Х о з я й с т в е н н ый с т р ой К и е в с к ой Р у си в IX - XI в в

Земля была в те времена главным богатством, основным средством производства. Распространенной формой организации

производства стала феодальная вотчина, или отчина, т.е. отцовское владение, передававшееся от отца к сыну по наследству.

Владельцем вотчины был князь или боярин.

В Киевской Руси наряду с княжескими и боярскими вотчинами было значительное число крестьян-общинников, еще не

подвластных частным феодалам. Такие независимые от бояр крестьянские общины платили дань в пользу государства

великому князю.

Изучая по "Русской Правде" и по летописи состав древного киевского общества, мы можем отметить три древнейших его

слоя: 1) высший, называемый старцами "градскими", "старцами людскими"; это земская аристократия, к которой

некоторые исследователи причисляют и огнищан. О старцах мы уже говорили; что же касается до огнищан, то о них много

мнений. Старые ученые считали их домовладельцами или землевладельцами, производя термин от слова огнище (в

областных говорах оно означает очаг или пашню на изгари, т.е. на месте сожженного леса); Владимирский-Буданов говорит

в своем "Обзоре истории русского права", что старшие дружинники именовались сначала "огнищанами", но тут же

прибавляет, что чешский памятник "Mater verborum" толкует слово

огнищанин, как "вольноотпущенный" ("libertus, cui post servrtium accedit libertas"); видимое противоречие автор думает

скрыть тем соображением, что старшие дружинники могли происходить из младших, невольных слуг князя. Слово огнище в

древности значило действительно раб, челядь, в таком смысле встречается оно в древнем, XI в., переводе Слов Григория

Богослова; поэтому некоторые исследователи (Ключевский) в огнищанах видят рабовладельцев, иначе говоря, богатых людей

в ту древнейшую пору жизни общества, когда не земля, а рабы были главным видом собственности. Если же обратить

внимание на статьи пространной "Русской Правды", которые, вместо "огнищанина" краткой "Русской Правды", говорят о

"княжем муже" или "тиуне огнищном", то можно огнищанина счесть именно за княжа мужа, и в частности за тиуна,

заведующего княжескими холопами, т.е. за лицо, предшествующее позднейшим дворским или дворецким. Положение

последних было очень высоко при княжеских дворах, и в то же время они могли быть сами холопами. В Новгороде же, как

кажется, огнищанами звали не одних дворецких, а весь княжеский двор (позднее дворяне). Так, стало быть, возможно

принимать огнищан за знатных княжеских мужей; но сомнительно,

чтобы огнищане были высшим классом земского общества. 2) Средний класс составляли люди (ед. числ. людин), мужи,

соединенные в общины, вереи. 3) Холопы или челядь - рабы и притом безусловные, полные, обельные (облый - круглый)

были третьим слоем.

С течением времени это общественное деление усложняется. На верху общества находится уже княжеская дружина, с

которой сливается прежний высший земский класс. Дружина состоит из старшей ("бояр думающих и мужей

храборствующих") и младшей (отроков, гридей), в которую входят и рабы князя. Из рядов дружины назначается княжеская

администрация и судьи (посадник,

тиун, вирники и др.). Класс людей делится определенно на горожан (купцы, ремесленники) и сельчан, из которых

свободные люди называются смердами, а зависимые - закупами (закупом релейным, например, называется сельский

земледельческий батрак). Закупы не рабы, но ими начинается на Руси класс условно зависимых людей, класс, с течением

времени сменивший собой полных

рабов. Дружина и люди не суть замкнутые общественные классы: из одного можно было перейти в другой. Основное различие

в положении их заключалось, с одной стороны, в отношении к князю (одни князю служили, другие ему платили; что же

касается до холопов, то они имели своим "господином" хозяина, а не князя, который их вовсе не касался), а с другой

стороны - в хозяйственном и

имущественном отношении общественных классов между собой. Мы допустили бы большой пробел, если бы не

упомянули о совершенно особом классе лиц киевского общества, классе, который повиновался не князю, а церкви. Это

церковное общество, состоящее из: 1) иерархии, священства и

монашества; 2) лиц, служивших церкви, церковнс>служителей; 3) лиц, призреваемых церковью, - старых, увечных,

больных; 4) лиц, поступивших под опеку церкви, - изгоев, и 5) лиц, зависимых от церкви, ~ "челядь" (холопов),

перешедшую в дар церкви от светских владельцев. Церковные уставы князей так описывают состав церковного общества:

"А се церковный люди: игумен, игуменья, поп, диакон и дети их, а се кто в крылосе: попадья, чернец, черница,

проскурница, паломник, свещегас, сторожник, слепец, хромец, вдовица, пущенник (т.е. получивший чудесное

исцеление), задушный человек (т.е. вольноотпущенный по духовному завещанию), изгои (т.е. лица, потерявшие права

гражданского состояния);...монастыреве,

больницы, госгинницы, странноприимницы, то люди церковныя, богадельныя". Всех этих людей церковная иерархия

ведает администрацией и судом: "Или митрополит, или епископ тыи ведают, между ими суд или обиду". Изгоям и

холопам и всем своим людям церковь создает твердое общественное положение, сообщает права гражданства, но вместе с

тем выводит их вовсе из светского общества.

Процесс экономической жизни Киевской Руси слабо отражен в исторических источниках. Очевидны отличия феодального

строя Руси от «классических» западноевропейских образцов. Они заключаются в огромной роли государственного сектора в

экономике страны — наличии значительного числа свободных крестьянских общин, находившихся в феодальной зависимости

от великокняжеской власти.

Как уже отмечалось выше, в экономике Древней Руси феодальный уклад существовал наряду с рабством и первобытно-

патриархальными отношениями. Ряд историков называет государство Русь страной с многоукладной, переходной экономикой.

Такие историки подчеркивают раннеклассовый, близкий к варварским государствам Европы характер Киевской державы.

правительственной старшины. Но по спискам киевских послов, заключавших договоры с греками в X в., можно видеть, что

решительное большинство в тогдашнем составе княжеской дружины принадлежало "находникам", как их называет летопись,

заморским варягам. По-видимому, варяжский элемент преобладал в составе дружины еще и в XI в. Русское общество того

времени привыкло считать русского боярина варягом. Есть любопытный памятник, относящийся к первым временам

христианства на Руси: это слова на святую Четыредесятницу с предшествующими ей неделями. В одном из этих несомненно

русских произведений, в слове на неделю мытаря и фарисея, следовательно, на тему о смирении, мы встречаем одно

любопытное указание проповедника. Внушая знати не кичиться своей знатностью, проповедник говорит: "не хвались родом

ты, благородный, не говори: отец у меня боярин, а мученики Христовы братья мне". Это намек на христиан-варягов, отца с

сыном, пострадавших от киевских язычников при князе Владимире в 983 г. Значит, русскому обществу XI в. боярин русский

представлялся непременно родичем, земляком киевских мучеников-варягов, хотя в X и в начале XI в. известно по летописи

немало княжих мужей из туземцев славян. Слово писано, когда совершалось племенное обновление княжеской дружины, но

еще не успели соответственно измениться привычные социальные представления.