Славянофилы и западники в Былом и думах Герцена

Из лекций: Главы «Наши» и «Не наши». Наши – это западники. И те, и другие делятся на 2 лагеря по степени радикализма. Радикальные западники – Белинский, Герцен и Огарёв. Либералы. Славянофилы пытаются подвигнуть Россию на особый путь: точно не Запад, но и не азиатчина. Братья Киреевские, Аксаков, Хомяков. Для славянофилов священна не современная Россия, а некая утопическая Святая Русь.

Слав-в называет - «наши друзья-враги», или, вернее, «наши враги-друзья». В их лице Г. и ко видели новый елей, помазывающий царя, новую цепь, налагаемую на мысль. Обвиняет их в том том, что за их иконописными идеалами и дымом ладана не видно было основ русской жизни.

Г. толкует об истории славянизма: существовал со времени обрития первой бороды Петром I; Меншиков; ненависть к немцам при Бироне; Пугачёв; Елизавета. Все раскольники – славянофилы. Война 1812г. – подъём патриотизма (выражение инстинкта силы у всех могучих народов, когда их задевают), чувство победы. Затем патриотизм утих и выродился в подлую лесть «Северной пчелы» и пошлый загоскинский патриотизм. При Николае патриотизмм превратился во что-то кнутовое, особ-о в СПб, где изобрели народный гимн по Баху.

Племич. хар-р славянистов особенно развился вследствие критич. статей Белинского.

Ещё раньше -!«Письмо» Чаадаева. Потрясло всю мыслящую Россию. Горько и уныло-зло оскорблял /или что-то вроде этого (с)/ всё дорогое им, начиная с Мск. Ч. и славяне равно стояли перед сфинксом русской жизни, вопрошая «где же выход?». «Его нет», говорил Ч. «Он в возвращении к народу», говорили сл-лы. У Ч. мерцает возм-ть спасения отдельных лиц, у сл-в – мысль о спасении народа с гибелью лиц (гг).

Возврта к внешнему, обрядовому не спасёт. Грановитая плата и византийская церковь уже ничего не дадут славянскому миру. Возврат к селу, артели, мирской сходке, какзачеству – иное дело.

Россия никогда не имела особого пути и не могла иметь. Основы едва ли могли бы развиться без влияния Европы. Чтобы сложиться в княжество, России нужны были варяги, чтобы сделаться гос-вом – монголы, чтобы стать империей – европеизм.

Единственное, что мы точно знаем: разумное и свободное развитие русского быта совп. с стремлением западного социализма.

Приехав из Новгорода (1842), Г. застал оба стана на барьере. Война эта сильно заняла лит. салоны в Мск. Вообще в ту пору лит. вопросы, за невозможностью политических, становились вопросами жизни.

В лице Грановского московское общество приветствовало рвущуюся к свободе мысль Запада, мысль умственной независимости, борьбы за неё. В лице славянофилов –протестовало против оскорблённого чувства народности бироновским высокомерием петерб. правит-ва.

(Поясняет: говоря о московских гостиных, имеет в виду продвинутые: где некогда царил Пушкин, декабристы, Грибоедов и т.д.).

Таких отшельников мысли, схимников науки, седеющих и вечно юных фанатиков убеждений больше нет нигде.

Алексей Хомяков был Ильёй Муромцем славянизма. Опасный противник, хорошо знал свою силу и играл ею, обладал страшной эрудицией и диалектикой. Философские споры его состояли в том, что он отвергал возможность разумом дойти до истины; он разуму давал одну формальную способность – развивать зародыши.

Оба брата Киреевских стоят печальными тенями на рубеже народного воскресения; не признанные живыми, они не скидывали савана. Не повезло: 14 декабря застало их юношами.

Константин Аксаков не смеялся, как Хомяков, и не сосредотачивался на безысходности сетования, как Киреевские. Рвался к делу. В его убеждении – фанатическая вера, нетерпимая, односторонняя, та, которая предваряет торжество. За свои убеждения пошёл бы на площадь, пошёл бы на плаху. Вся жизнь его была безусловным протестом против петровской России. Проповедовал сельскую общину, мир и артель.

Журнал славянофилов – «Москвитянин». 2 раза терпел крах и сломался. Исчез.

Киреевские, Хомяков и Аксаков сделали своё дело: с них начался перелом русской мысли.

Во главе западников стоял Грановский: великая сила любви лежала в нём, был одарён удивительным тактом сердца, смягчал атмосферу в то тяжёлое время, когда повсюду была только низость, лит-ра была приостановлена. А ведь Грановский не был боец, как Белинский, ни диалектик, как Бакунин. Он просто находился в постоянном глубоком протесте против существующего в России порядка.

Об-во Станкевича разделилось: Аксаковы, Самарин примкнули к славянофилам, Белинский, Бакунин – к западникам.

Такого круга людей талантливых, развитых, многосторонних и чистых Г. не встречал потом нигде. А он много где ездил и был.

Оконченная, замкнутая личность западного человека, удивляющая нас сначала своей специальностью, вслед за тем удивляет односторонностью. Распущенность ли наша, недостаток ли нравственной оседлости... развитые личности у нас редко встречаются, но они пышно, разметисто развиты. Совсем не так на Западе. С людьми самыми симпатичными здесь договоришься до безумных противоречий.

Другие: Боткин покинул свою Маросейку, научился уважать кулинарное искусство в Париже. Редкин в Испании. У Корша и Крюкова пышный, острый юмор, Галахов умер во Франции.

В итоге: пис, бразас! И те, и другие любили Россию, просто по-разному (славянофилы – как угнетённую мать, западники – как мать, о которой они узнали, уже выросши на руках франц. гувернантки). Время, опыт не сблизили их, однако и те, и те ближе к истинному воззрению теперь, чем когда топтали друг другу мозг в журналах. Почтение к ушедшим, вера в будущее. Хнык.