Похороны

Жизненный путь человека завершается смертью... Сибиряки относились к ней уважительно, мудро и спокойно. Достойно умереть в глубокой старости означало то же, что и жизнь прожить «в чести» общества. Величайшим благом было умереть, не намаявшись самому и не доставив маеты и страданий родным и близким. Обычно, вступая в преклонные годы, люди заранее готовили материал для домовины-гроба, считалось вполне естественным, если крестьянин сам любовно и аккуратно мастерил себе домовину. И стояла она потом на амбаре или под крышей сарая «до востребования» многие годы.

Как и везде на Руси, умершего человека — «грешно тело» — обмывали и одевали в чистые, жела­тельно новые одежды. Омовение умершего рассматривалось как очистительный обряд. Омовение ни в коем случае не должны были совершать родственники. В Сибири было принято, чтобы «смертное» шилось только из холста и не было покупным. Домовину с покойником ставили в горнице, в переднем углу, на лавку или стол, украшенный полотном, кисеей или ковром. Покойник обязательно должен был лежать головой к «бож­ни­це». Пол устилали еловыми или, чаще, пихтовыми «лапками»-веточками. У тела непременно сидели дети, внуки, близкие усопшего. Обряд обмыва­ния, прощания сопровождался причетами, причитаниями, рыданиями, плачем, приговорами. Если в семье покойника были девушки, они распускали по плечам волосы и повязывали голову черным платком.

В традиционной похоронной обрядности старой Сибири важное место занимали старинные причеты. Печальная песня-плач служила средством психологической разрядки в страшном горе. Долгие длинные причитания безутешных вдов, матерей, родных складывались с древности в прошальные песнопения: горестные, торжественные и строгие, берущие за душу. Услышанный однажды плач запоминается на всю жизнь…

Плач матери по умершей дочери

Ой, да ты моя доченька!

Ой, да ты моя милая!

Где ты моя красавица?

Куда ты делась, пташечка?

Да за што же ты на меня обиделась?

Да за што же ты рассердилась?

Ой, да зачем ты меня покинула,

Сироту-то меня горе-горькую.

К кому я теперь пойду?

Кому печаль мою расскажу?

Ой, да ты моя доченька…