Лед и гроза

Автор: Чемберлина, 11.7.2005

Я стою на берегу замершего моря. Стоит тихая погода, на горизонте – красное зарево от зашедшего почти солнца, все освещено этим красивым красноватым светом, лед блестит под последними лучами. Где‑то далеко на льду что‑то делают мои то ли друзья, то ли, коллеги (в реальности я этих людей не знаю и никогда не видела, но во сне ощущение, что я знаю их очень давно). Это мужчины, их то ли двое, то ли трое, но разглядеть их, я не могу, потому что вижу их как бы боковым, зрением, а сама в этот момент смотрю на деревянные столбики от мостков, вмерзшие в лед.

Все мы знаем, что скоро должна начатся гроза, во время которой находится на льду опасно, поэтому надо скорее заканчивать это действо на льду. Я беспокоюсь за осташихся на льду.

Гремит гром и недалеко от меня в лед ударяет молния, освещая все вокруг и пробивая во льду круглую черную дыру.

Мои друзья бегут ко мне. Один из них (толстячок. Похожий на Бенни Хилла), показывая на эту дыру, говорит: "Это единственная молния. "

Мы бежим на какой‑то то ли химический завод, то ли склад химических веществ, к которому мы имеем какое‑то отношение (вроде бы работаем там).

Толстячок, натягивая что‑то вроде рабочего комбиньзона, говрит о том, что должен забрать своего пони из конюшни, и долго и обстоятельно рассказывает об этом пони, как о любимом ребенке. Становится ясно, что пони – его любимец.

Я в это время нахожусь рядом с привлекательным молодым человеком, одетым в черное пальто. У него черные волосы, а сам он такой высокий, что моя макушка не достает ему даже до плеча (мой рост – 165 см.) Я знаю, то зовут его Леонард. Мне он нравится, знаю также, что у него хорошие манеры и вообще он что‑то вроде этакого воплощенного в современность средневекового рыцаря: –)

Мне хочется перевести отношения с Леонардом из дружески‑деловых в нечто большее, но я не решаюсь это сделать, потому что не знаю, что он чувствует ко мне.

Гроза может как‑то повредить заводу, поэтому все разбегаются по разным помещениям, чтобы узнать, что повреждено, а что нет. Мы с Леонардом идем среди горящих балок (на заводе пожар), но убеждены в собственной безопасности, потому что толстячок сказал, что молний больше не будет.

Мы собираемся поднятся по обугленной лестнице, на верхнем пролете которой стоит канистра вроде бензиновой. В нее попадает молния и она взрывается.

Следующие действия происходят в промежуток времени между попаданием молнии в канистру и ее взрывом. Как только молния попала в канистру, мы понимаем, что нам грозит опасность (это вроде бы как очевидный факт). Я говорю Леонарду: "В канистре газ, он может нас одурманить. "

Далее – после взрыва канистры. Волна газа настигает нас, и меня захватывает странное чувство: я начинаю смеяться,. Как пьяная, тут же пропадает скованность по отношению к Леонарду.

Меня пошатывает, я хватаюсь за рукав Леонарда. Он тоже смеется и обнимает меня за плечи, я обхватываю его за талию. Я чувствую уютную шероховатость ткани его пальто.

Дальше мы идем, совершенно счастливые и беззаботные, смеемся, совершенно не смущаясь друг друга. Осознание опасности отодвигается на второй план.

Вокруг нас падают горящие балки но нам это по барабану.