подвергшихся разрушению во время набегов, практически все, за исключением Киева, перестали в дальнейшем быть ведущими хозяйственными центрами. Они возродились в лучшем случае в качестве небольших провинциальных городков.

Если рассмотреть отдельно Северо-Восточную Русь, то из существовавших там к моменту нашествия двадцати восьми городов семнадцать наиболее древних и крупных были опустошены. До конца XV века уже не возродились такие города, как Дубна и Шоша, а Нерехта и Соль Великая пребывали на уровне промысловых поселков.

Русские земли надолго застыли в эпохе набегов. Они вынуждены были платить татарам значительную дань («ясак» по-татарски или «черный бор», как назвалось это в Новгороде), которая сама по себе подрывала экономическое положение. Помимо дани были и другие немалые издержки — содержание татарского посла и его многочисленной свиты, финансирование поездок собственного князя в Орду, где следовало щедро одаривать хана, его жен и вельмож. Могли взиматься также тамга (торговая пошлина), кулуш-колтка (чрезвычайный сбор по требованию хана), ям и улаг(предоставление подвод для татар).

Впрочем, о конкретном размере дани и ее влиянии на экономическое развитие сегодня судить трудно. Главное другое. Несмотря на дань и прочие платежи, Русь время от времени подвергалась очередным набегам и разорениям. Так, в частности, с 1273 по 1297 г. татары пятнадцать раз предпринимали походы в Северо-Восточную Русь, что привело к бегству населения из областей, которые чаще всего подвергались погромам. В частности, из владимирских земель поКлязьме, из Переяславского и Рязанского княжеств, из Муромских земель, расположенных по Оке.

Многие города восстанавливались, а затем, не успев даже толком набраться сил, вновь подвергались пожарам и разграблениям. Например, Ростов по­сле Батыева нашествия разорялся еще в 1316—1320 и в 1408 гг. Суздаль страдал в 1293 и 1382 гг. Юрьев-Польской вообще не вылезал из напастей, становясь жертвой набегов в 1281, 1293, 1382 и 1408 гг. Похожая судьба оказалась и у Владимира, который татары «навещали» в 1382, 1421, 1445 и 1448 гг.

Следует заметить, что в ряде случаев набеги были спровоцированы самими русскими князьями, которые использовали силы Орды для борьбы со своими противниками из числа русских же князей. Выполнив «заказ клиента», татары разоряли города и опустошали земли, чтобы получить определенную выгоду для себя.

Таким образом, на Руси сложился губительный для экономики механизм ведения междоусобных боевых действий. Не имея собственных значительных военных сил, князья использовали татарские «ограниченные контингенты», а право на грабеж при этом автоматически «закладывалось» в договор об «оказании интернациональной помощи». Орда же, со своей стороны, активно препятствовала возможной консолидации сил русских князей. Татары стравливали между собой отдельные княжества, разжигали тлеющие конфликты, а значит, сохраняли возможность постоянно кормиться с контролируемой территории.

По оценке выдающегося историка Василия Ключевского, лишь земли, группировавшиеся вокруг Москвы, были на протяжении столетия «единственным краем Северной Руси, не страдавшим или мало страдавшим от вражеских опустошений; по крайней мере, за все это время здесь, за исключением захватившего Москву татарского нашествия 1293 г., не слышно по летописям о таких бедствиях».

Сам московский князь Иван Калита в споре с тверским князем прибег к помощи пятидесятитысячного татарского контингента, который вверг тверские земли в полное разорение, пожег города и села, а людей увел в полон. По выражению летописца, Калита с татарами «положили пусту всю землю Русскую».

Лишь после того, как укрепившийся в своих правах и разбивший основного соперника Иван Калита получил в 1328 г. от татарского хана велико­княжеское звание, на Руси впервые наступил длительный период (примерно сорок лет), когда города и земли не страдали от набегов. Орда при этом стабильно получала свою дань. Но зато в русских городах наметился некоторый хозяйственный подъем.

При Дмитрии Донском настал новый период нестабильности, причем даже победа в Куликовской битве не укрепила русские позиции. Через два года после одержанной с таким трудом победы на Москву пришел хан Тохтамыш. Он разорил стольный град, а затем еще целый ряд крупных населенных пунктов. Князь Дмитрий ничего не сумел сделать для защиты своей земли.

Следующие сто лет вновь прошли в тяжелой борьбе. Причем особенно сильно страдали от набегов восточные земли — Рязанская и Нижегородская. Если предшествовавший период относительной стабильности способствовал развитию восточной торговли, которую худо-бедно вели нижегородцы по Волге, то теперь татары активно взялись за купцов и города в целом.

В 1399 г. русский князь Семен Дмитриевич вместе с татарским царевичем Ейтяком подступили к Нижнему Новгороду. Татары ограбили русских, а «большой патриот» князь Семен при этом лишь пожал плечами: мол, ничего не могу с ними поделать, такой уж народ дикий…

В 1408 г. Иван Владимирович Пронский пришел с татарами в Рязань и выгнал оттуда князя Федора Ольговича. В 1411 г. князь Данила Борисович с татарским царевичем Талычем пожгли и пограбили Владимир. Деньги делили мерками. Добычи оказалось столько, что всю было не унести с собой — пришлось сжигать.

В те же годы хан Едигей напал непосредственно на Москву. Столицу не взял, но посады пожег. А пока стоял под Москвой, успел разослать в разные стороны отряды, которые опустошили Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верею, Нижний Новгород, Городец, Клин. Следующий набег на Москву произошел в 1439 г., когда хан Улу-Махметдесять дней стоял под городом. Шесть лет спустя тот же хан побывал в Нижнем Новгороде, а потом двинулся к Мурому.

Стоило какой-либо части русских земель несколько подняться в хозяйственном отношении, как там сразу появлялись татары. Лучше всяких статистических комитетов фиксировали они признаки экономического роста. В конце 1428 г. появляется под Галичем некий Махмут-Хозя (возможно, все тот же Улу-Махмет). И хотя в самом Галиче Хозя так и не похозяйничал, но землю Галицкую он разорил, а в начале следующего года внезапным ударом взял даже Кострому.«Первый известный летописям набег ордынцев на Галич, — делает вывод известный историк Александр Зимин, — говорил о том, что край этот начал к концу 20-х годов XV века превращаться в процветающий — ордынцам было там что грабить, иначе вряд ли бы они избрали его объектом своего нападения».

Длинный перечень разорительных набегов вполне можно было бы продолжить. О том, насколько деструктивно многочисленные набеги действовали на развитие экономики, свидетельствует хотя бы один интересный пример, приводимый Сергеем Соловьевым в его фундаментальной «Истории России с древнейших времен». В Нижнем Новгороде жил купец Тарас Петров — первый богач во всем городе. Купил он «себе вотчину у князя, шесть сел за Кудьмою-рекой, а как запустел от татар этот уезд, тогда и гость переехал из Нижнего в Москву».

Современные археологические изыскания дополняют летописные сведения. Так, в частности, на Среднем Дону, то есть в районе, постоянно подвергавшемся набегам из степи, стали исчезать поселения на открытых местах. Люди стали забираться в землянки и уходить как можно дальше в леса.

Последствия набегов на восточные земли (особенно на Рязань и Нижний Новгород) были несопоставимы по своим масштабам с последствиями обычных военных действий, которые велись как на западе Руси, так и в других государствах Европы. Обычные средневековые сражения хотя и наносили существенный вред развитию экономики, не приводили, тем не менее, к запустению больших территорий и прекращению торговли. А после набегов мало что оставалось.

Народные представления о том, что значили для Руси татарские набеги и взимание дани, нашли отражение в фольклоре. Например, в песне о родственнике хана Узбека по имени Щелкан Дудентьевич. Прообразом его был известный баскак Чолхан, против действий которого даже было поднято восстание в Твери в 1327 г. Сей бравый Щелкансобирал дань с населения следующим нехитрым образом: «С князей брал по сту рублев, с бояр по пятьдесят, с крестьян по пяти рублев; у которого денег нет, у того дитя возьмет; у которого дитя нет, у того жену возьмет; у которого жены-то нет, того самого головой возьмет».

И впрямь забирали «головой» многих. В частности, Орда увозила к себе квалифицированных мастеров. Согласно запискам итальянского францисканца Плано Карпини, после того как осажденные в каком-либо городе сдаются, «татары спрашивают, кто из них ремесленники, и их оставляют, а других, исключая тех, кого захотят иметь рабами, убивают топором». Свидетельство Плано Карпини порой оспаривается, но археологи находили в самых разных концах татарских кочевий русские вещи XIII века. Согласно оценке крупнейшего специалиста по ремеслу Древней Руси академика Бориса Рыбакова, это есть косвенное свидетельство того, что там работали пленные мастера, обладавшие соответствующими навыками.

По причине гибели и пленения мастеров за время татарских набегов на Руси были забыты многие оригинальные ремесла (например, перегородчатая эмаль, чернь, зернь, скань, изготовление стеклянных бус, амфор-корчаг
и другой керамики, белокаменная резьба при строительстве соборов). Почти на сто лет прекратилось каменное строительство в городах, да и потом оно восстанавливалось крайне медленно. Даже в Новгороде, сравнительно мало пострадавшем от монголов, до 1292 г. не было построено ни одной каменной церкви. В Пскове — похожая история.

Если ремесленников уводили в полон, то купцов нещадно грабили в дороге. Сначала их изрядно обирали официально приставленные «к делу» таможенники, а затем уже потрошили всякие «неофициальные лица». Особенно отличались в этом деле крымчаки.

Деструктивные последствия набегов, разорений и обременения данью в основном не подвергаются сомнению среди исследователей. Однако существуют и оригинальные теории, согласно которым Русь от взимаемой с нее дани только выигрывала. Так, в частности, Лев Гумилев интерпретирует ее как «некоторый налог на содержание войска, которое ей самой (Руси. — Д. Т.) было нужно». Мол, эффективно функционирующая татарская армия решала для нас задачу противостояния крестоносцам и литовцам. Что же касается грабежей и уничтожения имущества горожан, то Гумилев считает сведения о них сильно преувеличенными.

Данная теория занимает в науке маргинальное место, хотя популярна в массах. По-видимому, она представляет собой идеологический аргумент для евразийцев, противопоставляющих русских с татарами страшному, коварному Западу.