Психические заболевания

Стойкость результатов лечения голоданием при психи­ческих заболеваниях зависит в основном от двух факторов. Первый — соблюдение строгого режима жизни как в отно­шении питания (молочно-растительная диета), так и условий быта и работы. Второй, не менее важный, — темп течения болезни и давность заболевания. «Свежие» болезни проходят быстро, хорошее состояние сохраняется более долгий срок; при благоприятных обстоятельствах болезнь совсем не воз­вращается. Чем больше давность заболевания, чем дольше больной подвергается разным методам лечения, тем менее положительные результаты от лечебного голодания и тем скорее может вернуться прежний недуг. Это и понятно: когда организм уже длительное время поражен болезнью, когда она протекала интенсивно, естественные силы его сопротивления более подорваны, а следовательно, и возмож­ности излечения и сохранения его результатов снижаются.

Из практики Ю. Николаева:

«Больной Б. поступил к нам с диагнозом: шизофрения ипохондрической формы. Жалобы: головные боли, чувство пустоты в голове, сердцебиение, колыхание в груди и в горле, ощущение отсутствия левой половины грудной клетки вместе с сердцем и рукой, желудок не работает, чувство холода или жара в ногах, общая слабость. Вре­менами появлялось непреодолимое желание лаять по-собачьи.

В таком состоянии больной в течение трех лет на­ходился в психиатрической больнице, где прошел безуспеш­но все виды психиатрической терапии. Затем поступил в клинику лечебного голодания.

Больной голодал 29 дней. На 12-й день восстановления, по просьбе матери и его самого, мы выписали его домой. Дома Б. продолжал восстановительную диету, выходил на прогулки, катался на коньках. Состояние его продолжало улучшаться, жалобы не возобновлялись. Чувствовал он себя здоровым.

Впоследствии Б. стал продолжать занятия в юридиче­ском институте. Закончил его. Был принят в одно из министерств в качестве референта. Работает там уже более двадцати лет. Пользуется большим авторитетом среди сотрудников, занимается общественной работой. Женат. В семейной жизни счастлив. На стационарном лечении ни разу не находился. Правда, порой у Б. появля­ется чувство тревоги. Многие уверяют, что это не так уж и плохо — нет самоуспокоенности, равнодушия. С на­стигающей его иногда ипохондрией Б. умеет бороться сам, периодически проводя дозированные голодания. Он ежегодно ездит отдыхать, соблюдает предписанную ему диету: без мяса, со значительным ограничением животных белков, с преобладанием сырых овощей, фруктов. Алкоголь и курение исключены. Б. до сих пор консультируется с врачом, лечившим его».

Комментарий: чувство тревоги говорит о наличии психического зажима в полевой форме человека. Наряду с голоданием необходимо применить методику очищения своей полевой формы.

Из практики Ю. Николаева:

«„Я родился в 1941 году в Средней Азии. В семье было всего трое детей, я — самый младший. В детстве им­пульсивный, впечатлительный. Много плакал по всякому поводу, даже по пустяковому. Сказки производили на меня сильное впечатление. Был замкнутым, в школе в младших классах учился отлично, в старших — хорошо. Окончил 10 классов. Детство у меня было трудное: отчим пьяница, был груб с детьми. Драки матери с пьяным отчимом рождали страх. (Так возникла патологическая клеточная память. — Прим. Генеши.) С 7-го по 10-й класс стала про­являться любовь к музыке, стихам, литературе. Остро воспринимал музыку, эмоционально переживал ее, при зву­ках по телу пробегали мурашки, мозг и позвоночник как бы сдавливало. (Это есть не что иное, как описание ак­тивации психологического зажима. — Прим. Генеши.)

После демобилизации начал работать контрольным мастером на заводе. Работа мне нравилась. Ходил в кино, встречался с девушками и жил обычной жизнью.

Потом вдруг появилось навязчивое стремление мыть руки: я боялся заразиться венерической болезнью. (Ак­тивация клеточной памяти, полученной еще в детстве при виде драк родителей. — Прим. Генеши.) Сначала мыл руки один раз, потом 2—3 раза, а потом по 15—20 раз в день. Обратился к врачу. Давали мне элениум, аминазин, но все это совершенно не помогало, и врач сказал, что мне надо лечь в психиатрическую больницу. В больнице мне было сделано 30 инсулиновых шоков, которые не помогли. Я был выписан в состоянии ухудшения: общая слабость фи­зическая, дрожание рук, появилась боязнь цифры „1", пото­му что первое отделение было самым тяжелым в больнице. Позже я стал бояться цифр „5" и „9".

Через год я поехал в Москву и госпитализировался в психиатрическую больницу им. Ганнушкина, где пролежал 5 месяцев, и вышел с еще большим ухудшением: боялся креста, церкви, цифр после „10", цифры „3", буквы „С". Выписался домой в таком состоянии, что не мог ни до чего дотронуться, не мог сам есть, так как опасался заражения, — кормила мать с ложки.

Мое состояние все ухудшалось... Боялся „тройку" и намыливался 4 раза. Каждый вечер начинал умываться с 10 часов и заканчивал к часу ночи. Мне казалось, что брызги с заразными микробами попадают мне то в лицо, то на шею, то на грудь, и до того доходило, что один раз я очень сильно ударил кулаком в умывальник — так мне это бесконечное мытье надоело.

Писал я левой рукой, чтобы правую сохранить чистой. Боялся книг Джека Лондона: он описывал прокаженных, сам их видел и мог инфекцию перенести в свои рукописи, а с них она, через типографию, могла попасть на книги и заразить меня, если я буду их читать. Мать со мной намучилась.

В этом же году я был принят в клинику лечебного голодания.

В первый, второй и третий день голодания состояние мое было тяжелым: мучил острый голод, на четвертый день аппетит немного притупился, но голодал очень тя­жело — все время хотелось есть, даже звон посуды вызывал у меня мысли о пище.

На 7-й день очень хотелось есть. (Через голод про­исходило воздействие психического зажима на сознание. — Прим. Генеши.) Симптомы болезни все усиливались: без конца мыл руки, боялся брызг от раковины, каждый день мыл голову. Утром на десятый день я почувствовал, что острое чувство голода прошло. (Психический зажим по­давился. — Прим. Генеши.) До двадцатого дня состояние моего здоровья все ухудшалось: если вижу, что где-то моют полы, убегаю, так как чувствую, что брызги, содержащие микробы рака, проказы, трахомы и всяких других страшных заболеваний, попадут на меня. Эти брызги я чувствовал как уколы. Когда лежал в постели, накрывался с головой одеялом, чтобы не попали капли инфекции от нянечек, сестер и всех больных. Врачей я не боялся.

После двадцати дней голодания начал пить соки. Это было очень приятно. Первое место заняло питание. В этот день я впервые лег спать не умываясь. На третий день я уже сам брался за дверные ручки, и опять лег спать не умывшись. На четвертый день остановил профессора в коридоре, с восторгом начал говорить, что я совершенно здоров, и стал руками браться за пол и за свое лицо. Я понимал, что это негигиенично, но преодолел чувство брезгливости — хотел доказать, что избавился от своих страхов.

Выписался в хорошем состоянии. Меня демонстри­ровали на конференции психиатров. Уехал домой выздо­ровевшим, с полной критикой своего состояния. Хотя у меня и возникали некоторые опасения, но я относился к ним критически и мог их перебарывать.

Вернувшись домой, поступил на старую работу. Меня перевели на должность инженера-технолога. Все было спокойно до рокового для меня дня. Я сидел дома. Вижу — ползет паук. Взял да и раздавил его ногой. Увидел у него белые внутренности. С этого времени постепенно во мне опять стало нарастать болезненное состояние. (Корень стал давать „ростки" болезнетворного процесса. — Прим. Генеши.) Я думал только об отвращении, которое вызвали во мне внутренности насекомого. Стал бояться насту­пить на жабу или лягушку.

Все началось снова... Поехал в Москву, решил пройти повторный курс лечения".

И вот наш молодой „азиат", как мы шутя назвали больного Т., снова с нами. Он откровенно рассказал все вновь пережитое и ждет от нас помощи.

Начинаем повторный курс лечения дозированным го­лоданием. В первые дни болезнь обострилась, но посте­пенно навязчивые мысли начали уступать место раздумью о будущем, сознанию необоснованности преследующих его страхов. Настроение выровнялось.

Т. почувствовал себя снова здоровым, стал мечтать о трудовой деятельности. Он удивляется своим недавним страхам, спрашивает, отчего он снова заболел и так скоро?

В самом деле, что было причиной такого быстрого рецидива? Т. первый раз пришел к нам после десяти лет болезни; до нас он неоднократно лежал в психиатрических стационарах, подвергался лечению, после которого не на­ступало облегчения. Голодание помогло ему. Обновленный и обрадованный, что наступило полное выздоровление, Т. уехал домой. А там семья, друзья, традиционные встречи, восточное гостеприимство, вкусная национальная кухня, вино. С жадностью набросился наш бывший пациент на все „радости жизни" и... сорвался.

Второй курс дозированного голодания вновь помог Т. А дальше? Не вернется ли заболевание опять? Может быть. Но теперь Т. знает, как бороться с болезнью, знает, что может справиться с ней, в чем была его ошибка в первый раз.

И он справится. С помощью жесткого режима жизни, периодического воздержания от пищи, полного отказа от курения и алкоголя, строгой растительно-молочной ди­еты. Правда, на все это нужна выдержка, нужен характер. Но теперь у Т. есть главное — критическое отношение к своему заболеванию и желание непременно преодолеть бо­лезнь. Это — залог успеха».

А вот другой интересный случай из практики Ю. Нико­лаева:

«Все началось с 13 лет. Половое развитие наступило рано. Мальчик не понял, что с ним случилось. Он испугался, а родители ничего не заметили. Сережа стеснялся спро­сить старших, хотел до всего дойти сам. Все думал и думал. Перестал готовить уроки, пропускал занятия. Сде­лался груб, раздражителен, скрытен, ничего не рассказывал о себе.

А рассказать было что. Школьнику стало не до уроков. Он открыл, что мир разделен на мужчин и женщин. Женщины волновали его, представления о них мучили. Апатия овладела юношей. Ему стало все безразлично. Все, кроме видений о том запретном, что вошло в его жизнь.

Старшие товарищи толкнули его на связь с женщиной. Это случилось в 17 лет. Связь была без любви. Осталось чувство неловкости, стыда и страха. (Вот это и есть внутренние проявления психического зажима, которые при­водят к ненормальной циркуляции энергии. У человека возникает внутренний тормоз — неловкость, стыд, страх. — Прим. Генеши.) Появился „комплекс неполноценности".

Ему было 19, когда он впервые поступил на лечение в психиатрическую больницу. Перед врачом сидел высокий красивый юноша, на вид здоровый. Наследственность — не отягченная: семья благополучная. Отец — сдержанный, спокойный, по специальности инженер-строитель, мать — общительная, занимается детьми и домашним хозяйст­вом; брат и сестра здоровы.

И вдруг такое несчастье: сын заболел. Впервые проз­вучало слово „шизофрения". Родители в тоске спрашива­ют, что это за болезнь, можно ли надеяться на излечение, сможет ли Сережа дальше учиться?

Мать вспоминает: „В младших классах Сережа хорошо учился, был таким веселым, жизнерадостным мальчиком". Она улыбается своим воспоминаниям. Потом на лицо набегает тень. Мать рассказывает: „Шести лет Сережа упал, расшиб голову, потерял сознание. (А вот и запись патологической клеточной памяти, которая всякий раз будет активировать при поступлении соответствующих сигналов извне. — Прим. Генеши.) Может, это послужило причи­ной? — И дальше неуверенно: — Болел дизентерией... ну и другими детскими болезнями. С чего бы, кажется?"

Мать недоумевает, она так и не поняла, что было упущено ею и ее мужем в жизни сына, что стало пер­вопричиной их беды.

У Сергея толчком к заболеванию явилось его раннее половое созревание, затем последующая травма на сексу­альной почве. Постепенно развивалась апатия, равноду­шие, вялость — состояние, характерное для шизофрении простой формы.

Итак, диагноз поставлен: шизофрения простая, вяло­текущая, медленно прогрессирующая форма. Возникает она обычно у молодых людей в период полового созревания. Далеко не последнюю роль здесь играет перекармливание, злоупотребление мясом, гиподинамия. Дети, потребля­ющие много сладкого, животных белков, жиров, ведущие сидячий образ жизни (школа, чтение книг, сидение у телевизора), больше подвержены опасности.

Родители, которые и сами много едят и детей ста­раются накормить досыта, оказывают им плохую услугу. Такая жизнь нередко способствует более раннему половому созреванию, развитию такого порока, как онанизм, усу­губляющего положение.

Поначалу дети выглядят как разленившиеся, не под­дающиеся воспитанию. Когда же прогрессирование и стой­кость болезненного состояния обращают на себя внимание семьи и школы, родители ведут больного к терапевту, который, ничего не найдя, направляет его к невропатологу, а тот, заподозрив психическое заболевание, отсылает к психиатру. Данную форму заболевания часто долго не могут распознать, и больные поступают на лечение иногда через несколько лет после начала шизофрении. Так было и с Сережей.

Два месяца специального медикаментозного лечения в психиатрической больнице принесли некоторое облегчение. После выписки юноша поступил учиться в один из московских институтов. Учился без увлечения, формально, чтобы только не исключили. Друзей у него не было. Его одолевало мрачное настроение, думал о бессмысленности жизни. Размышлял — не покончить ли жизнь самоубий­ством, но мысли эти реализовать не пытался.

Сергей сам искал пути к излечению. Повторно лег в больницу. Терапия — трифтазином, инсулином... Выписал­ся, собираясь продолжать занятия в институте. Но, оказавшись дома, почувствовал, что нет ни сил, ни же­лания готовиться к сессии, и взял академический отпуск. (Домашняя обстановка активировала клеточную память и все началось сначала. — Прим. Генеши.)

Снова стационар. На этот раз клиника лечебного го­лодания. Сергей стал нашим пациентом. Ему 24 года. За плечами пять лет периодического пребывания в психи­атрической больнице, лечения медикаментозными средствами. На явления снижения своего интеллекта больные реагируют по-разному: одни с безразличием и отсутствием критики, едва ли сознавая, что в них изменилось; другие — наиболее сохраненные — активно стремятся к избавлению от болезненных признаков, просят вернуть им прежнее настроение, остроту утраченных восприятий, работо­способность. Эти больные охотно идут на РДТ, точно выполняют все врачебные требования как во время голо­дания, так и восстановительного питания.

Сергей принадлежал к последним. Он верил в целитель­ность голода и хотел поправиться. У него были мечты, правда, нестойкие, переменчивые: то он думал о работе геолога, то собирался стать энергетиком. Все же это выводило из апатии. Но подобное состояние таит в себе и опасность: терапевтическая неудача может вызвать тяжелую депрессию. Именно такие случаи приводят к попыткам самоубийства.

Опыт показал, что эффективность лечения голода­нием простой вялотекущей формы шизофрении при дав­ности заболевания до двух лет дает практическое выздо­ровление в большинстве случаев; при давности свыше пяти лет результаты, естественно, хуже.

Продолжительность заболевания у Сергея была боль­шая. Но у каждого человека могут быть и скрытые возможности, обусловливающие удачу. Оказались они и у нашего пациента — первое голодание дало положительный эффект. Но Сергей не умел еще критически подойти к своему заболеванию, несерьезно отнесся к режиму. Через короткий срок симптомы болезни вновь обнаружились. Одним из них было крайне обостренное восприятие диагноза „шизофрения", о котором больной узнал слу­чайно.

Может быть, Сергей имел некоторые основания счи­тать, что этот диагноз закрывает ему путь к „большой" карьере. Постоянные же мысли об этом вызвали у него настолько сильное возбуждение, что болезнь была на грани рецидива.

Однако опыт первого голодания подсказал юноше путь к выздоровлению: он пришел в нашу клинику для повторного прохождения курса. „Я хочу быть полноценным человеком, я должен поправиться", — говорил он.

Уже на третий день голодания больной сделался не­много спокойнее. Он перестал, как в первые два дня, метаться по коридору. Говорил, что каждый день голо­дания вносит в мысли порядок. Много читал, играл в шахматы, решал кроссворды. В восстановительный период отмечал, что чувствует себя хорошо. Собирался гото­виться к сессии в институте.

Выписали мы Сергея в состоянии практического вы­здоровления. Он может учиться, может работать».