2015-05-26
653Книговедение есть приведенное в систему научное знание о книге как объективном явлении социальной действительности: о природе и сущности книги, о логических и исторических формах, процессах и закономерностях ее существования, движения, развития и функционирования; метод получения нового знания о книге; способ организации результатов познания книги либо в теоретические компоненты и элементы книговедческого знания (категории, понятия, определения, суждения, концепты, концепции, теории), либо в теоретически осознанные правила, приемы, процедуры - т.е. методики - практической (предметно-преобразующей) книговедческой деятельности в той или иной сфере книжного дела (книгоиздательского, книготоргового, библиотечного, библиографического) как способа существования реальной, действительной книги в ее книговедческой целостности.
Основная историческая закономерность развития книговедения заключается в том, что, формируясь как многосоставная наука, в конце ХIХ - начале. ХХ вв., оно долгое время существовало и развивалось как сумма отдельных дисциплин, слабо взаимодействовавших в русле общей тенденции к дифференциации научного знания.
Эту закономерность подтверждает фиксированная история и современное развитие библиографоведения, библиотековедения, истории книги, теории редактирования, теории художественного конструирования книжного издания, библиополистики (книготоргового книговедческого знания).
На разных этапах своего теоретического развития то одна, то другая дисциплина присваивала себе право выступать в качестве единственной обобщающей, интегрирующей науки о книге. К подобному «превышению полномочий» каждую из них закономерно приводило расширение объектной области исследований, т.е. совокупности реальных фактов, явлений, их свойств, признаков и отношений, которые данная дисциплина полагает «законными» для себя, а потому - углубление познания своего объекта, расширение на этой базе круга смежных дисциплин для обогащающего взаимодействия и как следствие - приращение нового знания в границах данной дисциплины. Одним из результатов автономного теоретического развития каждой книговедческой дисциплины было то, что в каждой из них неизбежно возникали проблемы, не поддававшиеся решению только в ее границах и только ее познавательными средствами. Их корректное решение требовало наддисциплинарного подхода, потому что это были проблемы методологического, общекниговедческого характера - мировоззренческие и науковедческие.
Решение первой группы проблем (мировоззренческих) должно ответить на вопрос «что есть книга», и связано с необходимостью выявить природу и сущность книги как объективного явления социальной действительности, содержание процессов и форм, в которых проявляется сущность книги и по которым здравый смысл ее идентифицирует («узнает»). Эта группа проблем упирается во все смыслы, систему которых мы обозначаем категорией «книга». Среди них будут: информация (и ее формы), сознание, язык, литература, искусство, музыка, контекст, текст, произведение, издание, книжное издание, книжное дело, книгоиздательское книготорговое, библиотечное, библиографическое дело, книгоиздательский репертуар, книготорговый ассортимент, библиотечный фонд, библиографическая информация и др., которые как подсказывает обыденное сознание и здравый смысл, имеют отношение к содержанию категории «книга». И это отношение необходимо выявить, обосновать и назвать. Для примера: в каком отношении друг к другу находятся категория «книга» и понятие «книжное дело»?.
Осознание природы и сущности книги, понимание действительного целостного содержания категории «книга» детерминирует (обусловливает) теоретические рассуждения и построения на уровне и специально-книговедческого (книгоиздательского, книготоргового, библиотечного, библиографического), и частнодисциплинарного книговедческого знания, и на уровне индивидуально-конкретного исследования, а также практические решения и профессиональные действия на всех уровнях материально-предметных форм существования книги в конкретно-исторических процессах книгоиздательского, книготоргового, библиотечного, библиографического дела.
В границах каждой из них появлялись многочисленные специально-дисциплинарные (так называемые операциональные) интерпретации и определения таких базовых книговедческих категорий и понятий, как «книга», «книжное дело», «книжное издание». В них либо абсолютизируется часть, свойство, функции этой целостности («рукопись, прошедшая редакционно-издательскую обработку…», «произведение письменности или печати, выполняющее... функции», «товар особого рода», «разновидность документов в библиотечных фондах»), либо сущность отождествляется с материально-предметной формой проявления этой сущности («соединение листов писчего материала с нанесенными графическими знаками или изображениями…», «непериодическое издание объемом более 48 страниц»), либо понятие «книга» дефинируется в категориях, а значит и в предмете других наук («средство регистрации семантической информации», «знаковая система», «продукт материальной и тесно связанной с ней духовной культуры»).
И до сегодняшнего времени практически все работы общетеоретического и даже методологического характера обходятся либо приблизительными метафорическими, беллетристическими, эмоциональными интерпретациями книги, ибо подобное интуитивное ощущение книги не противоречит здравому смыслу (хотя он не заменяет непротиворечивых научных суждений и определений), либо прочие рассуждения о книге и книговедении предваряются или завершаются не обосновываемыми дефинициями типа приведенных выше.
Решение второй группы проблем должно содержательно ответить на вопрос «что есть книговедение» и связано с задачей обоснования и систематического изложения самой системы научного книговедческого знания в его объекте, предмете, составе и междисциплинарной организации, структуре и внутри дисциплинарной организации, методе познания, взаимодействии со смежными дисциплинами, категориально понятийном аппарате и терминологии. Эта группа проблем «упирается» во все смыслы, систему которых мы обозначаем категорией «книговедение». Иными словами, объектом исследования и непротиворечивого обоснования здесь становится само научное знание о книге, которое должно быть выражено науковедческими категориями, конкретизированными содержанием объекта и предмета книговедения.
Всякая категория, всякое понятие есть система, «сцепление» смыслов. И чтобы дать полное определение категории или понятия, необходимо доказательно и непротиворечиво интерпретировать все смыслы, составляющие их (категорий и понятий) содержание, а не ограничиваться одним или некоторыми, да еще и вне связи друг с другом, что и происходило в процессе исторического развития книговедения и формирования обобщенного книговедческого знания, или «общего книговедения», осознавшего себя как таковое в 80-е гг. ХХ в. Задачу и содержание «общего книговедения» как методологического уровня приведенного в систему научного знания о книге, как специально-научной методологии и относительно самостоятельной книговедческой дисциплины и составляет решение в общем виде обозначенных выше наддисциплинарных проблем мировоззренческого и науковедческого характера. Теперь каждую из них можно развернуть и тогда содержание «Общего книговедения» предстанет в более конкретном виде. 
Мировоззренческая проблематика включает в себя такие более конкретные проблемы, как:
1. выявление природы и сущности книги как объективного явления социальной действительности, как способа отражения и средства формирования индивидуального, группового и общественного сознания;
2. выявление логических форм книги и последовательная интерпретация содержания базовой книговедческой категории «книга» как системы смыслов;
3. выявление соотношения в книге идеального и материального, а следовательно, обоснованная интерпретация соотношения содержания категории «книга» и понятий «издание» и «книжное издание»;
4. последовательная содержательная интерпретация движущего противоречия книги - противоречия между индивидуальным, групповым и общественным сознанием и самой книги как способа снятия этого противоречия, т.е. интерпретация сущностной функции книги;
5. выявление сходства и различия книги и других форм способа документальной социальной массовой коммуникации (прессы, радио, кино, ТВ, компьютерная коммуникация);
6. осознание и интерпретация книжного дела как способа существования реальной, действительной книги и как сферы духовного производства, т.е. производства индивидуального, группового и общественного сознания;
7. последовательное раскрытие сущности книги как способа целеосознанной организации авторского литературного, музыкального, изобразительного произведения, существующего в форме письменного документа, в книжное издание в процессах и средствами книжного дела, способа распределения, перераспределения и воспроизводства «снятого» (преобразованного) книжным изданием авторского произведения теми же средствами, т.е. средствами книжного дела.
Науковедческая проблематика включает в себя такие более конкретные проблемы, как: - обоснование системы научного знания о книге, исходя из общепринятой трактовки науки и научной дисциплины;
1. исследование исторического процесса, тенденций и закономерностей становления и развития общекниговедческого знания;
2. обоснование, интерпретация и систематическое изложение (экспликация) объекта, предмета, состава, структуры книговедческого знания, его внутри дисциплинарной и междисциплинарной организации;
3. исследование и экспликация сущности, форм и механизмов взаимодействия книговедения с другими науками и научными дисциплинами;
4. разработка и систематическое изложение системы метода книговедческого познания (метода получения и метода изложения полученного знания);
5. разработка и приведение в систему категориально понятийного аппарата книговедения;
6. разработка книговедческой типологии книги (оснований, критериев, теории, схем)
7. выявление и исследование наиболее общих закономерностей развития книги и книжного дела;
8. разработка научных основ управления практикой книжного дела и процессами распространения книги в обществе, исходя из осознания природы и сущности книги.
Перечисленные проблемы с достаточной полнотой представляют систему предмета общего книговедения, который в обобщенном виде может быть сформулирован как разработка, обоснование и систематическое изложение общей теории книги и общей теории научного знания о ней.
Пока еще невозможно утверждать, что все они решены. Многие из них скорее обозначают актуальные направления уже ведущихся и предстоящих теоретических разработок.
Наиболее сложными оказываются основополагающие проблемы науки о книге-природа и сущность книги, объект, предмет, метод, состав, структура, категориально понятийный аппарат книговедения. Именно они в первую очередь и нуждаются в выявлении и обосновании как для построения данной области научного знания, так и для научного решения специально-книговедческих (книгоиздательских, книготорговых, библиотечных, библиографических) и частнодисциплинарных теоретических и методических вопросов, непосредственно выходящих в практику (предметно-преобразующую деятельность) книжного дела. Интерпретация этих определяющих проблем и положена в основу организации материала в настоящем учебнике.
Дальнейшее развитие фундаментальных и прикладных исследований становится непременным условием ускорения экономического и социального развития страны.
Интеграция науки и производства, превращение ее в непосредственную производительную силу-одна из насущных потребностей времени и объективных тенденций развития и науки и производства.
Современное науковедение выявляет и исследует интеграционные процессы внутри научного знания, определяя их как ведущую тенденцию развития наряду с тенденцией к дифференциации. Диалектическое единство этих двух противоположных тенденций является основной движущей силой прогресса науки.
В новейших науковедческих исследованиях становления, развития, взаимодействия наук и научных дисциплин констатируется значительное усиление интеграционных процессов, и формулируются уже стабилизировавшиеся их формы и направления. Среди них называют: перенос идей и представлений из одной области знания в другую, особенно когда процесс познания имеет эвристический (поисковый) характер; использование понятийно-концептуального аппарата, методов и иных познавательных средств одних областей науки другими; формирование комплексных, междисциплинарных исследований; формирование новых научных дисциплин «пограничного» типа на стыках известных ранее областей знания; универсализацию средств языка науки; усиление взаимодействия между философским, общенаучным и специально-научным знанием. 
Интеграция научного знания выражается в объективно необходимом или закономерном взаимодействии двух или нескольких наук и в синтезе, обобщении научного знания в границах одной науки. Интеграция становится необходимой, когда перед несколькими или в какой-либо отдельной научной дисциплине возникают проблемы сущностно иного, более высокого уровня, чем те, которые в состоянии решить эти дисциплины своими средствами и в своих границах.
Чаще всего подобные проблемы возникают, когда наука выходит на уровень коренных вопросов отношения форм знания к внешнему миру.
В результате интегративных процессов формируется новое, более обобщенное знание, не сводимое к простой сумме тех, на основе которых оно выработано. Новое знание закрепляется в более обобщенных категориях, понятиях, законах, концептах, концепциях, теориях. Это приводит либо к переосмыслению уже имеющегося знания на более высоком теоретическом уровне, либо к формированию в структуре данной науки или в комплексе нескольких частных дисциплин относительно самостоятельного раздела - методологического.
В последние десятилетия методологические исследования развиваются особенно интенсивно как на общенаучном (науковедческом) уровне, так и на специально-научном.
Исследование и систематическое изложение основ и принципов научного знания вообще и специально-научного в частности стали сферой взаимодействия философии и конкретных наук, одним из способов их взаимообогащения, одной из форм диалектизации специально-научного знания.
Диалектизация науки «...отражает проникновение человеческой мысли в такие глубины мира, где все полнее вскрывается объективная имманентная диалектичность явлений реальности и несостоятельности метафизики как метода их познания (причем на нижнем уровне, когда эти положения не просто декларируются, а осознаются все глубже и в процессе этого осознания постепенно происходит понимание того, как непросто действительно полно и последовательно руководствоваться в познании диалектическим методом)». Теоретизация процесса познания выражается «… определенных изменениях во взаимоотношениях научной эмпирики и теории, в существенном повышении уровня абстрактности и научного знания». Формирование методологических общетеоретических разделов в структуре научного знания характеризует современное развитие «молодых» наук и в особенности много дисциплинарных, где каждая из дисциплин комплекса в качестве своего объекта полагает теоретическую модель части, стороны или формы единого для всех дисциплин фрагмента объективной действительности. Для методологии книговедения - это теоретическая модель всех явлений (проявлений) книги.
Целостность комплексных наук и относительная самостоятельность каждой входящей в комплекс дисциплины обеспечиваются единством и непротиворечивостью хорошо разработанной и систематически изложенной общей теории, или методологии. Многие традиционные, давно сложившиеся науки имеют в своем составе подобные интегрирующие разделы. Так, например, общее языкознание вырабатывает, обосновывает и конкретизирует общие языковедческие категории, которые выступают методологической базой для продуктивного развития всей системы лингвистических дисциплин и обеспечивают их общетеоретическое единство. Общая биология разрабатывает методологические основы всех разделов биологической науки.
Общее книговедение, разрабатывая методологические основы всех компонентов науки о книге должно обеспечивать теоретическое единство этой науки.
В самом общем смысле методология-это система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой деятельности В философском и науковедческом смысле методологией называется теоретически обоснованное и систематически изложенное учение о методах научного познания, выявляющее их сущность, структуру, познавательные возможности, место в системе средств познания, взаимоотношения между ними. В структуре целостной науки методология - относительно самостоятельный раздел.
Часто в специальных работах науковедческого, учебного и справочного характера можно встретиться с определением методологии как совокупности методов и приемов исследования, применяемых в той или иной науке, что неверно.
Задача методологии-целеосознанное обоснование и систематическое изложение общих теоретических подходов и принципов решения научных вопросов, касающихся не только методов, но и теории и истории исследуемого объекта, потому что в развитой науке метод и теория диалектически взаимосвязаны и на разных этапах развития данной науки могут превращаться друг в друга. Методологическое осознание и осмысление оснований научного знания не может появиться раньше, чем накопится историческое знание, сложится его теория и методы. Потому структура методологии гораздо сложнее структуры отдельного метода или их совокупности в границах данной науки.
Методология и методика представляют собой диалектически взаимосвязанные и вместе с тем относительно самостоятельные (наряду с историей и теорией) формы и уровни существования теоретического знания.
В методологии можно выделить три уровня, соответствующие диалектическому соотношению всеобщего, особенного и единичного, т. е. категориям диалектики, выражающим объективные связи мира и ступени их познания.
На уровне всеобщего методология - это философская наука, раздел субъективной диалектики как учения о принципах, законах и формах отражения сознанием человека объективной реальности, т. е. как логика и теория познания, основой для которых является объективная диалектика, теория развития материального мира.
Однако методологическая роль философских категорий, законов и принципов в конкретных науках проявляется не прямо и непосредственно, а опосредованно, через методологию и теорию этих наук, поскольку они исследуют именно конкретные области материальной действительности, конкретные формы материи - их сущность, свойства, закономерности развития, т. е. «особенное» в сравнении с объектом и предметом философии.
Поэтому можно говорить о методологии на уровне «особенного» - о специально-научной методологии, которая по отношению к философской представляет собой конкретизацию и реализацию философских категорий, принципов, законов, метода познания применительно к объекту и предмету данной науки.
Опираясь на всеобщие категории, принципы, законы философской методологии, специально-научная методология с учетом специфики объекта и предмета данной науки вырабатывает ее основания - подходы, принципы, систему методов, позволяющих углублять познание сущности объекта и адекватно отразить его целостность в теории данной науки.
Задача частнодисциплинарной методологии - выработать и обосновать систему определенным образом субординированных (подчиненных одна другой, вытекающих одна из другой) методик, либо аналитических познавательных действий, направленных на отдельные стороны, свойства, признаки целостного объекта данной науки, либо на их основе - предметно-преобразующих действий в данной конкретной сфере деятельности.
Применение методик частнодисциплинарного научного познания обогащает науку новыми конкретными знаниями относительно целостного объекта, а применение методик предметно-преобразующей деятельности способствует более эффективной организации практики.
Системность и целостность как существенные признаки научного знания проявляются в том, что оно обладает определенной структурой и сохраняет свою целостность во времени и в пространстве, несмотря на увеличение объема и углубление содержания знания по мере расширения научных исследований, благодаря упорядоченным взаимосвязям структурных составляющих: истории, теории, методики, методологии.
Теория воспроизводит сущность, процессы, в которых сущность проявляется, и формы изучаемого объекта средствами логических категорий, понятий, суждений.
Ключом к теоретическому воспроизведению объекта становится его историческое рассмотрение. Объект должен быть отражен от начала своего существования, чтобы выявить то свойство, тот внутренний сущностный элемент, «субстанциальный» признак или свойство, который, и определяет возникновение, наличие и развитие данного объекта. Это не значит, что в живом научно-познавательном процессе исследователь сначала изучает всю цепь исторических фактов, а потом выстраивает теорию. Более того, в научном познании логическое (теоретическое) опережает историческое, потому что к изучению истории объекта рационально подойти с уровня хотя бы гипотетической теории, т. е. представляя, что и зачем изучать и к каким результатам можно прийти. Теоретическое мышление готовит почву для исторического изучения объекта. Исторические факты служат источником обоснования теории. (тут про Геродота - история и теория)
В структуре научных дисциплин, особенно теоретических (а не экспериментальных), третьей ступени познания соответствует уровень обоснования методики - системы объективных правил, которые организуют практическую деятельность. Через актуализированную в практической деятельности методику теория становится реальной производительной силой.
Можно сказать также, что методика есть более сложная подсистема в структуре научного знания, потому что она конкретизирует процесс и результаты исторического и теоретического познания объекта данной науки, вбирая в себя и те, и другие, как бы «свертывая» их до «способов думанья» и «способов делания», т.е. до методов теоретического исследования и методов практической (предметно-преобразующей) деятельности.
Критерием истинности научного знания, т. е. критерием целостности и адекватности воспроизведения исследуемого явления в мышлении, философы называют практику. Один из основополагающих принципов теории познания-принцип единства теории и практики. Между теорией и практикой больше сходства, чем различия. Сходство в том, что теория и практика - разновидности общественно-практической деятельности, наиболее общие формы проявления человеческой активности. Кто-то из мудрых сказал, что без теории человек не понимает, что говорит, когда произносит, и что делает, когда действует. Поэтому следует различать практику стихийную, осуществляемую «методом тыка» или подражания тому, у кого лучше получается действовать, и практику целеосознанную, в которой «снята» теория, в которой действующий является носителем теоретического знания.
Основные характеристики, свойства, тенденции, закономерности развития научного знания вообще в полной мере относятся и к системе книговедческого знания. Вместе с тем книговедение обладает историческими и логическими особенностями, вытекающими из сущности изучаемого социального объекта (книга), из конкретно-исторического процесса становления и развития научного знания о нем, что и нашло отражение в содержании, структуре, способе подачи материала в настоящем учебнике.
2.
Глава 1. ИЗ ИСТОРИИ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ОБОБЩЕННОГО КНИГОВЕДЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В ЗАРУБЕЖНОЙ НАУКЕ О КНИГЕ
История книговедения наряду с теорией, методикой и методологией является равноправным структурным уровнем научного знания о книге. Как говорил известный русский книговед 
Н.В. Здобнов, «без рациональной теории не может быть и рациональной практики, а теория является результатом исторических обобщений коллективного опыта»
Предмет истории книговедения - исследование исторического процесса и выявление ведущих закономерностей и тенденций формирования книговедческого знания. Современная теория книговедения использует исторический опыт, на его основе развивается, позволяя выявить специфику науки о книге, ее роль и место среди других наук, обоснованно конструировать объект, предмет, методы, понятийный аппарат. Без освоения исторического опыта были бы невозможны углубленные современные теоретические разработки.
Подлинно научная разработка истории книговедения стала возможна лишь на определенном этапе общественного развития и, следовательно, на том уровне развития самой науки о книге, когда отдельные разрозненные наблюдения и знания о книге были систематизированы и обрели форму более или менее целостного концепта той или иной степени широты и теоретической глубины.
Обращение к зарубежному опыту было всегда характерно для отечественной науки о книге. На первых порах это было непосредственное усвоение его и переработка применительно к своим задачам - сознательная, но без рефлексии. Так, В.С. Сопиков и В.Г. Анастасевич в русле французской библиографической традиции расширительно толковали библиографию, опираясь на представления М. Дениса, Г. Пеньо. Первое методологическое, т.е. на уровне конструирования науки, обращение к традициям зарубежной библиологии, понимаемой как теория библиографии, к традициям истории книги, книгопечатания и истории его технологии связано с именем Н.М. Лисовского, который для наполнения разрабатываемой им науки о книге и фактического насыщения лекций по книговедению перевел несколько фундаментальных немецких трудов . А.М. Ловягин, вырабатывая собственную терминологическую позицию для обозначения науки о книге, анализировал понятия «библиография» - «библиология» - «книговедение». А.И.Малеин, продолжая терминологические разыскания, в 1923 г. опубликовал специальную историографическую статью . Более развернутый историографический обзор зарубежных источников в предмете общей теории книговедения предпринял А.Г. Фомин . В этой монографии названы книговеды прошлого, чьи работы оставались актуальными для разработки общей теории отечественного книговедения.
А.Г. Фомин среди классиков книговедения называет Ф. Бартолина, Г. Де-бюра младшего, М. Дениса, А. Грегуара, Ф.Х. Лэра, Г. Пеньо, Т.Г. Горна, И.А.Ф.Шмидта, Т. Гара, Г.К. Пило, Ф. Эйхлера, П. Отле, Л. Живного, Г. Шнейдера, Ф. Эберта. Наиболее интенсивные разработки проблематики, которую с той или иной степенью «допуска» можно назвать общетеоретической, велись и ведутся во Франции, Германии, в Канаде и США, в Польше, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Болгарии. Причем необходимо отметить, что в восточно-европейских странах, особенно в Польше, еще с конца XIX - начала XX в. теоретическая мысль развивалась под сильным воздействием русской и советской общей теории книги и научного знания о ней. Вместе с тем русская дореволюционная наука о книге испытывала на себе видимое влияние французской (и бельгийской в лице П. Отле) библиографической и немецкой библиотековедческой школ в разработке общетеоретических конструкций науки о книге. Так что взаимодействие отечественного и зарубежного книговедения просматривается в специальной литературе со всей очевидностью.
В современном советском книговедении наиболее обстоятельные историографические работы и заслуга введения в научный оборот результатов зарубежных исследований по проблемам общей теории книговедения принадлежат ведущим советским теоретикам и историкам книги И.Е. Барнбауму и Е.Л. Немировскому. Это монографические обзоры, вступительные статьи и комментарии к переведенным на русский язык наиболее значительным публикациям, анализ концепций, точек зрения, высказываний зарубежных теоретиков в собственных теоретических статьях .
Обзорные статьи «Книговедение», «Библиология», «Редактирование», «Библиополистика», «Библиотековедение», «Библиографоведение», «Книга», «Книговедческие словари и энциклопедии», а также статьи раздела «Personalia» в Энциклопедическом словаре «Книговедение» (М., 1983) и в Энциклопедии «Книга» (М., 1999) содержат обширный фактологический и историографический материал по истории отечественного и зарубежного книговедения.
Ценнейшим источником по истории ранних периодов формирования обобщенного книговедческого знания в границах библиографии является монография К.Р.Симона .
Уникальной для книговедческой литературы и энциклопедическим в хронологическом, географическом, фактологическом, историографическом отношениях представляется монография хорошо известного у нас в стране польского книговеда-теоретика и историка науки о книге Кшиштофа Мигоня.
Достаточно сказать, что в указателе к монографии названо 835 имен книговедов практически всех стран и регионов мира и свыше ста учреждений, организаций и учебных заведений, где ведутся библиологические, по терминологии К.Мигоня, исследования. Как пишет сам автор, он поставил перед собой задачу из прошлого науки о книге вывести ее современное состояние, дать как можно больше информации, документирующей характер, структуру, функции, направление проведения исследований, и тем самым приблизить осознание необходимости и неизбежности выделения библиологических проблем в особую гуманитарную дисциплину, определить ее место в современной науке и перспективы дальнейшего развития.
Решение этих задач составляет основное содержание многих предшествующих работ К.Мигоня историографического и теоретического плана. Вместе со своим учителем, известным польским книговедом К.Гломбиовским, К.Мигонь одним из первых в зарубежном книговедении популяризировал и развивал выдвинутую советскими учеными в начале 60-х гг. концепцию комплексности книговедения, функционального подхода и читателеведческой ориентации при изучении книги и конструировании науки о ней. С этих позиций К.Мигонь изучает и историю науки о книге в своих историографических работах.
Основная заслуга К.Мигоня, которого по праву можно считать одним из самых крупных современных теоретиков-книговедов и историков науки о книге, состоит в фундаментальной разработке историографической базы книговедения и в последовательном отстаивании самостоятельности книговедения среди других гуманитарных наук.
Около трети объема историографической монографии К.Мигоня посвящено анализу теоретических концепций русских и советских книговедов, примерно треть - анализу польской науки о книге, в которой также всегда были сильны тенденции к конструированию обобщенного книговедческого знания.
И это не случайно, потому что именно для русского и советского книговедения была характерна тенденция к теоретическому обобщению суммы специалънокниговедческих знаний до уровня общей теории и методологии книговедения.
Задача общего книговедения - проанализировать в деталях, исторических и теоретических обстоятельствах и подробностях процесс и закономерности становления и развития обобщенного книговедческого знаний, обосновать развернутую теоретическую позицию относительно сущности книги, объекта, состава, структуры, содержания, метода, междисциплинарной и внутри дисциплинарной организации книговедения.
Глубинные исследования содержания и форм процесса развития книговедческого знания в мире необходимы для теоретического понимания книги и для выработки способов управления ее функционированием в обществе.
К настоящему времени только начинают складываться реальные научные предпосылки для создания всеобщей истории книговедческой мысли. Идет разработка историографии в виде обзоров локального (в географическом и дисциплинарном отношении) и глобального характера с выявлением учреждений и организаций, ведущих книговедческие разработки, печатных книговедческих органов, теоретических работ по отдельным проблемам, основным направлениям исследований; переводятся на русский язык и публикуются со вступительными статьями и комментариями, содержащими анализ и оценки позиций, точек зрения, наиболее содержательные в теоретическом отношении зарубежные разработки (619).
К сожалению, пока еще не написаны, подобно «Истории иностранной библиографии» К.Симона, истории иностранного библиотечного дела и библиотековедения, истории иностранного книгоиздательского дела и знания, истории иностранной книжной торговли и книготоргового знания. Эти «истории» должны быть написаны книговедами соответствующих специализаций. Фрагментарные разработки исторического и актуального плана ведутся отечественными исследователями. Однако среди имеющихся разработок нет ни одной, которая бы предметом исследования имела историю общекниговедческого знания. Даже наиболее фундаментальная монография К.Мигоня рассматривает скорее историю книговедческих знаний специально-дисциплинарного характера и отдельных проблем общетеоретического характера (в частности, состава науки о книге).
Объясняется подобное положение вещей просто. Историю зарубежного общекниговедческого теоретического знания и невозможно написать, потому что работ, которые бы на методологическом, науковедческом уровне специально ставили и целостно рассматривали вопросы сущности книги, объекта, предмета, структуры, системы, метода, мировоззренческих и познавательных принципов, понятийного аппарата обобщенного теоретического знания о книге, нет.
Во всех работах, где речь идет об определении понятия «книга» или о составе науки о книге (а это проблемы, входящие в предмет общего книговедения), просматриваются узко дисциплинарные книговедческие (библиотековедческие, библиографоведческие, историко-книжные) или иные конкретно-научные ориентации (социологические, информационно-документалистские, психолого-педагогические, семиотические), но не методологические общекниговедческие.
В этих работах книговедение либо «включается» соответственно в библиографоведение, библиотековедение, историю книги (зачастую отождествляется с ней), либо присоединяется к документалистике, теории массовых коммуникаций, семиотике, социологии, психологии и педагогике в качестве их составной части, либо конструктируется некая конгломеративная библиология, включающая в себя библиологическую географию, демографию, педагогику, социологию и т.д. Поэтому чрезвычайно трудно выделить в этих работах собственно общую теорию книги и научного знания о ней, а можно выявить только более или менее развернутые фрагменты общей теории, отдельные положения общетеоретического характера
С уровня сегодняшнего развития книговедения невозможно библиотековедение, или библиографоведение, или историю книги, или читателеведение, или социологию книги, сколь бы широко они не трактовались, считать общей теорией книги и научного знания о ней.
Это не значит, что мы отвергаем ценность зарубежного опыта, накопленного за столетия существования научного знания о книге. Это значит только то, что проблемы общего книговедения в работах зарубежных книговедов до сих пор не возникали и не решались. Так, любая сформировавшаяся дисциплина в своей методологической части, прежде всего, должна ответить на вопрос: что есть по существу то явление объективной действительности, которое данная дисциплина полагает своим объектом. При этом короткой дефиницией чаще всего и невозможно этого выразить, во всяком случае, прежде чем будет предпринято последовательное изучение этой сущности. Между тем в совокупности источников по истории зарубежного книговедения нельзя не увидеть, что сущность того явления, по причине которого сама наука появилась, развивалась, умножалась в количестве обособленных дисциплин и областей исследования, в количестве специалистов, профессионально занятых изучением книги или обеспечением ее функционирования в обществе, в количестве книговедческих организаций и учреждений, - сущность книги как объективного явления социальной действительности - не входила и не входит в круг исследовательских задач. Можно с уверенностью сказать, что зарубежное книговедение к проблеме сущности книги остается равнодушным. И лишь в нескольких работах, начиная с середины 60-х и в 70-80-е гг. (польских, французских, чешских) обнаруживается заинтересованность книгой как объектом книговедческого исследования, а не социологического, экономического, психологического, педагогического.
Но даже и в этих новейших работах, отошедших от традиционных академических студий, книгу исследуют не из нее самой в ее отношении к «внешней среде», а наоборот, проецируя на нее внешнюю среду - социальную, культурную, научно-техническую, коммуникационно-информационную, т.е. пытаясь судить о книге по проявлениям ее в этой среде, к тому же отождествляя категорию «книга» либо с ее материальной, предметной, внешней формой существования (книжным изданием), либо с произведением.
В более отдаленные исторические периоды вполне обходились интуитивной трактовкой книги как памятника культуры, изучали по преимуществу книги предшествующих эпох. Более поздние определения книги ориентированы на литературные произведения, «содержащиеся» в книге. Эта группа определений детерминирована развитием истории литературы как науки, появление которой известный польский книговед К.Гломбиовский связывает с развитием библиографии, простиравшей свою компетенцию на все, по крайней мере, гуманитарные, науки: «Греки создали основы библиографии, которая впоследствии породила историю литературы».
В новейших попытках определить книгу ориентация перемещается на функции книги в обществе в разные исторические эпохи. Вопрос, «что есть книга по существу», исследователями не рассматривается. Понимание книги фиксируется в кратких дефинициях.
Обобщенную классификацию этих дефиниций (как зарубежных, так и отечественных) предпринял Е.Л.Немировский, отмечая: «... определения могут быть сгруппированы в три наиболее характерных класса. Для первого из них характерен сугубо описательный аспект - к книге подходят как к знакомому всем предмету и описывают его чисто внешне. В определениях второго класса делается попытка отразить содержание книги, а точнее сущность этого содержания. Определения третьего класса представляют собой комбинацию дефиниций, связанных с внешними признаками, и дефиниций, пытающихся отразить ее содержание, классовый характер, читательское назначение и т.п.»
В этой классификации Е.Л.Немировский учел и огромный эмпирический материал, содержащийся в известном исследовании М.Ф.Яновского , который подверг анализу пятьдесят одно определение, сформулированное как зарубежными, так и отечественными книговедами, и предложил свою, пятьдесят вторую по счету, дефиницию, которую сегодня всерьез даже и в расчет брать не приходится.
Показательно, что в предложенную Е.Д.Немировским классификацию умещаются и новейшие определения книги, нашедшие отражение в переведенных на русский язык теоретических статьях современных польских и немецких книговедов.
Так, профессор Института библиотековедения при Берлинском университете Г.Люльфинг в 1965 и 1970 гг. писал, что книга - это «материальный, имеющий определенную цель и часто художественно оформленный предмет, выступающий в качестве товара», но с другой стороны, считал, что «книговедение», занимаясь книгой в ее историческом развитии, особенно учитывает ее роль в обществе, чтобы определить функции книги в настоящее время. Иными словами, трактовал книгу как материальный предмет, имеющий общественные функции.
К.Гломбиовский, вслед за советскими книговедами разрабатывавший функциональную концепцию книги и книговедения, в статье 1970 г. примерно так же трактует книгу: «Отметим, однако, что книга - рассматриваемая нами, главным образом, с точки зрения социологической - не является только социальным фактом. Будучи материальным предметом, в котором при помощи письма и иллюстраций воспроизводится на каком-либо конкретном языке определенное содержание с целью общественной коммуникации, книга выступает в качестве важного элемента в структуре духовной культуры общества».
В 60-70-е годы ХХ в. с особой интенсивностью продолжает развиваться семиотика - наука, исследующая свойства знаковых систем, или систем знаков, каждой из которых определенным образом придается некоторое значение. Поскольку любая знаковая система выполняет, в том числе и коммуникативную функцию, а на коммуникативные функции книги было обращено внимание в работах советских книговедов еще в 20-30-е гг. ( А.М.Ловягин, М.Н.Куфаев, Н.Я.Марр, П.Н.Берков, И.В.Новосадский), то семиотический подход и нашел себе книговедческое применение в трактовке книги как знаковой системы. В том числе в работах советского ученого Е.Л.Немировского и в работах польских исследователей. Две из них - «Система книги» М. Червинского и «Семиотика книги» Т.Зберского - переведены на русский язык. Во вступительной статье к русскому изданию Е.Л.Немировский дает обстоятельную оценку этим работам с позиций общей теории книговедения, анализирует положительные стороны и слабые моменты
Оценивая работу М.Червинского как научно-популярную и публицистическою, об исследовании Т.Зберского Е.И.Немировский говорит как о попытке «создать своеобразное введение в книговедение от семиотики», и это справедливо. Несмотря на всеобщность, теоретичность и методологичность декларируемых исходных коммуникационно-семиотических посылок, речь в обеих работах идет не о книге как целостной системе, а о ее подсистеме - о книжном издании. Попытка представить книгу не только как материальный предмет, но и как коммуникационное и семиотическое явление, остается нереализованной, поскольку способы превращения, организации произведения (обоими авторами оно называется в терминологии теории коммуникаций и семиотики «сообщением») в книжное издание средствами книгоиздательского дела и организации дальнейшего движения книжного издания средствами книготоргового, библиотечного и библиографического дела, - не рассматриваются. Продуктивное значение работ М.Червинского и Т.Зберского состоит в том, что в них преодолена частнодисциплинарная (библиотечная, книготорговая, библиографическая) ориентация в подходе к теоретическим рассуждениям о книге, а теоретическая их недостаточность проявилась в том, что коммуникационный и семиотический подходы не соотносятся с собственно книговедческими (библиотечным, библиографическим, книготорговым). Соотнести оба подхода, целесообразно соединить их возможно лишь при целостном и последовательном анализе сущности книги и форм проявления этой сущности на всю глубину многоуровневой системы «книга». И, тем не менее, содержание обеих работ польских авторов свидетельствует о том, что в связи со «шквальной» экспансией аудиовизуальных средств коммуникации, и в книговедении начинают развиваться новые подходы к пониманию книги, обусловленные ее естественной очевидностью среди них, поскольку они развивались на базе богатейшей книжной культура, накопленной человечеством.
Радио, кино, телевидение, компьютерную технику можно считать способами усовершенствования возможностей, заложенных в традиционной книге.
Первая попытка сопоставить книгу с новейшими аудиовизуальными формами способа социальной массовой коммуникации канадским социологом М.Маклюэном привела его к утверждению, что «галактика Гутенберга» катится к закату и что книга утрачивает свой приоритет и действенность перед ними . Утверждение Маклюэна потому неверно, что поспешно, что он, как и многие другие, категорию «книга» отождествляет с материальной, предметной формой ее проявления - книжным изданием - и понимает книгу как носитель информации, а не как способ коммуникации, т.е. процесс и результат этого процесса в их единстве. Если же книга - только носитель информации, то она действительно в чем-то проигрывает при сопоставлении с новейшими носителями: кино- и фотопленкой, магнитной лентой, магнитным и оптическим диском.
Пессимистическая концепция М.Маклюэна была подвергнута критике в советской и зарубежной литературе, в том числе в упомянутой выше работе М.Червинского. Последний в затекстовых авторских примечаниях сообщает, что Маклюэн со временем сменил точку зрения, высказанную в своих более ранних работах и «недавно удивил всех, и тех, кто считал, что согласен с ним, и тех, кто стоял на противоположных позициях. В нескольких интервью... он утверждает, что до сих пор его не понимали. Он говорит теперь, что всегда был объективным исследователем, изучавшим свойства средств передачи информации, и не признавал никакого преимущества за аудиовизуальными средствами по сравнению с речью и письмом. По его утверждению, скорее верно обратное: по сути дела, он отдает предпочтение речи (в том числе, письменной) как средству, без которого культура понесла бы ущерб в сфере рационализации. В настоящее время нас захлестывает аудиовизуальная стихия, но она таит в себе угрозу для культуры. Эти утверждения Маклюэна следует рассматривать как свидетельства того, что автор «Галактики Гутенберга» одумался». (797, с.57).
Более спокойно и оптимистично относятся многие другие западные ученые к современному положению и перспективам развития книги, сопоставляя ее с возникшими на ее основе другими формами способа массовой коммуникации, обосновывая коммуникационный подход к трактовке книги. Показательна в этом смысле работа профессора Боннского университета Г.Грундмана, в основной своей части переведенная на русский язык. Статья чрезвычайно содержательна в историографическом плане, поскольку автор дает большой фактологический материал, раскрывающий с широким хронологическим охватом теоретические взгляды отдельных ученых и основные направления книговедческих исследований в ФРГ.
Намечая собственный, коммуникационный подход к пониманию книги и опираясь на некоторые германские специальные работы в смежных с книговедением областях, Г.Грундман пишет: «В настоящее время книгу, журнал, газету, театр, радио, телевидение, а также грамзапись и запись на магнитную ленту относят к средствам коммуникации. Создатели литературных, музыкальных сочинений или произведений изобразительного искусства могут использовать для распространения своих творений одно или несколько из перечисленных средств. Выбор определяется целью, которая в свою очередь может определяться экономическими соображениями. Каждое из этих средств имеет свою историю, социологию, психологию, технику и экономику. Издавна назревало намерение изучить эти средства, сделать каждое из них или всю совокупность их предметом отдельных исследований или целой научной дисциплиной; и, действительно, со временем возникли дисциплинарные комплексы проблем, связанных со средствами коммуникации. В настоящее время еще чувствуется отсутствие четкой классификации и разумного размещения отдельных видов коммуникации в системе наук». (283, с.102). На основе дальнейших рассуждений Г.Грундман дает определение книги в коммуникационном аспекте: «... книгу можно определить как средство накопления сведений и средство коммуникации, которое выступает в качестве связанного с эпохой носителя информации. В связи с этим понятно, что рационализация средств коммуникации совсем не обязательно связана с какой-либо новой формой книги» (283, с.НО). Однако сущностного анализа книги как средства коммуникации работа Г.Грундмана не содержит. Пафос ее направлен на конструирование книговедения как учебной дисциплины в системе библиотечного и книготоргового образования и на разработку схемы классификации литературы по вопросам, имеющим отношение к книге.
Коммуникационно-социологический и вместе с тем утилитарно-библиографический (библиометрический) подход к трактовке книги и науки о ней с еще большей отчетливостью выражен в работах французского теоретика и практика библиографической статистики Робэра Эстиваля , особенно в первом томе монографии «Lа bibliologie» (1978).Это одна из очень немногих в западной книговедческой литературе работ общетеоретического, методологического характера, содержащая постановку и самое обобщенное решение отдельных проблем, которые можно квалифицировать как проблемы общего книговедения. Теоретические рассуждения Р.Эстиваля выстраиваются в достаточно последовательную концепцию. Не все положения ее можно поддержать, но нельзя не отдать должного и способу постановки, и способу решения теоретических вопросов. Монография и другие его работы наглядно иллюстрируют ту сформулированную во Введении объективную историческую закономерность формирования обобщенного книговедческого знания, что потребность в общей теории осознается не только в специальных книговедческих дисциплинах. Отсутствие общей теории заставляет даже тех исследователей, кто занимается частными, конкретными теоретическими вопросами, конструировать сначала общетеоретические концепты, с позиций которых можно обоснованно решить эти конкретные вопросы. При этом предмет конкретного исследования довлеет себе и в общетеоретических посылках. Но общую теорию нельзя разработать попутно с исследованием конкретной книговедческой проблемы.
Во Введении к первому тому «La bibliologie» Р.Эстиваль пишет, что он долгое время занимался историей методов библиографии Франции. Это заставило его разрабатывать новые методы библиографической статистики, иную систему измерения, новые подходы к исследованию письменных документов и вывело на общетеоретические проблемы, на осознание потребности в новой науке о книге. И эта наука, по его убеждению, не должна быть описательной, как это было прежде. Р.Эстиваль отмечает, что в своих теоретических разработках он опирается на исследования, проводимые в СССР, Польше, Венгрии, Канаде.
Задавшись вопросом об объекте библиометрии, Эстиваль с неизбежностью должен был раскрыть содержание этого объекта. Обобщая предшествующий опыт определения книги как объекта науки, Р.Эстиваль статистически обследовал 73 дефиниции ХIХ-ХХ вв. из французских энциклопедических и справочных изданий, дал их сводку, выявил ключевые слова (печатное издание, рукопись, собрание, том, тиражирование, размножение) и на основании частотности их употребления пришел к выводу о том, что авторы дефиниций «всякий раз настаивают главным образом либо на самом документе, либо на его материальной форме», что всеобщего определения книги нет, а есть «много трактовок, которые зависят от исторических эпох и конкретных условий. Трактовки отражают индивидуальные мысли автора и состояние науки в его время», разные авторы «выделяют и подчеркивают тот или иной признак в книге: означающее, интеллектуальное содержание сообщения или способа коммуникации... В тех определениях, где подчеркивается означаемое, объект, экономические аспекты, книга как продукт производства или же затрагиваются отношения между обществом, образованием и книгой, - это делается для того, чтобы проанализировать... социальные аспекты цивилизации». Сегодня, по мнению Р.Эстиваля, более всего необходим, развивается и перспективен историко-социологический подход к трактовке книги. Неудовлетворительность обследованных определений приводит его «к попытке расширить и дополнить анализ определения книги аспектами социально-экономическими и политическими, с одной стороны, демографическими и географическими - с другой». В этой попытке Р.Эстиваль предлагает два уровня определения книги: лингвистическое - минимальное и социально-политическое - максимальное. Согласно минимальному, книга - есть передача мысли техническими средствами на некотором материальном носителе.
Поскольку минимальное определение явно недостаточно, Р.Эстиваль считает необходимым «рассмотреть книгу как средство коммуникации. Минимальное определение нужно ввести в некоторый социальный контекст. Для того чтобы существовало некоторое письменное сообщение, принимающее различные формы во времени, в нем должна быть необходимость. Сообщение идет от продуцирующего к воспринимающему, и поэтому необходим учет их психологии, потребности в письменной коммуникации. Это зависит в свою очередь от культуры, от политики образования, которую проводит государство, т.е. от существующих политических сил, а значит от социальной, экономической, демографической, географической ситуации. Отсюда книга и ее различные формы, которые она может принимать, понимается как средство, используемое авторами и читателями для удовлетворения потребностей в письменной коммуникации во времени и в пространстве. Сами же эти потребности являются выражением существующих социальных и политических сил, а именно: политики в области культуры и образования того класса, который стоит у власти. Эти потребности удовлетворяются средствами производства и распределения написанных и репродуцированных документов».
Рассуждения Р.Эстиваля чрезвычайно интересны, обнаруживают его подход к пониманию книги как явления, обусловленного многими - социальными, экономическими, идеологическими, историческими, политическими, географическими, этнографическими, культурными - факторами. По уровню методологичности и теоретичности постановки проблем эти рассуждения, казалось бы, лежат непосредственно в предмете общего книговедения. Однако ответа на вопрос, что такое книга, Эстиваль не дает, сущности книги не рассматривает. И, прежде всего потому, что ему в соответствии с конкретной научной проблемой, которую он решает, и не нужен этот ответ. Р.Эстиваль определяет объект библиографической статистики (или библиометрии), которая и практически и теоретически занимается уже вышедшим книжным изданием, т.е. материализованным результатом организации письменного произведения (его контекста и текста) в книжное издание. Осознавая, однако, недостаточность «минимальных» определений, т.е. кратких дефиниций, фиксирующих лишь материальные признаки книги, понимая, что книга - явление социальное, общественное, Р.Эстиваль безгранично расширяет понятие «книга», дополняя определение перечислением факторов, влияющих на ее появление, и тем самым, перемещая познающее внимание исследователя с книги на ее «внешнюю среду». Книга в работе Р.Эстиваля рассматривается не как сущность, а как функция перечисленных факторов.
Есть в работах Р.Эстиваля рациональная попытка сопоставить книгу как средство удовлетворения общественной потребности в письменной коммуникации с другими формами способа массовой коммуникации - аудиовизуальными. Но сущность их сходства и различия не раскрываются. И опять-таки потому, что задача у Р.Эстиваля иная: определить, назвать объект библиологии, каковым он считает любой письменный текст, документ, передающий мысль посредством техники и письма на некотором носителе некоторыми средствами, отличающимися от устной речи и от аудиовизуальных средств (947, р.26). Именно поэтому на протяжении всей монографии термины «livre» - «biblio» - «l'ecrit» используются как синонимы и обозначение одного из видов документа, который определяется Эстивалем как «то, что написано, напечатано - основное средство фиксированной документации. Сюда же относятся диски, фильмы». И поскольку книга - один из видов документа, библиология - часть документалистики. А поскольку в рассуждениях о книге акценты пере
