Служение. Когда-то, в дни первоначальной веры

Когда-то, в дни первоначальной веры,

Своим владыкам поручал народ

Блюсти в кругу пастушеских забот

Высокий строй непогрешимой меры

В ладу с иною мерой: той, что око

Угадывает, вникнув вход светил,

Ведомых в знании числа и срока

Разумным равновесьем скрытых сил.

Но древнее преемство благостыни

Пресеклось, меры позабыт закон,

И человек надолго отлучен

От мирового лада, от святыни.

Но мысль о ней светила и в разлуке,

И нам поручено: Завета смысл

В игру созвучий и в сцепленья числ

Замкнуть и передать в иные руки.

Как знать, быть может, свет на нас сойдет,

И повернется череда столетий,

И солнцу в правоте воздать почет

Сумеют примирившиеся дети.

МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ

Как много дум, расчетов и сомнений

Понадобится, и года пройдут,

Пока старик из зыбких озарений

В свой поздний срок соткет свой поздний труд.

А юноша торопится меж тем

Мир изумить и спину гнет прилежно

Над построением философем –

Неслыханных и широты безбрежной.

Дитя в игру уходит с головой:

Притихши, бережно в тростинку дует,

И вот пузырь, как бы псалом святой,

Играет, славословит и ликует.

Итак творятся в смене дней и лет

Из той же древней пены на мгновенье

Все те же сны, и нет у них значенья:

Но в них себя узнает и в ответ

Приветнее заблещет вечный свет.

ПОСЛЕ ЧТЕНИЯ «SUMMA CONTRA GENTILES» [128]

Нам кажется: когда-то мирозданье

Понятней было, глубже созерцанье,

Познанье с тайной в нерушимом мире.

Да, прежним мудрецам дышалось шире,

Полней жилось, и жизнь была им раем,

Как мы у старых авторов читаем.

А всякий раз, как мы вступали свято

В духовные пространства Аквината, –

Припомни, как уму сияли сферы

Предельной, зрелой, совершенной меры:

Повсюду ясный свет, весь мир осмыслен,

Путь человека к божеству расчислен,

Сквозной расчет строенья безупречен,

В любом звене продуман, верен, вечен.

Но в наших поколеньях запоздалых

Иссякла сила, и для нас, усталых,

Изверившихся, все, что целокупно

Должно быть, безнадежно недоступно.

Так; но со временем, быть может, внуки

Увидят все иначе: эти звуки

Недоуменья, ропота и спора

Для них сольются в благозвучье хора

Многоголосного, и все терзанья

Преобразятся в стройные преданья.

Быть может, тот, кто меньше всех готов

В себя поверить, – он-то под конец

Окажется властителем сердец,

Вождем, учителем иных веков;

Кто горше всех терзается сомненьем,

Предстанет, может статься, поколеньям

Как мастер, взысканный такой наградой,

Что в дни его и жизнь была отрадой;

Как тот, кто миру начертал пути.

Пойми: и в нас живет извечный свет,

Свет, для которого истленья нет:

Он должен жить, а мы должны уйти.