На Херсонскую, к Голубцовым

Как и предсказала Тамара Петерсон, у проходной завода Воскова машин, направлявшихся в Ленинград, было довольно много, но вот ни один водитель этих полуразбитых, исковерканных, без стекол машин Петю с собой не брал. Усталые мужики отвечали одно и то же:

– Снаряды – брать пассажиров категорически запрещено.

Мальчик рванулся к одному грузовику, другому, третьему, но все безрезультатно. А машины, дав газ, тут же старались покинуть заводскую территорию, по которой вели прицельный огонь гитлеровские артиллеристы. Грохот стоял невообразимый. Взрывы снарядов следовали один за одним. Петя бросился в траншею, вырытую рядом с полуобвалившимся зданием проходной завода. Пожилой вахтер с винтовкой в руке пригрозил ему кулаком: я тебе, чертенок, поддам сейчас, – а сам направился к очередной машине проверять у водителя документы. Тут Петя увидел легковушку. Весь помятый, в царапинах, с разбитым лобовым стеклом черный «ЗИС» ждал своей очереди, чтобы выскочить из заводских ворот. Петя выпрыгнул из траншеи, вахтер пытался схватить его за руку, но мальчик ловко увернулся от него, и вот он уже у легковой машины. Водитель сказал что-то сидевшему с ним в светлом овчинном полушубке мужчине, а тот повернулся и быстро открыл вторую дверцу машины. Петя плюхнулся на заднее сиденье. Дверца машины захлопнулась, и мальчик, тяжело дыша, попросил довезти его до центра Ленинграда, на Херсонскую улицу. Молоденький водитель засмеялся и проговорил:

– Ишь чего захотел, прямо на Херсонскую. Нам не по дороге.

Мужчина в полушубке хлопнул водителя по плечу:

– Ладно тебе. Довезем этого пострела до Литейного проспекта, а там и Херсонская рядом.

Машина рванулась по накатанной дороге, лишь морозный ветер свистел в кабине без стекол. Свернувшись калачиком, Петя прилег на сиденье и вскоре задремал. Проснулся он от того, что кто-то тихонько тряс его за плечо. Мальчик открыл глаза:

– Литейный – тебе вон в ту сторону. Пройдешь немного… Спроси, свою Херсонскую… Да берегись… Фашисты сегодня ошалели, такого обстрела еще не было.

Помахав на прощание рукой, Петя быстрым шагом двинулся по Литейному проспекту. Вскоре он был на Херсонской. Вот, наконец, и дом номер двадцать. Не раздумывая, он рванул тяжелую, дубовую дверь и оказался в полутемном подъезде. По широкой мраморной лестнице он уже готовился подняться, но тут его остановил сердитый окрик:

– Ты куда? Марш отсюда, быстро в бомбоубежище!

К нему подошла женщина в телогрейке, закутанная в широкий клетчатый платок и с противогазной сумкой через плечо, – она решительно предлагала покинуть подъезд. Ее воинственный вид говорил, что с ней лучше не связываться. И в этот дом, чего бы ей ни стоило, она никого не пропустит. Петя с уважением взглянул на высокую, по всей видимости, сильную женщину и тихо сказал:

– Мне в двадцать шестую квартиру, Григория Ивановича и Екатерину Модестовну Голубцовых видеть очень нужно.

Она оглядела мальчика, грозно спросила:

– А ты кем им приходишься? Я всю родню их знаю, тебя что-то не припомню. Они все в бомбоубежище, в соседнем доме. Вишь, как стреляют фашистские гады, в подвале живем уже третьи сутки. А ты почему шатаешься?

Петя уже взялся за массивную, бронзовую ручку двери, чтобы пойти на розыски Голубцовых, но неожиданно для себя спросил у этой грозной женщины:

– А Ваню Голубцова вы знаете?

– Ванюшку-то? Конечно, знаю. Они с моим Гришуткой одногодки. Вместе росли, вместе бегали. Я тут дворником работаю, так они у меня часто пропадали. Гриша в армии. Доброволец он у меня. Давно писем от него что-то не было.

Лицо у женщины потемнело, она тяжело вздохнула и продолжила:

– Ванюша парень хороший – на девочку похож. Дразнили его мальчишки, но он не обижался. С характером будет мужик. – Тут она прикрыла рот рукой и совсем тихо сказала: – Что это я раскудахталась? Ох, язык мой – враг мой. Никогда не дам человеку высказаться.

Она обхватила своими сильными руками плечи мальчика, притянула его к себе и выдохнула:

– Что с Ваней? Ну, говори…

Петя опустил голову, весь сжался, тяжело вздохнул и тихо сказал:

– Схвачен он немцами. Содержали нас в бане, а я бежал. Его и еще несколько человек фашисты должны были расстрелять.

Женщина закачалась и заголосила:

– Люди добрые, что делается? Ванюшку-то, мальчика нашего, убили сволочи, фашисты проклятые. Детей наших стреляют…

Покачиваясь из стороны в сторону, она долго проклинала Гитлера и его солдат, но вот она несколько успокоилась:

– Мама у Вани-то сердечница. Ни в коем случае нельзя ей вот так сразу говорить о Ванюшке. Помрет-то Екатерина Модестовна, не выдержит.

Она схватила Петю за руку, потом резким движением вытерла свои обильные слезы и прошептала:

– Мальчик, не ходи к ним. Я сама через Григория Ивановича, папу Ванюшки, подготовлю ее.

Обхватив руками голову, она опять закачалась и заголосила:

– Ох, горе! Горе-то какое в нашем доме.

На какое-то время Петя задумался. Он доберется в Особый отдел фронта и доложит все, а потом вернется. И расскажет о героической смерти их сына. А теперь пора в Особый отдел. Петя уже не раз брался за бронзовую ручку двери. Женщина поняла, что мальчик, принесший в их дом такую трагическую весть, очень торопится. Она по-матерински погладила его по плечу и сказала:

– Ты иди, мальчик. Не бойся, я все передам Голубцовым. Мария Ивановна еще никого никогда не подводила. Я все расскажу о Ванюшке, иди, мальчик.

Петя приоткрыл дверь и твердым голосом сказал:

– Передайте родителям Голубцова, что сын их вел себя героически, он погиб геройской смертью за Родину, за дорогого Сталина…[47]

Женщина перекрестила мальчика, и Петя шагнул в темноту улицы. Он постоял около подъезда, прислушиваясь к частым разрывам снарядов и бомб. Враг продолжал бешено бомбить Ленинград. Он поправил за плечами свою котомку и зашагал по улице. Теперь путь его лежал в Особый отдел НКВД Ленинградского фронта. Дорога была совсем короткой, и для такого ходока требовалось совсем мало времени. Но до Особого отдела Ленинградского фронта он так и не дошел. Где-то здесь, в центре Ленинграда, фашистский снаряд или бомба оборвали жизнь юного разведчика. Было это вечером 6 декабря 1941 года… Вдень, когда город подвергся наиболее интенсивному обстрелу…

Прощай, наш юный разведчик. Благодарная Россия тебя и твоих боевых друзей никогда не забудет.


[1] Желающие могут узнать все подробности в строго документальной и документированной с подлинными фотографиями, книге генерал-майора Н.В. Губернатором «СМЕРШ против Буссарла». (Репортаж из архива тайной войны.) Москва Жуковский. Изд-во Кучково Поле», 2005.

[2] Вообще-то слови «полиции» по-немецки означает «полиция» (polizei), а вовсе не полицейский; но именно «полицаями» называли жители оккупированных районов русских, украинских и прочих полицейских.

[3] Через несколько лет внутренняя тюрьма в здании КГБ на нынешней Лубянской площади была ликвидирована. Следственным изолятором КГБ стала Лефортовская тюрьма.

[4] Фамилия этой ни о чем не подозревавшей женщины изменена.

[5] Секретная служба, использующая в своей работе тайных агентов, называлась также РТП — «Русская тайная полиция». Многие рядовые полицаи даже не подозревали о ее существовании. РТП вела агентурное наблюдение и ta ними, и за всеми русскими служащими в учреждениях оккупантов.

[6] В тот период существовал самостоятельный Народный комиссариат государственной безопасности СССР. 20 июля 1941 года он был объединен с Народным комиссариатом внутренних дел СССР и единый НКВД СССР. В 1943 году НКВД СССР вновь был разделен на НКВД и НКГБ СССР.

[7] Ныне Брянский технологический институт.

[8] Г.М. Брянцев (1904–1960) после войны стал известным писателем, автором многократно переизданной повести «По тонкому льду» и других книг о разведчиках и партизанах. Г.И. Сазонкин погиб при выполнении боевого задания в апреле 1943 года. К этому времени на его счету было шесть подорванных эшелонов и два моста.

[9] А.Ф. Суровцев пал смертью храбрых в декабре 1942 года.

[10] Гитлеровцы, когда Красная Армия вступила на территорию Германии, поступили наоборот. Они раздавали оружие населению. И вот уже мальчишки из «Гитлерюгенд» и семидесятилетние фольксштурмисты прямо из окон домов стали в упор прошивать «фаустпатронами» советские танки на улицах немецких городов…

[11] Назвав фамилию Рыбкина, Хабров ошибся. Семья Рыбкиных была расстреляна по приказу Иванова, но лично он в казни не участвовал.

[12] «Компанифюрер» букв, по-немецки означает «руководитель роты» (имеется в виду рота полиции). В немецкой армии ротой обычно командовал оберлейтенант. На этом основании Д. Иванова часто, в том числе и в литературе, называли «старшим лейтенантом», каковым в действительности он никогда не был.

[13] Ныне улица сестер Хотеевых.

[14] Виктор Лясоцкий погиб на фронте.

[15] Позднее В. Фомин ушел в партизанский отряд, погиб в 1943 г.

[16] Спецзвание «старший майор госбезопасности» примерно соответствовало званию генерал-лейтенанта в армии. Старший майор госбезопасности, впоследствии генерал-лейтенант П.А. Судоплатов, возглавлял Особую группу, позже преобразованную в 4-е управление, ведавшее всей боевой и разведывательной работой спецотрядов и групп НКВД за линией фронта на протяжении всей войны.

[17] В некоторых документах ее называют Елизаветой

[18] Подлинные имя и фамилия имеются в деле.

[19] В. Стулов к этому времени был переведен из Бытоши в Людиново.

[20] Т.е. масштаб в 1 см = 1 км.

[21] Советские деньги на оккупированном территории обращались вполне официально.

[22] Ныне здесь пролегает ул. Салтыкова-Щедрина.

[23] Н. Рыбкин — отец Володи Рыбкина, он бежал из плена, партизанил, потом воевал уже в составе Красной Армии.

[24] Строго говоря, название «легион» немцы присваивали подразделениям, сформированным из уроженцев восточных республик и областей. Так, были «Татарский», «Туркестанский» и др. «легионы».

[25] Следует отметить, что партизанские командиры, охотно принявшие беглых пленных, фактически нарушали сталинский приказ № 270.

[26] Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) при Ставке Верховного Главнокомандования был образован 30 мая 1942 года и просуществовал до Января 1944 года. Короткое время — с сентября по ноябрь 1942 года — существовала должность Главнокомандующего партизанским движением, которую занимал К.Е. Ворошилов. Фактически весь этот период партизанским движением (кроме отрядов НКВД-НКГБ СССР) руководил начальник ЦШПД, бывший первый секретарь ЦК компартии Белоруссии, генерал-лейтенант Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.

[27] Железнодорожный мост.

[28] Своего рода полицейский жаргон: никаких розог в полиции, конечно, не было и в помине. «Дать розог» означало нанести столько-то ударов плетью, или немецким шомполом, состоящим из цепочки с металлическими «фасолинами». Били и тонким латунным прутом с шишечкой-гаечкой на конце от трехлинейки Мосина.

[29] С. Сахаров был осужден в 1949 году к 20 годам заключения. Умер в лагере. А. Сафонов убит партизанами 10 ноября 1942 года.

[30] Никифор Селифонтов осужден в 1952 г. на 25 лет заключения.

[31] Должно быть, находясь в камере, Володя сбился с подсчета дней. Скорее всего, расстрел двух семей произошел днем или двумя позже.

[32] Ныне ул. Анатолия Апатьева.

[33] Жизнь В. Рыбкина, увы, была сломлена выпавшими на его долю недетскими испытаниями. После войны он, став взрослым, так и не смог найти свое место в мирной жизни, много пил, за мелкую кражу попал в тюрьму. После освобождения, находясь в нетрезвом состоянии, утонул при купании. С. Щербакова вскоре после описанных событий за какую-то провинность немцы повесили. Их исковерканные судьбы и гибель — тоже на совести Дмитрия Иванова и других предателей…

[34] Офиц. название ул. Урицкого

[35] Василевская Ванда Львовна (1905–1964), писательница, общественный деятель, член Польской социалистической партии с 1937 г., член КПСС с 1941 г., депутат Верховного Совета СССР в 1940–1964 гг. Автор трилогии «Песнь над водами» о жизни довоенной и послевоенной Польши, повести «Радуга» и других произведений. Лауреат Сталинской премии за 1943, 1946, 1952 годы.

[36] Об этом говорилось в директива Начальника штаба военно-морских сил Германии 07 22 сентября 1941 года Эта директива была включена в перечень доказательств обвинения от СССР ил Нюрнбергом процессе за номером (СССР-113 (см Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов (в 7 томах). М., 1961.Т. 7.С 625).

[37] В органах госбезопасности существовали специальные звания. Старший лейтенант государственной безопасности приравнивался армейскому майору.

[38] Комиссар госбезопасности 3-го ранга приравнивался армейскому генерал-лейтенанту.

[39] Гитлеровская военная разведка.

[40] В 70-е годы, когда устанавливалась судьба разведчиков, ряд жителей деревни Виняголово сообщили Д.Д. Таевере и пионерам-следопытам, что один из расстрелянных фашистами молодых людей, похожий на цыгана, с черными смолистыми волосами, был одет в коричневое демисезонное пальто.

[41] В. И Ленин. ПСС. т. 50, с 295

[42] В январе 1940 года Кедров И М. и Голубев В.Г. были приговорены Военной коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу. Приговор приведен в исполнение. В 1954 году они были реабилитированы.

[43] Расстрелянные лежали на льду два дня и две ночи. На третью ночь кто-то из жителей деревни перетащил их в болотистую низину, которая еще полностью не была скована льдом. Здесь, в наспех вырытой могиле, на топком берегу реки Мга нашли они свой временный покой. 14 августа 1978 года после долгих поисков эта могила была разыскана пионерами-следопытами во главе с чекистом Д.Д. Таевере. 21 января 1981 года прах Н. Кузьмина, И. Голубцова и других неизвестных героев был торжественно захоронен на Сестрорецком мемориальном кладбище.

[44] За свою предательскую деятельность Сидоров получил от немцев положенные тридцать сребреников. «Работу» его они оценили в три тысячи марок. Его хотели премировать еще и двумя коровами, но «Тихий» от них отказался. «Объясняй потом каждому соседу, откуда они у него взялись», — подумал он и решительно ответил на это отказом. Гюльцов с его решением согласился и добавил ему еще пятьсот марок. По тем временам он «заработал» большие деньги. «Тихий» какое-то время продолжал состоять в агентурном аппарате в ауссенштелле, но вскоре на него напал дикий страх. Страх за предательство и расплату за него. Он лишился сна, ему мерещились партизаны, и каждую ночь его преследовали люди, которых он выдал немцам. Он превратился в дряхлого старика, не вылезавшего из своей избы. Гитлеровцы с ним ничего не могли поделать: они требовали от него работы, а он плакал, валялся у них в ногах и просил дать ему охрану от преследований только что расстрелянных. Тогда Ульрих, ставший начальникам ауссенштелле вместо Гюльцова, убывшего на работу в РСХА. предложил поехать ему на жительство в Эстонию. Тот с радостью согласился. Под Таллином он с помощью оккупационных властей купил себе хутор, но покоя и здесь не приобрел. Особенно стал он паниковать с приближением советских войск. Расплата за содеянное надвигалась. И «Тихий» не выдержал: в конце 1943 года на чердаке своего нового дома, в петле из тонкой рыбацкой веревки, нашел себе он успокоение.

[45] Вскоре многие деревянные дома на улице Верхние Пески, в том числе и дом 26, в котором жила Тамара Петерсон, были разобраны ленинградцами на топливо.

[46] Тамара Петерсон всю войну провела в блокадном Ленинграде. В 1950 году в результате многих болезней, приобретенных ею на почве систематического недоедания в военные годы, она умерла.

[47] Родители Вани Голубцова не дожили до Дня Победы. Они погибли в блокадном Ленинграде. Племянница матери Голубцова, Тамара Ивановна Гетманец, 17 ноября 1979 года рассказала Д.Д. Таевере, что Екатерину Модестовну, когда город беспрерывно бомбили и обстреливали немцы, в бомбоубежище поздно вечером посетила хорошо ее знавшая дворничиха и сообщила ей о мальчике, принесшем трагическую весть о судьбе ее сына. Екатерина Модестовна, услышав, что ее Ваня содержался в какой-то бане, схватила пальто и побежала в баню, которая функционировала в городе, но там его не нашла..


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: