Протокол показаний Юлая Азналина и Салавата Юлаева на допросе в Уфимской провинциальной канцелярии относительно некоторых фактов их участия в Пугачевском восстании

Подлинник 5 мая 1775 г.

1775 году майя 5 дня, в силу учиненной в Уфимской провинциальной канцелярии резолюции, старшина Юлай Азналин и сын ево, Салават, с довольным увещеванием, во оной провинциальной канцелярии допрашиваны и по­казали.

Юлай: Прошлого 1774 году в майе месяце извест­ной государственной злодей Пугачев, быв на Белорецком Твердышева заводе, прислал на имя мое, сына моево, Салавата, старшины Язы Якшиева и протчих на татарском диалекте повеление, чтоб собрав нам команды свои, чинить раззорении состоящим на Сибирской пороге заводам и их сожигать, устращивая во оном, что естли мы сего чинить не будем, то он нас вырубит. По­чему мы, собрався в числе тысячи полуторы человек, в том же майе месяце, к Симскому заводу и приступали, и тот завод сожгли. Но смертного убивства сам я нико­му тут не учинил. А сын мой, Салават, да и протчие убили ль кого тут и грабежом брали ль что,— не знаю. И сам я таковым грабежом ничего не бирал и убивать никому и никого не приказывал. А жителей тамошних, выведя всех в степь, и после отпустили в Кунгурской уезд. Мы же все после того разъехались по домам своим.

Когда же после оного злодей Пугачев с ево сволочью не под Троицкой крепости приехал в мое жительство и спросил: что все ль заводы по ево повелению нами истреблены? И как я ему сказал, что еще все протчие, окроме Симского, целы, то он и паки нам подтвердил, собрався, к тем заводам делать приступы, и неповиновавшихся тому злодею истреблять и умервщлять, а приходящих в согласие оного, присылать к нему. Когда он, злодей, для лутчего в народе разбирательства и учре­дил меня над всеми в нашей стороне обитающими главным атаманом, по прозьбе народской, приказывая при том мне, что естли кто будет просить о переходе из одного в другое жительство, то оное делать дозволять. Сам же тот злодей поехал к городу Осе, куда и сына моего, Салавата, с собою взял.

Мы же, разные старшины, после оного злодея, собрав свои команды, в числе тысяч двух, 19-го июня наперед х Катавскому заводу чинили приступ и, посылая пись­ма, жителей тамошних в свое согласие склоняли. Но как они от того отказались, то в бывших в заводе крестьян стреляли, но убили ль кого там,— не знаю.

И не взяв тот завод их, ездили со оною толпою наперед в деревню заводскую Орловку, и потом Усть-Катавской завод сожгли. При чем и я был над всеми главным начальником, но жителей тамошних, всех до того пожегу, прежде из домов их выслали в поле, и по­том отсылали в Кунгурской уезд. А никого там, собирая в избы, не сожигали и не кололи. И я таковаго смерт­ного убивства никому тут не чинивал и чинить такового никому не приказывал, о чем я и в Москве в сенатской Тайной экспедиции показывал. После ж того уехал я в дом мой, а протчие иноверцы также все разъехались. И кто точно еще Юрюзенский завод, деревни Ерал и Карауловку сожгли, и учинили ль там кому какое смертное убивство,— я не знаю, и никому того делать я не приказывал.

Прошлого лета елдяцкий казак, по-татарски Абиль Байдашев, ко мне приезжал и как мне, так и сыну моему, Салавату, которой уже тогда ис-под города Осы, будучи ранен, возвратился в дом свой, объявлял только, что он, живши в Елдяке, пропитать себя не может, и так бы дозволить ему жить между ево родственниками. Которому я и сын мой, Салават, письмо таковое, чтоб он, Абиль, в прежнем жительстве находился и в пови­новении злодейском был, и дал. Татарина же Абдуллу Токтарова злодею Пугачеву я не одобрил и потому он полковником произведен не был, и указа злодейского на то название я с башкирцом Ишмухамметем Нурусовым к нему не отсылал. И кем он, Абдулла, полков­ником произведен и кто ему указ прислал,— не знаю.

Во все же оное мое в злодействе обращение смерт­ного убивства никому я не чинивал, и никого ж не вешивал. Да и ахуна Сюлеймана Якшичюрина повесть никогда не намерялся.

И все вышеписанное показываю я по самой истинне, ничего не утаивая, в чем и тамгу приложил.

Салават: Прошлого 1773-го году, в-ысходе оного, будучи я злодеем Пугачевым наименован полковником, отправлен был от него в Красноуфимскую крепость с собранною мною разного иноверческою командою. Ку­да приехав, после присоединения оной команды к зло­дейской толпе с их злодейскими полковниками Бахтияром Каныкаевым, башкирским старшиною Субхангулом Килтюковым и протчими, ис той крепости казенную денежную казну, до двух тысяч рублев, собрав, отпра­вили мы в толпу, к злодею Пугачеву. Пушки же и порох ис той крепости взяв, и зделався оным полковникам рав­ным. А с нами ж тут и называющейся брегадиром табынской казак Иван Кузнецов был. И с собранною нами сволочью ходили на приступ к городу Кунгуру, и чиня оной, стреляли ис пушек и ружей, но только взять того города не могли. И тогда кому с верной стороны смертное убивство учинено ль,— знать мне бы­ло неможно, причем тогда и сам я ранен. И после того, выпользовався я от того, и паки с таковою ж сволочью неоднократно сражался с деташаментом подполковника Попова.

А прошлого ж, 1774 — году в майе месяце, злодей Пугачев прислал на имя отца моего и мое, да и протчих, письменное повеление, с тем, чтобы нам все заводы выжечь, а естли того не учиним, то стращал нас иско­ренением. Почему, собрався мы с протчими начальни­ками, более тысячи человек, наперед Симской завод и сожгли, и противящихся крестьян перекололи досмерти, но сколько именно и в числе том плотинной мастер Анисим Григорьев и священник Львов были ль— не знаю. Имущество ж заводское все разграбили, а оставших за убивством крестьян отослали в деревню за­водскую Ераль.

После ж того и сам оной злодей Пугачев с ево сво­лочыо в жительство наше приехал. И когда он имел с господином полковником Мехельсоном два раза сра­жение, то на оных и я был. А окончав оные сражения, потянулась тогда та сволочь к городу Осе, а туда ж оной злодей и меня с собой взял. Но отец мой, Юлай, остався после меня, по приказанию ево, злодея, и ка­ким образом приступы х Катавскому заводу чинил, и протчие заводы ж и деревни выжигал, смертные убив­ства делал,— о том я не знаю. В толпе ж самого того злодея будучи, при взятии города Осы я ранен пулею и ногу. Чего ради тем злодеем и отпущен в дом мой. А до того еще, будучи во оной толпе, от него Пугачева, велено было мне править должность брегадира, с чем я, возвратясь в жительство, и назывался брегадиром.

А между того, выпользовався, и когда известно зделалось, что следует к Елдяцкой крепости с деташаментом господин подполковник Рылеев, вознамерился я и приехал к той крепости, где, сообщась со злодей­ским полковником Абдузелилем Урускуловым и ево со­бранною шайкою, против того деташамента на сражение выезжали. Но, видя себя против, их стоять не в силах, как оной подполковник Рылеев начал производить ис пушек и ружей стрельбу, мы, не вступая в бой, бежали каждой в жительства свои[44]. Прежде же того, елдяцкого казака Семена Шемятова, по прозьбе тамошних каза­ков, над ними я атаманом учредил, как известно о том Уфимской провинциальной канцелярии ис производя­щихся дел, для того, чтоб иноверцы не могли тем ка­закам делать какой обиды.

Зборища же между рек Юрюзеня и Аю я никогда не имел и табунов заводских не отгонял, а был в то время в толпе самого злодея Пугачева. И Агнасяцкого винокуренного завода к прикащику Клепалову письма таковаго, чтобы он у меня явился, не посылал, смертию ево не устращивал. И ахуна Сибирской дороги Сюлеймана Якшичюрина повесить никогда не хотел. Елдяц­кой же крепости казаку Ивану Иванову, по-татарски Абилю Байдашеву, по прозьбе ево, что он в Елдяке себя пропитать не может, письмо таковое, чтоб он жил по-прежнему у родственников ево, и служил бы службу известному самозванцу, дал, под которым я и подпи­сался, но полковником ли или брегадиром — того не упомню. И по присылке оного Абиля елдяцким атама­ном Афонасьем Шеметовым кс мне, я ни для чего при начальниках Абдулле Токтарове, Адиле Бигашеве, Бахтияре Каныкаеве, Уразгильде Петрушкине и Абуталыпе двухсот человек никогда не посылал, а обращались оныя злодейския начальники в тех местах сами. Сотник же Араслан Рангулов, хотя против деташамента подпол­ковника Рылеева к сражению и выезжал, но не по мое­му приказанию и принуждению, а сам сабою. И к та­тарину Абдулле Токтарову, бывшему в злодействе полковником, письма таковаго, чтоб он, собрав команду, содержал около деревни Сатанихи бекеты, не посылал и ево, злодею Пугачеву, не одобрял, и потому он полковником произведен не был. И я указа к нему на то наименование с башкирцом Ишмухамметем Нурусовым не посылал, а токмо, будучи о чинимых им злодействах известным, намерен был ево поймать. И к сотнику Хамметю Мансурову письма я никогда не посылывал же, и он со мною нигде на злодействе обще не бывал, и я ево не знаю. Да отставного капрала Адиля Бигашева на злодейскую службу я никуда не нарежал и ево никогда повесить не намерялся. Черемисина же Изибая Енбаева полковником я наименовал потому, чтоб он только командовал черемисами и их бы другие иновер­цы обидить не могли.

Во все же оное мое в злодействе обращение наро­чито никому я, окроме что на сражениях, смертного убивства не чинивал и никого не вешивал. А когда отец мой, Юлай, поехал с повинною явиться к господину коллежскому советнику Тимашеву, то и я с товарища­ми моими, в числе четырех человек, пешей, на лыжах, вслед за ним для того объявления туда ж пошел, но дорогою блис деревни Каратавлы, в лесу командою господина подполковника Аршеневского пойман, но против оной, хотя я оружие при себе и имел, но никакого отра­жения не делал[45]

И сие показываю я по самой истенне, ничего не утаи­вая, в чем и подписуюсь.

По листам скрепа: переводил переводчик Андрей Васильев.

Крестьянская война 1773—1775 гг. на тер­ритории Башкирии, № 200.