Абстрактный фильм

Это фильм? Нет, это пианино.

Луи Деллюк

В то время как искусство кино погибает, пожираемое своим двойником киноиндустрией, может показаться абсурдным восхва­ление изображения как «самоцели», «абстрактного фильма»: чис­того кино. Но именно в эпоху упадка следует утверждать крайний экстремизм; чтобы доказать верность сказанного, не обязательно вспоминать имена Дантона или Сезанна...

Со времен «Антракта» Рене Клера мы не видели в Париже фильма, который был бы реакцией против окружающей посред­ственности. Шведское кино кажется мертвым. Американское кино сегодня так коммерциализованно, что новый Чарли или новый Гриффит не смогли бы в нем появиться, а те редкие вспышки, которые еще время от времени в нем наблюдаются, выглядят слу­чайными («Луч смерти», «Человек-циклон»). Что же касается французского кино, то можно сказать, что оно вообще никогда не существовало, разумеется, во Франции были предприняты отдель­ные попытки, но нам никогда не удавалось создать такой тип филь­ма, как это удалось американцам, шведам, немцам и даже италь­янцам, и нужно признать, что до настоящего времени даже наибо­лее подготовленные французские режиссеры постоянно терпели фиаско.

Но особенно любопытно, что именно в той стране, где продюсе­ры, прокатчики и «критики» объединились для того, чтобы за­душить все то, что могло бы извлечь французское кино из небы­тия, - право же, любопытно, что именно во Франции рождается движение, которое вернет Кино его особую ценность, что именно у нас наконец-то ставится фильм, предназначенный для того, чтобы его смотрели, а не рассказывали.

В принципе я не враг сюжета в литературе или живописи. Рем­бо и Сезанн, очистившие слово и предмет от покрывавшей их грязи, а также их дадаистские и кубистские последователи в доста­точной мере освободили нас от сюжета, чтобы теперь мы могли в качестве реакции на их усилия наслаждаться откровенно по­вествовательными произведениями. Но если мы и можем позво­лить себе подобную беспечную позицию по отношению к искус­ствам, существующим не менее дюжины веков, то она совершенно недопустима по отношению к форме выражения, только что вылу­пившейся из яйца, но уже испорченной, изуродованной, задушен­ной теми аллигаторами, которые, сначала убив искусство, якобы защищаемое ими, теперь проливают над его могилой крокодиловы слезы...

Можно сказать, что доныне кино всегда было описательным: «Прибытие поезда на вокзал Ла Сиота», поставленный примерно двадцать пять лет назад, полностью содержал в себе все совре­менное кино. «Прибытие поезда» - первый документальный фильм - точно так же мог бы быть началом комической или мно­госерийной драмы.

Авторы фильмов всегда мечтали рассказывать истории с по­мощью кинокамеры, а публика, для которой чтение является все еще непосильным трудом, набивается в темные залы, чтобы пялить глаза и в одно мгновение узнать, как будет спасена невинная девушка и наказан ее мерзкий соблазнитель, в то время как на поглощение томика Жюля Мари или Пьера Декурселля ей пона­добилось бы много часов.

Но однажды помимо бывших театральных режиссеров, выставленных с работы за профессиональную непригодность, в кино пришли и другие люди. Они поняли, что кино не является немым театром и что его выразительные средства должны быть прежде всего визуальными: так родились раскадровка, крупный план и т. д. Эту стадию удалось преодолеть с трудом, потому что все эти технические нововведения еще использовались для изложения сюжета: Ганс, Деллюк, Эпштейн и некоторые другие, хотя и откры­ли красоту выхваченного объективом предмета, довели воз­можности сюжетного кино до мыслимого предела.

Но мы ждали иного, мы ждали полного обновления самой концепции кинематографа, уже предвещаемой «Колесом», «Вер­ным сердцем», «Антрактом», мы ждали «Механического балета»... Тот фильм, о котором я только что мечтал, он существует, он по­ставлен несколько месяцев тому назад. Фернаном Леже и Дадли Мэрфи.

Разумеется, «Механический балет» - не первая лента, заслу­живающая названия «абстрактной», уже давно Эпштейн показывал нам «Фотогению», сделанную из фрагментов разных документаль­ных фильмов, а Ман Рей показал нам «Возвращение к разуму».

Но эти две попытки имели лишь значение экспериментов, в то время как «Механический балет» - это первый «абстрактный фильм», выстроенный логически. В любом фильме, даже в «Антрак­те» Рене Клера и Пикабиаб, существуют два абсолютно несвязан­ных элемента - сюжет и постановка: первый - явление интел­лектуального порядка, вторая - визуального; Фернан Леже и Дад­ли Мэрфи совершенно убрали сюжет и сосредоточились на изобра­жении. Они безусловно создали очень точный сценарий 7, но касаю­щийся лишь смены изображений: неподвижные и движущиеся предметы, машины, предметы быта, геометрические формы сме­няют друг друга, подчиняясь тщательно отработанному ритму. Для того чтобы лучше себе это представить, нужно было бы подроб­ней остановиться на монтаже, но, во всяком случае, я могу сказать, что искомый результат был полностью достигнут и что «Меха­нический балет» - фильм, исключительно волнующий для челове­ка, понимающего, что есть истинный объект кинематографа и вследствие этого чувствительного к чисто визуальной красоте.

Но вот что совершенно невероятно: «Механический балет», имевший очень большой успех на Театральной выставке в Вене в прошлом году 8, все еще не был показан публике у нас! Никто не соглашается демонстрировать его: ни «Старая Голубятня»9, ни один из клубов, как раз и созданных для демонстрации ориги­нальных произведений и смелых экспериментов. Как могли не по­нять значения этой ленты? Какой бы революцией было, если бы публика научилась видеть красоту изображения и его отноше­ний с другими изображениями, не думая о постижении их интел­лектуального или литературного значения, как она не думает о понимании того, что изображено на картинах Пикассо или. Ферна­на Леже.