Посреди рывка

Клин журавлиный. Гомон.

Мне бы – за стаей вслед,

где окоем – иконой.

С каждым отрезком лет

словом живу искомым,

только страшусь прослыть

слабою; эпигоном.

Мысли мои светлы.

Кто я на самом деле,

скажет моя строка.

Жить бы не на пределе,

а посреди рывка,

чтоб ощутить внезапность

ветра в размахе крыл.

Знать бы, что не напрасно

Жил.

* * *

Не опрокиньте шар земной!

Да не погаснет наш очаг!

Достанет искры небольшой –

забудем солнце при свечах.

Заслепит атомный софит,

сомнет, завертит, бросит ниц.

Не замолить уже грехи –

потухнет свет пустых глазниц.

Несут с трибун какой-то вздор

шуты, политики, рабы.

А люд, который прячет взор,

для благ и славы бьющий лбы?..

Так хрупок Свет наш небольшой,

в котором мир – важнее благ!

Не опрокиньте шар земной!

Да не погаснет наш очаг...

НА МИРУ

Свою судьбу мы все слагаем сами.

И я твержу, что рока нет. А вдруг?..

Но держим мы ответ под небесами

за взлет, паденье и бессилье рук.

Не ждите благ,

не даст их нам Всевышний –

с небесной влагой манне не упасть.

Щедрей живи

(чтоб не быть в мире лишним),

теплом и хлебом с ближними делясь.

И незачем взирающим с галерки

тайком пить зависть на чужом пиру.

Красна ли смерть... – по старой поговорке, –

а жизнь, поверь, прекрасней на миру.

В МУЗЕЕ

А на пыльных проселках – ухабы.

На курганах поют ковыли.

Степь, брюхатые скифские бабы

твой покой испокон берегли.

Растащили по пыльным музеям...

Вместо неба – слепое жилье.

Навалился, решеткой просеян,

застекленный чужой окоем.

Пусть бы пепел червленых закатов

жгучим жаром зас ы пал глаза...

Сторож клялся, дрожа под бушлатом,

что ночами слышны голоса.

И горячие скифские кони

седоков сквозь столетья несли.

И горели земные ладони

от копыт, и цвели ковыли...