Пустое место, Уильям Стаффорд, вернулось на службу к дядюшке в июне. Пришел ко мне доложить – он снова при дворе, пообещал сопровождать меня в Гевер, как только туда соберусь.
– Я уже договорилась с сэром Ричардом Брентом, – отрезала я холодно.
Что за удовольствие наблюдать его оторопевшую физиономию.
– А я‑то думал – вы мне разрешите побыть подольше. Поучить детей верховой езде.
– Вы слишком ко мне добры. – Тон по‑прежнему ледяной. – Может, следующим летом.
Повернулась и ушла, прежде чем ему пришел в голову достойный ответ.
Оглянулась – хорошо, я ему отомстила за то, что выставил меня полной дурой – флиртовал со мной, а сам собирался жениться на ком‑то еще.
Сэр Ричард задержался лишь на пару дней – к нашему взаимному облегчению. Моя жизнь в деревне ему не по нраву – вокруг все время дети, не говоря уже об арендаторах. Я ему куда больше нравилась при дворе – там мне делать нечего, только кокетничать да флиртовать. С плохо скрытым облегчением он отправился обратно к королю – помочь в подготовке задуманной поездки во Францию.
– Я в полном отчаянье – мне надо вас оставить, – заявил он, ожидая, пока ему подведут коня. Мы оба стояли на солнцепеке у замкового рва. Дети бросали веточки с одной стороны подъемного моста и бежали на другую – посмотреть, когда они выплывут из‑под моста. Я рассмеялась, глядя на них:
– Долго же придется ждать, это вам не быстрая речка.
– Уильям сделал нам лодочки с парусами, – объявила Екатерина, не спуская глаз со своей веточки. – Они плывут туда, куда ветер дует.
Я снова повернулась к своему безутешному воздыхателю.
– Нам будет вас не хватать, сэр Ричард. Передайте мой нижайший поклон моей сестрице.
– Я ей доложу, что пребывание в деревне вам идет – просто бриллиант на подушечке зеленого бархата.
– Благодарю вас. А что, весь двор отправляется во Францию?
– Придворные и король, леди Анна и ее дамы. Мне нужно подготовить все стоянки в Англии на пути королевского поезда.
– Без сомнения, лучше вас никто не справится. Вы доставили меня сюда с полным комфортом.
– Могу прямо сейчас отвезти обратно, – пообещал он.
Я положила руку на коротко остриженную теплую макушку Генриха.
– Я лучше останусь тут подольше, предпочитаю этим летом побыть в деревне.
Я совсем не думала о возвращении ко двору, такое счастье провести время с детьми, на теплом солнышке Гевера. Мой маленький замок дышит покоем, над головой – родные небеса. Но в конце августа пришел немногословный приказ от отца – на следующий день за мной приедет Георг.
Ужин прошел в полном отчаянье. Дети, бледные, с грустными глазами, переживали предстоящую разлуку. Я поцеловала их на ночь, посидела у кроватки Екатерины, дожидаясь, пока она заснет. Она заснула не скоро, все таращила глазки, зная – стоит их закрыть и на следующее утро меня уже в замке не будет. Прошло не меньше часа, пока она наконец задремала.
Я приказала служанкам сложить мои платья, погрузить сундуки на повозку. Управляющему велела поставить туда бочки с сидром и пивом для отца – ему это понравится, корзины с яблоками и другими фруктами – из них выйдет неплохой подарок для короля. Анна просила привезти кое‑какие книги, и я отправилась в библиотеку. Одна на латыни, нелегко ее найти. Другая – богословская книга по‑французски. Тщательно упаковала обе вместе с моим маленьким ларчиком для драгоценностей. Отправилась в постель и полночи рыдала в подушку – лето с детьми кончилось.
Я уже сидела на лошади, дожидаясь брата, рядом повозка, груженная вещами. Тут вдали показалась целая колонная всадников – вот они уже скачут по подъемному мосту. Уже издалека ясно – Георга с ними нет.
– Уильям Стаффорд? – Я даже не улыбнулась. – Я ожидала брата.
– А я вас выиграл, – объявил он. Сдернул шляпу, ослепительно улыбнулся. – Играл с ним в карты и выиграл право сопровождать вас обратно в Виндзорский замок.
– Тогда мой брат – истинный изменник, – недовольным тоном протянула я. – Только его сестра не рабыня, чтобы ее в обыкновенном трактире в карты проигрывать.
– Это был весьма необычный трактир. – Тон вызывающий, что он себе позволяет? – Он проиграл вас, а затем хорошенький бриллиант и право потанцевать с симпатичной девчонкой.
– Я желаю отправиться в путь немедленно, – грубо отрезала я.
Он поклонился, надел шляпу, махнул рукой солдатам.
– Мы ночевали в Эденбридже, так что готовы выступать прямо сейчас.
Наши лошади оказались рядом.
– Почему вы не поехали сразу в замок?
– Слишком холодно тут, – бросил он.
– Как так, вас в последний раз поселили в одной из лучших комнат.
– Я не говорю о замке. С замком все в порядке.
– Имеете в виду меня? – Я чуть помедлила с этим вопросом.
– Холодный прием – просто ледяной. И ума не приложу – чем мог вас обидеть. То мы весело обсуждаем прелести деревенской жизни, а то вдруг – будто снег пошел.
– Понятия не имею, о чем вы толкуете.
– Б‑р‑р‑р, холодно. – Он пустил лошадь в галоп.
Полдня мы скакали в таком быстром темпе, а потом он объявил привал. Спустил меня с седла, открыл ворота в изгороди, окружающей поле у реки.
– У нас есть запасы еды. Пойдемте, прогуляетесь со мной, пока готовят обед.
– Я слишком устала для прогулок, – отмахнулась я.
– Тогда просто посидим. – Он положил плащ на траву в тени высокого дерева.
Больше спорить не было сил. Села на расстеленный плащ, прислонилась к приятной шероховатости коры, уставилась на реку. В воде полоскались утки, в камышах вдали притаилась пара куропаток. На мгновенье он отошел и вернулся, неся две оловянные кружки с элем. Протянул одну мне, залпом осушил другую.
– А теперь, – начал он, как человек, приготовившийся к долгому разговору, – леди Кэри, пожалуйста, объясните мне, чем я вас оскорбил.
Я уже открыла рот, чтобы сказать – ничем он меня не оскорбил, между нами вообще ничего не было, с начала и до конца, и разговаривать не о чем.
– Не надо, – будто прочел мои мысли по лицу. – Знаю, я вас дразнил, но никак не намеревался обидеть. Мне казалось, еще немножко – и мы поймем друг друга.
– Вы со мной флиртовали напропалую, – сердито заявила я.
– Не флиртовал, – поправил он. – Я за вами ухаживал. И если вам неприятно, я, конечно, немедленно перестану. Только объясните, что в этом плохого.
– Почему вы покинули двор? – резко спросила я.
– Поехал повидаться с отцом. Он обещал мне немного денег, если надумаю жениться, хочу купить ферму в Эссексе. Я же вам об этом рассказывал.
– Так вы собрались жениться?
Он на мгновенье нахмурился, потом его лицо прояснилось.
– Да ни на ком другом! Вот что вы себе вообразили! На вас, дурочка набитая! На вас! Я в тебя влюбился, как только увидел, и с тех пор думаю не переставая, где найти местечко, чтобы тебе подошло, чтобы стало тебе хорошим домом. Как увидел, что ты любишь Гевер, так подумал – куплю небольшое поместье с фермой, может, тебе понравится.
– Дядя сказал – вы покупаете дом, собираетесь жениться на какой‑то девчонке, – выдохнула я.
– На тебе! Ты и есть та самая девчонка! Ты одна, никого другого и в помине нет.
Он протянул руку. На мгновенье мне показалось – сейчас меня обнимет. Я попыталась отстраниться, этого слабого движения было достаточно – он сдержал себя.
– Нет? – спросил ласково.
– Нет. – Мой голос дрожит.
– И даже поцелуя не подаришь?
– Ни одного. – Я попыталась улыбнуться.
– Ни одного поцелуя за хорошенькую ферму? Дом у самого холма, а окна все выходят на юг. Земля вокруг превосходная, дом красивый, наполовину бревенчатый, крыша покрыта камышом, конюшни и все остальное на заднем дворе. Огород и сад, а в саду – ручей. Загон для твоей лошадки, и коровам есть где пастись.
– Нет. – В голосе все меньше и меньше уверенности.
– Почему нет?
– Потому что я Говард и Болейн, а ты пустое место.
Уильям даже не вздрогнул от такой прямоты.
– Тогда и ты окажешься пустым местом, только выйди за меня замуж. Это так приятно – быть пустым местом. Сестра на полдороге к королевскому трону. Думаешь, будет счастливее тебя?
Я покачала головой:
– От себя не убежишь.
– Когда ты по‑настоящему счастлива – зимой при дворе? Или летом с детьми в Гевере?
– Там, на твоей ферме, моих детей не будет. Анна их заберет. Не позволит, чтобы королевский сынок рос неизвестно где, у двух таких, как мы, – ничто, никто и звать никак.
– Пока у нее свой не родится. Тогда она в одно прекрасное мгновение постарается избавиться от твоего, – проницательно заметил он. – И придворных дам у нее сколько хочешь, твоя семейка подыщет других говардовских девчонок. Исчезни ты с глаз долой – и через три месяца они про тебя и думать забудут. Не хочешь же ты всю жизнь быть другой Болейн. Лучше уж стать одной‑единственной миссис Стаффорд.
– Но я ничего не умею, – слабо протянула я.
– Чего ты не умеешь?
– Отжимать сыр. Ощипывать цыплят.
Медленно, будто боясь меня спугнуть, он опустился рядом со мной на колени. Взял мою безвольную руку, поднес к губам. Повернул ладонью вверх, открыл, поцеловал в ладошку, в запястье, перецеловал каждый пальчик, шепнул нежно:
– Я тебя научу, как ощипывать цыплят. И мы будем счастливы вместе.
– Я еще не сказала „да“, – выдохнула я, закрывая глаза и отдаваясь чудному ощущению – теплые, ласковые губы касаются ладони.
– Но и „нет“ ты тоже не сказала.
В зале Виндзорского замка Анна в окружении портных, торговцев галантереей, белошвеек. На всех креслах и диванах валяются отрезы роскошной материи. Комната куда больше похожа на лавку закройщика в базарный день, чем на покои королевы. На мгновенье мне припомнилась королева Екатерина – она себе никаких излишеств не позволяла и в ужас бы пришла от такого безумного расточительства – к чему все эти дорогие шелка, бархат и золотая парча.
– Мы отправляемся в Кале в октябре, – объявила Анна, две швеи подкалывают подол ее нового наряда. – Тебе тоже нужно заказать парочку новых платьев.
Я молчала.
– В чем дело? – раздраженно бросила сестра.
Мне не хотелось говорить перед всеми этими торговцами и придворными дамами. Но ничего не оставалось.
– Мне новые платья не по карману, – тихо сказала я. – Сама знаешь, сколько мне оставил муж. У меня только маленькая пенсия и то, что отец дает.
– Он заплатит, – уверенно кивнула сестра. – Посмотри в моих сундуках, там есть мое старое платье – алого бархата, и еще одно – где лиф расшит серебром. Можешь их себе переделать.
Я медленно пошла в ее спальню, подняла тяжелую крышку одного из бесчисленных сундуков с одеждой. Она помахала швее.
– Пусть миссис Клавли распорет и перешьет на тебя. По самому последнему фасону. Пусть французский двор знает – мы тоже разбираемся в моде. Не желаю у моих придворных дам этой испанской безвкусицы.
Я стояла и ждала, пока женщины снимут с меня мерку. Анна оглянулась, резко крикнула:
– Вы все, ступайте. Пусть только миссис Клавли и миссис Симптер останутся.
Подождала, пока остальные выйдут из комнаты.
– Теперь все хуже и хуже. Мы даже вернулись раньше обычного. – Она почти шептала. – Просто невозможно никуда поехать. Везде одни неприятности.
– Неприятности?
– Люди кричат всякие грубости. В одной деревне парни принялись кидаться камнями. В меня. А король скакал рядом.
– Кидаться камнями в короля?
Она кивнула.
– А в другой городишко мы вообще не могли войти. Они разложили на главной площади костер и сожгли на нем мое изображение.
– А что король говорит?
– Сначала страшно разозлился, хотел послать туда солдат, пусть дадут урок этим грубиянам. Но их слишком много, вдруг начнут драться с солдатами? Что тогда делать?
Швея легонько меня подтолкнула. Я послушно повернулась, с трудом понимая, что делаю. Мы выросли в пору мира, царившего с начала правления Генриха, мне и в страшном сне не могло привидеться восстание англичане против своего короля.
– А что говорит дядюшка?
– Говорит, Бога надо благодарить – против нас только один герцог Суффолк. Когда в короля бросают камнями, когда его оскорбляют в собственном королевстве, до гражданской войны рукой подать.
– Так Суффолк – наш враг?
– Прямо провозгласил – говорит, я уже обошлась королю в потерю Церкви, а теперь он еще и страну потеряет.
Я снова повернулась, швея опять встала на колени, закалывая подол платья, спросила полушепотом:
– Возьму их с собой и переделаю, хорошо?
Я кивнула.
Она собрала ткани и мешок с шитьем, поспешила выйти из комнаты. Вторая, подшивавшая подол платья Анны, сделала последний стежок, перекусила нитку.
– Боже мой, Анна, – воскликнула я. – И так везде?
– Везде, – угрюмо отозвалась сестра. – В одной деревне повернулись ко мне спиной. В другой принялись свистеть. Едем вдоль полей – мальчишки, отгоняющие ворон, принимаются кричать гадости. Девчонка, пасущая гусей, плюет, завидев меня, на дорогу. Скачем по рынку – женщины бросают в нас тухлой рыбой и гнилыми овощами. Останавливаемся в поместье или замке – ревущая толпа следует по пятам, кричит, ругается, приходится поскорей запирать ворота. Просто кошмар какой‑то. Хозяин замка выйдет навстречу приветствовать нас – лицо вытягивается, как только видит, что половина его арендаторов собралась вокруг, оскорбляя своего законного короля. За нами словно вереница несчастий тянется. В Лондоне появиться нельзя, и в деревне не лучше. Остается прятаться во дворце, тут нас никто не достанет. И все они зовут Екатерину любимой королевой.
– А что король?
– Повторяет, что не желает дожидаться решения Рима. Вот умрет архиепископ Уорем, тогда он назначит нового архиепископа, и тот нас поженит. Мы все равно поженимся, что бы там Рим ни решил, за они или против.
– А если Уорем еще долго протянет?
– Не похоже на то, – жестко усмехнулась сестра. – Уж я ему супа не пошлю. Он совсем старик, провел в постели целое лето. Скоро помрет, и тогда Генрих назначит Кранмера,[29]этот нас поженит.
Я в сомнении покачала головой:
– Вот так просто? Зачем тогда столько времени потеряли?
– Да, все так просто, – отрезала Анна. – И если бы король был мужчиной, а не мальчишкой‑школьником, он бы женился на мне пять лет тому назад и у нас бы уже родились пять сыновей. Но ему все не терпелось убедить в своей правоте королеву, всю страну убедить, что прав. Хочет быть уверен – все делает по праву, истина на его стороне. Настоящий глупец.
– Ты уж лучше такого никому, кроме меня, не говори.
– Все и так знают. – Знакомый упрямый тон.
– Анна, следи за своим язычком и характер свой бешеный придерживай. Ты еще можешь упасть с высот, куда забралась. Даже сейчас.
Она покачала головой:
– Нет. Он мне дал мой собственный титул и состояние, их у меня не отнять.
– Какой титул?
– Мой титул – маркиз Пемброк.
– Маркиза? – переспросила я, думая, что ослышалась.
– Нет. – Она вся сияла от гордости. – Нет, маркиза – титул, который получает женщина, когда выйдет замуж. А я – маркиз, это мой собственный титул. Его у меня никто не отнимет. Даже сам король.
Я закрыла глаза, задохнувшись от зависти и ревности:
– И состояние?
– У меня теперь поместья в Колдкейнтоне и в Ханфорде, это в Миддлсексе, и еще земли в Уэльсе. Приносят до тысячи фунтов в год.
– Тысяча фунтов? – повторила я, вспомнив о своей пенсии – сто жалких фунтов в год.
Анна сияла.
– Я самая богатая женщина в Англии, и самая благородная. Собственное богатство, собственный титул. И скоро буду королевой.
Она расхохоталась, вдруг сообразив, какой горечью отдается мне ее победа.
– Ты наверно за меня ужасно рада.
– Конечно, сестричка.
На следующий день на конюшнях царила невероятная суматоха. Король отправляется на охоту, и все остальные вместе с ним. Охотничьи лошади оседланы, гончие на изготовку, выведены в огромный двор, егеря хлыстами пытаются поддержать порядок, собаки в нетерпении нюхают воздух, заливаются радостным лаем. Конюхи мечутся, поправляют уздечки, застегивают пряжки, подсаживают придворных в седла. Мальчишки‑подручные тряпицами обтирают крупы коней, наводят последний лоск на и так сияющие шеи. Вороной жеребец Генриха выгибает шею, бьет копытом землю, ждет, пока появится всадник.
Я оглядываюсь, ищу глазами Уильяма Стаффорда. Вдруг кто‑то легонько берет меня за талию, нежный голос шепчет прямо в ухо:
– Меня послали с поручением, всю дорогу назад бежал сломя голову.
Я оборачиваюсь. Он почти держит меня в объятиях. Подвинься я чуть ближе – и наши тела полностью соприкоснутся. Я прикрываю глаза, от его такого мужского запаха во мне поднимается желание. Снова открываю глаза, смотрю в блестящие, черные глаза – они полны нескрываемого вожделения.
– Прошу тебя, Бога ради, отодвинься. – Я еле могу говорить.
Он неохотно отпускает меня, отступает на полшага.
– Бог свидетель, мне нужно на тебе жениться. Мария, я больше не в силах сдерживаться. Такого в моей жизни еще не было. Я минуты не могу прожить без твоих объятий.
– Ш‑ш‑ш‑ш, – шепчу я, – подсади меня в седло.
Я надеюсь, буду подальше от него, может, пройдут слабость в коленях и полуобморочное состояние. Забираюсь в седло, расправляю платье для верховой езды. Он касается подола платья, потом ноги. Смотрит мне прямо в лицо, честно и открыто.
– Ты должна выйти за меня замуж.
Я оглядываюсь, кругом несметное богатство двора, развевающиеся перья на шляпах, бархат и шелк – даже для дня на охоте все разоделись словно принцы.
– Это моя жизнь, – пытаюсь объяснить. – Мой дом с самого детства. Сначала при французском дворе. Потом здесь. Никогда не жила в простом доме. Никогда не проводила целый год в одной и той же комнате. Я придворная дама из семейства придворных. Не могу я по мановению твоего пальца стать обыкновенной женой и хозяйкой усадьбы.
Рога трубят, король, широкоплечий, улыбающийся, выходит из замка, рядом Анна. Сестра быстрым взглядом окидывает двор, я дергаю ногой, нечего ему меня держать, смотрю на Анну невинным взглядом. Король с помощью конюха вскакивает в седло, тяжело усаживается, разбирает поводья, вот он уже готов. Все, кто еще на земле, торопятся забраться на коней, найти местечко получше в королевской кавалькаде. Придворные поближе к Анне, дамы, как бы случайно, рядом с королем.
– Ты едешь? – быстро шепчу я.
– Хочешь, чтобы я поехал?
Всадники медленно покидают двор, теснясь в арке ворот.
– Лучше не надо. Дядюшка сегодня здесь, он ничего не упускает.
– Как вам будет угодно. – Уильям отступает, вижу, блеск в глазах потух.
Как же мне хочется соскочить с коня, прижаться к его губам, пусть на них снова заиграет улыбка. Но нет, он кланяется, отступает к стене, следит за удаляющейся кавалькадой. Даже не машет мне рукой, не говорит, когда увидит меня снова. Просто отпускает.