В которой друзья мисс Руфь находятся в сравнительной безопасности

Расстроенный вид старика пояснил нам больше, чем его испуганное восклицание, всю опасность нашего положения.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, молодые девушки схватили свои корзиночки, обменялись несколькими французскими словами с «милым дедушкой», — наскоро шепнули нам: «до свидания», на бегу чмокнули седую голову доброго старика и исчезли среди скал прежде, чем мы успели добраться до верха лестницы, хотя мы карабкались с поспешностью людей, сознающих, что их жизнь зависит от быстроты их ног. Затем началась бешеная скачка через камни, рвы и овраги. Мы взбирались на крутые скалы, ползли по краю отвесных обрывов, перескакивали через дико ревущие потоки и, в конце концов, очутились на высочайшей точке всего горного кряжа. Размытые дождями скалы образовали здесь нечто вроде площадки, с трех сторон окруженной как бы естественным парапетом из беспорядочно нагроможденных гранитных глыб. Только одна узкая расщелина открывала доступ в эту природную крепость, совершенно скрытую от нескромных взоров обитателей острова. Здесь остановился наш старый проводник.

— Товарищи, — заговорил он, окинув беглым взглядом безбрежное море и окружающие нас горные вершины. — Здесь вы в безопасности. Оставайтесь здесь и не выходите из-за стен этой площадки, существование которой известно только мне и моим девочкам. Здесь вас никто не отыщет, даже если бы кому-нибудь пришло в голову искать вас среди скал, окружающих мое «гнездо». Поэтому оставайтесь здесь и ожидайте моего возвращения. Я должен показаться губернатору, чтобы не возбудить его подозрений. Но беспокойтесь, я вернусь завтра утром с запасом провизии. А до тех пор: терпение и осторожность друзья мои!

Мы молча пожали руку доброму старику, быстро удалившемуся в направлении своего «гнезда». Не до разговоров нам было! Место, в котором мы находились, могло сделать молчаливым даже моряка, не знакомого с головокружениями. Представьте себе балкон на страшной высоте, повисший над морской бездной без какого-либо рода перил со стороны этой бездны, и четырех человек на этом балконе, не знающих, какая будущность ожидает их завтра, не знающих удастся ли им когда-либо увидеть что-либо, кроме бесконечной синевы моря под ногами да бесконечной синевы неба над головой.

Шесть суток прожили мы в этой воздушной темнице. Как проводили мы медленные скучные часы дня, мучительно долгие часы ночи? Какие мысли родились и умирали в наших головах?.. Какие планы строили мы? Какие надежды угасали медленно, но неудержимо? Не все ли равно! Мы избегали лишних разговоров, боясь каким-либо неосторожным словом разбередить болезненную рану чужой души. Мы молились и проклинали судьбу, надеялись и отчаивались втихомолку, по целым дням не спуская взглядов с синей бесконечности океана. Нас поддерживала надежда на появление спасательного судна. Но увы! «Южный Крест» не возвращался! Товарищи либо забыли нас, либо сами погибли во время последней бури. Правда, провидение не совсем оставило нас своими милостями, послав нам преданных и великодушных друзей. Два раза в день, ранним утром и поздним вечером, старик Оклер или какая-нибудь из его прекрасных «девочек», с опасностью для собственной жизни, пробирались по ужасной тропинке к нашей воздушной темнице, принося нам воду, хлеб, мясо, фрукты и новости, которых мы ожидали едва ли не с большим нетерпением, чем пищи. Таким образом мы знали все, что делалось на острове и даже в доме мисс Руфь. Увы, знали и то, что нигде не было следа нашего судна, и, значит, не было возможности покинуть ужасный остров.

На седьмой день утром мы тщетно ждали появления кого-нибудь из наших милых гостей. Солнце поднялось из-за моря. Обычный час посещения давно прошел, а мы еще ждали, все еще надеялись. Прошел и полдень, солнце начало опускаться, и надежда превратилась в отчаяние. Очевидно, никто уже не придет к нам сегодня.

Каждый из товарищей, очевидно, ломал себе голову подыскивая объяснения печальным фактам. Долли Вендт решился заговорить первым.

— Вчера ночью была моя очередь дежурить. Сменяв Баркера в десять часов вечера, я часа полтора не видел и не слышал ничего особенного, признаться надо, слегка задремал от скуки, как вдруг до меня донесся колокольный звон. Сначала я подумал, что ошибся... Море страшно шумело, разбиваясь о камни, и ветер выл и свистел на этой высоте так сильно, что ничего ясно разобрать нельзя было. Однако звон колокола скоро повторился... Этот необычайный звук так сильно заинтересовал меня, что я решился дойти до «орлиного гнезда», откуда видна большая часть острова. Зная, что никакая опасность не грозит нам в нашем каменном ящике, я не счел нужным будить кого-либо из товарищей, отлучаясь на какой-нибудь час, и пробрался потихоньку до расщелины, а оттуда на тропинку, ведущую к убежищу старого француза. Благодаря лунному свету, я довольно легко нашел дорогу к его пещере, и тот же лунный свет позволил мне видеть все подробности красивого берегового пейзажа. Не успел я полюбоваться чудной картиной, как услышал в третий раз, и на этот раз совершенно явственно, тот же колокольный звон. В то же время началось какое-то необычное движение вокруг белых домиков, принадлежащих, очевидно, европейским обитателям острова. Казалось, что все население внезапно проснулось, разбуженное звуком колокола. Многочисленные факелы двигались в разных местах, поспешно собираясь в группы, которые быстро удалялись все в одном и том же направлении: на север, в сторону того мыса со скалистой оконечностью, с которого падал луч света фальшивого маяка в ночь гибели несчастного судна. Я ясно видел лодки, снующие около берега и направляющиеся к той же скале, и многочисленные человеческие фигуры на гребне северного горного кряжа. Вся вершина длинной скалы, далеко вдающейся в море, была покрыта этими темными фигурами, которые как-то внезапно исчезли, дойдя до одного места, точно сквозь землю провалились, именно в то мгновение, когда набежавшее облако закрыло полную луну. В эти короткие мгновения человек не мог уйти далеко, да скрыться на голой скале большому количеству людей было физически невозможно. А между тем, когда луна выплыла из-за облака, — я едва успел бы просчитать до двадцати за это время — вершина скалы была совершенно пуста. И что всего страннее, капитан, в продолжение этих коротких минут темноты мне показалось, — да ведь так ясно показалось, что я сам себя ущипнул за руку, чтобы увериться в том, что не сплю, — мне показалось, что громадное пространство около северного мыса ярко осветилось не тем фосфорическим блеском, который знаком каждому моряку, а каким-то особенным — ярко-золотым светом, ну точь-в-точь как светится вода в лондонском аквариуме, когда на дне бассейна зажгут большой электрический фонарь. Только море осветилось на очень большом пространстве, на котором ясно видно было, как переливались зеленые волны и блестела белая пена на их гребнях. Все это показалось мне так необыкновенно, что я до сих пор не решился рассказать вам о своем видении, боясь, чтобы товарищи не сказали, что я принял сон за действительность!.. Но если до вечера никто не придет к нам, капитан, то, быть может, мое открытие и пригодится на что-нибудь. Я сведу вас к тому месту, откуда видел освещенную часть моря, и вы сами проверите, ошибался ли я!

Как ни невероятен казался рассказ Долли Вендта, но товарищи слушали его с полным доверием. Моряки недаром суевернейшие создания на свете. Все чудесное привлекает их и кажется им вполне возможным. Что касается меня, то, выслушай я подобный рассказ три недели тому назад, я бы, конечно, рассмеялся и спросил Долли, с которых пор он прогуливается во сне. Но теперь... теперь у меня в кармане лежала тетрадь, объясняющая мне не только невероятное видение нашего молодого товарища, но и многое другое, еще более невероятное. Прочтя дневник мисс Руфь во время нашего шестидневного невольного затворничества, я понял многое и уже не считал себя вправе скрывать страшную истину от верных друзей, добровольно разделивших со мной опасности экспедиции, предпринятой для спасения женщины, написавшей эти строки, — строки, наполнившие ужасом мое сердце за нее еще больше, чем за нас.

— Друзья мои, — заговорил я решительно, — Долли Вендт рассказывает нам странные вещи, но как ни невероятны они на первый взгляд, не надо считать их противоестественными. В природе все еще осталось много неисследованного, несмотря на все усилия ученых изучить и объяснить тайны земли и неба. «Кеннский» остров одна из таких, еще не разгаданных загадок природы. Когда старый француз говорил нам о солнечных месяцах и о «сонном времени», — мы предполагали, что он не умеет выразить своей мысли, и только смеялись над его рассказами... А между тем он был прав. Неделю тому назад я получил от мисс Руфь вот эту тетрадку. Это дневник ее пребывания на острове, здесь я нашел объяснение всего, что до сих пор мне казалось непонятным. Если хотите, я сообщу вам все то, что может интересовать вас, друзья мои!

Я вынул драгоценную тетрадку из кармана и начал задумчиво перелистывать ее страницы. Увы, это были первые строки, написанные рукой дорогой женщины, попавшие в мое владение, и как ни печально было содержание этих строк, все же они мне были безгранично милы и дороги. Развернув заветную тетрадь, которую я уже успел не раз перечитать во время бесконечных дней, проведенных нами на этой бесплодной высоте, я вкратце объяснил моим товарищам причину возникновения этих заметок.

— Десять месяцев тому назад мисс Руфь, или, вернее, мистрисс Кчерни, высадилась на этот ужасный берег в сопровождении своего мужа. Что произошло между супругами в первые три месяца после свадьбы, где и как провели они это время, мне неизвестно.

— Мисс Руфь не принадлежит к числу тех женщин, которые вечно жалуются на свою судьбу и поверяют печальные тайны своего несчастного супружества всем и каждому. Я знаю только то, что она несчастна, как только может быть несчастна честная девушка, отдавшая свою руку негодяю. В этом дневнике молодая женщина не жалуется, она только объясняет, каким образом ужасные тайны этого берега дошли до ее сведения, навеки убив ее счастье и спокойствие. Причины ее несчастия можно объяснить в двух словах, назвав род занятий мистера Кчерни. Знаете ли, друзья мои, почему этот венгерский граф избрал своим местопребыванием далекий и пустынный остров? Потому что он собирает здесь обильную дань не с диких жителей острова, не с его тучных нив и роскошных лесов, а с кораблей, обманутых предательскими сигналами и разбивающихся среди подводных скал, окружающих этот ужасный берег! — Не забудьте, друзья мои, что эта тетрадка отдает в наши руки венгерского разбойника. С Божьей помощью, мы выберемся когда-нибудь из его разбой ничьего гнезда и достигнем берегов, на которых признаются общечеловеческие законы. Там доведем мы до сведения правосудия любой цивилизованной страны ужасы, совершаемые здесь целой шайкой негодяев, повинующихся самозваному губернатору. Тогда припомните и подтвердите присягой все, что мы здесь видели и слышали, и нашего показания будет достаточно для того, чтобы довести до заслуженной виселицы красавца-скрипача и его сообщников. Теперь же, товарищи, забудем о нем на время и подумаем о самой важной и самой близкой опасности, угрожающей нам. Увы, друзья мои, я должен сказать вам что все, что старый француз говорил о смертельном «сонном времени», истинная правда!

— Да, друзья мои, Руфь Белленден верит в существование «сонного времени», а раз она в него верит, то и нам не приходится больше сомневаться!

Я открыл тетрадку, нашел одну из давно намеченных страниц и начал читать, выбрасывая некоторые, слишком интимные или неинтересные для посторонних, места из дневника мисс Руфь, — т.е. мистрисс Кчерни.