Весна 1526

В конце концов Анне позволили вернуться ко двору. Она приняла на себя мои обязанности при королеве, потому что я чувствовала себя все хуже и хуже. На этот раз беременность проходила тяжело, и повивальные бабки клялись – все потому, что я ношу большого, крепкого мальчишку и он высасывает из меня все соки. Конечно, я ощущала его вес, прогуливаясь по Гринвичу и мечтая поскорее оказаться в постели.

Когда я ложилась, ребенок давил мне на спину так, что среди ночи у меня сводило ноги. Вот и сейчас Анна, едва проснувшись от моего крика, проползла под одеялом и устроилась в ногах кровати помассировать мне пальцы.

– Ради Бога, давай уже спать, – ворчала она. – Что ты все время вертишься и мечешься?

– Не могу улечься. Если бы ты немножко больше думала обо мне и немножко меньше о себе, принесла бы еще одну подушку под спину и чего‑нибудь попить, а не лежала бы как колода.

Сестра хмыкнула и повернулась, чтобы получше меня разглядеть. Комнату освещали только тлеющие в камине угли.

– Тебе действительно плохо или ты дурака валяешь?

– Мне очень плохо. Правда, Анна, у меня каждая косточка болит.

Она вздохнула, выбралась из кровати и зажгла свечу от камина. Наклонившись, пристально вгляделась мне в лицо.

– Бледная как привидение. – В голосе явственно прозвучала радость. – Тебя можно за мою мать принять.

– Мне больно, – повторила я.

– Хочешь подогретого эля?

– Да, спасибо.

– И еще подушку?

– Да, спасибо.

– И, как всегда, на горшок?

– Да, спасибо. Ах, Анна, если когда‑нибудь будешь носить ребенка, поймешь, каково мне. Клянусь, это не пустяк.

– Сама вижу, что не пустяк. С первого взгляда ясно – чувствуешь себя лет на девяносто. Ума не приложу, как мы удержим короля, если так будет продолжаться.

– Ерунда. Он все равно замечает только мой живот.

Анна сунула кочергу в огонь и поставила на край камина кувшин с элем и пару кружек.

– Спит он с тобой? – спросила она с интересом. – Когда ты приходишь вечером к нему спальню?

– В этом месяце – ни разу. Повитуха сказала – нельзя.

– Разумный совет любовнице короля. Интересно, кто ей за это заплатил? А ты, дурочка, и уши развесила, – раздраженно проворчала Анна, взяла, согнувшись над камином, раскаленную кочергу и сунула в кувшин с элем. Питье зашипело и забурлило. – И что ты говоришь королю?

– Что ребенок важнее всего.

Анна покачала головой, разлила эль по кружкам.

– Мы сами – важнее всего, – напомнила она. – Ни одна женщина не удержит мужчину, просто рожая ему детей. Необходимо и то и другое, Мария. Все равно надо доставлять ему удовольствие, даже если ждешь ребенка.

– Не могу же я делать все сразу, – жалобно простонала я. Сестра передала мне кружку, я сделала маленький глоток. – Хочу отдохнуть, и пусть мой сын спокойно растет и набирается сил. Я же при дворе с четырех лет, не при одном, так при другом. Я устала от танцев, праздников, турниров, маскарадов. Устала изумляться, что человек, на вид вылитый король в маске, – действительно король в маске. Вот бы уехать в Гевер прямо завтра!

Анна забралась в постель с кружкой в руке и улеглась возле меня.

– Не можешь ты уехать, – отрезала она. – У тебя все козыри на руках. Если королева уйдет с дороги, кто знает, как высоко ты взлетишь. Надо продолжать.

Я посмотрела на сестру поверх кружки, помолчала немного.

– Послушай, – произнесла я тихонько. – Не лежит у меня к этому душа.

Она посмотрела мне прямо в глаза и честно ответила:

– Может, и так. Но у тебя нет выбора.

Зима выдалась холодной, и от этого было еще тяжелей. Я сидела дома, заняться нечем, каждый день начинало болеть что‑нибудь новое – и я стала бояться родов. Одно дело – носить первого ребенка в блаженном неведении, но теперь‑то я знала – впереди месяц одиночества и темноты, а потом – беспредельные мучения, повитухи, угрожающие вытащить младенца прямо из живота, пока я, вцепившись в простыню, кричу от ужаса и боли.

– Улыбайся! – набросилась на меня Анна.

Король вошел в комнату, окружавшие меня дамы заволновались, схватились кто за лютню, кто за бубен. Я попыталась улыбнуться, но когда все время болит спина и смерть как хочется писать, какие уж тут улыбки. Я прямо свалилась на низкую скамеечку.

– Улыбайся же, – выдохнула Анна. – И сядь прямо, ленивая шлюха.

Генрих взглянул на нас:

– Вы, леди Кэри, выглядите утомленной.

– Она несет тяжкое бремя. – Анна сияла улыбкой. – Кому же это знать, как не вашему величеству?

– Может быть. – Он, казалось, слегка удивился. – А не слишком ли вы прямы, мадам?

Анна и глазом не моргнула.

– Каждой лестно устремиться прямо к вам, ваше величество. Если нет, конечно, резона бежать от вас подальше.

– И вы тоже побежите, мисс Анна? – Его увлек ее тон.

– Не волнуйтесь, не слишком быстро, – моментально ответила Анна.

Он расхохотался, а все дамы, и особенно Джейн Паркер, пытались понять, чем это я смогла развеселить короля. Он похлопал меня по коленке:

– Я рад, что твоя сестра вернулась ко двору. С ней веселее.

– Гораздо веселее, – ответила, не голос, а просто сахар.

Я не сказала сестре ни слова, пока мы не остались вечером одни. Анна помогла мне переодеться, расшнуровала тугие тесемки корсажа, и я вздохнула с облегчением. Почесала освободившийся живот, от ногтей остались красные полосы, выпрямила спину, надеясь хоть немного уменьшить постоянную боль.

– Ну и что ты, по‑твоему, делаешь? – спросила я раздраженно. – Убегаешь от короля?

– Глаза раскрой, – отрезала Анна. Помогла мне освободиться от юбки и влезть в ночную сорочку. Новая горничная налила воды в кувшин, и под придирчивым взглядом Анны я, как могла, вымылась чуть теплой водой.

– Ноги не забудь, – велела Анна.

– Мне их даже не увидеть, не то что помыть.

Анна жестом приказала поставить лохань на пол, чтобы я могла сесть, пока горничная моет мне ноги.

– Я просто делаю, что велят. – В голосе сестры слышался холодок. – Ты сама скоро поймешь.

Закрыв глаза, я наслаждалась чудным ощущением – мыльная пена смывает грязь с ног. Но в словах сестры звучали предостерегающие нотки.

– Кто велит?

– Дядя. Отец.

– Что велят?

– Нужно, чтобы король думал о тебе, не забывал про тебя. Чтобы ты была у него на глазах.

– Ну да, конечно.

– Если этого мало, буду флиртовать с ним сама.

Я выпрямилась и начала вслушиваться:

– Дядя велел тебе флиртовать с королем?

Анна кивнула.

– Когда он тебе это сказал? Где?

– Он приезжал в Гевер.

– Поехал в Гевер среди зимы, только чтобы приказать тебе флиртовать с королем?

Она кивнула без тени улыбки.

– Бога ради, разве он не знал, что ты и так будешь флиртовать? Это для тебя не труднее, чем дышать.

Анна невольно рассмеялась:

– Ясное дело, нет. Он приезжал объяснить, что наша главная цель, твоя и моя, увериться – если король захочет найти себе развлечение, пока ты не оправишься от родов, то не под юбкой у девчонки из семейства Сеймур.

– И как, интересно знать, я смогу его остановить? Половину времени мне придется провести в одиночестве.

– Правильно. Придется мне.

Сразу же вернулись детские опасения.

– А если ты понравишься ему больше?

– Ну и что? Я тоже Болейн, – ядовито улыбнулась сестрица.

– Это дядя Говард так сказал? А обо мне он подумал – подстрекать сестру флиртовать с отцом моего ребенка, пока я рожаю.

– Именно так. О тебе он совершенно не думает, – кивнула Анна.

– Не хочу, чтобы ты возвращалась ко двору в качестве моей соперницы.

– Я и так твоя соперница, с самого рождения, – сказала Анна просто. – А ты моя. Мы же сестры.

Она все исполнила блестяще, никто ничего не заподозрил. Играла с королем в карты, да так хорошо, что теряла не больше одного‑двух очков. Она пела песни его сочинения, предпочитая их песням всех остальных. Поощряла сэра Томаса Уайетта и еще десяток мужчин тесниться вокруг нее, пусть король привыкнет считать Анну самой соблазнительной женщиной при дворе. Куда бы она ни шла, вокруг нее не смолкали смех, болтовня и музыка – а ведь двор всегда жаждал развлечений. Долгими зимними вечерами главная обязанность придворных – не давать королю скучать, и в этом с Анной не мог сравниться никто. Только Анна могла весь день напролет оставаться обворожительной, привлекательной, очаровательной – и совершенно естественной.

Генрих садился рядом со мной и Анной, называл себя чертополохом меж двух прекрасных роз, сорняком меж спелых пшеничных колосьев. Обняв меня за талию, любовался ее танцем и заглядывал в ноты у меня на коленях, когда она пела. Он ставил на меня, если я играла против нее. Внимательно наблюдал, как она перекладывает лучшие куски мяса из своей тарелки в мою. Анна вела себя как нежнейшая сестра, невозможно быть заботливее и внимательнее.

– Ты низкая тварь, – заявила я однажды вечером. Анна, сидя перед зеркалом, расчесала волосы и теперь заплетала толстую косу.

– Знаю. – Она продолжала самодовольно рассматривать свое отражение, но тут раздался стук, и Георг сунул голову в дверь:

– Можно?

– Входи, – отозвалась Анна, – только дверь закрой, в коридоре сквозняк.

Брат послушно закрыл дверь и наклонил кувшин вина в нашу сторону.

– Кто‑нибудь выпьет со мной? Миледи Плодоношение или Миледи Весна?

– Я думала, вы с сэром Томасом отправились по бабам, – заметила Анна. – Он говорил, что собирается кутнуть сегодня.

– Король задержал меня. Хотел поговорить о тебе.

– Обо мне? – Анна вдруг насторожилась.

– Хотел знать, как ты отнесешься к приглашению.

Сама не сознавая, что делаю, я вцепилась ногтями в алый шелк простыни.

– Что за приглашение?

– В постель.

– И что ты ответил? – торопила Анна.

– Как приказано. Ты – девственница и гордость семьи. О постели до свадьбы и речи быть не может. Ни с кем на свете.

– А он?

– Ох.

– И это все? – Я требовала ответа. – Просто сказал: «Ох»?

– Да. И отправился вниз по реке к шлюхам, вслед за лодкой сэра Томаса. Ты обратила его в бегство, Анна.

Она приподняла край ночной сорочки и улеглась в постель. Георг взглядом знатока окинул ее обнаженные ноги:

– Очень мило смотришься.

– Не сомневаюсь, – ответила она самодовольно.

Я отправилась в родильный покой в середине января, и мне не полагалось знать, что происходит снаружи, пока я заперта в темноте и тишине. Говорили – был турнир и Генрих носил под плащом залог, который дала ему не я. Девиз на щите «Провозглашаю – не смею» озадачил добрую половину придворных, полагавших, это дань восхищения мне. Странно только – мне не увидеть ни турнира, ни девиза, запертой в полумраке родильного покоя, где нет ни придворных, ни музыкантов, и только толпа старух, потягивающих эль, ждет своего – а на самом деле моего – часа.

Некоторые полагали – моя звезда высоко взошла и девиз означает, что недалеко и до признания сына и наследника. Лишь очень немногие догадались перевести взгляд с короля, сражающегося под двусмысленным обещанием, начертанным на щите, на мою сестрицу – сидит себе подле королевы, глаз не сводит со всадников, на губах легчайшая улыбка, в повороте головы едва заметный вызов.

Она зашла ко мне вечером и сразу же начала жаловаться на духоту и темноту в комнате.

– Сама знаю, – коротко ответила я. – Говорят, так надо.

– Почему ты это терпишь?

– Подумай хорошенько, – посоветовала я. – Предположим, я добьюсь, чтобы подняли занавески и открыли окна, а потом потеряю ребенка или он родится мертвым, представляешь, что скажет наша матушка. Даже гнев короля по сравнению с этим ничто.

Анна кивнула:

– Не можешь позволить себе сделать неверный шаг.

– Быть возлюбленной короля – не только удовольствие.

– Он хочет меня. Он почти готов признаться.

– Придется отступить, если у меня будет мальчик, – предупредила я.

– Знаю. Но если будет девочка, мне могут приказать двигаться дальше.

Устав спорить, я откинулась на подушки:

– Двигайся куда хочешь, мне все равно.

Она глянула на мой округлившийся живот с любопытством и отвращением:

– Какая же ты огромная. Барку в твою честь называть, а не боевой корабль.

Я вгляделась в сияющее оживленное лицо, темные волосы убраны под изящный чепчик, цвет лица изумительный.

– Когда на завтрак подадут змей, тебе придется есть тезку, – констатировала я. – Уходи, Анна, у меня нет сил ссориться.

Она встала и пошла к двери.

– Если он захочет меня вместо тебя, придется помогать мне, как я помогала тебе, – предупредила Анна.

Я закрыла глаза.

– Захочет тебя – возьму новорожденного, если будет на то Божья воля, и уеду в Гевер, а ты забирай себе короля, двор и в придачу всю зависть, злобу и сплетни, я только спасибо скажу. Но учти, король не тот человек, который может принести женщине много счастья.

– Не желаю просто быть его женщиной, – высокомерно парировала Анна. – Уж не думаешь ли ты, что я стану шлюхой вроде тебя?

– Никогда он на тебе не женится. А если и так, подумай хорошенько. Погляди на королеву, прежде чем метить на ее место. Вглядись – на ее лице следы страдания, спроси себя – много ли радости принесет тебе брак с ее мужем.

Анна помедлила, прежде чем открыть дверь.

– За короля выходят не для радости.

В феврале у меня побывал еще один посетитель. Мой муж Уильям Кэри пришел рано утром, я завтракала хлебом с ветчиной и элем.

– Не хочу прерывать ваш завтрак. – Он остановился в дверях.

Я подозвала горничную:

– Убери.

Я чувствовала себя неловко – такая толстая и тяжелая на фоне его ухоженной красоты.

– Я пришел передать вам наилучшие пожелания от короля. Он просил сообщить, что милостиво дал мне очередную должность. Я опять ваш должник, мадам.

– Рада за вас.

– По его великодушию я понял, что должен дать ребенку свое имя.

Я неловко подвинулась в постели.

– Он никогда не говорил мне, чего хочет. Но я думала…

– Еще один Кэри. Чудная семейка получается!

– Да.

Он поцеловал мне руку, как будто вдруг раскаялся, что дразнил меня.

– Такая бледная и измученная. Нелегко на этот раз?

От неожиданной доброты на глаза навернулись слезы.

– На этот раз нелегко.

– Не боитесь?

Я положила руку на огромный живот:

– Немного.

– К вашим услугам лучшие повивальные бабки в королевстве, – напомнил он.

Я кивнула. Не было смысла говорить – обо мне и раньше заботились самые лучшие повитухи, и они провели три ночи подряд, стоя вокруг моей кровати и обсуждая самые страшные истории о смерти младенцев, какие только можно себе представить.

Он повернулся к двери:

– Я передам его величеству, что вы выглядите цветущей и жизнерадостной.

Тень улыбки скользнула по моему лицу.

– Хорошо. И пожалуйста, уверьте его в моем совершенном почтении.

– Он очень интересуется вашей сестрой, – заметил Уильям.

– Она очень интересная женщина.

– Не боитесь, что займет ваше место?

Я обвела рукой темную комнату, тяжелый полог, жаркий огонь и свою собственную бесформенную тушу на кровати.

– Бога ради, муженек, сегодня утром я готова любой уступить свое место.

Он расхохотался, взмахнул шляпой в поклоне и вышел. Я продолжала молча лежать, глядя, как полог кровати тихонько колеблется в неподвижном воздухе. Начинался февраль, роды ожидались не раньше середины месяца, казалось, до этого еще целая жизнь.

Слава Богу, он родился раньше. И слава Богу, мальчик. Мой маленький сыночек родился в четвертый день февраля. Признанный, здоровенький сын короля – Болейны получили все, что хотели, и могли начинать игру.